ля них был быстро собран ужин с танцами.
     - Они танцуют, - злобно проворчал Ксантрай, кинув убийственный взгляд на освещенные окна дворца, - они танцуют в то время, когда другие умирают и безопасность королевства под угрозой. Черт бы их всех побрал!
     Их провожала только Иоланда Арагонская, которая провела с дочерью два дня. Она молча сунула в руки капитана тяжелый кошелек и, поймав его недоуменный взгляд, сказала:
     - Сделайте невозможное.
     Она ушла, не оглянувшись.
     Три путника долго скакали. Ксантрай был вне себя от злости, а Катрин лелеяла свое горе. Они с Сарой опять облачились в мужские костюмы, более удобные для долгого путешествия, и Катрин привязала к передней луке седла тяжелую шкатулку, куда положила золото и некоторые свои наиболее ценные украшения. Среди них знаменитый черный бриллиант, от которого у нее никогда не хватало смелости избавиться. Золото - самое сильное оружие во время войны, это Катрин уже хорошо понимала.
     В нескольких словах Ксантрай обрисовал ей события, которые произошли 24 мая под стенами Компьеня. Он рассказал, как Жанна во время вылазки в лагерь ла Венета заехала слишком далеко и затем попыталась отступить от армии Жана Люксембурга к Компьеню, но о возвращении в город обнаружила, что ворота закрыты, а мост поднят. Она и ее отряд были захвачены Жаном д'Олоном...
     - Но кто отдал приказ поднять мост?
     - Гийом де Флави! Свинья.., предатель! Арно ранили, когда он пытался заставить его опустить мост. Он не участвовал в вылазке, так как Жанна приказала ему провести смотр резерва, поэтому, когда он напал на Флави, на нем не было доспехов. В схватке победил Флави. Арно упал, пронзенный насквозь. Но еще смог увидеть, как эта свинья Лионель де Вандом, которого он на свою беду пощадил в Аррасе, выбил Жанну из седла. Затем Арно потерял сознание.
     Размышляя обо всем этом, Катрин пришпоривала коня. Ветер обдувал ее лицо, и ей стало лучше. Она не чувствовала ни голода, ни жары, ни усталости - ничего, кроме жгучего желания успеть доехать до того, как может случиться самое худшее. Единственное, что ее утешало, была мысль о том, что Арно позвал ее! Он послал Ксантрая найти ее, и только ее!
     Что еще могло означать это последнее предсмертное обращение к ней, кроме того, что он наконец собрался сказать о своей любви? Катрин молила Бога о великой милости к ней - помочь ей доехать вовремя, чтобы уловить последний вздох умирающего.
     - Господи, дай мне миг, чтобы проститься с Арно и вспоминать об этом всю жизнь, - прошептала она. - После этого я готова и умереть.
     Это была ужасная, изнурительная дорога. В бешеной скачке они загоняли лошадей и останавливались лишь для того, чтобы проглотить кусок хлеба и выпить стакан вина, ополоснуть лица холодной водой, пока Ксантрай добывал свежих лошадей, щедро оплачивая выносливых животных. Сам он ел в седле, и казалось, что он сделан из железа. По-видимому, этому невероятно храброму человеку все было нипочем. Катрин чувствовала страшную усталость, судороги сводили тело, но ничто на свете не могло заставить ее признаться в этом. Она сжимала зубы, чтобы удержаться от стона, когда седло терло ее израненные ноги и от тряски болела спина. Сара молчала. Она тоже страдала, хорошо понимая, что жизнь и счастье Катрин зависят от еле теплящейся жизни в израненном теле Арно. Саре страшно было подумать, что случится, если раненый отдаст Богу душу до их приезда.
     Катрин так уже настрадалась из-за него и по нему, что Сара даже не могла вообразить ту боль, которую эта трагедия принесет ей. Сможет ли Катрин пережить такой удар?..
     На третий день вечером три измученных путника наконец въехали в громадный Гизский лес, который покрывал всю страну от Компьеня до Виллер-Котре.
     - Уже близко, - сказал Ксантрай. - Осталось всего три лье! Бургундцы и англичане стоят лагерем на севере за Уазой. Мы легко проникнем в город с юга. Леса закрывают больше половины города.
