пожу Готье. - К тому же вы сами в прошлый раз его не узнали.
     - В любом случае, - с горящими от радости глазами заключил Беранже, - этой ночью мы вырвемся из нашей тюрьмы.
     - Возможно... чтобы оказаться в другой, - вздохнула Катрин. - Нам придется, разумеется, некоторое время оставаться в монастыре, прежде чем выехать из города.
     Никогда еще день не казался таким длинным. Бесконечно тянулось время, а обстановка в городе становилась все более сложной. Из троих домашних слуг осталось двое. Третий не смог отказаться от удовольствия смешаться с толпой.
     Двум служанкам, сгорающим от любопытства, тоже не терпелось принять участие в мятеже. Они непрерывно обсуждали происходящие события, и Готье пришлось самому отправиться на кухню. К вечеру шум в городе по-прежнему не стихал, и когда Катрин задала вопрос о том, что происходит, начальнику караула, кожевенных дел мастеру, тот ответил:
     - Сегодня народ вершит правосудие! Над ним достаточно поиздевались. Пришло время заставить Филиппа бояться! - с победным блеском в глазах воскликнул он.
     - Правосудие-над кем?
     - Над теми, кто нами управляет и нас предает! Можете больше не ждать визитов бургомистра Варсенара, его и его брата казнили. Негодяй! Он прекрасно знал, что этим кончится: его нашли в гронвурде, притащили на Рыночную площадь и удавили.
     - Но что он вам сделал? - в ужасе воскликнула молодая женщина, не в силах сдержаться. - До сих пор он, как мне кажется, защищал ваши интересы?
     - Как бы не так! Он вступил в сделку с этим проклятым герцогом Бургундским, стремящимся уморить нас голодом. Мы узнали, что Филипп разрешил жителям Леклюза разгружать шотландский уголь, шведский и датский лес. Раньше мы одни занимались этой разгрузкой. Варсенар находился у герцога, когда тот принял это несправедливое решение. Нам надоели люди, которые улыбаются в лицо и предают за спиной.
     - А Луи Ван де Валя вы тоже удавили?
     - Это ведь нехорошо - казнить собственного патрона. Ван де Валь является нашим предводителем, он-то и помог нам найти Варсенара. Не бойтесь, он еще жив. Вы сами в этом убедитесь, когда он придет за вами с палачом, чтобы отвести на Рыночную площадь. Это случится довольно скоро, если ваш дружок Филипп будет и дальше дурачить жителей Брюгге. На вашем месте этой ночью я бы молился Дольше обычного.
     Он сплюнул чуть ли не на ноги Катрин, развернулся и вышел, напевая застольную песенку.
     - Я вижу только двоих. Остальных скрывает листва. Факелы хорошо освещают фасад дома, но не настолько, чтобы можно было разглядеть сток.
     - Ты видишь лодку?
     - Нет.
     Пробило одиннадцать часов. Готье в темноте нащупал руку Катрин и сжал ее.
     - Смелее, госпожа Катрин! Скоро все закончится. Главное - не бойтесь. Находясь на стоке, повернитесь к крыше и не смотрите вниз. Я пойду впереди, чтобы помочь вам, а Беранже будет замыкающим. Мы можем трогаться?
     - Да. Будьте спокойны. Я постараюсь не быть неловкой и не очень бояться.
     Юноша быстро выскользнул наружу и встал на карниз. Одной рукой он держался за лепку, украшающую окно, а другую протянул Катрин.
     - Вы думаете, я пролезу? - с тревогой прошептала она. - Мне кажется, я так растолстела.
     Но она без труда выбралась и прижалась бедрами, животом и грудью к скату крыши. За ней следом вылез Беранже и тоже припал к крыше.
     Сердце Катрин бешено билось от страха. Холодный морской ветер с запахом гари пробирал до костей, не спасало даже монашеское платье.
     - Нас никто не видит, - прошептал Готье. - Все в порядке. Теперь нам надо потихоньку продвигаться. Госпожа Катрин, не бойтесь, я вас держу.
     Юноша обхватил рукой ее расплывшийся стан. Шаг за шагом они стали продвигаться по узкому желобу. Над головой на черном небе проносились облака. Все слабее становился свет от факелов стражников. Самым трудным участком оказался угол дома, но Готье, рискуя упасть сам, постарался скрыть зияющую пустоту, в глубине которой сверкала вода. Теперь со стока пришлось перейти на карниз. Скат крыши сменился отвесной вертикальной стеной.
