то такие "достижения" могли оказаться не по вкусу банкиру Уврару, нужному ей сейчас. И для Марианны это может иметь губительные последствия, если у человека, в котором она так нуждалась, в ближайшее время будет испорчено настроение.
     С тяжелым вздохом она направилась на встречу с банкиром в маленький салон, хорошо знакомый ей и особо любимый Фортюнэ, ибо здесь она могла созерцать свои соблазнительные прелести и любовные забавы, воспроизведенные многочисленными большими венецианскими зеркалами в лепных позолоченных рамах. В них отражались увядшие розы обоев, покрытая паутиной низкая мебель времен Директории, тонкие арабески жирандолей с розовыми свечами и единственный яркий мазок - громадная бирюзовая китайская ваза с распустившимися тюльпанами и ирисами среди длинных, усыпанных цветами побегов терновника.
     Принадлежность салона хозяйке дома выдавал легкий аромат розы, боровшийся с запахом горящего дерева, а также бесчисленные мелкие безделушки, разбросанные повсюду, равно как и длинный шарф из позолоченного газа, свисавший с подлокотника одного из кресел.
     Войдя в маленький салон и увидев облокотившегося о камин Уврара, Марианна невольно отметила, что, несмотря на его богатство, этот человек совершенно не подходил к окружавшей его обстановке. Ей было ясно, что кроме денег ничто не может привлекать женщин к такому низкорослому малому с повадками пролазы, с прореженными пятым десятком гладкими волосами на макушке, у которого всегда был вид одетой вешалки, несмотря на все усилия придать элегантность его слишком дорогой одежде. Тем не менее Габриэль Уврар имел успех, и не только у Фортюнэ, которая ничуть не скрывала свою любовь к деньгам. Поговаривали, что томная, божественная, вечно девственная Жюльетта Рекамье дарила ему свою благосклонность, равно как и некоторые другие красавицы.
     Хотя второй возлюбленный м-м Гамелен был ей не более симпатичен, чем первый, этот казался просто отвратительным. Марианна постаралась принять приветливый вид и, подходя к обернувшемуся на скрип двери банкиру, улыбнулась. С возгласом удовлетворения Уврар обхватил руки молодой женщины, запечатлел на каждой поцелуй и, не отпуская, мягко увлек ее к розовой софе, на которой Фортюнэ проводила долгие часы безделья, лакомясь сладостями и читая редкие легкие романы, которым суровая императорская цензура позволяла увидеть свет.
     - Почему не прийти ко мне, дорогая красавица, - упрекнул он полным задушевной близости тоном. - Напрасно было беспокоить нашего друга из-за подобной мелочи.
     Слово "мелочь" понравилось Марианне. По ее мнению, двадцать тысяч ливров - изрядная сумма и надо быть банкиром, чтобы говорить о ней с такой непринужденностью. Вместе с тем это добавило ей смелости. Уврар продолжал:
     - Вы должны были немедленно найти меня.., дома.
     Это избавило бы вас от всяких хлопот.
     - Но.., я никогда не осмелилась бы, - сказала она, одновременно пытаясь освободить руки.
     - Не осмелились бы? Такая красивая женщина? Неужели вам никогда не говорили, что красота зачаровывает меня, что я ее верный раб? А кто же в Париже может быть прекрасней Императорского соловья?
     - Императорского соловья?
     - Ну да, это так прозвали вас, восхитительная Мария-Стэлла! Вы об этом не знали?
     - Видит Бог, нет, - сказала Марианна, которая нашла, что ее собеседник слишком галантен для человека, у которого собираются занять крупную сумму.
     Но Уврар уже продолжал:
     - Я был на вашем выступлении в Фейдо. Ах!.. Какое чудо! Какой голос, какая грация, какая красота! Я не солгу, если скажу, что вы привели меня в восторг! Я был полностью очарован вами! Этот редкий тембр, такой волнующий, а лебединая шея и лепестки роз вместо губ, из которых бил волшебный фонтан звуков. Кто не был готов преклонить колени от восхищения? Я, например, хо...
     - Вы слишком снисходительны, - оборвала его смущенная Марианна, начинавшая бояться, что банкир подтвердит свои слова действием и упадет перед ней на колени. - Прошу вас, однако, оставим в покое тот вечер... Он принес мне совершенно не то, чего я желала.
