Рэ. Возможно, мстительный и коварный вельможа нарочно рисовал все в черных красках, дабы она оказалась в полной его власти. Однако это была слабая надежда. В словах Жиля звучала такая уверенность, какую можно обрести только в истине. Впрочем, весьма скоро она получила самое убедительное подтверждение его правдивости.
     Чтобы не попасть в засаду и избежать нежелательных встреч, они с Готье решили двигаться только ночью-даже с риском напороться на разбойников, а днем скрываться. Для подобного решения было несколько доводов: первый и самый главный - надо было прятаться от людей короля; второй состоял в том, что в унылую ноябрьскую пору ночи гораздо длиннее дней, а третий - в том, что дорога в Бурж была очень простой, и даже ночью невозможно было сбиться с пути. Им следовало подниматься вдоль Луары, а затем ехать берегом Шера, который и должен был привести странников к цели. Итак, они провели День поминовения мертвых в Шалоне, где приор как истинный христианин не отказал путникам в приюте, однако выехали из Сен-Мориля той же ночью. До рассвета они проскакали около двадцати лье - неслыханное достижение для Рюсто, который к тому же нес на себе двоих. Когда рассеялся утренний туман, они увидели перед собой колокольни, турели, ажурные башенки, тяжелые стены и огромную крышу аббатства, стоящего в месте слияния Луары и Вьенны. Монастырь выглядел настолько величественно, что Катрин не решилась ехать к нему и, увидев недалеко в поле крестьянина с мотыгой на плече, окликнула его:
     - Добрый человек, как называется это большое красивое аббатство?
     - Госпожа, - ответил виллан, стянув с головы вязаный колпак, - вы видите перед собой королевское аббатство Фонтевро, а аббатисой в нем двоюродная сестра нашего короля Карла, - да хранит его Господь!
     - Спасибо, - тихо сказала молодая женщина, глядя вслед крестьянину, который вновь натянул свой колпак и взмахнул мотыгой.
     Она обменялась долгим взглядом с Готье, и они поняли друг друга без слов. Конечно, аббатство было пристанищем для странников. То был дом Господень. Однако могли ли они отважиться войти в эту благочестивую крепость? Аббатство Фонтевро славилось тем, что служило убежищем - иногда помимо воли - для отвергнутых королев, нелюбимых дочерей знатных вельмож и принцесс, согрешивших или, напротив, засидевшихся в девах... Аббатису этого монастыря всегда выбирали если не из королевской, то хотя бы из княжеской семьи. Пять монастырей, а также больница и лепрозорий подчинялись жезлу аббатисы де Фонтевро. Самое удивительное, что три монастыря из пяти были мужскими. Все знали, какая яростная борьба за влияние кипела в этих стенах, и Катрин подумала, что соваться в это осиное гнездо - пусть и самых благородных кровей - было бы безрассудством.
     - Полагаю, - сказала она, словно подводя черту под безмолвным разговором с Готье, - нам надо отыскать хижину какого-нибудь угольщика и там провести день.
     Хижину отыскали без труда. Готье поймал зайца и изжарил его на небольшом костре из сухих листьев, к величайшему удовольствию своих спутниц. В лесу нормандец чувствовал себя как дома и легко выходил из любых затруднений. Для лошадей у них имелся мешок с овсом, подаренный предусмотрительным Мартеном Берло, и, как ни фыркала презрительно Морган, ей приходилось везти на себе, кроме Катрин, увесистый мешок с кормом. Когда над лесом опустилась тень, они направились к берегу реки, сделав немалый крюк, чтобы обогнуть аббатство. Но, похоже, высокомерная обитель принесла им несчастье, и в эту ночь удача от них отвернулась. Сначала странники ошиблись, выбрав не ту реку: вместо того чтобы двигаться вдоль Шера, они поехали по берегу Эндра. Когда же им удалось определить верное направление, Рюсто, вконец измученный, стал хромать.
     - Нужно просить пристанища в первом же монастыре, который встретится нам по дороге, - молвила встревоженная Катрин, - иначе потеряем жеребца.
     Но это было легче сказать, чем сделать. Вопреки обыкновению они продолжали путь и после рассвета, но не могли найти подходящего места. Наконец впереди показалась большая деревня. В отдыхе и пропитании нуждались все - и люди, и животные.
