тало красным, как свекла, и она проревела:
     - У меня нет вина! Иди к дьяволу!
     - Дитя мое! - запротестовал возмущенный монах, торопливо крестясь.
     Тем не менее он не убрал ноги. У дома продавщицы требухи стали собираться люди. Нищенствующий монах, брат Евсевий, был известен в монастыре как наиболее настойчивый сборщик подаяний. Последнее время он болел и не мог делать свои обычные обходы города. Было очевидно, что он намерен наверстать упущенное время.
     Эта сцена забавляла Ландри, и он вместе с остальной толпой подошел поближе, сгорая от любопытства узнать, что сегодня победит: знаменитая скаредность мамаши Кабош или же не менее известная настойчивость брата Евсевия. Большинство зевак просто развлекались, но были и такие, кто принялся обсуждать положительные и отрицательные стороны этого происшествия в зависимости от того, чью сторону они поддерживали - церкви или Симона Кожевника. Шум увеличил мужчина, управляющий телегой, которая застряла меж домов в маленькой узкой улочке.
     Именно тогда Ландри, взобравшись на камень, чтобы лучше видеть происходящее, случайно взглянул вверх и заметил в единственном верхнем окне дома мамаши Кабош бледное лицо. В одном из кусков промасленной бумаги, вставленной в окно, была дыра, через которую парень смог узнать, кто это был. Обитательница дома высунулась узнать, из-за чего поднялся весь этот переполох. Он помахал рукой и по беглому ответному знаку понял, что Лоиз тоже узнала его. Потом она исчезла. Спустившись с камня и совершенно забыв о требухе, которую он обещал матери купить, Ландри энергично протолкался сквозь толпу и без остановки добежал до дома, где пряталась Катрин. Девочка с восхищением выслушала историю Ландри.
     Барнаби выглядел обеспокоенным.
     - Я мог бы догадаться, - сказал он. - Она всегда нравилась Кабошу. Возможно, он воспользовался нападением на дом, чтобы захватить ее и увести с собой. Теперь старуха охраняет ее. Будет нелегко отобрать ее у них...
     Жакетт Легуа рухнула на камни очага и горько зарыдала, зарывшись головой в юбки. Сара склонилась над ней и, пытаясь утешить, гладила ее густые, едва тронутые сединой, светлые косы. Но все было напрасно...
     - Дитя мое... моя нежная овечка, которая хотела сохранить себя чистой для Господа. Он отнял ее у меня... Животное! Чудовище! Увы, увы!
     Сердце Жакетт разрывалось от горя. Ни Катрин, онемевшая от этой новости, ни другие, тоже потрясенные, ничего не могли придумать, чтобы утешить ее. В конце концов Барнаби уговорил ее поднять голову, открыв жалкое, красное, распухшее от слез лицо. Потрясенная горем матери, вне себя от ненависти к извергу Кабошу Катрин обвила руками шею Жакетт.
     - Легко это или трудно, - сказал Барнаби, - но мы должны освободить Лоиз от Кабоша. Один Бог знает, что за унижения должна терпеть бедная девушка в его руках.
     - Но как вы думаете вырвать ее оттуда? - спросила Сара.
     - Не в одиночку, конечно! Мамаше Кабош стоит только открыть рот, как ей на помощь бросится целая толпа людей, - те, которые хотят завоевать расположение ее сына, а также и те, кто просто боится вызвать его неудовольствие. Наш единственный выход - Машфер. Только он может помочь нам.
     Сара перешла от Жакетт к Барнаби, который стоял, оперевшись на одну ногу, нервно грызя ногти. Она прошептала ему что-то тихим голосом, чтобы никто ничего не расслышал, но все же Катрин, обладающая тонким слухом, уловила сказанное.
     - А не рискуем ли мы, ведь Машфер может захотеть получить плату за свою услугу... вполне определенную плату? Особенно если девушка хорошенькая.
     - Это риск, на который придется пойти. Я надеюсь, что мы сможем помешать ему. Во всяком случае, если мы хотим сделать что-то, то мы должны действовать. Кого нам нужно сейчас бояться, так это не Машфера, а Кабоша. Должно быть, у Короля Нищих под началом столько же людей, сколько и у Кожевника. Сейчас он должен быть на своем обычном месте, возле Дворца сицилийского короля. Это место, где он обычно попрошайничает. Ты знаешь его в лицо, Ландри?