     - О, несчастный случай с вами? Действительно, это было...
     - Очень неприятно, и с тех пор вызвавшие его причины только умножились. Так что я прошу извинить меня, если я кажусь вам нетерпеливой и недостаточно учтивой, но я нуждаюсь в уверенности. Вы понимаете прекрасно, что только очень затруднительное положение, в которое я попала, вынудило меня обратиться за помощью.
     - К другу... Другу верному и преданному! Надеюсь, вы не сомневаетесь в этом?
     - Иначе я не была бы здесь! Итак, я могу рассчитывать на эту сумму.., скажем, послезавтра?
     - Безусловно. Вас устроит послезавтра пополудни?
     - Нет, это невозможно. Я должна петь в Тюильри перед их величествами.
     С трудом, но ей все-таки удалось произвести множественное число. Уврар кивнул с ханжеской улыбкой.
     - Тогда послезавтра вечером, после приема? Я буду ждать вас у себя. У меня будет гораздо приятней, чем там.
     Мы сможем поболтать.., лучше познакомиться!
     С внезапно покрасневшими щеками Марианна резко встала, вырвав руки из цепких лап банкира. Ей вдруг стало ясно, на каких условиях Уврар согласится одолжить ей деньги.
     Дрожа от негодования, она воскликнула:
     - Мне кажется, мы не правильно понимаем друг друга, господин Уврар. Дело идет о займе. Эти двадцать тысяч ливров я верну вам не позже чем через три месяца.
     Любезная мина банкира сменилась недовольной гримасой. Он пожал плечами.
     - Да кто вам говорит о займе? Подобная вам женщина может требовать все. Я дам вам гораздо больше, если вы пожелаете.
     - Я не хочу больше.., и соглашусь только на заем.
     Банкир со вздохом встал и приблизился к молодой женщине, предусмотрительно отступившей к камину. Его голос, только что такой медоточивый, стал резким, а во взгляде зажегся недобрый огонек.
     - Предоставьте дела мужчинам, моя дорогая, и просто согласитесь с тем, что вам предлагают от чистого сердца.
     - За что?
     - Но.., за ничто.., или за пустяк! Немножко.., вашей дружбы, часок вашего присутствия, право полюбоваться вами, подышать одним воздухом...
     Он снова протянул к ней жадные руки, готовые схватить или обнять. Над белоснежным галстуком желтое лицо банкира стало кирпично-красным, тогда как глаза его плотоядно впились в чудные полуоткрытые плечи. Дрожь отвращения сотрясла Марианну. Как она смогла сделать такую глупость и обратиться к этому человеку с темным прошлым, недавно освобожденному из тюрьмы, куда его посадили в феврале за грязную аферу с мексиканскими пиастрами, совершенную в компании с голландцем Вандербергом? Это было чистое безумие!
     - С тем, что вы требуете, - резко бросила она в отчаянной попытке запугать его, - я не могу согласиться, ибо император не простит этого ни вам, ни мне. Вы что, не знаете, что я являюсь.., императорской привилегией?
     - Привилегии дорого оплачиваются, синьорина. Те, кто извлекает из них пользу, должны проникнуться этой истиной.., и поступать таким образом, чтобы не перегнуть палку! Поскольку это произошло, поразмышляйте! Сегодня вы устали, заметно взволнованы. Безусловно, свадебные торжества должны причинить страдания.., одной из привилегий?.. Но не забывайте, что послезавтра вечером двадцать тысяч ливров.., или больше будут ждать вас у меня, если понадобится, то и всю ночь, и весь следующий день!
     Не отвечая и даже не взглянув на него, Марианна повернулась и направилась к двери. Ее достоинство, ее высокомерие придали ей вид оскорбленной государыни, но в сердце царило отчаяние. Единственная возможность достать деньги утрачена, ибо никогда, ни при каких обстоятельствах она не согласится на условия Уврара. Она наивно полагала, что сможет получить заем под честное слово, но в очередной раз убедилась, что любая сделка с мужчинами приобретает своеобразный оттенок, когда женщина молода и красива. "Я знаю с десяток жаждущих, которые дадут тебе столько за одну ночь любви", - сказала Фортюнэ. До какой степени м-м Гамелен посвящена в намерения Уврара? Не потому ли ей было сделано недостойное предложение, что той не удалось самой довести дело до конца? Но Марианна не решилась поверить, что подруга могла так хладнокровно толкнуть ее в отвратительную ловушку.
