пы
горели.
   Но постепенно она стала ощущать свое одиночество.  За  долгие  месяцы
это был первый вечер, когда рядом с ней не было Фелисии,  и  она  тяжело
переживала это. Подруга сообщала ей силы и столько человеческого  тепла,
что это  позволяло  ей  переносить  все  неудачи,  отодвигало  заботы  и
тревоги. Вокруг нее витала тонизирующая  атмосфера,  она  умела  поднять
дух,  как  никто.  Если  Фелисия  была  в  доме,  никто  не   чувствовал
одиночества. Но где она сейчас? В  какой-нибудь  придорожной  гостинице,
где-то на дороге к Роне, откуда ей  легче  будет  добраться  до  Италии?
Может быть, ей тоже одиноко?
   Когда часы пробили одиннадцать,  молодая  женщина  решила,  что  пора
немного отдохнуть, чтобы набраться сил. Ведь ей тоже предстояла  борьба,
пусть и не такая героическая, как ее подруге,  но  не  менее  трудная  -
борьба за свое счастье.
   Поэтому она погасила все светильники и свечи, кроме одной, с  которой
она направилась  в  спальню.  За  ней  последовала  мадам  Пушинка.  Они
поднялись по скрипучим ступеням старинной дубовой лестницы.
   Кошка, как бы поняв, что хозяйка не хочет оставаться  одна,  вскочила
на постель и улеглась на одеяле.
   Гортензия не стала ее прогонять,  быстро  разделась,  легла  и  почти
сразу же уснула.
   На другое утро она с удовольствием занималась  своим  сыном,  который
очень вырос за время ее отсутствия, затем обошла дом. Вместе с  Клеманс,
гордившейся тем, что все было в идеальном порядке, она осмотрела шкафы и
буфеты. Она помогала Клеманс  готовить  варенье  из  айвы,  которое  они
разлили по стеклянным банкам, потом  погуляла  с  Жанеттой  и  маленьким
Этьеном. Затем, вооружившись секатором, она направилась в сад и нарезала
целую корзинку поздних  роз,  которые  когда-то  так  любила  Дофина  де
Комбер, и направилась в маленькую часовню, где была ее могила. Она  была
полна чувства признательности за те драгоценные подарки, которая сделала
ей покойная: теплый дом и сад,  но  главное  -  за  Клеманс,  Жанетту  и
Франсуа, за мадам Пушинку, которые составляли теперь ее семью. Она вдруг
почувствовала, что ей следует пойти поблагодарить Дофину за это,  и  она
долго стояла у ее могилы.
   Солнце уже садилось, когда она вернулась домой.
   Он  весь  светился  золотом  и  пурпуром  заходящего  солнца,  и  это
напомнило ей вдруг то, что они с Фелисией увидали в долине  Ваграм.  Это
ее поразило.  Закат  над  Ваграмом  знаменовал  конец  их  мечтаниям  об
Империи; о небо, сделай так, чтобы это не  стало  символом  крушения  ее
мечты о тихом семейном счастье!
   Вечер в салоне показался ей сегодня более  тягостным,  чем  накануне.
Чтобы несколько успокоить  нервы,  она  вновь  принялась  за  вышивание,
сосредоточившись  на  работе.  Но  любой  скрип   гравия,   любой   шум,
доносившийся снаружи, заставлял ее вздрагивать.  Воображение  не  давало
покоя. Она сотни раз подбегала к окну, стараясь увидеть  высокую  темную
фигуру на аллее сада. Иногда ей казалось, что она слышит топот копыт,  и
тогда она подходила к двери и вглядывалась в ночную тьму.
   Эта ночь была тихой и теплой, хотя лето  уже  подходило  к  концу.  В
такую полную свежести ночь было бы так приятно гулять вдвоем и  мечтать.
Увы! Гортензия оставалась одна. Лишь когда  пробило  полночь,  Гортензия
поднялась, погасила свет и отправилась в спальню с тяжелым сердцем.