     - Мы почти у цели, - прошептал Готье. - Крепко держитесь за стену, я вас отпущу. Я вижу внизу лодку. Беранже, веревка и платок у тебя?
     Паж передал Готье за спиной Катрин то, что тот просил. Вцепившись в одно из перекрытий, охваченная ужасом, молодая женщина не смела больше шевелиться.
     Готье быстро размотал клубок, на конце которого был привязан белый носовой платок.
     - Он поймал! - воскликнул Готье. - Сейчас поднимем лестницу.
     Трижды натянув веревку, Сан-Реми дал знак, что пора понимать. Через несколько минут Готье уже принялся прикреплять лестницу. Это оказалось нелегко. Сам, едва удерживая равновесие, юноша кожей чувствовал охваченную паникой Катрин. Прислонившись к стене, она не произносила ни слова; было слышно, как стучали ее зубы. Готье волновался, и руки отказывались слушаться. Наконец надежно укрепленная лестница упала в воду и натянулась.
     - Все идет по плану, - сказал Готье Катрин. - Ваш друг внизу, лестница в надежных руках. Я помогу вам спуститься.
     Он быстро обернул ее одним концом веревки, поднятой вместе с лестницей, другой же конец привязал к своему поясу. Затем попытался оторвать Катрин от стены, но ему не удалось отцепить ее сжимавшие дерево руки. Он почувствовал, что она дрожит как осиновый лист.
     - Я вас умоляю, не бойтесь. Я вас держу, даже если вы поскользнетесь или оступитесь. Тут невысоко. Смелее. Подумайте о том, что, если нам не удастся убежать, мы умрем.
     Она испытывала такой страх, что ничего не слышала. Глаза ее были закрыты, она ничего не видела, но воображение рисовало ей страшные картины, усиливая головокружение. Все-таки Катрин сделала над собой усилие. Сдерживая рыдания, она оторвала одну руку и, вцепившись в Готье, сделала первый шаг.
     - Так... тихонько. Хорошо. Теперь согните колено, и вы почувствуете первую ступеньку. Осторожнее, как можно осторожнее. Я вас крепко держу.
     Она попыталась все исполнить, как было сказано, как вдруг внезапный порыв ветра качнул лестницу. Катрин, обезумев от страха, решила, что лестница рухнула. Под ногами была пустота. Пытаясь зацепиться, она сделала неверное движение и, жалобно вскрикнув, упала, увлекая за собой Готье.
     Удар о воду оказался таким болезненным, что она сразу же потеряла сознание.

Глава шестая. ТРОИЦЫН ДЕНЬ

     К счастью для Готье, он избежал удара о лодку. Собрав все силы, юноша вплавь добрался до Катрин, которая была связана с ним веревкой, и увлек за собой ее бесчувственное тело. Беранже с легкостью, присущей его возрасту, в мгновение ока спустился с лестницы, и они втроем вытащили Катрин из воды. Женщина была без сознания, но еще дышала.
     - А я уже не надеялся вытащить ее, - прошептал Сан-Реми. - Если бы вы не додумались привязать Катрин, мы бы не нашли ее в такой темноте. Что произошло?
     - Я не знаю. Она была в панике и не слышала никаких советов. Было бы лучше, если бы я спустил ее на спине, но наверху было мало места для подобных трюков.
     - Главное, что она и вы здесь! Теперь бежим! Нам повезло, что этой ночью в городе шумно и никто ничего не слышал...
     Сан-Реми и Готье взялись за весла, а Беранже устроился на корме, положив голову Катрин себе на колени. Лодка быстро заскользила по темной воде и успела скрыться в тени моста, когда по нему с грохотом прошла разъяренная толпа. Головорезы, распевающие песенку о молодой невесте, ожидающей возлюбленного, вместо знамени несли палку с надетой на нее окровавленной головой.
     Сан-Реми брезгливо поморщился.
     - Я не узнал несчастного, но ясно, что эти дьяволы решили отнести его голову супруге или невесте. Город, объятый страхом, - страшный город!
     Воцарилось относительное спокойствие, и гребцы принялись работать веслами изо всех сил, так как Катрин, очнувшись, стала стонать и метаться.