     - Мы уже далеко от Шантосе, - сказал Готье, - может быть, рискнем? Остановимся в этой деревне.
     - Надо попробовать, - ответила Катрин, которая уже давно ощущала болезненные спазмы в желудке. Беременность делала ее крайне уязвимой. Ребенок, явно не одобряя подобный образ жизни, вел себя так беспокойно, что молодая женщина испугалась не на шутку.
     Однако едва лошади поровнялись с первыми домами, раздался пронзительный звук трубы, полоснувший по нервам измученных путников. Готье, ехавший впереди, остановился и. слегка отстранив Сару, сидевшую сзади, повернулся в седле.
     - Госпожа Катрин, - произнес он, - все жители деревни собрались на площади. Видите, вон там, на краю дороги! На коне сидит герольд в сине-золотом колете и разворачивает пергаментный свиток.
     В самом деле, ушей Катрин достиг зычный голос, который далеко разносился в ледяном безмолвии утра, и она услышала, как герольд с расстановкой и угрожающим тоном произнес:
     Добрые люди! По приказу нашего повелителя короля Карла VII, носящего это имя - да хранит его Господь! - доводим до вашего сведения, что в этих краях скрываются две преступницы: одну из них зовут Катрин де Брази, она обвиняется в сношениях с врагом, а также в том, что адскими происками сумела склонить к измене и переходу на сторону англичан одного из капитанов короля; вторая же, цыганская колдунья по имени Сара, была приговорена к сожжению на костре за ворожбу и попытку навести порчу. Преступницам удалось ускользнуть из темницы монсеньора Жиля де Рэ, маршала Франции. Первая из них, белокурая, пребывает в тягости, вторая же черноволосая и очень смуглая. Им удалось похитить двух лошадей - рыжего першерона и белую кобылу. Тому, кто сумеет навести на след преступниц, будет даровано двадцать золотых. Сто золотых получит тот, кто доставит этих двух женщин живыми либо в Шантосе к монсеньору Жилю де Рэ, либо в Лош к монсеньору де Ла Тремуйлю. А того, кто осмелится оказать им помощь или же дать приют, ожидает виселица.
     Застыв в седле, словно пораженная молнией, Катрин слушала грубый голос продолжавший звенеть в ее ушах, даже когда герольд умолк. Глядя поверх соломенных крыш, теснившихся внизу, она, будто зачарованная, смотрела, как герольд, медленно свернув свиток с королевской печатью, засунул его под плащ с вышитыми лилиями, а затем повернул коня, направляясь в верхнюю часть деревни. Крестьяне стали расходиться. Готье стремительно выхватил поводья из рук Катрин и помчал во весь опор к густому дубовому лесу, из которого они только что выехали. Катрин подчинилась безвольно. В глазах ее стояли слезы, сердце разрывалось от муки. Преступница! Теперь она была беглой преступницей, затравленной дичью, желанной добычей любого охотника. Кто устоит перед щедрой наградой, кого не прельстит золото, столь редкое в это бедственное время? На чью любовь и великодушие может она рассчитывать?
     Когда между деревней и беглецами выросла стена леса, Готье остановился, спрыгнул на землю и протянул руки, чтобы помочь Катрин соскользнуть вниз. Но ему пришлось самому снять ее с седла, потому что та расплакалась, как маленькая девочка. Она дошла до предела отчаяния: не осталось у нее больше ни сил, ни мужества, ни желания жить.
     - Убей меня, Готье! - шептала она, сотрясаясь от рыданий. - Убей меня! Так будет гораздо проще, гораздо быстрее... Ты слышал? Меня разыскивают, как преступницу, по всему королевству!
     - Эка важность! Что с того? - проворчал нормандец, укачивая ее, как малое дитя. - Жиль де Рэ предупредил своего "дражайшего" кузена Ла Тремуйля, а тот объявил на вас охоту. Так вы это знали заранее! Вы просто устали, госпожа Катрин, и напыщенная речь этого болтуна герольда стала последней каплей. Вам надо отдохнуть, а потом мы подумаем, что делать. Как отнесется к этому известию тот человек, к которому мы едем?
     Она прижалась мокрым лицом к подбородку великана, заросшему густой щетиной.
     - Я... я не знаю! Жак Кер смел и великодушен, но...
