ительно уносила новобрачных в Венецию. Едва они покинули город, как ворота Рима были заперты на ночь у них за спиной.
     В Венеции Лоренца Бальзамо узнала любовь в объятиях мужа. Но узнала она и множество других, и очень странных, вещей. Иногда Жозеф с наступлением вечера вел ее в какое-нибудь патрицианское жилище, где чрезвычайно торжественно представлял ее особам, чьих имен ей никогда не удавалось удержать в памяти. Затем он сажал ее на табурет посреди комнаты, в которой они находились, и, положив руку ей на голову, приказывал спать.
     Очнувшись от этого удивительного сна, Лоренца ничего не помнила, кроме вереницы фантастических видений, от которых у нее тяжелела голова. Она не решалась задавать вопросов, потому что робела перед мужем, но лишь наполовину успокоилась, когда он сказал ей:
     - Бог наградил тебя бесценным даром, благодаря которому передо мной часто раскрывается будущее. Ты не должна пугаться, когда я приказываю тебе уснуть, потому что тогда ты становишься святой и драгоценнейшей из всех.
     Для маленькой и довольно-таки невежественной римлянки эти слова были совершенно непонятны. Тем более что поведение Бальзамо становилось все более странным. В Венецию они прибыли вместе с неким маркизом д'Альятой, сицилийским дворянином, состоявшим на службе у прусского короля. У Жозефа были с этим маркизом какие-то дела, связанные с поручением кардинала Орсини. Но едва они приехали, так называемый д'Альята внезапно испарился, прихватив с собой не только все деньги четы Бальзамо, но и письма, которые кардинал Орсини вручил своему посланцу. При помощи этих писем он от имени Бальзамо выманил деньги у двух или трех простаков, и однажды вечером за Жозефом и Лоренцей явились стражники, чтобы отвести их к прокуратору.
     Пока смертельно испуганная Лоренца безутешно рыдала, нимало не сомневаясь в том, что над ними уже занесен топор палача, Бальзамо не менее отчаянно защищался. Он стал жертвой мошенника и ни в коей мере не был замешан в его деятельности. Жозефа выпустили, но беспросветная ярость, охватившая его, когда он обнаружил кражу, еще не исчерпала себя.
     - Мы уезжаем! - сказал он испуганной жене. - Я намерен отыскать человека, который нас обокрал... Никто не сможет сказать, что какому-то мошеннику удалось меня обставить.
     - Как мы можем уехать? Ведь у нас не осталось ни денег, ни документов! Нас же не выпустят за пределы Венеции...
     - Это мое дело!
     Он принялся за работу, и тогда Лоренца обнаружила, что ее муж был одновременно великим художником и ловким фальсификатором. Для того чтобы раздобыть немного денег, он скопировал несколько рисунков Рембрандта и без труда продал их, продолжая вместе с тем время от времени подвергать жену гипнотическому воздействию. Что касается паспортов, то он их просто-напросто подделал. Когда муж, улыбаясь, показал документы Лоренце, чтобы она полюбовалась его работой, его испуганная жена несколько раз поспешно перекрестилась.
     - Ты - дьявол, Жозеф! Наверное, ты погубишь меня!
     Тогда он обнял ее и жарко поцеловал.
     - Я сделаю тебя счастливой, Лоренца! Богатой! Ты будешь богатой, будешь носить самые красивые платья, самые роскошные драгоценности. Мне нужно золото для тебя, много золота и самые великолепные украшения. Но прежде всего я должен отомстить.