     Катрин знаком показала ему, что поняла. Ей было больно даже говорить. Она все видела сквозь туман и заставляла себя держаться на одном самолюбии, оказавшимся сильнее, чем ее смертельная усталость. Сара, ехавшая за ней, засыпала на лошади, и они привязали ее к седлу, чтобы она постоянно не падала.
     Последние три лье показались Катрин бесконечными. На пути было так много деревьев, и никакого намека .на город. Было что-то кошмарное в этой скачке в ночи, через бесконечный лес!.. Наконец лес поредел, и показались четкие очертания Компьеня. Ксантрай поехал один вперед ко рву, так как не знал, удалось или нет врагам в его отсутствие овладеть городом.
     - Если окажется, что это так, - сказал он женщинам, вы должны тотчас же исчезнуть и спрятаться в лесу.
     - Никогда! - воскликнула Катрин. - Куда вы, туда и я!
     Ему стоило большого труда уговорить ее позволить ему пойти на разведку. Город все еще держался, и скоро перед ними открылись маленькие створки в воротах, в которые три путника вошли, держа коней под уздцы.
     Солдат ждал их на другой стороне с факелом в руках.
     Ксантрай спросил его тревожно:
     - Ты не знаешь, жив ли еще капитан Монсальви?
     - Он был жив и в сознании до захода солнца, мессир, но я не знаю, как он сейчас.
     Ксантрай молча помог женщинам сесть на лошадей.
     Без его помощи Катрин не смогла бы этого сделать. Ее ноги не сгибались и не повиновались ей. Он взял ее на руки и посадил в седло, то же он сделал и с Сарой, которая просто теряла сознание от усталости.
     - Арно в монастыре Сен-Корнель, за ним ухаживают монахи, - прошептал он. - Ради Бога, не забывайте, что вы - мужчины! Бенедиктинцы очень строги и не разрешают женщинам входить в монастырь. Попытайтесь внушить это своей служанке, если она в состоянии сейчас что-нибудь понять.
     Скоро перед ними в серых сумерках появилась высокая каменная арка аббатства. Ксантрай подъехал к входу и обменялся несколькими словами с монахом, который с подозрением смотрели на них через решетку ворот.
     - Слава Всевышнему, - прошептал он Катрин, когда монах открыл ворота. - Арно все еще жив! Кажется, он спит.
     Когда они проследовали за Ксантраем через аркаду аббатства, Катрин в молитвах горячо возблагодарила Господа, который услышал ее мольбы и разрешил ей увидеть Арно еще раз живым. Надежда и уверенность постепенно возвращались к ней: может быть, еще не все потеряно, возможно, он будет жить.., и, возможно, завтра, наконец, она найдет свое счастье.
     Арно лежал на маленькой кровати в одной из келий.
     Его глаза были закрыты. Рядом с ним на табурете сидел монах, читая молитвы. Желтая восковая свеча, горящая в грубом железном подсвечнике на столе, была единственным источником света. Кроме распятия, висящего на стене, и требника на скамье, в узкой комнате, где оказалась Катрин, не было ничего. Когда они вошли, монах встал...
     - Как он? - прошептал Ксантрай.
     Монах сделал неопределенный жест и пожал плечами.
     - Не очень хорошо! Он чувствует сильную боль, но пришел в сознание. Ночь была плохой. Он с трудом дышит...
     Дыхание вырвалось из груди раненого с шумом и свистом, как из кузнечного меха. Он был бледен, словно воск, и две глубокие серые тени пролегли в уголках губ.
     Его руки бессильно лежали на покрывале. Катрин была так потрясена, что не могла говорить. Она опустилась на колени у кровати и нежно поправила темные волосы, прилипшие к потному лбу. Она слышала, как Ксантрай пояснил монаху:
     - Это тот человек, которого он просил меня разыскать. Не могли бы вы, святой отец, оставить нас ненадолго одних?
     Катрин услышала легкое шарканье сандалий и скрип закрываемой двери. Арно открыл глаза. Взгляд был туманным, глаза бессмысленно блуждали, пока взгляд не прояснился.
     - Жан! - выдохнул он. - Ты вернулся!..
     - Да, - пробормотал Ксантрай. - Она здесь, видишь...
     Выражение удовлетворения разгладило изнуренное лицо Арно. Он повернул голову и увидел Катрин, склонившуюся над ним.
     - Ты пришла. Спасибо...
     - Не благодари меня, - запинаясь, сказала Катрин таким хриплым голосом, что сама еле узнала его. - Ты должен был знать, что я приду! Ради тебя я дойду до края земли, Арно.
