а другой конец земли!.. Жоливаль, вы позаботитесь о ней! Вы обещаете?
     - Я никогда ничего другого и не делал! - проговорил виконт, осторожно притягивая к себе дрожащее тело той, кого ему поручили. - Будьте спокойны!
     Язон решительно направился к Сюркуфу и приветствовал его.
     - Я не умею красиво благодарить, - сказал он, - но всегда и везде вы можете рассчитывать на меня, господин барон!.. Я в вашем распоряжении.
     - Меня зовут Робер Сюркуф! - отпарировал корсар. - Подойди, я тебя обниму, мой мальчик! И, - добавил он совсем тихо, - постарайся вернуться и найти ее! Она стоит этого.
     - Я уже давно это знаю, - с легкой улыбкой заметил Язон, отвечая на мощное объятие знаменитого бретонца.
     Затем он повернулся к Видоку и чистосердечно протянул ему руку.
     - Мы слишком много перенесли вместе, чтобы не стать братьями, Франсуа, - сказал он. - Ты только исполнил свой долг. У тебя не было выбора...
     - Спасибо! - просто ответил полицейский. - Что касается ее, то будь спокоен, с ней не произойдет ничего плохого! Я тоже позабочусь о ней. Идем, я помогу тебе взобраться наверх! - добавил он, показывая на стену из дерева, по которой хлопала на ветру веревочная лестница.
     Но уже несколько человек с американского корабля спустились на палубу и, схватив своего капитана, понесли его вверх, как простой тюк, в то время как люди Жана Ледрю, которому Язон на ходу успел крепко пожать руку, удерживали лестницу, чтобы она не болталась. Прижавшись к Жоливалю, Марианна провожала глазами подъем Язона к фризу из голов, выглядывавших из-за борта "Волшебницы моря". Прибытие его на палубу было встречено громовым "Ура!", прозвучавшим как пушечный выстрел и зловеще отозвавшимся в сердце Марианны. Это приветствие представилось ей голосом той далекой страны, куда она не имела права следовать за Язоном и которая отбирала его у нее.
     На корме "Сен-Геноле" Видок три раза мигнул фонарем, и там, у скалистого мыса, фрегат стал разворачиваться, чтобы вернуться в Брест. Тем временем небо на востоке посветлело. Но ветер усилился, надувая вновь поднятые паруса, в то время ,как матросы шхуны, вооружившись баграми, отталкивали их судно от брига. Жан Ледрю снова стал за штурвал, и мало-помалу полоса воды между двумя кораблями стала увеличиваться. Шхуна скользила уже почти в кильватере большого парусника. Там вверху, между двумя бронзовыми фонарями, заливаясь слезами, Марианна увидела, как показалась поддерживаемая матросами высокая фигура Язона. Он поднял руку в прощальном жесте. Он казался уже таким - далеким, таким далеким, что потерявшая голову Марианна забыла, как только что обещала себе быть мужественной, что это "прощай" было не чем иным, как "до свидания"... В одно мгновение она превратилась в исходящую мучениями четвертованную женщину, у которой ветер уносил ее лучшую часть. В отчаянном порыве вырвавшись из рук Аркадиуса, она бросилась к борту.
     - Язон! - закричала она, не замечая, что прорезавший волны форштевень заливал ее водой. - Язон!.. Вернись! Я люблю тебя!
     Ее мокрые пальцы впились в полированное дерево, в то время как непроизвольным движением она отбросила на спину намокшую массу волос. Палуба ушла из-под ног, и она едва не упала, но все ее силы сконцентрировались в судорожно сжатых пальцах, так же как и вся жизнь - в глазах, провожавших удаляющийся корабль Язона... Две сильные руки схватили ее за талию" избавляя от опасности.
     - Вы сошли с ума! - загремел Видок. - Вы чуть не упали в воду...
     - Я хочу снова увидеть его... Я.., хочу быть с ним!
     - Он тоже! Но он хочет увидеть не ваш труп, а вас, живую!
     Господи! Неужели вы хотите погибнуть у него на глазах, чтобы доказать ему свою любовь? Живите, черт возьми, хотя бы до встречи, которую он вам назначил.
     Она посмотрела на него с удивлением, уже снова охваченная желанием жить и бороться, чтобы добиться цели, которую у нее сейчас отняли.