     Парень нахмурился и скорчил гримасу.
     - Это тот, который зовет себя Колен-Шелковый Красавчик, человек, весь в нарывах?
     - Он самый. Иди и найди его. Скажи ему, что он нужен Барнаби-Ракушечнику, а если он заартачится, скажи, что мне срочно нужна его помощь для того, чтобы "кинуть кости". Запомнишь?
     - Конечно.
     Ландри надвинул шапку на уши и обнял Катрин, которая прижалась к его руке.
     - Я хочу пойти с тобой, - сказала она, - здесь так скучно.
     - Не надо, малышка, - вставил Барнаби, - тебя слишком легко узнать. В Париже нет другой такой головки с такими волосами, как у тебя! Достаточно тебе поднять шапочку, как все будет кончено. Кроме того, я бы не хотел, чтобы Машфер вдруг увидел тебя при солнечном свете.
     Когда Ландри взбежал по ступенькам и вышел через низкую дверь, Катрин почувствовала острую тоску, глядя, как солнечный луч на мгновение вспыхнул на влажных ступеньках. Там, наверху, должно быть так прекрасно в этот солнечный день! Барнаби обещал, что они покинут Париж, как только отыщут Лоиз. Но, похоже, что этот день придет не скоро. Прежде всего, удастся ли вернуть Лоиз?
     Когда девочка думала о Кабоше и своей сестре, она закипала от ярости. Она лишь смутно представляла, что могло произойти с Лоиз, но она была уверена, что ненавидит Кабоша всем сердцем. Он всегда появлялся, когда в ее жизни происходило что-либо ужасное.
     Им не пришлось долго ждать. Час спустя Катрин увидела, что Ландри возвращается. Его сопровождал мужчина такой отталкивающей наружности, что у нее не было ни малейшего желания покидать свое место в углу, возле матери, где Барнаби велел ей оставаться. Она часто видела Машфера ночью, когда он руководил весельем своих подданных, но тогда это всегда был полушутливый, полугрубый обряд, который подходил Королю Нищих. Сейчас же он предстал перед ней в роли ничтожества. Человек на костылях, которого она лицезрела сейчас, был на голову ниже Барнаби, из омерзительных лохмотьев выпирал сзади огромный горб, вздымавшийся выше головы, одна нога, обмотанная измазанными гноем тряпками, была подогнута, а то, что виднелось, было похоже на гноящуюся рану. Его сверкающие белые зубы, похожие на волчьи клыки, были специально зачернены, и его рот выглядел, будто в нем не осталось ничего, кроме гниющих обломков. Поблескивал только один глаз, пустую глазницу другого - единственный естественный изъян Машфера - скрывала грязная повязка. На верхней ступеньке Машфер отбросил костыли, выпрямил скрюченную ногу и с ловкостью юноши спрыгнул с лестницы. Катрин едва подавила возглас удивления.
     - В чем дело? Парень сказал, что ты хочешь меня видеть.
     - Он сказал правду. Послушай, Машфер, мы с тобой не всегда сходились во взглядах, но ты здесь главный, и тебя знают как человека, который никогда не предает своих друзей. Возможно, тебя рассмешит то, о чем я хочу попросить тебя мне помочь... это доброе дело!
     - Это что, шутка?
     - Нет, послушай...
     Барнаби быстро объяснил Машферу ситуацию и уточнил, что именно он хотел бы от него. Тот слушал молча, задумчиво ковыряя свои фальшивые болячки. Когда Барнаби кончил, он только спросил:
     - Девушка хорошенькая?
     Барнаби незаметно сжал руку Жакетт, чувствуя, что она на грани истерики. Но голос его прозвучал совершенно спокойно, когда он ответил:
     - Ничего особенного. Блондинка, но слишком бледная. Не в твоем вкусе... кроме того, ее не интересуют мужчины, только Бог. Она хочет стать монахиней, а ее похитил Кабош.
     - Некоторые из них очень хорошенькие, - задумчиво заметил Машфер. - А Кабош сейчас в силе. Идти против него рискованно.
     - Только не для тебя. Чего тебе бояться Кабоша? Его власть недолговечна, ты же знаешь.
     - Возможно, это и так. Но что я получу с этого дела, кроме побоев?