***

     Каким, только одному ему известным, способом Жозеф Бальзамо сумел напасть на след вора? Зто так и осталось тайной целой толпы самых причудливых персонажей: лодочников, солдат, цыган или простых крестьян, встретившихся ему на пути. Достаточно было прошептать кому-нибудь из них на ухо несколько слов, чтобы получить нужные сведения, ценную наводку. По этому следу чета добралась до Милана.
     - Д'Альята здесь! - сказал Жозеф. - Не пройдет и двух дней, как я разыщу его.
     - Что ты собираешься делать?
     Жозеф, который в эту минуту был занят тем, что закутывался в длинный черный плащ с капюшоном, делавший его почти невидимым, на мгновение замер и нахмурил брови.
     - В день нашей свадьбы ты поклялась, что никогда не будешь задавать вопросов! Разве ты забыла свою клятву?
     - Нет... но мне страшно, Жозеф! Не знаю почему, но я ужасно боюсь.
     - Бояться тебе нечего. Если кому и есть чего бояться, то только человеку, который меня обокрал и тем самым лишил возможности вернуться к кардиналу Орсини. Он провалил мою миссию. Он почти обесчестил меня. Я хочу ему отомстить.
     Через двое суток Жозеф вернулся поздней ночью на жалкий постоялый двор, где они поселились, - неподалеку ото рвов замка Сфорца. Он нес под мышкой довольно большой сверток и казался совершенно счастливым.
     - Мы уезжаем! - весело сообщил он.
     - И куда же мы едем? - не удержалась от вопроса Лоренца, но на этот раз муж не рассердился на нее за "нарушение клятвы".
     - В Испанию. Теперь мы будем путешествовать как паломники - барон и баронесса Бальзамо, направляющиеся в Сантьяго-де-Компостелла.
     - Как паломники? Но почему?
     - Потому что паломники в пути пользуются благотворительностью, и потому что мы больше не можем здесь оставаться. На рассвете полиция погонится за нами. - Продолжая говорить, он вытянул из висевших у него на боку ножен длинную шпагу, и Лоренца с ужасом разглядела на ней следы крови. - Д'Альята мертв! - прибавил Бальзамо. - Я отомщен, но мы вынуждены бежать. Оденься: в этом свертке платье паломников для тебя и для меня. Мы должны выехать за ворота Милана, как только они откроются.
     Ему не пришлось больше ничего ей объяснять. Вид крови слишком испугал Лоренцу, чтобы ей пришло в голову возражать. Она осмелилась только спросить:
     - Почему в Испанию?
     - Потому что ловкий человек с легкостью раздобудет там золото и даже драгоценные камни, без которых нет богатства и невозможно могущество. Именно за этим мы и отправляемся в Испанию, Лоренца!
     Золото! Драгоценные камни! Лоренце уже довелось узнать, какое странное очарование они таили в себе для ее мужа, как непреодолимо влекло его к ним. Он, в любых других обстоятельствах всецело владевший собой, почти полностью терял самообладание при виде мешочка с золотом или сверкающего камня. Она услышала его шепот:
     - Самые красивые камни! Прекраснейшие алмазы! Когда-нибудь... да, когда-нибудь я завладею ими, и они подарят мне власть.