     Ответ на заданный себе горький вопрос она получила, едва ступив на порог, услышав осторожный голос Уврара.
     - Не забудьте: я буду ждать вас. Но, само собой разумеется, нет необходимости, чтобы дорогой Фортюнэ стало известно о нашем заговоре. Она очаровательна, но так ревнива!
     Ревнива? Фортюнэ? Марианна едва не забыла о своем гневе и готова была расхохотаться прямо ему в лицо. Неужели этот ублюдок считал себя достаточно неотразимым, чтобы вызвать ревность у такой экзотической птички, как прекрасная креолка? Она ощутила непреодолимое желание бросить ему правду в глаза: именно сейчас "очаровательная, но ревнивая" предавалась неистовой страсти в объятиях красавца, бывшего ее подлинным возлюбленным. Только чтобы увидеть, как банкир на это прореагирует...
     Но м-м Гамелен жила по своему хотению, и Марианна ни за что на свете не причинила бы ей ни малейшей неприятности. Впрочем, утешением было узнать, что она не ведала о мелкой подлости Уврара и условиях сделки, которую он предложил. И вдруг Марианна подверглась другому искушению: тотчас же пойти и сообщить о создавшейся ситуации, и она сделала бы это, будь Фортюнэ одна.
     Но Марианне не хотелось ни встречаться с неистовым Фурнье, ни нарушать тет-а-тет влюбленных.
     - Передайте мадам Гамелен, что я встречусь с ней завтра, - сказала она подбежавшему Жонасу.
     - Мадемуазель Мавианна, но вы не можете уйти пвосто так! Подоздите немного, я велю залозить...
     - Нет необходимости, Жонас. Вот и моя карета.
     Действительно, сквозь застекленные двери вестибюля она увидела Гракха-Ганнибала, который после лихого разворота остановил лошадей у крыльца. Но пока Жонас заботливо укутывал ей плечи кашемировой шалью. Глаза ее расширились от изумления при виде выпрыгнувшего из кареты Аркадиуса.
     Оборванные лацканы и фалды черного фрака, свисавшие с шеи остатки кружев рубашки, продавленная шелковая шляпа, подбитый глаз и многочисленные царапины, покрывавшие лицо виконта де Жоливаля, свидетельствовали о славной битве, которую ему пришлось вынести, в то время как гордо восседавший на своем сиденье Гракх, без шляпы, взъерошенный, с пылающими щеками и сверкающими глазами, все еще потрясал кнутом, словно Юпитер молниями.
     - Господи! - вздохнула Марианна. - Наконец-то!
     Но откуда вы взялись?
     - Из толпы, где вы нас оставили! - пробурчал Жоливаль. - Конечно, вы выглядите гораздо свежей, чем мы, но насколько я помню, у вас при выезде было розовое платье?
     - Оно тоже попало в свалку. Однако, мой друг, садитесь, надо возвращаться. Вам срочно необходима ванна и прочий уход. Домой, Гракх, и как можно быстрей!
     - Если вы хотите, чтобы я скакал во весь опор, надо миновать стену Откупщиков и объехать пол-Парижа.
     - Делай как хочешь, только доставь нас домой и избавь от встреч с толпой.
     В то время как экипаж выезжал за ограду особняка, Аркадиус снова стал промокать глаз носовым платком.
     - Итак, - спросил он, - вы что-нибудь добыли?
     - Мадам Гамелен сразу предложила десять тысяч.
     - Очень приятно, но этого недостаточно. А вы не пытались поговорить с Увраром, как я вам советовал?
     Марианна прикусила губу и нахмурилась, вспомнив, что из этого вышло.
     - Да, Фортюнэ устроила мне встречу с ним... Но мы не пришли к соглашению. Он.., он слишком дорогой для меня, Аркадиус!
     Наступило короткое молчание, использованное Жоливалем, чтобы взвесить эти несколько слов, открыть подлинный смысл которых не составило для него большого труда.
     - Так! - сказал он только. - А.., мадам Гамелен осведомлена о предложенных условиях сделки?
     - Нет. И совсем не обязательно, чтобы она узнала.
     Правда, я сначала хотела было рассказать ей обо всем, но она ужасно занята.
