одилась в таком состоянии. И если бы Барнаби помог ей, как она надеялась, все скоро стало бы дурным сном. Она отступила.
     - Ну, хорошо, я пойду к госпоже де Шандивер. При одном условии...
     - При каком? - спросила Жакетт, не зная, радоваться или печалиться по поводу того, что дочь так быстро сдалась..
     - Со мной пойдет Сара.
     Когда, наконец, вечером Катрин осталась наедине с Сарой, то решила от слов перейти к делу. Времени для секретов и недомолвок больше не оставалось, так как на следующий день они должны были переехать в прекрасный особняк, где жила их будущая хозяйка.
     Не теряя времени, Катрин рассказала Саре о путешествии прошлой ночью. Сара и бровью не повела, узнав о том, что раскрыт секрет ее исчезновений. Она даже слегка улыбнулась, так как по голосу девушки поняла, что та не только не обвиняет ее, но даже сочувствует.
     - Почему ты говоришь мне об этом сегодня? - спросила она.
     - Я хочу, чтобы ты сходила к Жако и отнесла письмо Барнаби.
     Сара была не из тех, кто спорит или удивляется. Она просто достала из сундука темный плащ и накинула на себя.
     - Dame! <Дай мне! (ит.)> воскликнула она.
     Катрин торопливо набросала несколько слов, внимательно их перечитала и посыпала песком чернила.
     "Поторопись, - написала она Барнаби. - Ты единственный, кто может мне помочь, и ты знаешь, как я ненавижу того, о ком мы говорили..."
     Довольная запиской, она протянула сложенную бумажку Саре.
     - Вот, - произнесла она. - Поспеши.
     - Барнаби получит твое письмо через четверть часа.
     Оставь дверь открытой.
     Сара бесшумно, как тень, выскользнула из комнаты, и как ни прислушивалась Катрин, она не могла услышать ни ее шагов, ни стука двери. Цыганка как будто растворилась в воздухе.
     Гедеон сидел на жердочке, спрятав голову на груди, и дремал, закрыв один глаз. Он следил за хозяйкой, занятой своими делами в столь непривычное для этого время. Она вытаскивала платья из сундуков, прикидывала их на себя, бросая одни на пол, а другие откладывая на кровать.
     Эта непривычная суета настроила птицу на ее обычные трюки, так как по всему было видно, что спать еще рано. Гедеон встрепенулся, распушил сверкающее оперенье, вытянул шею и прокричал:
     - Храни Господь герцога!
     Но повторить свой крик он не смог - одно из платьев, брошенное Катрин, ослепив, накрыло его.
     - Пусть герцог убирается к черту, и ты вместе с ним! - закричала девушка сердито.
     Сара вернулась около полуночи. Катрин, ожидая ее, сидела на кровати, потушив все свечи.
     - Ну? - только и спросила она.
     - Барнаби говорит, что все идет хорошо. Он даст тебе знать, когда ты будешь жить у госпожи де Шандивер, как решил поступить... и что тебе нужно будет сделать.

Глава седьмая. МАТЬ КОРОЛЕВСКОЙ ФАВОРИТКИ

     Красный луч солнечного света, испещренный золотом, струился из высокого оконного витража с изображением святой Цецилии с арфой и падал на Катрин, неподвижно стоявшую посреди огромной комнаты. У ее ног, держа во рту булавки, присела портниха. Свет едва освещал темные одежды пожилой дамы, одетой, несмотря на жару, в коричневый бархат, отделанный мехом сурка. Она сидела очень прямо на дубовом стуле с высокой спинкой, наблюдая примерку. У Мари де Шандивер было доброе лицо с тонкими чертами и бледно-голубыми глазами, которое очаровательно оттенял головной убор из дорогого фламандского кружева. Поражала глубокая печаль, которая, казалось, противоречила ее мягкой улыбке. В Мари де Шандивер чувствовалась женщина, терзаемая тайным горем.
