оказанный хозяйкой, наверняка стали известны в квартале. Лучше не рисковать показываться слишком рано.
     Улыбнувшись, грек похвалил ее:
     - Браво! Вижу, что мои уроки благоразумия принесли плоды. Я надеялся, что ты ответишь мне именно так. Ты права. Итак, ты - больная женщина, я - старый ученый, занятый только своими книгами, и поэтому все быстро привыкнут к такому положению вещей.
     Однако у Эстебана нет никаких причин отказываться от посещения таверн. Он легко сближается с людьми и так же легко развязывает им языки. И Леонарде, может быть, удастся выведать что-нибудь у служанки, которую нам дали.
     Служанку звали Шретьеннота Ивон. Это была солидная кумушка около сорока лет, с живыми глазами, приятным цветущим лицом, которая не боялась работы, но и любила поболтать. Как и другие служанки герцогской кормилицы, она отличалась фламандской опрятностью. При этом у нее был веселый характер, и она напевала что-то с утра до вечера. Она немного напоминала Леонарде толстую Коломбу, ее флорентийскую подругу, женщину самую информированную в городе. Однако она не спешила выказывать слишком большую симпатию Шретьенноте, полагая, что госпожа Морель-Соверген нарочно дала им такую словоохотливую служанку, чтобы та рассказывала хозяйке о делах новых жильцов.
     - Говорите с ней как можно меньше, - посоветовала Леонарда Фьоре, - и позвольте мне действовать самой. Я-то смогу у нее что-нибудь выведать!
     Жизнь в доме на Сюзоне наладилась, протекала мирно и в тишине, прерываемой стуком колотушки о колокол церкви Богоматери, находившейся по соседству, чтобы отмечать время <Разграбив Куртре в 1383 году, герцог Филипп Храбрый по обычаю обезглавил дозорную башню непокорного города, сняв с нее часы с двумя скульптурами, и подарил их своему Дижону в знак благодарности за военную помощь.>.
     Верная своим старым привычкам, Леонарда отправлялась каждое утро на первую мессу, а в остальное время следила за порядком в доме. Деметриос просматривал книги, привезенные из Флоренции, и продолжал писать свой трактат о кровообращении. Эстебан мотался по городу. Что же касается Фьоры, то через два дня она уже с большим трудом притворялась больной: это было противно ее природе. Однако риск быть узнанной из-за поразительного сходства с родителями вынуждал ее продолжать эту симуляцию. Кроме вышивания, которым Леонарда заставила ее заниматься, и греческой книги, одолженной Деметриосом, ее единственное развлечение состояло в наблюдении за домом напротив.
     Сидя часами в глубоком кресле, обложенная подушечками, она вставала лишь тогда, когда надо было ложиться в постель. Она упорно наблюдала за тем, что происходило в доме на другом берегу ручья, однако ничего примечательного так и не заметила. Два раза Фьора видела, как выходил или входил с корзинами в руках один из двух слуг, которые, по словам Эстебана, составляли весь персонал советника герцога. Но его самого она еще ни разу не видела, потому что тот отправился на несколько дней в свое владение, которое было у него недалеко от Верши, на побережье.
     Она просто умирала со скуки и на третий день утром не удержалась, спросив Шретьенноту:
     - А кому принадлежит дом по ту сторону моста, окна которого никогда не открываются?
     Служанка округлила свои и без того круглые глаза и быстро перекрестилась, а когда Фьора сделала удивленное лицо, сказала со вздохом:
     - Мадемуазель, было бы лучше, чтобы вам сменили комнату, если эта хибара вас так заинтересовала.
     - Хибара? А мне кажется, что это довольно добротный дом.
     - Да, конечно, но там, наверное, водятся черти.
     Я не люблю проходить мимо него, особенно когда наступает ночь.
     - Вы хотите сказать, что это.., плохое место?
     - Не совсем так, просто хозяин плохой человек.
     Он, однако, богат и занимает хорошее положение, но скупой, как жид. И он ненавидит женщин. Он смотрит на них с такой злобой, а то может и нагрубить. У него даже нет служанки, только двое слуг, двое увальней, которые рычат как злые собаки и даже могут укусить. Горе нищему, который осмелится постучать в эту дверь: он ничего не получит, кроме ударов палкой!