     - Если она будет кричать, закройте ей рот рукой, - посоветовал Сан-Реми. - Не следует привлекать внимание. Никто, кроме настоятеля, не должен знать, что с нами женщина.
     - - Вы боитесь, что даже среди монахов могут быть предатели? - спросил Готье.
     - В обители ведь люди находятся не только по собственному желанию. Те, кого туда заточили, могут оказаться несговорчивыми.
     Беранже фыркнул. Родители прочили его в священники, но юноша поджег монастырь, куда его поместили.
     Наконец беглецы приблизились к монастырю. Его громадные очертания вдруг выросли на берегу канала. Сан-Реми уверенно направил лодку к черной арке. Беглецы увидели широкий туннель и освещенную лестницу, последние ступени которой уходили под воду.
     Когда лодка стукнулась о камни, мужчина, стоявший на лестнице и освещавший ступени, облегченно вздохнул и спустился.
     - Ну, вот и вы! Я так боялся, что вы задержитесь и прибудете, когда прозвонят заутреню. Я хочу сам проводить гостей в приготовленные комнаты, пока в обители еще спят. Скоро монастырь проснется.
     Прекрасный крест, украшенный золотом и сапфирами, блестевший на скромной черной монашеской рясе, говорил о том, что это был настоятель августинцев. Высокий, худой, с лицом, изможденным постом и молитвами, отец Киприан де Ренваль был не из тех светских аббатов, которые используют монастыри лишь для сбора дани. Его темно-зеленые глаза блестели мистическим огнем, а голос был таким, какие ведут за собой толпу и подчиняют людей.
     - Вот и мы! произнес Сан-Реми. - Но не обошлось без происшествий. Госпожа де Монсальви упала с крыши в воду. Нам удалось ее вытащить, но она потеряла сознание и, кажется, страдает. Если не хочешь, чтобы твои монахи про нее проведали, ее надо поместить в укромное место. Ей необходим уход, так как я боюсь...
     Он не закончил. Руки Готье, поднявшего Катрин, чтобы вынести ее из лодки, окрасились кровью. Малейшее движение причиняло женщине боль, и она, извиваясь, протяжно застонала, едва не выскользнув из рук юноши.
     - Боже мой! Она ранена? - прошептал аббат.
     - Нет, не ранена, - ответил Готье, - возможно, у нее преждевременные роды. Аббат задрожал.
     - Преждевременные... вы в этом уверены?
     - Думаю, что да... Кровь и эти схватки говорят сами за себя. Причиной послужил сильный удар о воду. Куда мне ее перенести?
     Он начал было подниматься по ступенькам, но настоятель остановил его.
     - Эта дама не может здесь оставаться, - тихо, но твердо сказал он. - Можно спрятать здоровую, способную контролировать свои действия женщину. Графиня же страдает и будет кричать. Монастырь не так велик, и ее все услышат.
     Сан-Реми и юноши с тревогой посмотрели друг на друга.
     - Что же нам делать? - простонал Сан-Реми. - Мы не можем ни оставить ее в лодке, ни отвезти обратно. Ты прекрасно знаешь, что это было бы равносильно смертному приговору.
     - Я знаю, знаю, но не из-за собственной черствости не могу принять ее, она здесь не будет в безопасности.
     Готье охватила ярость. Пережитый страх и усталость сделали свое дело, он потерял самообладание:
     - Что прикажете делать, сир настоятель? Может быть, бросить ее снова в воду, чтобы она утонула? Это было бы так просто: в Брюгге не осталось бы заложника, и разом бы отпали все заботы. Так вот, я, Готье де Шазей, говорю вам, что вы приютите ее, пусть даже в погребе, но я должен сейчас же ей помочь. Если мы промедлим еще немного, она потеряет много крови и умрет.
     Аббат с силой сжал руку юноши, который вместе с Беранже держал Катрин.
     - Успокойтесь и положите даму в лодку, иначе вы ее уроните. Я, кажется, кое-что придумал.
     - Что? - сухо поинтересовался Сан-Реми, рукавом вытирая струящийся по лбу пот.
     - Монастырь бегинок. Это единственная женская обитель, где несчастная найдет приют и необходимый уход. Бегинки прекрасно умеют выхаживать больных.