     В руках лучшей в городе портнихи розовая с серебром парча, которую выбрал Гарэн де Брази, превратилась в царственное одеяние, в котором красота Катрин засияла так ярко, что у ее покровительницы стало тревожно на душе. Как и Барнаби, пожилая дама сознавала, что такое совершенства несет в себе больше семян разрушения, чем обещаний счастья. Но Катрин смотрела на себя в зеркало с таким детским восхищением, что госпожа де Шандивер постаралась скрыть свои мрачные размышления. Мерцающая мягкая ткань, вспыхивающая, как река на восходе солнца, ниспадала изящными складками с ее стройной талии и расходилась сзади веером, образуя короткий шлейф. Платье было очень простым. Катрин отказалась от каких бы то ни было украшений, заявив, что ткань сама по себе уже украшение. Глубокое декольте вырезанное широким углом, доходило до самого пояса, расположенного прямо под грудью. Вырез открывал серебряную ткань нижнего платья, на котором мягко светилась брошь в виде цветка из розовых круглых жемчужин. Это был первый дорогой подарок Гарэна де Брази своей невесте. Другие жемчужины украшали серебристый конусообразный головной убор, окутанный розовой кисеей, и обвивали стройную шейку девушки. Сзади на платье также был глубокий вырез, открывавший лопатки. Длинные узкие рукава, плотно облегая руку, доходили до самых пальцев.
     Мари де Шандивер говорила ровным голосом:
     - Эту складку справа следует немного приподнять... там, под рукой, она лежит не правильно. Так гораздо лучше! Вы выглядите ослепительно, дитя; один взгляд в зеркало, должно быть, убедил вас в этом!
     - Спасибо, госпожа, - произнесла Катрин, улыбающаяся и довольная самой себе вопреки.
     В течение месяца, что она жила у Шандивер, ее страхи и предубеждения улетучивались один за другим. Ее аристократическая наставница относилась к ней без какого-либо высокомерия или сарказма. Она принимала ее как девушку знатного происхождения, никоим образом не давая ей почувствовать, что она принадлежит к низшему сословию, и Катрин, со своей стороны, нашла в этой хорошей и доброй женщине друга и истинного советчика.
     Гораздо меньше ей нравился хозяин дома, Гийом де Шандивер, камергер двора герцога Филиппа и член Тайного совета, сухой, грубый старик. Его взгляд смущал Катрин; так смотрят торговцы лошадьми, оценивая экстерьер хорошей кобылки. В этом сдержанном, молчаливом старике, никогда не повышавшим голоса и ступающим так бесшумно, что всегда появлялся неожиданно, было что-то от торговца человеческим телом. От Сары Катрин узнала о странном происхождении его огромного состояния и о том, как бывший конюх Жана Бесстрашного поднялся до положения камергера и государственного советника.
     Примерно пятнадцать лет тому назад Гийом де Шандивер отдал свою единственную очаровательную пятнадцатилетнюю дочь Одетту своему господину герцогу Жану. Она, собственно предназначалась не самому герцогу, а для того, чтобы стать любовницей, хранительницей, бдительной компаньонкой, а также, что следует признать, шпионкой за несчастным королем Карлом VI, который страдал душевной болезнью. Так, в результате позорной сделки, достойной барышника, без жалости И стыда, чистая нежная девушка была отдана несчастному безумцу, чья некогда красивая внешность постепенно исчезла под слоем грязи и паразитов. Во время его припадков сумасшествия, которые длились недели или даже месяцы, никто не мог заставить его помыться.
     Но потом, как раз тогда, когда Жан Бесстрашный уже поздравил себя с тем, что подчинил себе слабоумного короля, он обнаружил, что, фактически, подарил ему единственную радость, которая могла бы смягчить и королевские страдания, - женскую нежность. Одетта полюбила своего несчастного государя и стала его ангелом-хранителем, нежной, терпеливой, любящей феей, которую ничто не могло от него отвратить. От этой странной любовной связи родилась маленькая девочка. Король признал ее своей дочерью. Она получила имя де Валуа. И жители Парижа, ненавидевшие свою недостойную правительницу, толстуху Изабо, безошибочно оценили Одетту, проявив здравый смысл простого народа, и, не сговариваясь, ласково нарекли ее "маленькой королевой".
     Тем не менее глубоко в сердце Мари де Шандивер, обреченной на пятнадцать лет разлуки со своим единственным ребенком, оставалась незаживающая рана, хотя она этого никогда не показывала и за улыбкой прятала ненависть к своему мужу.