     - Откуда вы это знаете?
     - Он слишком любит вас! Иначе он никогда не согласился бы разлучиться с вами! Пойдемте в укрытие. Опускается предрассветный туман, и вы уже промокли. От воспаления легких можно так же легко умереть, как и от прогулки на дно моря.
     Она покорно позволила отвести себя в защищенное место и укутать плотной парусиной, но отказалась спуститься в каюту. Она хотела до последнего мгновения видеть удаляющийся корабль Язона.
     Там, в стороне от цепочки островов, окруженных грозными рифами, "Волшебница моря" уверенно направлялась в открытое море, грациозно наклоняясь под громадным и хрупким грузом белых парусов. В серости раннего утра она напоминала чайку, скользящую между черными скалами. В какой-то момент Марианна увидела корабль сбоку, когда он проходил между двумя островками. Она заметила, что на носу вырисовывается силуэт женщины, и вспомнила, что ей однажды сказал Талейран: это ее изображение, установленное Язоном на носу корабля, и она страстно пожелала превратиться в эту женщину из дерева, которую его взгляд, без сомнения, так часто ласкал...
     Затем американский бриг лег на другой галс и Марианна видела только корму и ее фонари, постепенно исчезнувшие в тумане.
     "Сен-Геноле" тоже изменила курс, чтобы направиться в маленький порт Конкет... Тяжело вздохнув, Марианна присоединилась к Сюркуфу и Жоливалю, которые беседовали, сидя на такелаже, а вокруг них шлепали босые ноги занятых маневрами матросов. Совсем скоро карета повезет ее в Париж, как сказал Видок, в Париж, где ее ждет император. Но чтобы сказать ей что?.. Почти не помня, что она его любила, Марианна думала только о том, что ей не хочется снова увидеть Наполеона...

***

     Когда спустя три недели карета въехала под своды Венсенского замка, Марианна бросила на Видока полный беспокойства взгляд.
     - Значит, вас все-таки обязали заключить меня в тюрьму? - спросила она.
     - Видит Бог, нет! Просто именно здесь император решил дать вам аудиенцию! Я не знаю, какие у него мотивы. Все, что я могу вам сказать, это то, что моя миссия заканчивается здесь.
     Они приехали из Бретани накануне вечером, и Видок, высадив ее во дворе особняка на Лилльской улице, сообщил, что приедет за ней вечером следующего дня, чтобы она могла встретиться с императором, но он добавил, что ей не следует надевать придворный наряд, а что-нибудь попроще и потеплее.
     Она не совсем поняла причину такой рекомендации, но она была такой усталой, что даже не пыталась искать объяснения и не подумала узнать мнение Жоливаля. Она взобралась на свою кровать, как потерпевший кораблекрушение на обломок судна, чтобы сохранить силы перед тем, что ее ожидало и что так мало интересовало ее. Единственная вещь шла в счет: три недели уже прошли, три тягостные недели тряски по бесконечной дороге, на которой при плохой погоде происходили всевозможные неприятные случаи: сломанные колеса, лопнувшие рессоры, падавшие лошади, поваленные ураганом на дорогу деревья... Но все-таки уже прошло три недели из тех шести месяцев, после которых Язон будет ждать ее...
     Когда она думала о нем, что было каждый час, каждую секунду времени, не занятого сном, ее охватывало странное ощущение внутренней пустоты, чего-то вроде неутолимого мучительного голода, который она обманывала, воскрешая в памяти такие короткие мгновения их близости, когда он остался рядом с ней, когда она могла коснуться его, держать его руку, гладить волосы, ощущать запах его кожи, его успокаивающее тепло, силу, еще полностью не восстановившуюся, с которой он прижал ее к своей груди, прежде чем подарить ей тот последний поцелуй, еще горевший на ее устах и заставлявший ее трепетать.
     Париж встретил ее в белом убранстве. Мороз сковал воду в лужах и сточных канавах, кусал за уши, проводил красной кистью по носам. По серой Сене плыли льдины, и поговаривали, что в бедных домах каждую ночь люди умирают от холода. Укрывший все плотный белый ковер, одевший сады и парки в сверкающие меха, превратил, однако, улицы в опасные ледяные клоаки, где самым простым делом было сломать ногу. Но специально подкованные лошади Марианны без затруднений преодолели длинную дорогу, отделявшую Лилльскую улицу от Венсена.