     - Чем же?
     - Какой-то раненный в плечо солдафон, свалившийся ей словно снег на голову, который, видимо, занимает большое место в ее жизни. Некий...
     - Фурнье, я знаю! Ага, значит, гусар вернулся? Он ненавидит императора, но не может долго оставаться вдали от поля битвы.
     Марианна вздохнула.
     - Интересно, есть ли хоть что-нибудь, о чем бы вы не знали, друг мой?
     Улыбка Жоливаля превратилась в гримасу из-за болезненных царапин и ссадин на лице, и он печально посмотрел на остатки шляпы.
     - Да.., как мы, например, достанем двадцать тысяч ливров, которых нам еще не хватает.
     - Остается только один выход: мои драгоценности, даже если это станет причиной ссоры с императором. Завтра вы посмотрите, можно ли их заложить. В противном случае.., придется их продать.
     - Вы абсолютно не правы, Марианна. Поверьте мне, лучше будет повидаться с императором. Попросите у него аудиенцию и, раз вы послезавтра поедете в Тюильри...
     - Нет.., ни за что! Он слишком хорошо умеет задавать вопросы, и есть вещи, о которых я не хотела бы ему говорить. Кроме того, - печально добавила она, - я и в самом деле являюсь убийцей. Я убила женщину, правда, не желая этого, но тем не менее убила. И не хочу, чтобы он узнал это.
     - Вы думаете, он не будет задавать вопросы, если узнает, что вы продали изумруды - его подарок?
     - Постарайтесь так договориться, чтобы сохранить возможность выкупить их через два или три месяца. Я буду петь везде, где мне предложат. Можете заключать контракты.
     - Хорошо, - вздохнул Жоливаль, - я сделаю все как смогу лучше. А пока возьмите это.
     Порывшись в кармане своего испачканного белого жилета, он вытащил оттуда что-то круглое и блестящее и всунул его в руку Марианне.
     - Что это такое? - спросила она, нагибаясь, потому что в карете царила почти полная темнота и трудно было что-нибудь разглядеть.
     - Небольшой сувенир на память об этом замечательном дне, - ухмыльнулся Жоливаль. - Одна из медалей, что недавно разбрасывали. Я добыл ее в трудной борьбе.
     Сохраните ее, ибо я заплатил за нее достаточно дорого, - добавил он, вновь начав ухаживать за опухшим глазом.
     - Я глубоко сочувствую вашему несчастью, мой бедный друг, но поверьте: даже если я проживу тысячу лет, я не забуду этот день!

Глава V

КАРДИНАЛ САН-ЛОРЕНЦО

     Продолжая играть роль верного рыцаря, князь Клари заехал в среду за Марианной, чтобы проводить ее в Тюильри. Но в то время как посольская карета увозила их к старому дворцу, от Марианны не ускользнуло озабоченное выражение лица ее спутника, несмотря на его усилия держаться непринужденно. Под густыми светлыми волосами на лбу молодого человека не разглаживалась тревожная складка и в его чистосердечной улыбке было гораздо меньше веселости, чем обычно. Он не дал себе, впрочем, труда опровергнуть очевидное, когда Марианна осторожно спросила его об этом.
     - Я обеспокоен, дорогая Мария. Я не видел императора с позавчерашнего вечера, вечера свадьбы, и я спрашиваю себя пройдет ли нынешний прием без осложнений. Я еще хорошо не знаю его величество, но я видел его в сильном гневе в тот день при выходе из капеллы...
     - В гневе? При выходе из капеллы? Но что там произошло? - спросила Марианна с внезапно пробудившимся любопытством.
     Леопольд Клари улыбнулся, взял ее руку и быстро поцеловал.
     - Совершенно верно, ведь вы не были там с тех пор, как мы расстались. Тогда узнайте, что, войдя в капеллу, император обнаружил, что из двадцати семи приглашенных кардиналов присутствовали только двенадцать. Не хватало пятнадцати, и, поверьте, эта пустота бросалась в глаза.
     - Но.., подобная демонстрация, очевидно, была обусловлена заранее?