     Итак, просвещенная Сарой, Катрин невольно нашла в своем сердце место для этой пожилой дамы, ничуть не подозревая, какое глубокое сочувствие она взамен вызвала. Мари де Шандивер знала слишком много о жизни двора и о мужчинах вообще, чтобы не понять сразу же, как только она впервые увидела Катрин, что ее задачей было не столько воспитать подходящую невесту для Гарэна де Брази, сколько достойную любовницу для Филиппа Бургундского.
     Когда Сара вошла в комнату, неся в одной руке поднос, портниха поднялась на ноги и отошла на некоторое расстояние, чтобы полюбоваться своей работой.
     - Если мэтр Гарэн не будет доволен, - сказала она, широко улыбаясь, - тогда ему, поистине, трудно угодить. Святая Матерь Божья, видел ли кто-нибудь невесту краше? Бьюсь об заклад, что мессир Гарэн, который как раз сегодня утром вернулся из Гента, поспешит преклонить колени перед своей будущей женой и...
     Мари де Шандивер оборвала поток трескотни доброй женщины одним жестом, зная достаточно хорошо, как ее трудно остановить, если она заведется.
     - Вы сделали все очень хорошо, моя добрая Гоберта, действительно очень хорошо. Потом я дам вам знать, доволен ли мессир Гарэн. А теперь, пожалуйста, оставьте нас.
     Под взглядом старой дамы Сара проводила портниху до лестницы. Катрин и хозяйка дома остались одни. Катрин грациозно опустилась на бархатную подушечку у ног старой дамы. Ее улыбка исчезла и сменилась хмурым выражением, таким мрачным, что Мари де Шандивер провела пальцем по морщинкам на ее лбу, как бы стараясь их разгладить.
     - Кажется, новость о возвращении суженого не вызвала у вас приятного волнения, моя дорогая? Вам Гарэн не нравится? Разве вы его не любите?
     Катрин пожала плечами.
     - Как можно ожидать, чтобы я его любила? Я едва его знаю. Кроме того утра, когда он помог мне встать на ноги в Нотр-Дам, я видела его только еще один раз. Это случилось здесь, в тот вечер, когда я впервые появилась в этом доме. С тех пор он находился в Генте, сопровождая герцога на похоронах герцогини. И кроме того... - Она остановилась, запнувшись на мгновение о трудное признание, готовое у нее сорваться с губ, затем, не думая, бросилась вперед:
     -...кроме того, он пугает меня!
     Мари де Шандивер ответила не сразу. Ее рука задержалась на лбу девушки, а взгляд затерялся в созерцании цветных бликов, отбрасываемых витражом, как будто она надеялась найти там ответ на этот невысказанный и не имеющий ответа вопрос.
     - А... как насчет герцога? - спросила она после едва заметной паузы. - Что вы думаете о нем?
     Катрин резко подняла печальное лицо. В глазах блеснула искорка девичьей злости.
     - Очень привлекательный молодой человек, - сказала она с улыбкой, - он сам понимает это. Прекрасный кавалер с любезной речью, галантный с дамами и искусный в любви и ухаживаниях... или, по крайней мере, ходят такие слухи. Короче, превосходный принц. Но...
     - Но?
     - Но, - закончила Катрин, весело смеясь, - если, как говорят, он выдает меня замуж только затем, чтобы поскорее заполучить меня к себе в постель, он ошибается!
     Удивление вывело Мари де Шандивер из мрачных сфер, где витало ее воображение. Она с изумлением взглянула на девушку. Так Катрин знала, что ее ожидает? И более того, она даже собиралась выпроводить герцога как обыкновенного поклонника, после того, как он поставил на карту все, чтобы добиться ее?
     - Так вы... Вы действительно намерены отказать герцогу? - произнесла она наконец.
     - Почему бы и нет? Когда я выйду замуж, я намерена сохранять верность своему мужу и брачным обетам. Поэтому я не стану любовницей монсеньера. Пусть он поищет утешения где-нибудь еще.
     На этот раз Мари де Шандивер улыбнулась, хотя и немного грустной улыбкой. Если бы ее Одетта проявила хотя бы немного такой же спокойной и уверенной смелости, немного такой, же твердой решимости, когда ее отдавали Карлу, многое могло бы быть по-другому! Но тогда она была так молода. Не более пятнадцати лет, тогда как Катрин больше двадцати.