     - Никаких "но"! Значит, едем в Бурж. Главное, добраться туда целыми и невредимыми. Есть одна вещь, о которой вы не подумали.
     - Какая вещь?
     - В этом проклятом свитке говорится о двух женщинах. А нас трое. Обо мне не сказано ни слова. Стало быть, я могу действовать не таясь, а это уже кое-что. Впрочем, некоторые изменения не помешают.
     Передав Катрин Саре, которая уже расстелила плащи у подножия громадного дуба, нормандец вытащил кинжал и со вздохом подошел к Морган.
     - Бога ради, что ты собираешься делать? - вскричала Катрин, внезапно приходя в себя.
     - Прикончить кобылу, конечно, - мрачно ответил Готье. - Мне самому это тяжело, но красивая белая лошадка выдает вас больше, чем если бы вы подняли свой штандарт...
     Катрин с живостью, которую сама не ожидала, вскочила и вцепилась в бугристую руку Готье.
     - Не хочу! Запрещаю тебе! Это принесет нам несчастье, я уверена. Пусть лучше меня схватят из-за нее, но я не хочу спасения такой ценой.
     Морган же глядела на нормандца с тревогой и закипающей яростью. Гнев победил, и у кобылы налились кровью глаза, но Катрин, схватив поводья, уже ласково оглаживала ее.
     - Успокойся, моя красавица... Не надо нас бояться. Тебе никто не причинит зла... Ну же, будь умницей...
     Мало-помалу Морган успокоилась и в знак прощения лизнула широким языком Катрин в лоб. Готье взирал на эту сцену с недовольным видом.
     - Весьма неразумно, госпожа Катрин.
     - Пусть! Она меня любит. Нельзя убивать тех, кто любит. Пойми же, - воскликнула она, и в голосе ее вновь зазвучали слезы.
     - Ладно. В таком случае оставайтесь здесь. От деревни мы довольно далеко. Думаю, никто не станет искать вас в лесу. А я схожу посмотреть, нельзя ли чего-нибудь раздобыть.
     - Ты уходишь? - спросила молодая женщина, бледнея от страха.
     - Вам надо поесть или нет? И внешность хорошо бы изменить, чтобы мы могли без опаски доехать до Буржа. Поджидая меня, можете вздремнуть. Ну а вы, госпожа Сара, как себя чувствуете?
     - Как мне себя чувствовать? - проворчала цыганка. - С тех пор как мне не грозит поджаривание на костре, я чувствую себя превосходно.
     - Тогда берите вот это! И действуйте без колебаний, кто бы к вам ни подошел.
     "Это" оказалось кинжалом, с которым нормандец никогда не расставался. Сара взяла оружие хладнокровно и засунула кинжал за пояс таким естественным жестом, как если бы это был носовой платок.
     - Положитесь на меня! - сказала она решительно. - Никого не подпущу.
     Катрин заснула тяжелым тревожным сном. Когда она проснулась, было темно. Готье, наклонившись над ней, тихонько тряс ее за плечо.
     - Госпожа Катрин! Проснитесь! Время не ждет. Чуть поодаль на груде сухих листьев сидела перед костром Сара, с важным видом поворачивая импровизированный вертел, на котором жарилась индюшка. Катрин чувствовала себя отдохнувшей после сна, а при виде Сары окончательно успокоилась. Сара, сидящая у огня, напомнила ей детство - мирное время, полное нежности и любви. Легко приподнявшись, она улыбнулась Готье.
     - Мне лучше! - сказала она весело.
     - Я рад. Наденьте-ка вот это. А потом поедем. В руках он держал какое-то темное тяжелое одеяние.
     Катрин ощутила пальцами грубую ткань и уставилась на нормандца непонимающими взором.
     - Что это?
     Готье мрачно ухмыльнулся, показав ослепительные зубы. В глазах его что-то сверкнуло.
     Монашеская ряса. Одна для вас, вторая для Сары. Мне повезло. Я встретил двух нищенствующих братьев прежде, чем они вошли в деревню!
     Катрин побледнела, с ужасом вспомнив о странных верованиях своего спутника. Готье был язычником и относился без всякого почтения к служителям Господним, равно как и к самому Господу. Сраженная страшным предчувствием, она выронила рясу из рук. Нормандец расхохотался и, подобрав монашеское одеяние, снова сунул его Катрин.