     - Не ради меня! Я умираю, но другие останутся жить!
     Радость, осветившая лицо молодого мужчины, исчезла так же внезапно, как и возникла. Он отвел от нее взгляд, и его лицо приняло прежнее жесткое, непреклонное выражение. Его губы двигались, но почти ничего не было слышно, и Катрин пришлось наклониться, чтобы разобрать, что он говорит.
     - Слушай внимательно, я не могу много говорить.
     Филипп Бургундский схватил Жанну! Она пленница Жана Люксембурга, что одно и то же. Ты должна пойти к нему.., в его лагерь.., и попросить освободить Жанну.
     Катрин подумала, что ослышалась.
     - Я должна пойти к герцогу? Я? Арно, ты не можешь хотеть, чтобы я сделала это!
     - Да, ты должна! Ты единственная, кто может выиграть эту войну. Он любит тебя!
     - Нет! - резко вырвалось у Катрин. Устыдившись, она понизила голос и начала говорить более мягко. - Нет, Арно, ты не должен в это верить. Он больше не любит меня. Он горд, как Люцифер, и никогда не простит моего бегства. Он отобрал все то, что подарил мне. Я изгнана. Кроме того, он женится и больше не думает обо мне.
     Лицо Арно потемнело от гнева, и он сделал резкую попытку подняться в постели, но упал назад со стоном.
     Теперь бесстрастным голосом заговорил Ксантрай:
     - Вы ошибаетесь, Катрин. Ваша власть над ним сейчас еще больше, чем раньше. Как вы и сказали, он женится. Он вступает в брак с инфантой Изабеллой. Пышные празднования пройдут в Брюгге в январе этого года, но самым помпезным в свадебных торжествах будет создание рыцарского ордена, баснословное богатство которого станет настоящим памятником его спеси. Вы знаете, как будет называться орден, Катрин?
     Не глядя на него, она быстро затрясла головой, понимая, что прошлое опять готово возвратиться и схватить ее. Голос Ксантрая доходил до нее откуда-то издалека.
     - Орден Золотого руна. Всем совершенно ясно, почему он выбрал это название. Народ Брюгге не сомневается, что он никогда не выбрал бы его, если бы до сих пор не переживал потерю возлюбленной с бесподобно прекрасными волосами. Это дань уважения, Катрин, и выражено оно чересчур откровенно. Вы не можете требовать более ясного признания в любви. Ваша власть над ним осталась, а конфискация вашей собственности просто поступок расстроенного мужчины, который втайне жаждет вашего возвращения.
     Все еще стоя на коленях у кровати, Катрин сделала вид, что не понимает, о чем он говорит. Ее беспокойные блестящие глаза были прикованы к лицу Арно, в отчаянии отыскивая на нем опровержение или несогласие с тем, что говорил его друг. Но нет! Он слушал Ксантрая внимательно, глядя на его губы, пока тот говорил... Он ни разу не взглянул на нее, даже тогда, когда Ксантрай кончил и Катрин робко тронула его за руку.
     - Ты должна.., пойти... - Арно задыхался. - Это наша последняя надежда...
     Подавленная печалью и обманутыми надеждами, Катрин прижалась мокрой от слез щекой к его большой горячей руке.
     - Арно, - прошептала она, - не проси меня об этом...
     Только не ты...
     Его черные глаза скользнули к ней и впились в нее горящим пристальным взглядом. Ему было больно, и каждое слово, которое он выдавливал из себя, приносило ему неслыханные страдания.
     - Я тоже прошу тебя об этом.., потому, что ты единственная.., кого может послушать Филипп.., и потому, что Жанна.., более нужна Франции, чем ты.., или я!
     Ею вдруг овладело равнодушие, все ей стало безразлично: и место, где она находилась, и даже самые элементарные предосторожности.
     - Но я люблю тебя! - воскликнула она с болью. - Я люблю тебя и готова умереть за тебя, и все же ты просишь меня вернуться к Филиппу! О, ты презираешь меня а я-то думала, что ты меня хоть немного любишь, совсем немного!
     Арно закрыл глаза. Его лицо, казалось, усохло от безграничной усталости, и он смог только прошептать:
     - Ничто не имеет значения... Жанна.., ничего более!
