икогда долго в нем не задерживался. Обычно мне приходилось уезжать уже на следующий день.
     - Но в тот раз вы уехали не один. Вы увезли с собой ребенка, новорожденную девочку. Ту, которую зовете теперь своей дочерью. Не так ли?
     Ярость, внезапно овладевшая Бельтрами, заставила его отбросить привычную сдержанность.
     - А если и так? Я не понимаю, в какой мере это касается вас? Зачем вы лезете со своими намеками, вопросами, подковырками? Что вам за дело до двух несчастных, павших жертвой людской злобы, до оторванного от матери ребенка? Я буквально вырвал младенца из рук подлеца, который собирался с ним разделаться прямо на краю зловонной ямы, ставшей благодаря вашему так называемому правосудию могилой для его родителей. Не считайте меня слишком наивным. Я разгадал вашу игру. Стоило вам только войти, как вы сразу же заговорили о деньгах, а затем уж упомянули об этой истории. Сам дьявол, наверное, помог вам ее раскопать...
     - Что вы хотите этим сказать?
     - То, что, несмотря на золотые рыцарские шпоры и знак принадлежности к славному ордену, который вы носите на груди, вы, мессир де Селонже, не кто иной, как обыкновенный шантажист!
     Филипп побледнел и схватился за эфес шпаги.
     - Вы оскорбляете меня!
     - Нет! Я лишь обращаюсь с вами так, как вы этого заслуживаете. А теперь уходите! Вы не получите от меня ни единого флорина!
     Они стояли лицом к лицу так близко, что слышали прерывистое дыхание друг друга. Но в планы Селонже не входило доводить своего собеседника до крайности.
     Он повернулся и отошел к окну, которое выходило на уже темную в этот час площадь. С минуту Филипп наблюдал за снующими в разные стороны жителями этого странного города - города, где благородное происхождение ничего не значит и даже не гарантирует права на безусловное уважение. Здесь пользовались уважением только деньги, а человек, сидевший напротив него, обладал одним из самых крупных состояний.
     - Я же просил вас уйти! - устало повторил Бельтрами.
     - Нет. Если я плохо сформулировал свою мысль, то прошу меня извинить. Я действительно надеялся, что такой деловой человек, как вы, заинтересуется предложением моего герцога. Ведь если он возложит на себя королевский венец, то и отблагодарит вас по-королевски. Но я пришел к вам не только из-за займа.
     - Так что же вы еще от меня хотите?
     - Чтобы вы отдали мне руку вашей дочери. Я хочу на ней жениться...
     От изумления Франческо Бельтрами потерял дар речи. Ему показалось, что стены комнаты закружились вокруг него. Тогда он подошел к шкафчику, скрытому в стенных панелях, взял бутылку кьянти и серебряный кубок. Выпитое одним глотком вино приободрило его. Теперь Бельтрами снова был готов отразить очередной натиск бургундца.
     - Боже мой! - с легкой улыбкой заметил Филипп. - Я и предположить не мог, что мое предложение так вас взволнует!
     - При чем тут мое волнение? Вы хотите жениться на Фьоре? Вы?
     - Да, я!
     - После того как дали мне понять, что вам известна тайна ее происхождения? Это, конечно, благородно, но имя ее родителей останется навеки запятнанным в глазах вашего закона и вашего сословия.
     - Любого закона и любого сословия. Вы надеетесь, богатство сможет оградить Фьору от всеобщего презрения, если здесь, в вашей удивительной республике, вдруг узнают, что она родилась от кровосмесительной, отягощенной прелюбодеянием связи - связи, разрубленной по приговору церкви и государя на плахе топором палача?
     Франческе Бельтрами ощутил, как по его спине пробежала холодная дрожь, и повернулся к огню, ища у него поддержки, как у верного друга. Этот дьявол прекрасно понимал, что был прав.
     - И вы, - с горечью ответил он, - вы, граф де Селонже, доверенное лицо великого государя, рыцарь ордена Золотого Руна, вы, один из первых вельмож Бургундии, вы хотите жениться на девушке, чье происхождение, как вы сами только что сказали, запятнано позором. Но почему?
     - Не стану лукавить, - твердо произнес Селонже. - Во-первых, потому, что я ее люблю...