     - Да нет, я не убил их, не беспокойтесь! Только слегка оглушил и положил в тихом месте. Когда они прочухаются, то постараются как можно быстрее вернуться в монастырь, а в деревню ни за что не пойдут.
     - Почему?
     - Потому что я их раздел до нитки. Не пойдут же они к людям в чем мать родила, - произнес Готье с такой серьезностью, что Катрин не смогла удержаться от смеха. Она без возражений напялила на себя длинную плотную рясу и завязала на поясе веревку. Нормандец оглядел ее одобрительно.
     - Вы вполне похожи на упитанного монашка! - сказал он и направился к лошадям.
     Пока Сара и Катрин с жадностью поглощали индюшку, которую нормандец, видимо, позаимствовал у крестьян, тот занялся Морган. Набрав жирной липкой грязи на берегу ручья, он стал обмазывать ею бока кобылы, которая, остолбенев от этого немыслимого святотатства, позволила окрасить свою роскошную шерсть - впрочем, уже утерявшую изначальную белоснежность на пыльных, грязных дорогах - в некий неопределенный цвет с оттенками от желтого до грязно-серого.
     - Будем надеяться, что мы не попадем под сильный ливень, - сказал нормандец, отступив на шаг и критически оглядывая творение своих рук, словно художник, любующийся законченной картиной. Катрин с улыбкой подумала, что ее милый друг Ван Эйк точно так же разглядывал, склонив голову, прищурив глаза и сморщив лоб, какую-нибудь из своих восхитительных мадонн, для которых она служила ему моделью.
     Затем нормандец проглотил свою часть индюшки, запил жаркое водой и подхватил Катрин, чтобы водрузить ее в седло.
     - Ну, преподобный отец, - воскликнул он весело, - нам пора в путь. Сам дьявол не узнал бы вас в этом наряде.
     А когда я говорю дьявол, я имею в виду мессира Жиля де Рэ, сеньора с синей бородой!
     Близилась ночь. Из деревни до них доносился колокольный звон, возвещающий окончание вечерней мессы. Катрин чувствовала, как постепенно исчезает страх, который едва не раздавил ее. От монашеской рясы ужасающе несло потом и жиром, но она была такая теплая и плотная, что в ней смело можно было выйти даже под хлещущий ливень. Молодой женщине пришлось сразу же в этом убедиться, ибо едва они выехали из леса, как с неба на них посыпался тонкий косой дождь. Катрин опустила капюшон, который закрывал ей голову и лицо до подбородка, затем подтянула слишком длинные рукава. Она казалась самой себе улиткой в раковине, надежно укрытой от нескромных взоров.
     - Господи! - пробормотала она себе под нос. - Прости Готье совершенное им ужасное святотатство, не наказывай его за то, что он отобрал рясу у твоих святых служителей. Ведь он это сделал только ради нашего спасения... Не забудь. Господи, святых служителей твоих, позаботься о них, чтобы они не простудились под дождем.
     Помолившись и обретя душевный покой, она пустила Морган рысью и вскоре нагнала ушедшего вперед Готье.

Часть вторая
ПРОКЛЯТАЯ ПЕЧАТЬ

Глава первая
МЕХОВЩИК ИЗ БУРЖА

     Последний удар колокола прозвучал в романской башне церкви Сен-Пьер-ле-Гийар, когда Катрин, Сара и Готье достигли наконец цели своего путешествия. Прямо перед ними, на углу улиц Орон и Армюоье, возвышался дом Жака Кера. Это было большое здание с тремя крыльями. Лавка занимала весь первый этаж углового крыла. Однако дубовые ставни, почерневшие от времени, были уже закрыты. На улице было темно: от самых ворот Орон единственный горшок с пылающими углями стоял перед статуей святого Урсена. Катрин все еще не могла унять бьющееся в груди сердце, ибо только что им пришлось пройти мимо стражи, охранявшей ворота. На башнях города развевались королевские стяги, возвещая о присутствии короля Карла VII, а стало быть, и Ла Тремуйля. К тому же она достаточно долго жила в Бурже, и ее здесь легко могли бы узнать. Уже когда они подъехали к ручейкам и болотам, за которыми возвышались древние укрепления галло-римской эпохи, она натянула капюшон до подбородка и видела теперь только уши Морган. Умирая от страха, что ее схватят в двух шагах от цели, она судорожно сжимала под рясой ковчежец святого Иакова... Однако все страхи оказались напрасными. Равнодушные усталые солдаты, явно желающие поскорее вернуться в теплую караулку из этой промозглой тьмы, почти не обратили внимания на двух монахов в сопровождении крестьянина, которые объявили, что направляются в монастырь якобинцев. Но слава Богу, что они успели пройти! Чуть ли не за их спиной закрылись ворота, раздался скрежет подъемного моста. Город запирался на ночь...