     Его пронзил внезапный приступ боли, и он судорожно схватился руками за покрывало, розовая пена появилась на его губах. Ксантрай положил руку на плечо Катрин:
     - Пойдемте, он очень устал! - прошептал он. - Вы должны дать ему отдохнуть. Вам тоже нужен отдых.
     Катрин вскочила и впилась в него взглядом, пылающим от негодования.
     - Вы знали, зачем он послал за мной, не так ли? Вы знали и до сих пор ничего не сказали! Вы жестоко обманули меня...
     - Нет, я не обманывал вас, я только сказал, что он хочет вас видеть, а вы ни о чем меня больше не спросили.
     Вы должны понять, Катрин, что для нас, ее товарищей по оружию, Жанна гораздо важнее всего остального, как сказал Арно. Она - спасение страны, и ее пленение бургундцами является несчастьем с непредсказуемыми последствиями. Это приказ, приказ, вы слышите? Кто-то должен пойти к Филиппу Бургундскому и напомнить ему, что он прежде всего французский принц... Понимаете, французский! Пришло время вспомнить ему об этом! Говорят, англичане уже требуют передать им Жанну, а этого нужно избежать любым путем...
     - А ведь вы недавно говорили, что он любит меня, простонала Катрин, не в состоянии сосредоточиться на чем-либо еще, кроме ее собственных чувств.
     - И я повторяю, что это так! Но свою страну он любит еще больше! Он и свою сестру послал бы к Филиппу, чтобы спасти Жанну! Я, конечно, понимаю, какой жертвы мы просим у вас, Катрин... Я понимаю, но если вы действительно любите Арно так сильно, как говорите, вы должны попытаться спасти Жанну!
     - Почему вы уверены, что Филипп послушает меня, что мне все удастся?
     - Если он не послушает вас, он не пожелает слушать больше никого! Мы не можем пренебречь такой прекрасной возможностью!
     Катрин глубоко вздохнула. Она хорошо понимала позицию капитана, и, конечно, многое говорило в пользу его слов. На их месте, безусловно, она поступила бы точно так же. Она сделала последнюю попытку.
     - Герцог - благородный рыцарь. Он никогда не отдаст Жанну англичанам.
     - Хотел бы я быть уверенным в этом. В любом случае, если он благородный рыцарь.., вы сами - воплощение благородства! Вы... Золотое руно!
     Эта фраза потрясла Катрин, и она затрепетала. Ей показалось, что она слышит голос Филиппа, говорящий ей это много дней назад. Действительно, он часто называл ее "мое золотое руно", и как страстно он ее любил...
     Можно ли осуждать этих верных товарищей Жанны д'Арк за то, что свою последнюю надежду они связали с ней? Это было неизбежно! Она подчинилась.
     - Я сделаю то, что просите, - прошептала она. - Где герцог?
     - Я покажу вам. Пойдемте, посмотрите, если вы не очень устали.
     Устала? Она устала смертельно. Она бы с радостью легла здесь же, в келье, на землю, пахнущую летом, и лежала бы до тех пор, пока ее сердце не остановилось бы и она не уснула бы навеки. Но она последовала за Ксантраем на монастырскую колокольню. Через одно из узких окон капитан показал на блестящую ленту Уазы, розовую в ранних лучах солнца. За ней стояли такие же деревянные бастионы, какие Катрин видела в Орлеане, и ряды шатров.
     Напротив моста через реку, возвышаясь над остальными подобно дубу среди низкорослого леса, в жемчужном свете сиял великолепный шатер пурпурного с золотом шелка. Катрин узнала знамя Филиппа Доброго, развевающееся на шесте.
     - Лагерь Марии, - сказал Ксантрай. - Вот туда вам придется пойти, но прежде вы должны отдохнуть и восстановить силы. Вы в этом очень нуждаетесь.

Глава семнадцатая

ЗОЛОТОЕ РУНО

     Катрин отправилась в лагерь бургундцев с последними лучами солнца. Лишь с наступлением ночи - необъявленного перемирия, позволяющего обеим сторонам сделать передышку до утра, - можно было решиться вступить во вражеский стан. Итак, Катрин села на лошадь и выехала из ворот, за которыми ей предстояло пересечь мост над рекой. Впереди нее с белым флагом парламентера ехал один из оруженосцев Ксантрая...
     Катрин сидела в седле, полностью доверясь лошади, стучащей копытами по толстым доскам моста.