     - Он что, не женат?
     - Мессир дю Амель? Женат? - Шретьеннота даже всплеснула руками. - Да как бы он ни был богат, ни одна женщина, даже нищая, не пойдет за него! Надо сказать, что раньше у него была супруга, когда он жил здесь. Молодая девушка, о которой говорят, что она была прекрасна как ангел. Но он так жестоко обращался с ней, что она сбежала от него к своему брату. Но, к несчастью, они любили друг друга больше, чем следовало, и это плохо кончилось. Муж разыскал их и приказал палачу казнить. Какая же женщина пойдет за такого изверга? А ну взгляните! Вон один из его слуг пошел за покупками.
     Мужчина крепкого телосложения, с невыразительным лицом, с коротко подстриженными седыми волосами, одетый в серую с черным ливрею, держа в руке большую корзину, действительно выходил из дома. Он тщательно закрыл за собой дверь и положил ключ в карман.
     - Этого зовут Клод, он старший, а другого Матье, он его брат и немного моложе. Они никогда не выходят вместе. Когда один уходит, можно быть уверенным, что другой остается. Так желает их хозяин.
     - Во всяком случае, при таком скряге, как этот хозяин, не скажешь, что слуга выглядит худым, - заметила Фьора.
     - Хозяин не дурак. Он отлично знает, что сторожевых псов надо хорошенько кормить, если не хочешь, чтобы они тебя загрызли. Говорят, что оба брата очень преданы ему. Они неразговорчивы. Хотя мне кажется, что в этом хорошо охраняемом доме происходят подозрительные вещи!
     - С чего вы взяли?
     Шретьеннота немного поколебалась, а потом взглянула на Фьору так, словно бы спрашивала себя, насколько можно ей доверять. Наконец она решилась:
     - Хорошо, я вам расскажу еще и об этом, а потом пойду работать. Иначе ваша Леонарда будет ворчать на меня. Это было примерно два года тому назад, когда еще был жив Жане. Однажды вечером, возвращаясь поздно с работы - он был каменщиком, - он пришел домой весь бледный, потому что, проходя по улице Лясе, он услышал женский плач и стоны. Мой Жане был не из робкого десятка и громко постучал в дверь, спросив, не нужна ли его помощь, но ему никто не ответил.
     - Может, в этот момент там жила женщина?
     - Это бы стало известно! Впрочем, мой бедный Жане не один слышал подобные звуки. Многие в квартале думают, что, может быть, это душа его бедной женушки возвращается, чтобы помучить его: ведь это здесь, в Моримоне, ее казнили, а Моримон рядом.
     - Если я правильно поняла, - заключила Фьора, - этот.., как его.., дю Амель.., напрасно хлопочет, охраняя дом, в который никто и так не хочет войти.
     - Это верно! - сказала Шретьеннота с удовлетворением. - Я-то хорошо знаю, что мне надо очень дорого заплатить, чтобы я туда пошла. И то я еще подумаю!
     Сделав это категоричное заявление, вдова Жане взяла метлу, тряпки и, сделав что-то вроде реверанса Леонарде, которая входила в этот момент, исчезла в коридоре, напевая песню религиозного содержания.
     Однако история, которую она только что рассказала, заставила Фьору задуматься. То, что дом имел плохую репутацию и считался посещаемым привидениями, ей очень подходило и даже подало ей мысль о том, каким образом она смогла бы взяться за Рено дю Амеля. С момента прибытия в Дижон Фьора наотрез отказалась от радикального предложения Эстебана.
     - Вы желаете смерти этому человеку? - спросил ее тогда кастилец. - Это самая простая вещь в мире.
     Я подстерегу негодяя однажды вечером при входе в дом или при выходе из него и задушу его.
     Это было бы действительно очень просто, а главное, быстро. Но ей не хотелось, чтобы палач ее матери умер внезапно и неизвестно по чьему приказу. Фьора хотела быть орудием мести, насладиться смертью своего врага.
     Как достойная дочь прекрасной и жестокой Флоренции, она решила потратить время и золото для того, чтобы эта смерть не была бы простым убийством.