     - Послушайте! Вы же видели ее всего два раза, да и то мельком: на турнире и во дворце Медичи.
     - Я виделся с ней и в третий раз, в церкви Святой Троицы. Но и одной встречи было достаточно. Ее красота.., свела меня с ума... Я просто околдован ею...
     - И вы решили, что это любовь? Что минуты достаточно для того, чтобы....
     - Перевернуть человеку жизнь? Вы, наверное, единственный, кто в этом сомневается. Тогда объясните мне, зачем вы, молодой, богатый, свободный от всяких привязанностей человек, так осложнили себе жизнь, взвалив на плечи заботу о чужом ребенке. Ведь его родители были для вас совершенно посторонними людьми. Вы и видели-то их всего один раз, да и то в минуту гибели! Мария де Бревай была очень красива, не правда ли? И вы явились свидетелем ее казни...
     Бельтрами сомкнул веки, пытаясь удержать слезы, выступившие при воспоминании об ужасной смерти той, которая оставалась его единственной любовью. Резким движением он вытер глаза...
     - Вы упомянули о двух причинах... Так где же вторая?
     - Я хочу, чтобы за счет ее приданого монсеньор Карл оплатил свои военные расходы.
     Возникшая пауза была прервана невеселым смехом Бельтрами.
     - Ну вот! Слово сказано, и мы снова возвратились к вопросу о деньгах. Но я не отдам вам Фьору! Я не допущу, чтобы вы увезли ее в свою варварскую страну. Жизнь на чужбине ее погубит. Фьора - нежный цветок, взращенный в холе и неге. Она видела от жизни только хорошее, понимает толк в прекрасном, разбирается в искусстве, литературе и даже науке. , Ее сердцу и уму позавидовала бы королева. Пока жив, я не позволю уничтожить создание моих рук, в которое вложено столько нежности и заботы. Я не желаю с ней расставаться.
     - Но я и не собираюсь вас разлучать. У меня никогда не было подобного намерения, - спокойно возразил Селонже.
     - В таком случае я отказываюсь понимать вас. Как вы себе все это представляете?
     - На моей родине идет война. Война не на жизнь, а на смерть. При подобных обстоятельствах я не имею возможности взять жену с собой. Ей лучше остаться в отцовском доме. Если я получу ваше согласие, то мы заключим тайный брак, но с соблюдением необходимых формальностей, чтобы его нельзя было признать недействительным. А на следующий же день я уеду... и вы никогда меня больше не увидите.
     - Я понимаю вас все хуже и хуже. Ведь минуту назад вы говорили о своей любви...
     - Такой глубокой и страстной, что станет, вероятно, причиной моей гибели. Выслушайте, пожалуйста, пункты брачного контракта, который я предлагаю вам заключить. Фьора будет носить мое имя, которое послужит ей защитой в случае, если кто-нибудь еще раскроет тайну ее происхождения. Она станет графиней де Селонже, но останется жить при вас и, когда придет время, будет носить по мне траур...
     - А какая вам выгода от подобного контракта? Ведь вы же намереваетесь передать все ее приданое своему герцогу?
     - Первая брачная ночь! Одна только ночь, но воспоминания о ней я сохраню на всю жизнь. Может быть, она излечит меня от этой страсти. Вы же объявите о браке, только когда сочтете это необходимым. Вероятно, как можно позже, если не стремитесь навлечь неудовольствия Медичи, примкнувших к врагам Бургундии. Именно поэтому я и настаиваю на тайном браке. После моей смерти Фьора, если захочет, сможет снова выйти замуж...
     - Вашей смерти, вашей смерти! Еще рано о ней говорить!
     Почему вам так хочется умереть?
     - Чтобы кровью смыть позор, которым я запятнаю свой герб, взяв в жены дочь Жана и Марии де Бревай. Никого из близких у меня нет, поэтому тайна эта будет известна только мне, а я унесу ее в могилу. Но я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы моя будущая жена за те несколько часов, что мы проведем вместе, ни о чем не догадалась. Она по-прежнему останется с вами, окруженная любовью и заботой, а я получу то, о чем и не смел мечтать...
     - Вы не учли лишь одного: ведь и от этой ночи может родиться ребенок.