     На улице, которая вела к величавой громаде королевского дворца, было совсем мало народу: несколько запаздывающих хозяек да двое-трое торговцев, заключавших сделки на пороге своих лавок. Странники ни у кого не вызвали интереса, однако Катрин из предосторожности дала знак остановиться в некотором отдалении от жилища Кера, на которое указала Готье кивком головы;
     - Вон там! - сказала она.
     - Но дом закрыт!
     - Лавка, конечно, заперта, потому что слишком поздно. А на верхних этажах свет горит. Еще не подали сигнала тушить огни. Впрочем, мне кажется, что и под дверью мелькнул луч света.
     Словно подтверждая ее слова, дверь отворилась, и сноп яркого желтого света протянулся до середины улицы. На пороге показались двое мужчин в широких плащах, подбитых мехом. Один был высокий и худой, а второй маленький и дородный. Катрин сразу узнала первого, ибо его профиль четко вырисовывался в освещенном проеме двери.
     - Мэтр Жак Кер! - шепнула она Готье. - Тот, который выше...
     С этими словами она соскользнула на землю и стала тихонько подбираться к дому, стараясь держаться темной стороны. Меховщик, стоя на пороге, прощался со своим гостем.
     - Значит, договорились. Завтра вам принесут эти десять беличьих шкурок из Монголии, мэтр Лальман. Уступаю вам последнюю партию. Бог знает, когда венецианцам удастся прислать нам следующую!
     Маленький толстяк что-то ответил, но Катрин не разобрала его слов, затем накинул на голову черный суконный капюшон и пошел по направлению к улице Армюрье. Катрин сжала свой талисман и, не раздумывая больше, бросилась вперед. Она окликнула меховщика в тот момент, когда Кер собирался закрыть дверь.
     - Мэтр Жак, - произнесла она охрипшим от волнения голосом, - согласитесь ли вы приютить ту, что объявлена вне закона?
     С этими словами она откинула капюшон, открыв свое побледневшее лицо. Под глазами у нее синели круги, а золотистые волосы были беспощадно стянуты узлом. От свечей, освещавших внутренность лавки, на них заиграли блики. Жак Кер, вздрогнув, отступил назад.
     - Клянусь кровью Христовой! Да это же госпожа де... Он прикусил язык, затем, не теряя ни минуты, схватил Катрин за руку и, быстро осмотревшись, втащил в дом.
     - Входите быстрее! Что это за два всадника неподалеку?
     - Мои слуги! - ответила Катрин. - Ожидают меня.
     - Я распоряжусь, чтобы их провели во двор. Минуту терпения.
     Он тщательно запер дверь, наложил тяжелые засовы, затем снял с табурета кипу мехов, чтобы Катрин могла сесть, и направился к маленькой боковой двери.
     - Подождите меня! Я сейчас вернусь!
     Катрин тяжело опустилась на табурет. Она изнемогала от усталости. В лавке было тепло и приятно пахло - посреди комнаты стояла жаровня, в которой горели красноватым огнем угли. Большую часть помещения занимал огромный прилавок полированного дерева. Вдоль стен стояли железные шкафы, куда складывались меха и шкуры. В одной из ниш был установлен высокий пюпитр черного дерева: на нем располагались чернильница, подставка для гусиных перьев и толстый гроссбух в пергаментном переплете. Острый мускусный запах мехов смешивался с ароматом расплавленного воска, исходящего от свечей. В доме царили спокойствие и тишина. Катрин сразу почувствовала это, и у нее стало легче на сердце, словно бы разжалась сдавившая его рука. В первый раз за долгое время она вздохнула почти свободно. ~-
     Вновь отворилась маленькая дверь, и Жак Кер кинулся к ней, взял за руки и привлек к себе.
     - Бедный друг мой! Как вам удалось добраться до меня? Город кишит шпионами, и ремесло доносчика стало самы