   Еще один день! Еще одна ночь! Время шло, и надежда  Гортензии  таяла.
Она старалась  побороть  отчаяние,  пытаясь  найти  объяснение  упорному
молчанию Жана: он еще не вернулся, значит, не  прочитал  ее  письмо.  Он
заболел...
   Но в это она не очень верила,  ведь  Жан  всегда  отличался  железным
здоровьем. Он колебался, стоит ли приходить, его гордость  не  позволяла
ему сделать первый шаг к женщине, которую он считал виноватой...
   И лишь одно объяснение Гортензия старалась отбросить, самое  ужасное:
Жан не хотел больше видеть ее, так как больше не любил...

Глава XIII

СЕКРЕТ ЛОЗАРГА

   Прошли четыре дня и  четыре  ночи,  и  Гортензия  почувствовала,  что
больше  не  может  ждать.  Она  стала  нервной,  раздражительной.  Из-за
бессонных ночей под глазами у нее чернели круги, и  это  стало  серьезно
беспокоить окружающих. Франсуа отправился в  деревню  Лозарг,  где  жила
Сиголена, сестра Годивеллы и приемная мать  Жана,  но  не  узнал  ничего
нового. Ни Жан, ни Годивелла не  появлялись  в  деревне.  Сиголена  лишь
сказала: "Он очень изменился, мой Жан. Он как будто  старается  взвалить
на себя грехи покойного маркиза, и теперь  никто  не  осмеливается  даже
приблизиться к этому проклятому замку".
   Здесь не было ничего утешительного. Тем не менее Франсуа, отчаявшись,
решил еще раз попытаться встретиться с тем, кого продолжал считать своим
другом. Из деревни он отправился к замку, но, как и в прошлый  раз,  его
встретила  Годивелла  и  сказала,  как  всегда,  что  Жана  нет  дома...
Неизвестно, когда он вернется... Получил ли  он  письмо  Гортензии?  Да,
получил и даже прочел, а потом сунул себе в карман, ничего не сказав.
   А когда Франсуа спросил Годивеллу, собирается ли Жан прийти в Комбер,
старуха пожала плечами и проговорила:
   - Лучше было бы, чтобы мадам Гортензия забыла  всех  тех,  кто  здесь
живет. Ей нечего здесь делать, так же, как и нам с ней.
   - Это что-то новенькое. Почему?
   - Какой мужчина согласится иметь дело с женщиной, которую  носит  бог
знает где? Которая так легко лжет?
   - Я начинаю думать, - разозлившись, закричал Франсуа, -  что  вы  все
здесь сошли с ума! Этот проклятый замок помутил вам разум, и вы считаете
возможным судить обо  всех  со  своей  колокольни.  Вы  вообразили  себя
феодалами, которые закрылись в башне и не желают общаться с  подданными.
Вы, видно, забыли, что хозяином замка, как  бы  вам  это  ни  нравилось,
является господин Этьен и что, если бы мадам Гортензия захотела, она  бы
от имени сына выкурила вас отсюда в два счета. Она имеет на  это  полное
право. Что касается Жана, если вы его увидите в ближайшие дни, передайте
ему, Годивелла, что я считал его более разумным и более добрым. И  более
смелым! Он что, боится встретиться и посмотреть в глаза женщине, которую
обвиняет во всех смертных грехах? Во всяком  случае,  я  ему  ничего  не
сделал, и он мог бы хоть меня навестить.
   Мне надо сказать ему пару слов...
   - Я ему все это передам.
   Франсуа  ушел,  хлопнув  дверью,  а  перед  глазами  все  еще  стояла
Годивелла у очага. Руки были скрещены на груди, губы плотно  сжаты,  как
будто она боялась сказать что-то лишнее или неблагоразумное.
   - Это продлится недолго, -  закончил  Франсуа  свой  рассказ.  -  Мне
кажется, там разыгрывается какая-то драма.