     - В таком случае он останется на вашем попечении, пока не достигнет возраста, позволяющего носить оружие и служить государю. Тогда снабдите его необходимыми документами и отправьте в замок Селонже. Я же упокоюсь с миром: это послужит знаком того, что предки простили меня!..
     Какой странный молодой человек! Франческо удивило такое сочетание цинизма и простодушия. Ради своего государя, ради удовлетворения собственной прихоти этот напичканный феодальными предрассудками мужчина был готов пожертвовать всем, даже собственной жизнью...
     - Что вы намереваетесь предпринять? Ведь я еще не подписал этот контракт.
     - Но вы его непременно подпишете. Предупреждаю, что я пойду на все, чтобы получить Фьору. Пока я жив, она будет принадлежать только мне.
     - И как далеко вы готовы зайти? Неужели решитесь разгласить тайну ее рождения? Выйдете на площадь и...
     - Может быть, и так. Но в любом случае вам не избежать скандала. Фьоре придется уйти в монастырь. Мессир Бельтрами, вы же прекрасно понимаете, что вам лучше согласиться на мои условия. И тогда можете быть уверены, что Фьора навсегда останется с вами. А для вас это самое главное...
     Франческо почувствовал, что краснеет. Этот человек ненароком попал в самое уязвимое место: страх и отвращение охватывали его при одной только мысли, что придет день и его дорогая девочка навсегда покинет родной дом ради мужа, который наверняка не сможет любить ее так, как любит отец...
     Он уже понимал, что бургундец выиграл спор, но все еще не хотел сдаваться:
     - Граф, такая любовь, как ваша, даже внушает страх. Я не думаю, что моя дочь сможет на нее ответить. А я не стану ее принуждать...
     - Почему бы не спросить у нее самой? Если она согласится...
     - Тогда соглашусь и я, - веско произнес Бельтрами. - Но знайте, что вы свяжете себя обязательством, от которого уже не сможете освободиться, даже если со временем передумаете...
     - Вы рассуждаете, как торгаш! - с презрением заметил Селонже. - У меня только одно слово, запомните это, мессир Бельтрами. Уж коли я его дал, то не заберу обратно.
     - В таком случае пойдемте со мной!
     Они шли по улице рядом. Филипп вел за повод коня, которого оставлял у дверей торгового дома. Никогда еще ему не приходилось так много ходить пешком, как во Флоренции: местные жители, как видно, предпочитали ходьбу любому другому способу передвижения.
     Справедливости ради следовало отметить, что замощенные посередине улицы оставались чистыми в любую погоду благодаря прорытым по обеим сторонам сточным канавам. Особенно удивляло приезжего то, что знатные горожане передвигались по улицам без излишней помпы, совсем как простолюдины. Прежде всего такой обычай объяснялся любовью флорентийцев поболтать друг с другом. Поэтому они не могли сказать точно, сколько времени им потребуется для того, чтобы попасть из одной точки города в другую. Ведь никогда заранее не знаешь, кто из знакомых встретится тебе по дороге и сколько минут займет беседа с ними...
     За тот отрезок пути, который мужчины проделали между Меркато Нуово и дворцом, стоящим на берегу Арно, бургундец раз двадцать слышал, как прохожие приветствуют его спутника.
     - Добрый вечер, мессир Франческо! Да хранит тебя господь, да и умножит он твои богатства!.. Мои приветствия сеньору Бельтрами и всему тому, что для него дорого!..
     Формулы приветствия были разными, но все они свидетельствовали об уважении и любви окружающих.
     - Я и не думал, что вы пользуетесь такой популярностью, - заметил Селонже. - Но почему вы все друг с другом на "ты"?
     - А разве в Риме говорят "вы"? Латынь не знает обращения на "вы", а она стала у нас языком поэтов и ученых. Наш разговорный язык произошел от латинского, так же, впрочем, как и французский. Монсеньор Лоренцо, который начал писать стихи на тосканском, стремится облагородить его. Ему, надеюсь, это удастся. Он талантлив во всех областях...
     - Ив политике тоже? Я что-то в этом сомневаюсь! - возразил Селонже. - Он совершил серьезную ошибку, отказав могущественному герцогу Бургундскому...
     - Не хотел бы вас огорчать, мессир де Селонже, но должен заметить, что разрыв отношений с Людовиком Французским, вероятно, самым тонким политиком нашего времени, явился бы еще более серьезной ошибкой.