     Бывшая крепость королей Франции внезапно возникла в ночи, зловещая и обветшавшая, с почти полностью разрушенными башнями. Целыми остались только сторожевая башня Виллаж, которая нависала над древним подъемным мостом, и огромная Пороховая башня, высоко вздымавшая над облетевшими деревьями свое черное четырехугольное тело с четырьмя башенками по углам. Здесь находились армейские пороховые погреба и арсенал, охраняемые инвалидами и несколькими солдатами, но Венсен был также и государственной тюрьмой, и эта часть находилась под особой охраной.
     Она возвышалась, безмолвная, в расклешенной юбке контрфорсов и аркбутанов, отделявшей ее справа от громадного белого двора, где покрытые снегом кучки ядер напоминали удивительные пирожные с кремом, а в центре возвышалась запущенная часовня, вся в великолепных каменных кружевах, которые постепенно осыпались, но никто не думал ухаживать за этой подлинной жемчужиной Людовика Святого в наступившем упадке веры. И Марианна тщетно пыталась догадаться о причинах странной аудиенции в недрах полуразрушенной крепости со зловещей репутацией. Почему Венсен? Почему ночью?
     Немного дальше стояли два благородных павильона-близнеца.
     Они вызывали в памяти Великий Век, но были не в лучшем состоянии. Окна зияли пустыми глазницами, изящные мансарды полуобвалились, многочисленные трещины испещряли стены. Но именно к находящемуся справа от часовни павильону по указанию Видока Гракх направил лошадей.
     На первом этаже за грязными стеклами виднелся слабый свет.
     Карета стала.
     - Прошу! - сказал Видок, спрыгивая на землю. - Вас ждут.
     Подняв глаза, Марианна окинула удивленным взглядом это убогое строение, плотнее укуталась в подбитый куницей плащ и до глаз надвинула меховой капюшон. Резкий северный ветер гулял по необъятному двору, вздымая снег и вызывая слезы на глазах. Молодая женщина неторопливо вошла в выложенный плитками вестибюль, сохранивший следы былой роскоши, и сразу увидела Рустана.
     В широком пунцовом плаще с поднятым воротником и в неизменном белом тюрбане, мамелюк шагал по неровным плиткам, откровенно похлопывая себя по бокам. Но, заметив Марианну, он поспешил открыть перед ней дверь, у которой он нес неспокойную вахту. И на этот раз Марианна оказалась перед Наполеоном...
     Он стоял у пылающего камина, поставив ногу на камень Очага, заложив одну руку за спину, а другую за борт серого сюртука, и смотрел на пламя. Его тень в большой треуголке растянулась до лепных фигур на потолке, кое-где сохранивших позолоту, и их одних было достаточно для украшения этого громадного пустого зала, в котором на стенах виднелись остатки гобеленов, а пол покрывал мусор.
     Он безучастно взглянул на склонившуюся в реверансе Марианну и показал ей на огонь.
     - Подойди погрейся! - - сказал он. - Этой ночью ужасно холодно.
     Молодая женщина молча подошла и, движением головы отбросив назад капюшон, протянула руки без перчаток к огню. Какое-то время оба оставались так, сосредоточенно глядя на танцующее пламя, отдаваясь его проникающему теплу. Наконец Наполеон бросил быстрый взгляд на свою соседку.
     - Ты сердишься на меня? - спросил он, с некоторым беспокойством вглядываясь в неподвижный тонкий профиль, полуопущенные веки, плотно сжатые губы.
     Не оборачиваясь к нему, она ответила:
     - Я не позволила бы себе это, сир! На властелина Европы не сердятся!
     - Однако ты делаешь именно так! Ты собиралась уехать, не так ли? Перерезать узы, еще связывавшие тебя с жизнью, которой ты больше не хотела, зачеркнуть прошлое, пустить по ветру все, что было!
     Она внезапно устремила на него взгляд своих зеленых глаз, в которых заплясал легкий огонек оживления. Какой же он был все-таки непревзойденный актер! Это его обычная манера - находить оправдания, чтобы рассердиться, когда он чувствовал себя виноватым!