   - Какая драма? - устало переспросила Гортензия. -  Страстная  любовь,
которую  питает  Жан  к  старому  замку,  воплотившему  все  его  мечты,
соединилась  со  страстной  преданностью  Годивеллы  покойному  маркизу.
Только и всего! Они вдвоем пытаются возродить страшную легенду Лозарга о
последнем владельце, столь похожем на первых сеньоров,  настоящих  диких
зверей, которых охраняли тоже дикие звери, такие, как волки Жана. В этой
легенде мне нет места, и Жан воспользовался первым же  предлогом,  чтобы
отдалиться от меня. Возможно, он никогда и не любил меня  так,  как  ему
казалось.., и как казалось мне...
   Ее голос вдруг зазвенел при последних словах как хрусталь, ударившись
о камень. Во взгляде Франсуа отразилось сочувствие.
   - Вам не удастся меня в этом убедить. Жан вас любил  и..,  продолжает
любить по-прежнему. Может быть, еще сильней. Может быть, как вы сказали,
он решил жить на горячо любимых развалинах, подобно дикому зверю,  и  не
хочет, чтобы вы оказались в нищете. Ведь вы привыкли жить в роскоши, и у
вас есть хороший домик.
   - Я не признаю за ним права решать за меня, - жестко сказала  молодая
женщина. - Может быть, чтобы жить  рядом  с  ним,  я  соглашусь  жить  в
лишениях...
   - Но он-то не согласен с тем, чтобы вы терпели трудности. Потому  что
любит вас.
   - Так что же мне делать?
   - По правде сказать, не знаю. Мне кажется, будет лучше еще подождать,
время все решит. Жан не выдержит, зная, что вы так близко и что вы ждете
его...
   - Да услышит вас господь!
   Но прошло еще несколько дней, а из  замка  не  было  никаких  вестей.
Гортензия   старалась   жить   обычной   жизнью,   думая,   что   рутина
повседневности успокоит ее, но на сердце у нее было все тяжелее. И росло
возмущение. Если ее в чем-то обвиняют, она должна иметь право на защиту,
а Жан окружил ее стеной молчания, и она начала задыхаться.
   Развязка наступила в первых числах октября.
   Дело было уже к вечеру. Вместе с Жанеттой Гортензия  готовила  лучшую
комнату дома для каноника Комбера, который должен был  завтра  приехать.
Они достали из  шкафа  самый  красивый  комплект  постельного  белья  из
тончайшего полотна, благоухавшего лепестками  роз,  которые  в  мешочках
были разложены в шкафу. На кухне  Клеманс,  которая  знала  о  некоторой
слабости к яствам этого достойного служителя церкви, готовила петушка  в
вине и месила тесто для пирога с рыбой, главную составную часть которого
утром принес Франсуа. Приготовления оживили  дом,  и  это  было  полезно
Гортензии. Кроме того, она любила каноника и была рада его приезду.
   Она осматривала приготовленную для него комнату, чтобы убедиться, что
ничего не забыто, когда пришла очень взволнованная  Клеманс  и  сказала,
что с ней хочет поговорить Пьерроне.
   - Видно, что-то важное, - добавила она. - Мальчишка пришел пешком,  и
у него такое лицо, как будто что-то случилось. Я угостила его пирогом  и
поставила кувшинчик вина, чтобы он пришел в себя...
   Больше не слушая ее, Гортензия кинулась к лестнице, подобрав юбки,  и
влетела в кухню, где за столом сидел юноша и за обе щеки уплетал  пирог.
Франсуа, который принес с огорода корзину с овощами, стоял возле него  и
наблюдал с уважением, присущим всем, кто работает на земле, за тем,  как
он ест. Увидев входящую Гортензию,  мальчик  встал,  все  еще  держа  на
кончике ножа кусок пирога.
   Франсуа улыбнулся.
   - Если я правильно понял, он пришел к вам, мадам Гортензия...
   Сердце ее забилось сильнее.
   - Сидите, Пьерроне, и скажите мне, кто вас послал.
   Молодой  человек,  чье  открытое  лицо  выражало  внутреннюю  борьбу,
покраснел.