     - Этот ничтожный правитель?.. - с презрением воскликнул граф. - Он совершенно не обладает рыцарским достоинством!
     - Когда на тебе лежит ответственность за королевство, которое на протяжении ста лет находилось под игом англичан, лучше уж быть хорошим дипломатом, чем безупречным рыцарем. К тому же Людовик вовсе не лишен личного мужества.
     И это ему пришлось не раз доказывать.
     - Вижу, вы им восхищены. Можно мне, в качестве.., будущего зятя, дать вам один совет: пока не поздно, подарите ваши симпатии кому-нибудь другому. В июле нынешнего года Эдуард IV Английский подписал с герцогом Карлом договор, по которому обязуется высадиться во главе армии во Франции.
     А до 1 июля следующего года Бургундия, со своей стороны, должна выставить в помощь англичанам десять тысяч солдат.
     Таким образом, с Людовиком будет покончено, а Эдуард коронуется в Реймсе на французский престол, как того требует здравый смысл.
     - Но не история! И ваш герцог готов отдать англичанам корону Людовика Святого, своего собственного предка? По-моему, это роковая ошибка. Ведь в свое время герцог Филипп Добрый, чтобы отстранить от наследства Карла VII, признал французским королем малолетнего Генриха. Но это не принесло ему удачи... Кто знает, может быть, тогда объявится новая Жанна д'Арк... Так или иначе, ошибиться в выборе короля всегда опасно. К тому же Людовик XI не сказал еще последнего слова. Будьте уверены в одном: Лоренцо хорошо взвесил все обстоятельства.., и все же отказал вашему государю!
     - Ну и что же! Он мог ошибиться! Не забывайте, что родная сестра Людовика XI, герцогиня Иоланда Савойская, является союзницей Бургундии. В ее пользу она подписала соглашение с герцогом Миланским, кстати сказать, вашим союзником.
     - Но не нашим другом. Что за верного союзника вы приобрели в его лице! Этот пустоголовый Галеаццо Мария унаследовал от Сфорца лишь имя. Он ни в чем не походит на своего отца, великого Франческо, который был другом Людовика XI.
     Мысли герцога заняты лишь фавориткой, прекрасной Лючией Марлиани. В письмах, которые он адресует монсеньору Лоренцо, только и речи что о прозрачном корунде, принадлежащем Медичи. Миланец во что бы то ни стало хочет заполучить его для своей пассии. Словом, вашего герцога ждет впереди немало сюрпризов...
     - Кто от них застрахован, когда имеешь дело с женщиной!
     Внезапно спохватившись, Селонже покраснел и замолчал.
     Мужчины подошли к порталу дворца. Пламя факелов, освещающих вход, плясало под порывами ледяного ветра. Бельтрами взялся за тяжелый бронзовый молоточек в форме львиной головы. Раздался глубокий и гулкий звук.
     Как только слуга открыл дверь, Франческо отступил, чтобы пропустить незваного гостя.
     - Теперь остается лишь узнать, кого из нас ждет сюрприз, - серьезно произнес он.

***

     Приближалось время ужина, и Фьора ждала отца в просторном зале. Неподалеку от камина был накрыт стол. Сидя за шахматной доской, сделанной из черного дерева, слоновой кости и золота, Фьора и Хатун так увлеклись игрой, что даже не услышали легкого скрипа двери. Лишь Леонарда, которая вышивала, устроившись неподалеку от девушек, подняла голову и увидела обоих мужчин. Но Бельтрами сделал ей знак молчать, чтобы не нарушать представшую пред глазами очаровательную картину...
     Яркие отблески пламени дрожали на шелковистых волосах Фьоры, на золоте украшений, на темно-красной ткани платья.
     Длинные ресницы бросали едва заметную тень на бархатистую кожу щек, свежие губы были полураскрыты. Всецело захваченная игрой, девушка машинально покусывала блестящими белыми зубами свой тоненький пальчик. Сидящая напротив Хатун в ярко-синем длинном платье напоминала волшебного духа из восточной сказки.