***

     Несколько недель спустя, январским вечером 1770 года, двое паломников постучались у дверей гостиницы "Доброго короля Рене" в Экс-ан-Провансе. Их расшитые ракушками плащи были покрыты пылью, и ничего в их внешнем виде не говорило о богатстве, так что трактирщик на мгновение даже усомнился, стоит ли их впускать. Но один из паломников оказался женщиной, молодой и прелестной, хрупкой, белокурой, с тонким лицом и благородной осанкой. Женщина выглядела такой усталой, что почтенный хозяин сразу перестал раздумывать. Впрочем, и ее спутник, мужчина с глубокими черными глазами, уже презрительно успокаивал его:
     - Тебе, трактирщик, нечего беспокоиться насчет платы. Мы паломники, но никоим образом не нищие побирушки. Приготовь самую лучшую комнату, какая только у тебя есть, для барона и баронессы Бальзамо, направляющихся в Компостеллу в Галиции.
     Пристыженный и успокоенный, хозяин бросился исполнять распоряжение. Заискивая и расшаркиваясь, он подвел гостей к столу у очага. Над огнем уже поджаривался на вертеле целый барашек, от него приятно тянуло укропом и розмарином.
     - Минуточку, всего только одну минуточку! Комната сейчас же будет готова. Пусть госпожа баронесса ненадолго присядет. У нее такой усталый вид...
     Похоже, элегантный путешественник, куривший свою трубку, попивая розовое вино в нескольких шагах от них, полностью разделял это мнение. Его взгляд не отрывался от хорошенького, но утомленного, осунувшегося и побледневшего личика Лоренцы. Дорога от Милана оказалась долгой и трудной, несмотря на милосердную помощь нескольких путников, растроганных юностью и измученным видом молодой женщины. Этому человеку было примерно лет сорок пять, он был высокого роста, хорошо сложен, одет в изысканный костюм всадника, сшитый из серого бархата и отделанный серебряным галуном. Особенно привлекало к себе лицо постояльца гостиницы, казавшееся особенно смуглым под напудренным париком: большой дерзкий нос, полные, резко очерченные и очень яркие губы, ослепительные зубы и живые, веселые черные глаза. Когда Жозеф пришел за Лоренцей, чтобы отвести ее в спальню, незнакомец, приподнявшись со своего места, отвесил молодой женщине глубокий поклон, на который она, краснея, ответила, а когда она стала подниматься по лестнице, он не отрывал от нее взгляда до тех пор, пока она не скрылась из виду.
     Едва дверь за ними затворилась, Бальзамо дал волю своей радости.
     - Ну, на этот раз нам, кажется, не придется долго думать, как расплатиться с трактирщиком, - говорил он, с довольным видом потирая руки, - ты с первого раза попала в яблочко.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - Что тобой очень сильно интересуется человек, который сидит внизу, и что достаточно твоей улыбки, чтобы превратить его в раба, готового заплатить за нас!
     Лоренца поежилась и, отстранившись от мужа, придвинулась к весело пылавшему в камине огню. Помолчала, протянув к нему закоченевшие руки.
     - Нет! - наконец решилась прошептать она. - Нет, Жозеф! Только не сегодня вечером! Не проси у меня этого. Я больше не хочу!
     В самом деле, с тех самых пор, как они выехали из Милана, Бальзамо без зазрения совести обращал в деньги жалость встречавшихся им дорожных спутников. Красота Лоренцы привлекала внимание, бедственное положение трогало, и не раз случалось так, что гостиничные счета семьи Бальзамо оплачивали любезные незнакомцы, уверенные в том, что улыбки молодой женщины таят в себе обещание приключения. До сих пор Лоренца, покоряясь воле мужа, соглашалась играть в опасную игру. Сегодня вечером она отказалась продолжать; возможно, из-за того, что на этот раз мужчина оказался привлекательным и понравился ей.
     Бальзамо потихоньку приблизился к жене и, положив руки ей на плечи, переспросил:
     - Так ты не хочешь?
     - Нет!
     Он резким и грубым движением заставил ее повернуться, обхватил ее голову жесткими, словно стальными, пальцами и принудил взглянуть на него.
     - Но я хочу этого, Лоренца! А ты сделаешь то, что я тебе прикажу... Так вот, слушай... Ты будешь мила с этим человеком, и даже очень мила! И ты будешь мне повиноваться! Ты поняла меня? Я так хочу!
     Ресницы Лоренцы затрепетали, зрачки расширились, как у зачарованной птицы. И, снова побежденная, она прошептала:
     - Да, Жозеф, я сделаю так, как ты хочешь.
     Бальзамо какое-то время оставался неподвижным, не отводя взгляда от глаз жены. Потом быстрым и нежным жестом прикоснулся к ее векам, заставляя их опуститься.
     - Отдохни немного, твоя усталость пройдет. Лоренца послушно опустилась в кресло. Она уже спала.