     - Мессир Гарэн - счастливый человек, - сказала старая дама со вздохом. - Красота, добродетель, верность... У него будет все, о чем может пожелать самый требовательный человек.
     Катрин склонила голову и внезапно стала серьезной.
     - Я не спешила бы завидовать ему. Кто знает, что сулит ему будущее?
     Она держала в секрете наспех нацарапанную записку, которую Сара принесла ей этим утром вместе с завтраком. Записка была от Барнаби. Ракушечник сообщал ей о возвращении Гарэна и о том, что все подготовлено на этот вечер. "Постарайся задержать у себя, сама знаешь кого, пока не отзвонят вечернюю зорю, - писал Барнаби, - тебе это будет нетрудно".
     Когда Гарэн де Брази переступил порог особняка Шандивер, день уже угасал. Из-за свинцового переплета окна своей спальни Катрин со стесненным сердцем наблюдала, как он спрыгнул с вороной лошади. По своему обыкновению он был одет во все черное, бесстрастный, холодный, но, несмотря на строгость костюма, выглядевший нарядно благодаря тяжелой золотой цепи с рубинами, висевшей на шее, и огромному кроваво-красному карбункулу, сверкавшему на капюшоне. Сзади следовал слуга, неся ларец, покрытый пурпурной тканью с золотой бахромой.
     Увидев, что высокая черная фигура скрылась в доме, Катрин отошла от окна и присела на постель в ожидании, когда ее позовут. Несмотря на толстые стены, которые сохраняли прохладу, было жарко, но девушка дрожала в своем платье, богато расшитом серебром. Она почувствовала, как внезапный ужас охватил ее от мысли, что сейчас она встретится с человеком, которого уже приговорила к смерти. Руки были ледяными, и она вся тряслась от внезапно охватившего ее панического страха. Со стучащими от внутреннего озноба зубами, горящими щеками, она озиралась, лихорадочно пытаясь найти какой-нибудь укромный уголок или возможность ускользнуть, так как от одной только мысли увидеть Гарэна, возможно, даже дотронуться до его руки, она чувствовала, как силы покидают ее и она почти падает в обморок.
     Приглушенные, но полные зловещего смысла звуки, наполнившие весь дом, достигли ее ушей. С огромным усилием она поднялась с постели и, еле передвигая ноги, пошла к двери, где остановилась, опершись о стену, чтобы не упасть. Она уже не могла здраво рассуждать и не чувствовала ничего, кроме животного страха. Ее рука сжимала искусно отделанную дверную ручку так судорожно, что металл впился в указательный палец и выступила капелька крови. Из-за сильной дрожи в руках она не смогла открыть дверь. Тем не менее дверь распахнулась, и вошла Сара. Поймав взгляд Катрин, стоящей у двери с бледными губами, она тихо вскрикнула.
     Что ты здесь делаешь? Пойдем! Они послали за тобой.
     - Я... я не могу, - пробормотала, заикаясь, девушка. - Я не могу спуститься туда.
     Сара обхватила ее за плечи и встряхнула как тряпичную куклу. Ее смуглое лицо стало суровым и выглядело, как ритуальная маска, вырезанная из какого-то редкого экзотического дерева.
     - Если у кого-то хватает мужества решиться на такой шаг, тот должен пройти путь до конца, - строго произнесла она. - Мессир Гарэн ждет тебя.
     Увидев в больших фиалковых глазах слезы, она немного смягчилась. Отпустив Катрин, она подошла к туалетному столику и смочила полотняную тряпочку из стоящего на нем серебряного кувшина. Затем решительно вытерла лицо девушки. Вскоре ее щеки приобрели свой естественный цвет. Катрин глубоко вздохнула. Сара тоже.
     - Так-то лучше! Теперь идем со мной и постарайся сделать вид, что ничего не случилось, - посоветовала она и, взяв Катрин за руку, повела ее к лестнице. Не в состоянии противиться, девушка покорно позволила вести себя.
     Стол был накрыт к обеду в большом зале на втором этаже у не зажженного камина. Войдя, Катрин увидела Мари де Шандивер, сидящую на своем обычном месте, а в амбразуре окна - ее мужа, тихо беседующего с Гарэном де Брази.