     - Вне всяких сомнений, увы! И у нас в посольстве сильно обеспокоены. Вы знаете, какова позиция императора в отношении папы. Он держит его святейшество пленником в Савоне и не счел нужным обратиться к нему по поводу расторжения предыдущего брака. Это парижская церковная верхушка все сделала... Однако отсутствие этих князей Церкви вызовет сомнение в законности брака нашей эрцгерцогини. Это крайне неприятно, и пятнадцать пустых мест не особенно обрадовали князя Меттерниха.
     - Полноте! - заметила Марианна с известным чувством удовлетворения. - Вы должны были об этом знать, еще когда ваша принцесса не покидала Вену. Вам следовало только проявить непреклонность перед капитулом, вам надлежало потребовать, чтобы его святейшество.., санкционировал развод с первой императрицей. Не говорите, что вы не знали об отлучении папой императора вот уже скоро год!
     - Я знаю, - с грустью сказал Клари, - и все мы знаем это. К чему заставлять меня напоминать вам, что после того, как мы были разгромлены под Ваграмом, мы нуждались в мире, в передышке и не были достаточно сильны, чтобы оказать сопротивление требованиям Наполеона.
     - Что ж тогда говорить, что этот брак был неожиданным для вас, - сказала молодая женщина с невольной жестокостью, о которой тут же и пожалела, увидев, как помрачнел ее друг, и услышав, как он вздыхает.
     - Никогда не бывает приятным быть побежденным.
     Но как бы то ни было, этот брак уже заключен, и если нам тяжело видеть, как бесцеремонно обращается Церковь с одной из наших принцесс, мы не можем признать ее полностью не правой. Вот почему я в беспокойстве. Очевидно, вы не знаете, что все кардиналы и епископы приглашены на этот концерт!
     Марианна действительно не знала об этом, хотя и оделась соответственно. Ел платье из голубого шелка, расшитое серебряными пальмовыми листьями, было едва декольтировано, только открывая жемчужное ожерелье, единственную драгоценность ее матери и вообще единственную, так как все остальное она накануне передала Жоливалю. Рукава опускались низко, ниже локтей. Она сделала беззаботный жест.
     - Вы волнуетесь по пустякам, друг мой. Почему вы решили, что враждебно настроенных кардиналов концерт привлечет больше, чем церемония?
     - Потому что приглашения вашего императора больше напоминают категоричные приказы, и они, возможно, не рискнут во второй раз ослушаться. Само их присутствие при освящении брака явилось бы в некотором роде признанием его, в то время как концерт... И я боюсь приема, который может оказать им Наполеон. Если бы вы видели, каким взглядом обвел он пустые кресла в капелле, вы бы беспокоились не меньше меня. Мой друг Лебзельтерн говорил, что у него мороз по коже пробежал при этом.
     Если возникнет конфликт, наша позиция станет очень неприятной. Ведь сам император Франц искренне предан его святейшеству.
     На этот раз Марианна ничего не ответила, мало заинтересовавшись обстоятельствами, волнующими Австрию, которая, по ее мнению, вполне заслужила неприятности.
     Впрочем, они уже прибыли. Карета пересекла тюильрийский мост, ворота Лувра и приблизилась к высокой золоченой решетке, закрывавшей Конный двор. Но продвижение вперед вскоре стало еще более трудным. Громадная толпа заполнила подступы ко дворцу, прижалась к решеткам, а кое-кто даже, несмотря на усилия охраны, вскарабкался по ним вверх, чтобы лучше видеть. Толпа казалась заметно заинтересованной и даже веселой, о чем свидетельствовали радостные возгласы и смех.
     - Будь то парижская или венская, толпа всегда одинаково любопытна, несдержанна и недисциплинированна, - проворчал князь. - Посмотрите, как они оседлали ворота, ничуть не думая о проезжающих каретах. Надеюсь, что нас все-таки пропустят...
     Но уже курьер из посольства заметил карету своего хозяина и с помощью гренадеров раздвинул толпу. Кучер хлестнул лошадей, решетка осталась позади, и глазам сидевших в карете предстало странное зрелище, восхищавшее и забавлявшее парижан. По громадному двору, между стоявшими навытяжку солдатами и дворцовыми офицерами, слугами и конюхами, следившими за порядком при прибытии приглашенных, пятнадцать кардиналов в парадной одежде, с наброшенными на руку шлейфами пурпурных мантий бесцельно бродили, сопровождаемые напоминавшими стаю растерянных кур секретарями и конфидентами. Они ходили взад и впере