     - Не пытайтесь раздуть в себе гнев, который вы не испытываете, сир! Я слишком хорошо знаю.., ваше величество! И поскольку я пришла сюда, пусть император соизволит забыть то, что я хотела сделать, и объяснит мне странные события, имевшие место за последние месяцы. Смею ли я признаться, что я ничего не поняла И сейчас не понимаю?
     - Однако ты довольно понятливая, как мне кажется?
     - Я считала себя такой, сир, но оказалось, что политические ходы вашего величества слишком сложны для женского ума. И я признаюсь без малейшего стыда, что не смогла добраться до истины в том, что ваши судьи и газеты назвали "делом Бофора", кроме той, что невинный человек несправедливо страдал, мог десять раз умереть, чтобы доставить одному из ваших тайных агентов возможность прославиться, организовав его побег с вашего благословения и под наблюдением вашего военного корабля, кроме той, что я сама едва не умерла от отчаяния! И наконец, в довершение всего вы силой заставили привезти меня сюда...
     - О, так уж силой!..
     - Против моей воли, если вы предпочитаете! Зачем все Это?
     На этот раз Наполеон оставил свою задумчивую поду, повернулся к Марианне и строго сказал:
     - Чтобы свершилось правосудие, Марианна, и чтобы ты была тому свидетельницей.
     - Правосудие?
     - Да, правосудие! Я всегда знал, что Бофор ни в чем не виноват - ни в убийстве Никола Малерусса, ни в остальном... Так же, как в вывозе из Франции шампанского и бургундского для людей, которых я не имею никакого желания обрадовать! Но мне были нужны виновные.., подлинные виновные, без нарушения деликатных ходов моей международной политики. И ради этого я должен был довести игру до конца...
     - И рисковать увидеть Язона Бофора погибшим под ударами каторжных надзирателей?
     - Я дал ему ангела-хранителя, который, видит Бог, не так уж плохо поработал! Я повторяю, что мне были нужны виновные.., и затем еще это дело с фальшивыми английскими фунтами стерлингов, которое обязывало меня наказать его, чтобы не оказаться в смешном положении и не рисковать раскрыть мою игру.
     Любопытство постепенно пробуждалось в Марианне, подтачивая злобу.
     - Ваше величество сказали, что нужны виновные? Могу ли я спросить, пойманы ли они?
     Наполеон ограничился утвердительным Кивком. Но Марианна настаивала:
     - Ваше величество знает, кто убил Никола, кто подделал банкноты?
     - Я знаю, кто убил Никола Малерусса, и он пойман, что же касается фальшивомонетчика...
     Он на мгновение заколебался, бросив на молодую женщину неуверенный взгляд. Она сочла нужным подогнать его.
     - - Так кто? Разве не один и тот же?
     - Нет! Фальшивомонетчик.., это я!
     Даже старый потолок, обрушившийся на голову, не ошеломил бы до такой степени Марианну. Она смотрела на него так, словно сомневалась, в здравом ли он уме.
     - Вы, сир?
     - Я сам! Чтобы подорвать английскую торговлю, я поручил верным людям отпечатать в тайной типографии некоторое количество фальшивых фунтов стерлингов и наводнить ими рынок. Я не знаю, каким образом этим негодяям удалось раздобыть их и спрятать на корабле Язона Бофора, но то, что они мои, сомнений не вызывало, и мне было невозможно объявить об этом. Вот почему, в то время как в тюрьмах и почти везде во Франции мои агенты тайно занимались выяснением истины, я решил оставить обвинения на твоем друге. Вот также почему я заранее подписал помилование и подготовил как можно тщательней его бегство. Оно не могло не состояться: Видок ловкий человек.., и я был уверен, что ты ему поможешь!
     - Поистине, сир, мы только игрушки в ваших руках, и я невольно спрашиваю себя, является ли гениальный человек Божьей благодатью.., или бедствием! Однако, сир, этот виновный, - добавила она с беспокойством, - или.., эти виновные!..
     - Ты права, говоря "эти", ибо их много, но у них был руководитель... Однако лучше пойдем туда.
     - Куда же?
     - К башне. Я хочу тебе кое-что показать... Только укутайся получше.