     - Ничего, - коротко ответил Барнаби, - только славу. Я никогда не стал бы просить тебя что-либо сделать за вознаграждение, Машфер. Я скорее бы обратился к своему Королю Ракушек. Тебе наверняка не понравится, если я расскажу Жако де ЛА-МЕРу, что одноглазый Машфер интересуется только прибылью и что он не помог другу?
     Это препирательство стало раздражать Катрин, которая хотела, чтобы они скорее перешли к делу. Какая польза от этих всех разговоров, если единственное, что нужно сделать, - это пойти в дом мамаши Кабош и силой забрать Лоиз. Наконец Машфер кончил размышлять. Сидя на нижней ступеньке, он взъерошил волосы, подергал себя за ухо, потом откашлялся и плюнул на пять шагов. Затем встал и сказал:
     - Хорошо, я к твоим услугам. Нужно все обсудить и решить, что можно сделать.
     - Я знал, что мы можем рассчитывать на тебя. Давай пойдем и выпьем кувшинчик эля. Мы можем податься к Изабо-Сладкоежке и все обсудить там до наступления ночи.
     - Сегодня праздник Святого Иоанна, и у костров мы сможем добыть больше денег, чем днем.
     Мужчины отправились в таверну на площади, которую держал грубый, неопрятный субъект, умеющий, однако, завлекать клиентов. Жакетт смотрела им вслед круглыми от ужаса глазами, подавляя страстное желание заплакать.
     - Как я могу доверить свою дочь такому человеку?
     - Главное - вернуть ее, - твердо произнесла Катрин. Сара снова напомнила о себе. Она притянула Катрин и стала гладить чудесные длинные локоны, о которых так заботилась во время ее болезни. Казалось, что цыганка получает почти чувственное удовольствие, трогая тяжелые косы цвета золота, расчесывая и нежно приглаживая их.
     - Ребенок прав, - сказала Сара. - Она всегда будет права, особенно в том, что касается мужчин. Она будет достаточно красива для того, чтобы заставить мужчин умирать от любви!
     Катрин мрачно уставилась на нее и ничего не ответила. Ей было странно слышать, что она может стать красивой, так как никто никогда не говорил ей об этом. Конечно, люди восторгались ее волосами, а иногда и глазами, но не более того. Даже мальчишки никогда не упоминали о ее красоте. Ни Ландри, ни Мишель. Мысль о смерти молодого человека затмила то радостное удивление, которое вызвали в ней слова Сары. В конце концов, какая разница, красива она или нет, когда здесь нет Мишеля, чтобы смотреть на нее. Он был единственным, для кого она хотела бы быть по-настоящему красивой. Но теперь уже было слишком поздно. Она боролась с желанием заплакать, которое всегда охватывало ее при мысли о нем. Воспоминание о молодом человеке все еще причиняло боль. Это была рана, оставившая заметный шрам в ее душе.
     - Мне все равно, красива я или нет, - наконец произнесла она. - Мужчины бегают за красивыми женщинами и обижают их... так сильно!
     Несмотря на немой вопрос, возникший в глазах Сары, Катрин не стала ничего объяснять. Она внезапно покраснела, вспомнив ночные сцены, которые видела через слуховое окно, - грубое насилие над красивыми девушками. Глаза Сары следили за ней, как будто эта дочь далеких племен могла читать в душе своей маленькой подружки. Она больше ни о чем не спросила, а просто улыбнулась и медленно произнесла:
     - Хочешь ты или нет, но ты станешь удивительно красивой, Катрин, Помяни мои слова. Возможно, даже слишком красивой для того, чтобы жить спокойно. Ты будешь любить только одного человека, но любить страстно. Ради него ты будешь голодать и испытывать жажду, оставишь свой дом. Ты станешь искать его на больших дорогах и проселках, даже не зная, найдешь ли его там. Но все же встретишь его. Ты будешь любить его больше себя, больше, чем кого-либо на земле, чем саму жизнь...
     - Не буду! Я никогда не буду так любить мужчину! - возразила Катрин, сердито топнув ногой. - Единственный мужчина, которого я любила, умер.
     Катрин осеклась, боясь, что выдала себя тем, что сказала, и опасливо взглянула на мать. Но Жакетт ничего не слышала. Она вернулась на свое место и, перебирая четки, села, чтобы продолжать молитву. Сара схватила руки Катрин, зажала ее ноги коленями и понизила голос до мягкое, настойчивого, успокаивающего шепота.