     Сердце Бельтрами вдруг тревожно сжалось. Если бы этот светлый миг продлился вечно, если бы ничто не смогло нарушить его душевного покоя, уверенности в счастье своего ребенка. Франческо не нужно было даже оборачиваться, чтобы представить себе, каким жадным взором чужестранец смотрел на его дочь. Как могло случиться, что, будучи совсем еще юной девушкой, она смогла внушить ему такую страсть?..
     И в первый раз Франческо Бельтрами решился взглянуть на Фьору другими глазами: тонкая талия, высокая грудь, обтянутая блестящим шелком платья, нежная, изящная рука, перебирающая шахматные фигуры... Мысль о том, что какой-то мужчина желает завладеть этим чудом красоты и грации, казалась Франческо кощунственной... Ему внезапно захотелось позвать слуг и приказать им выкинуть из дома дерзкого бургундца.., но Хатун уже заметила вошедших и сделала знак Фьоре.
     Та подняла глаза и вскочила со стула...
     - Отец, - весело упрекнула она его, - что-то ты сегодня задержался...
     Внезапно девушка заметила Филиппа, который возвышался за спиной Бельтрами, и щеки ее запылали. Чтобы скрыть смущение, она сделала реверанс.
     - Я не знала, что у нас будет гость, - пробормотала она. - Тебе надо было предупредить заранее.
     - Визит в ваш дом неожидан для меня самого, - спокойно сказал Филипп. - Простите, мадемуазель, если он застиг вас врасплох. Но, вероятно, я недолго останусь.., вашим гостем.
     - Донна Леонарда, - сказал Бельтрами, - оставьте нас.
     И ты тоже, Хатун.
     Несмотря на то, что в глазах обеих женщин читался немой вопрос, они, ни слова не говоря, вышли из комнаты, оставив Фьору наедине с мужчинами. Как только дверь за ними закрылась, Бельтрами взял дочь за руку и подвел к стулу, с которого она только что встала.
     - Сядь, дитя мое, - тихо произнес он. - Мы пришли сообщить тебе нечто очень серьезное.., имеющее огромное значение для твоего будущего...
     - Что же это?.. Что вы хотите мне сказать? Я даже не знаю, что и думать... - Фьора перевела взгляд с одного на другого.
     - Да, да, конечно...
     Бельтрами почувствовал, как его горло сжалось от волнения. Наступил решающий момент, момент, которого невозможно было избежать, так как бургундцу стала известна его тайна... Внезапно Франческо захотелось разом покончить со всем, ведь нет ничего хуже неопределенности. Селонже был почти незнаком Фьоре. Она никогда не согласится выйти за него... Она непременно отвергнет его домогательства, как отвергла ухаживания Луки Торнабуони. А потом, разве он не замечал, что дочь неравнодушна к Джулиано?
     Решившись, Бельтрами сказал:
     - Мессир Филипп де Селонже, которого ты перед собой видишь, пришел, чтобы просить твоей руки...
     Едва эти слова были произнесены, как Франческо тут же захотелось взять их обратно. Сначала Фьора восприняла их с удивлением, но вот лицо ее осветилось таким счастьем, что Бельтрами ощутил почти физическое страдание...
     - Вы хотите.., на мне жениться? - спросила девушка.
     Селонже быстро опустился перед ней на одно колено.
     - Нет на свете ничего, чего бы я желал так же сильно, - взволнованно произнес он. - Фьора, ваш отец не сказал одного: я люблю и буду любить вас всегда.
     - Всегда?.. - эхом откликнулась она.
     - Пока я жив! Если вы согласитесь стать моей женою, я поклянусь в этом своею рыцарской честью перед алтарем!
     Фьора вглядывалась в обращенное к ней надменное лицо, горящие глаза, губы: воспоминание об их поцелуе еще преследовало ее... Он протянул к ней свою сильную руку. Девушка взглянула на отца, но он отвел взгляд. Филипп же тихим, но полным страсти голосом продолжал настаивать:
     - Ответьте, Фьора! Вы хотите стать моей женой?
     И внезапно чувство безграничного восторга охватило все ее существо. Как будто солнечным летним днем на пляже в Ливорно ее подхватила синяя волна, теплая и ласковая. Волшебный сон, который она увидела под суровыми сводами церкви Санта-Тринита продолжался. Он больше никогда, никогда не кончится! И безо всяких колебаний Фь