     Фьора долго думала об этом в тот вечер, устремив взгляд в темнеющую голубизну неба. Она прислушивалась к звукам этого города, в котором родилась и который ей, однако, был незнаком. В отличие от Флоренции, такой оживленной на закате солнца, Дижон, казалось, засыпал к концу дня под крышами, желтая, красная или черная черепица которых как бы соткала ковер между зеленью садов.
     В каждом квартале самый уважаемый буржуа отправлялся к мэру города, чтобы отдать ему ключи от ворот, за охрану которых он отвечал. Эти люди, для которых это было пожизненной обязанностью, содержали оборонительные сооружения за счет права на часть товаров и продуктов. Они отправлялись в мэрию всегда официально, считая за честь сохранять такой несколько торжественный обычай. И Фьора знала, что Пьер Морель отвечал за один из этих ключей.
     Когда она услышала, что он вошел, а церковные старосты прозвонили "конец огню", после чего улицы становились безлюдными и на них оставались лишь любители приключений, Фьора спустилась в гостиную.
     Там Леонарда заканчивала убирать стол после ужина, на котором молодая женщина не пожелала присутствовать.
     Сидя около окна, Деметриос и Эстебан воспользовались тем, что было еще достаточно светло, чтобы сыграть в шахматы одну партию, но все были удивлены, увидев, что на Фьоре был мужской костюм с капюшоном, под которым она прятала волосы. Именно в нем она покинула не так давно Флоренцию.
     - Боже правый! - воскликнула Леонарда. - Куда вы намереваетесь идти в такой час, моя голубка?
     - Недалеко. Я хотела бы посмотреть поближе на дом дю Амеля. Если Эстебан пожелает меня сопровождать...
     - Естественно, - сказал кастилец и немедленно встал. - А что там делать? Хозяин еще не вернулся.
     - Вот поэтому я и хочу пойти туда. После его возвращения это будет уже невозможно.
     - Что ты придумала? - спросил Деметриос, который сидел с фигуркой короля из слоновой кости, так и не сделав ход.
     - Я это скажу тебе, позже. А пока я хочу осмотреть сад и по возможности проникнуть туда.
     Деметриос отбросил шахматную фигуру и нахмурил брови:
     - Это безумие! Чего ты этим добьешься?
     Не ответив, Фьора подошла к серванту, где стояла корзиночка с вишнями, взяла горсточку и начала их есть, глядя на медленно темнеющее небо.
     - В таком случае я тоже пойду, - вздохнул Деметриос.
     - Мне бы хотелось, чтобы ты остался с Леонардой.
     Я ненадолго, и потом двое людей менее заметны, чем трое.
     Грек не стал настаивать. Он знал, что было бесполезно спорить с молодой женщиной, когда она говорила таким тоном. Чтобы смягчить резкость тона, она мило добавила:
     - Не бойся, ты все скоро узнаешь. Я объясню тебе, когда вернусь.
     С наступлением темноты Фьора и Эстебан покинули особняк, стараясь не производить никакого шума.
     Они дошли до угла улицы Лясе, где постояли немного, скрытые тенью от выступа одного из домов, все время наблюдая за домом дю Амеля. Эстебан посоветовал запастись терпением и подождать.
     - Не будем спешить. Слуги выходят по очереди, каждую ночь, когда улицы пустеют.
     - Куда они ходят?
     - На улицу Гриффон, в один публичный дом. Надо бы узнать, посещают ли они его, когда хозяин на месте.
     Смотрите! Один вышел.
     И действительно, человек, которого Фьора видела во второй половине дня, вышел, тщательно запер дверь, положил ключ в карман и неторопливо удалился.
     - Интересно, почему они не выходят вдвоем? - заметила Фьора. - Ведь дом пуст.
     - Если хозяин скряга, то, должно быть, он богат.
     Он, конечно, хочет, чтобы его жилище постоянно охранялось. Теперь идемте!
     Бесшумно, как кошки, искатели приключений прошли по небольшому мосту через ручей. Дойдя до двери, Фьора осмотрела ее очень внимательно. Летняя ночь была светлой, молодая женщина обладала хорошим зрением, и она сразу поняла, что дверь так прочна, что взломать ее невозможно. А поскольку это был единственный вход в цокольном этаже, дом с этой стороны был неприступен.
     - Пошли посмотрим сад, - шепотом сказала Фьора.