     Катрин ощущала тяжесть в сердце и пустоту в голове примерно так же она чувствовала себя в тот ужасный день в Орлеане, когда тряслась в телеге, которая везла ее на виселицу, - будто все уже не имело больше никакого значения. Она не позволяла себе думать о том, как примет ее Филипп или что он ей скажет, но была исполнена решимости спасти Жанну или, по крайней мере, не дать ей попасть в руки англичан...
     Появление двух всадников на мосту не осталось незамеченным в лагере бургундцев. Там поднялась такая возня, будто целый вражеский отряд приближался к лагерю. Прозвучал сигнал боевой тревоги. К тому времени, как всадники достигли берега, перед ними выстроилась цепь закованных в железо воинов во главе с молодым и, судя по доспехам, знатным командиром. Еще до того как он заговорил, Катрин узнала своего верного Сен-Реми.
     - Именем герцога Филиппа, стойте! - громогласно воскликнул он. - Кто вы такие?
     - Мы парламентеры, - столь же громким и достаточно низким, чтобы его можно было принять за мужской, голосом отвечала Катрин. - Мы посланы мессиром Ксантраем, чтобы вести переговоры с герцогом Филиппом. Немедленно доложите ему о нашем прибытии!
     - У монсеньора найдутся дела поважнее! - выкрикнул Сен-Реми. - Если вам есть что сказать, вы можете говорить со мной.
     - Тогда проводите нас в такое место, где мы могли бы побеседовать с вами наедине, - сказала Катрин, подъехав к нему на расстояние, с которого можно было говорить, не напрягая голоса.
     - Что ж, эту просьбу удовлетворить нетрудно, - тоже более спокойно сказал Сен-Реми.
     Все трое в сопровождении закованных в латы всадников въехали в лагерь. Большая палатка Сен-Реми стояла в центре прямоугольного лагеря, неподалеку от шатра герцога Бургундского.
     Всадники спешились, и Сен-Реми, оставив оруженосца снаружи под охраной двух дюжих молодцов и опустив остальную стражу, ввел Катрин в освещенный факелами шатер. Не предложив ей даже сесть, он занял место за стоящим в центре походным столом и перешел прямо к делу.
     - Так что же поручил вам сказать Ксантрай? - отрывисто спросил он.
     - Сен-Реми, - тихо сказала Катрин своим нормальным голосом. - Жан, вы не узнаете меня?
     Ближайший помощник герцога удивленно взглянул на нее.
     - Нет...
     - Конечно, - печально сказала Катрин. - Мы ведь не виделись с вами целых два года.
     Во взгляде Сен-Реми внезапно вспыхнуло смятение.
     Он вскочил из-за стола и подошел вплотную к Катрин, будто не веря своим глазам.
     - Не может быть! - воскликнул он. - Госпожа Катрин! Откуда вы? Как я рад вас видеть! Я уже не надеялся встретиться с вами когда-нибудь и даже не был уверен, что вы живы. Вы вернулись к нам, не правда ли?
     - Не знаю, Сен-Реми, - с горечью в голосе сказала Катрин. - Мне не хотелось бы возвращаться, но... У меня действительно есть срочное дело к герцогу, и все будет зависеть от исхода нашего разговора.
     - О, я уверен, что все кончится благополучно! - воскликнул Сен-Реми, не в силах сдержать волнения. - Герцог очень сердит на вас за ваше исчезновение, но, конечно же, он простит вас! Я сейчас же доложу ему о вашем прибытии. Возвращайтесь к нам, Катрин! Вряд ли вам будет где-нибудь лучше, чем при дворе монсеньора Филиппа. У нас вы будете окружены почетом, богатством, покоем.., и верными друзьями! Подождите меня, я вернусь сейчас же.
     С этими словами он почти выбежал из шатра. Катрин была предоставлена своим размышлениям не более десяти минут: вскоре Сен-Реми вернулся.
     - Все в порядке! Сначала герцог был очень разгневан, услышав ваше имя; но потом он согласился принять вас в качестве парламентера. Теперь все зависит от вас, Катрин! Пойдемте скорее!
     Они вышли из палатки. Сен-Реми отпустил стражников, и они втроем с оруженосцем подошли к герцогскому шатру. Сделав оруженосцу знак оставаться снаружи, Сен-Реми подвел Катрин ко входу, молча отдернул перед ней полог и потом снова задернул его за ней.