     - Ты думаешь, они среди ночи откроют нам дверь, да еще когда в городе бунт, а мы скорее похожи на бродяг, чем на честных людей? В большинстве своем это благородные дамы или девицы из богатых семей. Учитывая происходящее, они должны крепко закрыть ворота. Им самим грозит опасность, если чернь ополчится на высшие сословия, что уже началось.
     - Чернь, как ты говоришь, их любит и уважает, так как монашки простым людям часто помогают. Что же касается ворот, они откроются, если я поеду с вами. Но надо действовать быстро, я должен прибыть к заутрене. Эти юноши вернутся сюда, поскольку бегинки их, разумеется, не примут.
     - Мы не хотим оставлять госпожу в чужих руках, - возразил Беранже, выпятив грудь, словно петушок.
     - Ей помогут, и она будет жить. Если вы на это не согласитесь - она умрет. Выбирайте, но делайте это быстрее.
     Вместо ответа Готье снова поместил Катрин в лодку, сел сам и положил ее голову себе на колени. Аббат прикрепил факел к железному крюку и следом за Сан-Реми и Беранже прыгнул в лодку. Через минуту она снова заскользила по водной глади в южном направлении. Дорога была недолгой, к великому облегчению Готье, который пытался заглушить непрекращающиеся стоны Катрин.
     Этот монастырь бегинок, основанный два века назад графиней Жанной Константинопольской, представлял собой огромный участок земли, обнесенный высокими стенами, за которыми виднелась густая листва. Он включал церковь Святой Елизаветы, лечебницу и вереницу белых домов бегинок, вытянувшихся вдоль обширной поляны, усаженной деревьями и цветами.
     Этот монастырь в своем первозданном виде стоит и поныне (примеч. лет.).
     Монахини подчинялись настоятельнице, которую звали Главной Дамой. После двух лет подготовки в монастыре каждая послушница получала жилище и смирялась с тремя правилами: бедность, молитва и работа. Во Фландрии многие вдовы и девушки, которых не могли выдать замуж, предпочитали монастырь бегинок обычным монастырям, поскольку его всегда можно было покинуть.
     Лодка остановилась под мостом у главных ворот. Настоятель августинцев вышел и ударил в небольшой колокол. Он отсутствовал недолго и вернулся в сопровождении двух женщин в черных платьях с носилками в руках.
     Стонущую, страдающую от беспрерывных схваток Катрин уложили на носилки. Когда Готье и Беранже вздумали взяться за ручки, одна из женщин остановила их.
     - Мы сами позаботимся о ней, - спокойно сказала она. - Мы будем сообщать вам о ее здоровье.
     - Бог отплатит вам за вашу доброту, госпожа Беатриче, - сказал отец Киприан, - и сделает так, чтобы вы не пожалели о ней.
     - Мы бедны и зарабатываем на хлеб тяжелым трудом. Кто может желать нам зла? Ни один из недругов этой несчастной женщины, даже если он и узнает о ее местонахождении, не посмеет проникнуть к нам с нечистыми намерениями. Я вам желаю доброй ночи, братья мои.
     Деревянные ставни захлопнулись. Впервые за многие месяцы Готье и Беранже расстались с Катрин и теперь страдали от этого. Какое-то время они, не двигаясь, стояли перед закрытой дверью с глазами, полными слез.
     - А если она умрет... - пробормотал паж. - И мы никогда уже ее не увидим?
     Сан-Реми рассмеялся, смех его прозвучал неуместно. Обняв юношу за плечи, он сказал:
     - Больше всего мне нравится ваш оптимизм! Вы все такие в Оверни? Это правда, что великолепного Арно де Монсальви нельзя назвать веселым малым.
     - Вы знакомы с мессиром Арно?
     - Мне выпала честь дважды видеть его в сражении: один раз в Азенкуре, а другой - в Аррасе. Достойный соперник, настоящий воин и самый отвратительный характер, какой я когда-либо встречал.
     - Пусть он сдохнет! - процедил Готье сквозь зубы. - Тем, что госпожа Катрин вынуждена почти ежедневно рисковать своей жизнью, она обязана только ему.
     И чтобы немного успокоиться, он принялся неистово грести к монастырю августинцев.