     Он простирался с задней стороны здания между Сюзоном и улицей Вьей-Пуассонри. Четвертая сторона, выходящая на узенькую и темную улочку, была защищена достаточно высокими стенами.
     - Если я правильно понял, - сказал Эстебан, - вы хотите туда войти? Я пойду первым.
     Долгая жизнь офицера, выслужившегося из солдат, хорошо натренировала кастильца. Взобраться на стену было для него детской забавой. Он подтянулся и сел верхом на стену. Затем нагнулся, чтобы помочь Фьоре.
     Оказавшись на стене, они внимательно осмотрели сад.
     - Зачем заводить сад, если он в таком запустении?!
     С места наблюдения они могли различить только смутную массу кустов, утопающих в сорняках, в которых нельзя было увидеть ни одной тропинки. Сбоку дома возвышалась башенка с узкими отверстиями, напоминающими бойницы. Окон с этой стороны было так же мало, как и на фасаде со стороны улицы: два на втором этаже, одно из которых было открыто, а второе, под крышей, закрыто ставнями.
     - Оставайтесь здесь! - приказала Фьора. - Я сейчас вернусь.
     Эстебан хотел ее удержать, но она уже была по другую сторону стены. Фьора замерла на короткое время, чтобы стих шум, поднятый ею. Приглушенный голос Эстебана донесся до нее словно издалека:
     - Умоляю вас, будьте осторожны! У вас даже нет оружия!
     - У меня есть нож, этого достаточно в случае необходимости, - ответила она, положив руку на кожаный чехол, подвешенный к ремню.
     Затем, не теряя времени, она пробралась, не распрямляясь, через дикую растительность сада. Фьора двигалась осторожно, шаг за шагом, раздвигая ветки руками в перчатках из толстой кожи, ее ноги были хорошо защищены сапогами из мягкой кожи, доходившими ей до колен. Услышав какой-то шорох в траве, Фьора застыла на месте, но громкое мяуканье сразу же успокоило ее: это был кот, отправившийся в полнолуние на поиски приключений.
     Наконец она добралась до дома, и потянула дверь в башенке, но та не поддалась. Значит, проникнуть внутрь можно было только через открытое окно на первом этаже, но из-за выдающегося фасада добраться до него было невозможно, разве что при помощи лестницы.
     Раздосадованная, Фьора собиралась уже вернуться назад, но остановилась, услышав какой-то звук. На этот раз это было не мяуканье, а рыдания, раздававшиеся откуда-то снизу, словно из подземелья.
     Осторожно раздвинув высокую траву, растущую вдоль цокольного этажа, она обнаружила узкое подвальное окно, перекрытое железной решеткой. Без всякого сомнения, там был подвал, в котором кто-то плакал.
     Опустившись на колени, Фьора нагнулась, пытаясь что-нибудь разглядеть внутри, но в темноте ничего не было видно.
     - Кто здесь? - спросила она шепотом, потрясенная этим незримым горем, горем неприкаянной души. - Может, я могу вам помочь?
     Рыдания не затихали. Фьора собралась повторить свой вопрос, как вдруг услышала, как с грохотом открылся засов и грозный голос прикрикнул:
     - Хватит плакать! Ты мешаешь мне пить. Мне надоело тебя слушать, поняла?
     Вновь наступила тишина, прерываемая тихими стонами. Существо, без сомнения, запертое там, пыталось сдержать рыдания. Мужчина с грубым голосом, по-видимому, второй слуга, снова заговорил:
     - Ты не можешь уснуть? Неудивительно, со всем твоим снаряжением! На-ка выпей глоток. А если будешь послушной, получишь еще.
     Раздался звон цепей, затем лаканье, словно это было какое-то животное. Мужчина разразился хохотом;
     - Ну, видишь? Теперь тебе лучше! Не противься!
     Развлечемся немного, пока нет старика.
     Фьора была в ужасе, так как звуки, которые затем последовали, не оставляли никакого сомнения в том, что там происходило. Медленно, едва сдерживая дыхание, она отошла от окна и добралась до стены, на которой в ожидании томился Эстебан. Он снова помог ей взобраться на стену.
     - Ну как? Вы что-нибудь обнаружили?
     Она закрыла ему рот рукой.
     - Да! Но здесь не место говорить об этом. Вернемся назад!