***

     Утро следующего дня застало чету Бальзамо едущей верхом в обществе нового друга среди выжженных провансальских холмов, кое-где утыканных черными кипарисами и серебристыми оливами. Все складывалось так, как предсказал Жозеф. Незнакомец, покоренный красотой Лоренцы, полностью предоставил себя в их распоряжение и, поскольку сам он, по его словам, направлялся в Испанию, предложил им дальше ехать вместе. Он даже купил своим новым друзьям двух коней.
     Этот любезный человек тоже оказался итальянцем, венецианцем по имени Джакомо Казанова де Сенгальт, шевалье, и он явно был большим любителем женщин. Но Казанова не только любил женщин, он еще и умел их обольщать, и вскоре Лоренца осознала, насколько опасно его обаяние. Он настойчиво ухаживал за ней, почти не таясь от мужа, и при малейшей возможности старался заговорить с ней.
     Однажды вечером, когда до испанской границы было уже недалеко и они перед ужином прогуливались вдвоем в саду, окружавшем гостиницу, Казанова осмелился предложить Лоренце похитить ее.
     - Вскоре мы доберемся до Барселоны, где у меня есть друзья. Там я смогу вырвать вас из рук мужа. Его нетрудно будет арестовать под каким-нибудь туманным предлогом, всего на несколько дней, но это даст нам время скрыться. Потом его выпустят с множеством извинений, но мы будем уже далеко. Со мной вы будете свободны и счастливы... Вы не созданы для этого человека, он внушает вам страх!
     - Это правда, он внушает мне страх! Такой страх, что уже не знаю, люблю ли я его или только боюсь... Помогите мне! Вы же были ко мне так добры, я вам верю...
     Она внезапно умолкла. Бальзамо, показавшийся из-за рощицы лавров, медленным шагом направлялся к ним, вдыхая аромат только что сорванного цветка.
     - Какой чудесный вечер! - заметил он с самой простодушной улыбкой. - Мы могли бы провести здесь всю ночь, но, я думаю, пора возвращаться, потому что ужин уже готов.
     Несколько дней спустя, как только они прибыли в Барселону, шевалье Казанова де Сен-Галл неожиданно был арестован по приказу вице-короля и святейшей инквизиции за нечестивые предложения и побуждение к разврату. Но у него были большие связи, он без всякого труда избавился от этого грозного обвинения и отделался тем, что его под стражей проводили до границы.
     А устрашенная Лоренца более чем когда-либо подпала под власть своего мужа.