     Катрин ничего не слышала и не видела с тех пор, как ее вытащили из воды. Вернувшееся было сознание, снова угасло в потоке страдания, полностью овладевшего ее телом. От падения болел каждый мускул, начавшиеся роды заставляли женщину корчиться, словно на раскаленной решетке. Ее разорванное чрево превратилось в сплошную острую боль. Больную перенесли, раздели, смыли кровь, уложили в кровать. Но это нисколько не облегчило ее страданий. Катрин не в состоянии была слушать, разговаривать, думать... Муки были столь жестокие, что палач со своим топором, появись он вдруг, показался бы ей ангелом-спасителем.
     Сквозь туман слез, застилавших глаза, она замечала очертания черных и белых фигур, которые двигались взад и вперед, иногда останавливались рядом с ней. Тогда она ощущала свежесть на своем лице, сменявшую на мгновение обжигающие слезы, и запах трав, смешивающийся с удушливым запахом крови. Когда боль на минуту стихала. Катрин, словно уставшее животное, погружалась в сон. Но передышка была короткой, и через несколько секунд сон исчезал, гонимый клыками хищника, пожирающего ее внутренности. Этот ад длился часами, страданиям, казалось, не будет конца. В глубинах ее помутившегося сознания свербила единственная мысль: она умерла, но из-за совершенного ею святотатства была обречена на вечные муки. Ей ведь не зря привиделся бородатый дракон с огненными глазами, спрятанными под черными густыми бровями, - он погрозил ей кулаком. Она изо всех сил пыталась оттолкнуть его, но руки ее вдруг сделались неподвижными, и суровый голос произнес:
     - Это просто необходимо. Она должна это выпить, иначе никогда не освободится от бремени и может через час умереть.
     Демоны, - теперь их было трое, - подошли ближе. Один сдавил ее руки, другой зажал нос, а третий пытался запихнуть ей что-то в горло, чтобы прекратить душераздирающие крики.
     Катрин почувствовала, как теплая горьковатая жидкость полилась ей в рот и пропитала все внутренности. И потом уже не было ничего, кроме огромной черной волны, которая унесла ее в глубины небытия...
     Ад сменился раем, свет победил мрак, и Катрин вместе с лучом солнца вернулась к жизни. Вокруг нее все было белым: кровать, простыни, балдахин, сквозь который пробивался яркий свет, разбудивший ее.
     Катрин казалось, что она находится посреди прозрачной скорлупы, невесомого облака. Женщина почувствовала необычайную легкость. Еще вчера ее тело было подобно тяжелому носу корабля, обвитого тиной, который, порвав все путы, устремился в открытое море.
     За балдахином послышался шорох. Испытывающая блаженство Катрин приготовилась увидеть ангела.
     Появилась маленькая старушка в черном платье и белом фартуке. Голова ее была покрыта белоснежным фаем бегинок. Она изучающе посмотрела на Катрин и, заметив, что у больной широко раскрыты глаза, радостно улыбнулась. Отсутствие множества зубов ничуть не мешало приветливому выражению ее лица.
     - Да будет благословенна святая Елизавета! - вздохнула она. - Вы проснулись! Как вы себя чувствуете? Катрин без труда улыбнулась ей в ответ.
     - Спасибо, намного лучше. Но что я здесь делаю?
     - Вы не знаете, где находитесь?
     Повернув голову к окошку, Катрин заметила вереницу белоснежных домов, расположенных вдоль огромной поляны, сплошь усаженной деревьями и несметным количеством весенних цветов. В свежей траве виднелись нарциссы, фиалки...
     - Это монастырь бегинок, не так ли? А вы одна из... Старушка присела в реверансе.
     - Позвольте представиться: сестра Урсула. Вы нас так напугали.
     - Но как я сюда попала?
     Сестра Урсула подошла к небольшому столику, на котором были расставлены горшочки, медная ступка и флаконы. Она достала что-то из горшочка, положила в ступку и принялась растирать.
     - Вас приняла Главная Дама, она вам и расскажет. Я не могу себе этого позволить.
     Она быстро превратила содержимое ступки в порошок, бросила три щепотки в стаканчик, добавила что-то из флакона, все взболтала и протянула Катрин.
     - Вы спасены, но теперь надо набираться сил: вы ведь потеряли много крови. Выпейте это. Потом я вам принесу молока и меда. К сожалению, из-за случившегося вы лишились ребенка, - грустно добавила она, заметив, что Катрин ощупывает живот и бока.
     Фай--шелковая ткань.
     Больная выпила приготовленное лекарство, упала на подушки и разрыдалась. Сокрушенно качая головой, добрая Урсула на ц