     Спустя несколько минут они были уже дома. Фьора рассказала о своем похождении со страстью, которую она всегда вкладывала в свою речь, будучи в сильном волнении:
     - В этом подвале находится женщина, без сомнения, закованная в цепи, которой эти негодяи пользуются как игрушкой. Надо что-то предпринять.
     - Я абсолютно с тобой согласен, - сказал Деметриос, - но что? Силой проникнуть в этот дом? Но ты сама убедилась, что это невозможно. Выдать мессира дю Амеля властям? Мы всего лишь иностранцы: нас и слушать не будут. А если даже мы добьемся расследования, эта несчастная исчезнет до его начала. Во всяком случае, если история, которую рассказала тебе Шретьеннота, правдива, то, следовательно, она длится довольно долго.
     - Разве это не причина для того, чтобы положить ей конец? Я должна попасть в этот дом во что бы то ни стало! Иначе как же можем добраться до дю Амеля?
     - Подумаем, когда он приедет...
     - Нет, надо подумать раньше и подготовиться.
     Впрочем, у меня есть идея, рискованная, конечно, но это наш единственный шанс.
     - Какая?
     - Я тебе объясню потом. А пока что мне нужно три предмета.
     - А именно?
     - Платье из серого бархата, фасон которого я обрисую, белокурый парик и.., ключ от дома дю Амеля. Его можно будет украсть у одного из слуг, когда тот ходит по ночам к девочкам.
     - Это можно устроить, - подтвердил Эстебан. - У меня будет ключ, но надо действовать сразу, как только мы им завладеем.
     - Одного часа будет достаточно, - сказала Фьора, - но потом, возможно, нам придется покинуть город.
     Как и было обещано, на следующий день мадам Морель-Соверген пришла к своей молодой жиличке, чтобы познакомиться с ней и справиться о ее здоровье.
     Продолжая играть свою роль, Фьора приняла ее с предупредительностью и с некоторым любопытством, потому что эта дама хорошо знала человека, против которого они с Деметриосом объединились в союз, скрепив его кровью.
     Бывшая кормилица герцога была крупной женщиной в возрасте более шестидесяти лет, но сохранившая некоторую свежесть. Она была одета в элегантное траурное платье, несмотря на то что ее муж умер тридцать семь лет тому назад, из шелка с тонкой вышивкой, ее высокую прическу украшали дорогие кружева.
     Обе женщины сразу почувствовали взаимную симпатию. Фьора поблагодарила хозяйку дома за то внимание, которое та ей оказала, а мадам Симона выразила, в свою очередь, сожаление, что такое юное создание вынуждено было соблюдать постельный режим.
     - Может быть, деревенский воздух был бы полезнее для вас? - спросила она. - У меня в деревне есть несколько домов, и я с удовольствием предоставила бы один из них в ваше распоряжение.
     - Вы бесконечно добры, - ответила Фьора, - но должна признаться вам, что деревня наводит на меня скуку. Я так люблю ощущать вокруг себя оживление города, а ваш мне особенно нравится.
     - Наш город, без сомнения, красив, - сказала со вздохом мадам Симона, - но вот уже много лет как в нем не ощущается никакого оживления. Подумайте только, его владыки словно позабыли о его существовании!
     Герцог Карл приезжал в прошлом году в феврале, но он не был в Дижоне более двенадцати лет. Да и приезд этот был связан с мрачным обстоятельством.
     - Мрачным? - переспросила Фьора. - Кто-нибудь из его семьи умер?
     - Нет. Он приезжал за телами своих родителей, герцога Филиппа и герцогини Изабеллы, похороненных ранее в Брюгге и в Госнее, с тем чтобы похоронить их рядом с их предками, в Шампмольской обители, некрополе герцогов Бургундских. В этот день было очень холодно, шел сильный снег, и все же я была счастлива, потому что наша дорогая герцогиня, которой я была предана всей душой, возвращалась сюда, поближе ко мне, в ожидании воскрешения Скорее для себя, а не для молчаливой слушательницы мадам Симона вспоминала о длинном и пышном кортеже, который прибыл в этот день в Дижон под предводительством сеньора де Равенштайна и коннетабля де Сен-Поля.
     В это мгновение что-то шевельнулось в сердце Фьоры. Она вежливо прервала рассказч