     Невольно обретая нежность движений, которыми он еще так недавно помогал ей надеть пальто или обмотать шарф вокруг шеи во время волшебных дней Трианона, он надвинул капюшон на голову Марианне и подал перчатки, которые она бросила на камень у, камина. Затем, так же как и раньше, он взял ее под руку и повел к выходу, сделав Рустану знак следовать за ними.
     Снаружи на них обрушился ледяной ветер, но они, прижимаясь друг к другу, пустились через огромный двор, по щиколотку утопая в скрипевшем под ногами снегу. Подойдя к предбашенной пристройке, Наполеон пропустил свою спутницу вперед под низкий свод, охраняемый стражниками, похоже, окаменевшими от холода.
     На усах у них висели сосульки. Император придержал Марианну.
     Прикрепленный железным кольцом к стене фонарь осветил его серо-голубые глаза, ставшие очень серьезными, даже строгими, но без суровости.
     - То, что ты сейчас увидишь, ужасно, Марианна, и совершенно исключительно. Но, я повторяю, надо, чтобы правосудие свершилось! Готова ли ты увидеть то,! что я хочу тебе показать?
     Она, не моргнув, выдержала его взгляд.
     - Я готова!
     Он взял ее за руку и увлек за собой. Они миновали еще одну низкую дверь и оказались у подножия башни на мосту через очень широкий и глубокий ров. Деревянная лестница спускалась в этот ров, и Марианна машинально глянула вниз, где мелькали огни фонарей. Но тут же она попятилась и в страхе вскрикнула: среди утоптанного грязного снега охраняемая двумя стражниками вздымалась зловещая конструкция, отвратительная деревянная рама красного цвета с треугольным ножом наверху: гильотина!
     Расширившимися глазами смотрела Марианна на дьявольскую машину. Она дрожала так сильно, что Наполеон нежно обвил ее рукой и прижал к себе.
     - Это ужасно, не правда ли? Я знаю это, поверь! И никто больше меня не ненавидит это жестокое приспособление.
     - Зачем же тогда...
     - Чтобы наказать, как должно! Сейчас тут умрет человек! Он ждет в карцере башни, и никто, кроме нескольких тщательно подобранных людей, которые будут присутствовать при его казни, не узнает, какой суд его приговорил! Но этот человек - преступник исключительный, такие негодяи редко встречаются. Прошлым летом он хладнокровно убил Никола Малерусса после того, как заманил его в ловушку и с помощью сообщников доставил связанного и с кляпом во рту в Пасси, в дом, где жил Язон Бофор. Там он перерезал ему горло, но это было только одно из его многочисленных преступлений. Несколько десятков человек, моих солдат, содержавшихся в плену на английских понтонах, погибли, разорванные собаками, которых этот отверженный обучил травле...
     С тех пор как Наполеон сообщил, что виновные находятся в его руках, Марианну не оставляло предчувствие, что она услышит и это. Она давно знала, кто убил Никола. Но она не могла поверить, что такой дьявольски хитрый человек может быть пойман.
     Однако последние произнесенные Наполеоном слова ослепительным светом разогнали мрак сомнения.
     Но остатки его были сильнее разума, и она воскликнула:
     - Сир! Вы действительно уверены, что и в этот раз не ошиблись?
     Он вздрогнул и устремил на нее внезапно похолодевший взгляд - Не собираешься ли ты просить пощады и для этого?
     - Пусть Бог простит, сир, если это действительно он!
     - Идем! Я покажу его тебе.
     Они проникли в башню, пройдя кордегардию, поднялись по лестнице на второй этаж и оказались в готическом зале, четыре свода которого поддерживал громадный центральный пилон. Здесь дежурил тюремный смотритель и... Видок, чья высокая фигура сложилась вдвое при виде императора. По углам помещения окованные железом двери вели в камеры, находящиеся в башенках. Наполеон жестом подозвал смотрителя.
     - г Открой без шума окошко. Госпожа хочет видеть заключенного.
     Человек направился в угол, открыл зарешеченное окошко и поклонился.
     - Подойди, - сказал Наполеон Марианне, - и посмотри!
     С чувством гадливости она подошла к двери, страшась и одновременно желая того, что она увидит, но особенно опасаясь найти там незнакомое лицо, лицо каког