     Вот уже во второй раз она встречалась с государственным казначеем под крышей особняка Шандивер, но сейчас она растерялась, заметив, что его единственный глаз оценивающе рассматривает ее. Навестив особняк на улице Тотпур в тот вечер, когда туда прибыла Катрин, он казался слишком озабоченным, чтобы обратить на нее внимание. Он произнес тогда несколько незначительных слов, таких банальных, что Катрин даже не могла их вспомнить, и провел почти весь вечер, споря с Гийомом де Шандивером, предоставив свою будущую жену ее собственным мыслям и добродушным заботам Мари. Катрин была благодарна за такое равнодушие, так как это развеяло те томительные сомнения, которые она имела на его счет.
     Предположив, что и в этот вечер все будет так же, она пересекла комнату, чтобы пожелать им доброго вечера. Увидев, что она подходит, они перестали разговаривать и встали. Опущенные глаза не позволили Катрин увидеть появившееся на их лицах восхищенное удивление, которое Гарэн выразил весьма поэтично:
     - Вы краше майской утренней зари.
     Вы отрада для глаз, дорогая!
     Говоря это, он склонился в низком поклоне, приложив руку к сердцу в ответ на реверанс девушки. Шандивер тоже поклонился. На его лице, напоминающем хорька, заиграла довольная улыбка. Девушка такой исключительной красоты сможет надолго завладеть непостоянным сердцем Филиппа Доброго, и Шандивер предвидел многие почести и выгоды в знак признательности его услуг. Он едва не потер от удовольствия руки...
     Легким движением руки Гарэн позвал слугу, который сопровождал его и стоял теперь, ожидая в углу, все еще держа небольшой, обитый пурпурным бархатом ларец. Казначей открыл его. Казалось, весь свет от высоких, торшеров из кованого железа сконцентрировался на содержимом ларца. Длинными ловкими пальцами Гарэн вынул тяжелое великолепное золотое ожерелье, массивное и длинное, как цепь рыцарского ордена. Звенья в форме цветков и листьев были усыпаны огромными фиолетовыми аметистами редкого великолепия и чистоты и безупречным восточным жемчугом. За первым всеобщим восклицанием восторга, сопровождавшим появление этого чуда, последовало второе, при виде пары таких же сережек.
     - Я обожаю этот фиолетовый цвет - цвет ваших глаз, Катрин, - заметил он своим замедленным, тяжеловесным тоном. - Он подходит к вашим золотистым волосам и белой коже. Поэтому я заказал в Анжере это ожерелье для вас. Камни прибыли с далекой горной гряды - Уральских гор на границе Азии. Удачное завершение этого ожерелья потребовало незаурядного мужества и самоотверженности многих людей, которые никогда не знали, что такое страх, и я бы хотел видеть, что вы носите его с удовольствием... так как аметист-это камень добродетельности... и целомудрия.
     Когда он вложил ожерелье в трясущиеся руки Катрин, она зарумянилась.
     - Я стану носить его с удовольствием, потому что это ваш подарок, мессир, - сказала она таким слабым голосом, что не каждый его расслышал. - Хотите застегнуть его у меня на шее?
     Было что-то комичное в испуганном отрицательном жесте казначея, но это спасло близкую к обмороку Катрин.
     - Носить с этим розовым платьем? Что за мысль, моя дорогая! Я позабочусь, чтобы вам сшили платье, которое как можно лучше оттенит эти аметисты. А теперь дайте мне вашу руку.
     Со дна ларца Гарэн достал витое колечко из золота, которое и надел на палец девушки..
     - Это, - сказал он важно, - в ознаменование нашей помолвки. Монсеньор приказал, чтобы мы поженились на Рождество, как только закончится траур при дворе. Он надеется сам присутствовать на церемонии, это великая честь для нас. Может быть, он будет даже свидетелем. А сейчас примите мою руку и пойдемте к столу.
     Катрин покорно позволила препроводить себя. Она все еще чувствовала смущение, но недавняя слабость прошла. Гарэн умел так повернуть дела и события, что они теряли свою пугающую таинственность. Чувствовалось, что для этого богатого и властного человека все было легко. Все упрощалось еще тем, что в его словах и поступках не было ни на йоту чувства. Дарил ли он драгоценности на огромную сумму, надевал ли на палец кольцо, которое должно связать их на всю жизнь, тон его голоса оставался неизменным. Его рука была тверда, его глаз оставался