2. Топазы португальца

     Праздник был в самом разгаре, залы особняка Пикоас, одного из стариннейших и красивейших зданий Лиссабона, а главное, устоявшего во время землетрясения 1755 года, были полны гостей. Здесь собрались лучшие представители общества, разодетые в пестрые камзолы и роскошные платья из затканного золотом атласа или золотой и серебряной парчи индийской выделки, но сшитые по последней парижской моде. И женщины, и, может быть даже в большей степени, мужчины представляли собой настоящую выставку драгоценностей и сгибались под тяжестью разноцветных камней, украшавших одежду, опутывавших шеи и запястья, сверкавших в волосах, на орденах и на ручках вееров. Здесь были очень красивые женщины, но ни одна из них не могла сравниться с графиней ди Стефано, знатной итальянкой, которой все восхищались. Муж графини был человеком весьма искушенным в оккультных науках, и весь город сбегался в его кабинет на Дворцовой площади.
     Графиня была далеко не так щедро увешана драгоценностями, как прочие женщины, но ее платье из перламутрового атласа, сплошь отделанное бледными розами и серебряными завитками, волны кружев, пенившиеся у локтей и на груди, искусно уложенные и напудренные волосы с вплетенными в них розами, все, вплоть до большого веера из белых кружев и узкой полоски рюша, обвивавшей стройную шею, носило на себе отпечаток безупречного вкуса. Ее неподражаемая грация становилась еще изысканнее от присутствия рядом таинственного мужа, с ног до головы затянутого в расшитый золотыми узорами черный бархат.
     Они шли через ярко освещенные залы, и мужчины, прислонившись к мавританским колоннам патио, где среди лимонных деревьев журчал фонтан, смотрели им вслед. Один из них, самый высокий, непринужденно носивший свой роскошный наряд из пурпурного бархата, усыпанного бриллиантами, наклонился к соседу:
     - В последнее время много говорят об этом графе ди Стефано, который появился здесь два месяца тому назад. Он взбудоражил весь город своими предсказаниями будущего, и поговаривают, будто он занимается магией. Но известно ли на самом деле, кто он такой и откуда прибыл?
     - Он называет себя внебрачным сыном Великого Магистра Мальтийского ордена Пинто да Фонсека, а его жена вроде бы принадлежит к одному знатному римскому роду. Но я во всем этом совершенно не уверен. Он прибыл из Испании, точнее - из Компостеллы; вот и все имеющиеся у меня официальные сведения. Говорят, что его жена очень набожна.
     - В любом случае, она очень хороша собой. Но меня удивляет, мой дорогой Манике, как мало вам известно, вам - нашему управляющему полицией?.. Вы ведь не открыли мне ничего, что не было бы уже известно всем и каждому!.. Чего вы ждете, почему не стараетесь разузнать о нем поподробнее?
     Пина Манике пожал плечами, и по его худому лицу с резкими, суровыми чертами, словно легкое облачко, скользнула улыбка.
     - Пока они только забавляют людей своей так называемой магией, торопиться некуда! Но если я охотно присоединяюсь к вашему мнению насчет красоты графини, то физиономия ее мужа, не стану скрывать, мне совершенно не нравится. Я чувствую, что в нем есть нечто нечистое... а может быть, и опасное.
     - До чего мы дойдем, если у полицейских станут появляться предчувствия? - со смехом заметил высокий щеголь, затем прибавил:
     - В любом случае, я разочарован: я думал, что вы с ними знакомы, и собирался попросить вас меня представить.
     - Вы неисправимы! - вздохнул Манике. - Рано или поздно вы нарветесь на неприятности из-за того, что не можете устоять перед хорошеньким личиком, а ваше богатство и так слишком привлекает женщин!
     - Если я правильно вас понял, меня можно любить только за мои деньги? Очень любезно с вашей стороны, благодарю вас!
     - Не глупите, Круз-Собраль! Когда достигаешь определенного возраста, рассчитывать на что-либо другое было бы весьма самонадеянно. Но если вам так уж хочется завязать отношения с этими людьми, обратитесь лучше к хозяйке дома. Инес де Пикоас с ума сходит по этому итальянцу и будет донельзя рада возможности толкнуть его жену в ваши объятия. Только потом не жалуйтесь, если с вами приключится какая-нибудь неприятная история.
     Жозе-Ансельмо де Круз-Собраль презрительно улыбнулся, с фатоватым видом похлопал по своему жабо и удалился в том направлении, где скрылись прекрасная Лоренца и ее муж. Разодетый в пух и прах щеголь был одним из самых богатых людей во всей Португалии, судовладельцем, чьи корабли постоянно бороздили моря. Кроме судов, у него было множество поместий и сказочная, ставшая почти легендарной коллекция драгоценных камней. Больше всего разговоров ходило о его топазах, огромных камнях, прибывших из Бразилии, где у него был рудник.
     Все это обеспечивало ему постоянный успех у женщин, которого, не будь он окружен этим ореолом Креза, он никоим образом не мог бы приобрести на шестом десятке, со своей румяной физиономией и наметившимся брюшком. Но сейчас переменчивый судовладелец остановил свой выбор на прекрасной итальянке.
     Ему не пришлось долго ее разыскивать, и, поскольку молодая женщина в это время была занята разговором с мужем и госпожой де Пикоас, Круз-Собраль без труда добился того, чтобы его представили. Еще легче ему оказалось получить приглашение к ди Стефано, потому что сумрачный граф, казалось, внезапно оттаял при виде судовладельца и был с ним любезен, учтив, обворожителен... А графиня при ближайшем рассмотрении оказалась еще прекраснее! Круз-Собраль, ослепленный и опьяненный, пообещал завтра же явиться на Дворцовую площадь и навестить новых друзей.

***

     Но едва "знатные итальянцы" вернулись с бала домой, между ними произошла бурная сцена. Лоренца, не выбирая выражений, осыпала мужа упреками за то, что он пригласил Круз-Собраля.
     - Я не желаю видеть здесь этого толстяка, понятно тебе? Я его не приму...
     Бальзамо, на которого все это не произвело ровно никакого впечатления, невозмутимо продолжал отстегивать жабо из английских кружев.
     - А знаешь ли ты, что этот человек обладает самой фантастической коллекцией топазов во всей Европе? Даже у Екатерины Великой нет камней, равных им! Так почему же ты не хочешь его принимать?
     - Думаешь, я не заметила, как он на меня смотрел? Ты можешь поклясться в том, что не рассчитываешь на меня, чтобы завлечь его сюда?
     - Конечно, нет! Твоя красота - лучший из наших документов. И почему, собственно, нам его не пригласить? Чего я у тебя прошу? Быть милой и любезной, и притом недолго, с богатейшим судовладельцем.
     - Точно так же, как мне пришлось быть милой и любезной с вице-королем Барселоны, который велел нас выслать, потому что я не хотела ему уступить. А в Мадриде? Ты помнишь, какого рода любезностей требовал от меня герцог Альба? Ему до того не терпелось от тебя избавиться, что нам пришлось бежать за гр