     - Однако это так. Странные вещи написаны на маленьких ручках. Я вижу большую любовь, которая причинит тебе много страданий, однако даст тебе такое счастье, которое знали немногие человеческие сердца. Многие мужчины будут любить тебя и особенно один... О! - Она повернула руки девочки ладонями вверх и тщательно осмотрела их, ее лоб избороздили морщинки. - Я вижу принца... настоящего принца! Он полюбит тебя и будет часто помогать тебе. Но ты полюбишь другого. Я вижу его! Он молод, красив, благородного происхождения... но жестокий, очень жестокий! Ты будешь часто раниться о колючки его сердца, но кровь и слезы - это те кирпичики и раствор, из которых и создается любовь. Ты будешь искать этого человека, как собака ищет своего хозяина. Ты последуешь за ним, как гончая следует за запахом большого оленя. У тебя будут слава, богатство, любовь, все... Но ты дорого заплатишь за это. А потом... Как странно! Ты встретишь ангела!
     - Ангела? - повторила Катрин, открыв рот. Сара отпустила руки девочки. Она выглядела очень усталой и старой, но ее глаза, которые, казалось, видели далеко за мрачные стены, сияли, будто в них зажглось множество свечей.
     - Ангела! - повторила она в экстазе. - Ангела-воителя, несущего пламенеющий меч!..
     Чувствуя, что Сара унеслась куда-то далеко, куда нельзя было последовать за ней, Катрин легонько встряхнула ее руку, чтобы вернуть назад, на землю.
     - А ты, Сара? Ты вернешься на свой остров в далеком синем море?
     - Я не могу читать книгу судеб для себя, моя прелесть. Дух запрещает это. Но некогда одна старуха сказала мне, что, хотя я покину свою страну навсегда, я снова найду свой народ. Она сказала, что родные племена придут за мной.
     Барнаби вернулся в хорошем настроении.
     - Ну, - сказал он, - план готов, и все решено. Как только подвернется благоприятный случай, мы вырвем Лоиз у Кабоша.
     - Зачем ждать? Почему не сегодня ночью? - воскликнула Жакетт. - Разве она не достаточно долго ждала? Разве я тоже не жду?
     - Успокойся, женщина, - сказал Барнаби грубовато. - Нам надо все сделать так, чтобы самим уцелеть. Сегодня ночью в честь Святого Иоанна будут жечь костры. Самые большие из них будут перед дворцом и на набережной. В городе ничего нельзя будет сделать, всего только в нескольких ярдах от ближайшего костра. Да и людей, которые придут посмотреть на костры, будет много. Кроме того, Кабош - капитан на Шарантонском мосту. В его распоряжении люди и оружие. Он сейчас могущественнее, чем когда-либо. В любом случае надо подготовиться получше. Когда мы выполним наш план, город станет для нас опасным. Кабош будет искать нас везде. Даже во Дворе Чудес, где у него есть шпионы. Как только мы найдем Лоиз, нам нужно убираться из Парижа.
     - Мы? - радостно воскликнула Катрин. - Ты тоже уйдешь с нами?
     - Да, малышка. Мое пребывание здесь кончается. Мне пора вернуться к моему предводителю. Король Ракушек зовет меня в Дижон. Мы двинемся туда вместе.
     Он рассказал план, который выработал с Машфером. Они дождутся момента, когда в одной из отдаленных частей города начнутся беспорядки, которые привлекут туда большинство местных жителей, отыщут какой-нибудь предлог, чтобы выманить мамашу Кабош на улицу или хотя бы заставить ее открыть дверь. После чего похитить Лоиз с помощью верных товарищей будет уже детской игрой. Возле склада у реки они возьмут судно и по рекам Сене и Ионне доберутся до Бургундии.
     Для этого, Сара, мне нужна будет твоя помощь, - добавил Барнаби, - но затем ты можешь вернуться. Цыганка пожала плечами.
     - Если я нужна этой семье, я останусь с ними. Это не жертва. Мне надоел Майе-Волк. Он вбил себе в голову, что хочет спать со мной, и мне приходится отбиваться от него каждую ночь. Он становится все злее и злее и уже начал угрожать мне, что заставит меня танцевать для Машфера. Вы знаете, что это значит...
     Барнаби кивнул, и Катрин чуть не сделала то же самое. Она чувствовала, как в ней поднимается справедливый гнев. Она стала очень привязываться к этой своей странной лекарке и понимала, что, несмотря на смуглый цвет кожи, Сара достаточно красива, чтобы увеличить гарем Машфера. Вложив руку в ладони своей подруги, она посмотрела на нее теплым, ясным, как летний день, взглядом.
     - Ты не оставишь нас, Сара? Ты поедешь с нами к дядюшке Матье? Это правда, мама?
     Жакетт печально улыбнулась. Казалось, еще совсем недавно она была веселой и живой. Когда-то полная бургундка с каждым днем становилась все прозрачнее. Ее щеки утратили румянец и свежесть, глубокие морщины появились на лице, которое до постигшей ее трагедии было гладким и живым. Зашнурованный корсаж обвис на высохшей груди.
     - Сара знает, что где бы мы ни были, у нас всегда найдется для нее место. Разве мы не обязаны ей твоей жизнью?
     В едином порыве две женщины, такие разные, бросились в объятия друг друга, и каждая оплакивала печали другой. Несчастье сроднило их. Почтенная бюргерша чувствовала себя такой же неприкаянной, как и эта дочь ветра и необъятных просторов, кочевница по великим торговым путям, чьи предки шли за ордами Чингисхана. Женская солидарность, которая может стать могучей силой, когда нет места соперничеству, была трогательно продемонстрирована двумя женщинами. Жакетт с радостью посчитала бы Сару своей сестрой.
     - На сегодня довольно слез и красивых речей! Я голоден. И поскольку мы теперь одна большая семья, давайте устроим семейный ужин. Я стащил несколько печений у Изабо-Сладкоежки. Они для тебя, моя прелесть, - добавил Барнаби, вынимая из кармана несколько аппетитных золотых коржиков. Прошло много времени с тех пор, как Катрин, любившая поесть не менее прославленной Изабо, видела что-либо подобное. Она с жадностью откусила кусочек лакомства и прильнула пахнущими медом губками к небритой щеке Барнаби.
     - Спасибо, Барнаби...
     Старик был так удивлен этим проявлением чувств, что чуть не выронил Катрин. Он опустил ее на пол и заспешил в темный угол, где хранил фальшивые мощи. Было слышно только его частое шмыгание...
     - Завтра они поведут бывшего прево Парижа, Пьера Дезэссара, на виселицу. Весь город пойдет на Монфокон. Это будет подходящий момент...
     Косматая голова Машфера без фальшивых фурункулов просунулась в дверь Барнаби. Ракушечник был занят заворачиванием обломков костей и укладыванием кусочков бумаги с несколькими готическими буквами на них в маленькие медные коробочки.
     - Входи, - сказал он.
     Катрин стояла позади него, зачарованно следя за его работой. Было слишком поздно прятать ее. Машфер увидел девочку.
     - Кто это? - спросил он, указывая на нее большим грязным пальцем.
     - Сестра Лоиз, которую забрал Кабош. Убери руки, Машфер! Можешь считать ее моей приемной дочерью!
     Король Нищих взглянул на девочку, прижавшуюся к плечу Барнаби, с удивлением, в котором был оттенок гнева. Сара только что закончила приводить в порядок волосы Катрин, и в свете камина они светились, как нимб из чистого золота. Ее глаза сияли, она стояла гордо, как петушок, откинув назад голову, не желая показать Машферу, что испугалась. Он неуверенно протянул руку, коснулся одной из кос и проворчал:
     - Старая лиса! Я подозревал, что ты обманываешь меня. Если старшая сестра похожа на младшую, то она, по-видимому, удивительно красива.
     Узловатая рука Барнаби отодвинула руку Машфера.
     - Они не похожи, - коротко сказал он. - А эта слишком молода. Давай оставим это, Машфер. У тебя есть новости для меня? Не хочешь ли выпить?
     - Не откажусь, - сказал его собеседник, тяжело опускаясь на скамейку. - Тебе повезло, что ты член банды Жако де ЛА-МЕРА. Иначе я без раздумий перерезал бы тебе глотку, чтобы достать этих двух цыплят. Я люблю молоденьких, они такие нежные...
     Его руки играли кинжалом, висящим на поясе. Свет камина, отражавшийся в его налитых кровью глазах, делал его похожим на демона в человеческом облике. Катрин в ужасе отступила и перекрестилась. Барнаби пожал плечами и продолжил работу.
     - Так ты пришел, чтобы попугать цыплят? Успокойся, Машфер. Нам предстоят более важные дела, и ты знаешь, чт