   - Никто меня не посылал, госпожа графиня. Я сам...
   - Вы сами? Но почему?
   - Потому что все эти дни в замке происходит что-то странное, и  я  не
понимаю, почему вы не должны быть в курсе. Вы имеете право знать. Вот  я
и отправился за вами.
   - Но о чем я должна знать?
   - С вашего позволения, мадам,  я  не  буду  больше  ничего  говорить.
Просто вам надо обязательно поехать со мной. Надо, чтобы вы увидели  все
собственными глазами.., иначе вы примете меня за сумасшедшего!
   - Такая мысль нам никогда не придет в голову, - сказал Франсуа, -  мы
всегда тебя считали разумным, и если ты решил  прийти  сюда,  значит,  у
тебя были на это  причины.  Но  предупреждаю  тебя:  куда  пойдет  мадам
Гортензия, туда же пойду и я.
   - Ну и что ж. Это даже лучше. Если вы позволите мне поесть, то мы тут
же и отправимся.
   - Сейчас? - удивилась Гортензия. - Но когда  мы  приедем  туда,  даже
верхом, будет уже темная ночь.
   А мне говорили, что по ночам замок стерегут волки.
   - Это правда. Но, когда мы приедем туда, их еще  не  будет.  Господин
Жан делает обход в десять часов. Во всяком случае, он научил  меня,  как
можно пройти, чтобы они не напали. Ну как? Поедем?
   - Поедем! -  поспешно  ответила  Гортензия.  Франсуа,  седлайте  трех
лошадей. Я пойду переоденусь.
   Несколько минут спустя она появилась в своей зеленой амазонке, и  они
отправились с Франсуа и Пьерроне по тому же пути вдоль реки, по которому
недавно проехали с Франсуа. Мальчик ехал впереди.
   - Господин Жан сторожит замок от деревенских, - объяснял он. -  Вдоль
реки мы доберемся быстрее, только не надо шуметь.
   Они ехали молча. Да  Гортензии  и  не  хотелось  говорить,  она  была
погружена  в  свои  мысли...  Она  не  могла  понять,  почему  племянник
Годивеллы решил нарушить запрет Жана и  тетки,  но  в  этом  она  видела
доказательство дружбы, которая согревала ей сердце. Тем не менее смутная
тревога не покидала ее. Та же тревога  заставила  Франсуа  прихватить  с
собой пистолеты, которые он сунул в седельную сумку,  и  ружье,  которое
теперь висело у него за спиной.
   Она попробовала сделать ему  замечание  перед  отъездом,  на  что  он
ответил, что не хочет, чтобы его застали врасплох. А  поскольку  они  не
знают, что их там ждет...
   Пьерроне не стал возражать. Он только заметил,  что  с  волками  надо
быть ко всему готовым...
   Когда они приблизились к опушке леса, уже стемнело, но полная темнота
еще не наступила. На фоне темного  неба  чернели  мрачные  башни  замка.
Ничего не было слышно, кроме журчания воды, бегущей по  камням  к  реке.
Пьерроне остановился, спустился на землю и сделал знак  своим  спутникам
сделать то же.
   Приложив палец к губам в знак молчания, он  взял  коня  под  уздцы  и
направился не в сторону  часовни  и  дома  старого  управляющего,  а  по
заросшему травой берегу, вдоль границы имения.
   - Надо поставить лошадей в укрытие, - прошептал он,  зажимая  ладонью
ноздри лошади, чтобы она не  заржала.  -  И  потом,  когда  мы  подойдем
незамеченными...
   - Не замеченными кем? - прошептала Гортензия.
   Вместо ответа  мальчик  указал  на  башню,  и  молодая  женщина  едва
удержалась, чтобы не закричать:  слабый  желтый  свет  виднелся  в  окне
бывшей кухни.
   - Но... - спросил Франсуа, - разве там наверху кто-то живет?
   - Да. Когда замок обрушился, свод кухни выдержал.., но пойдемте!  Нас
могут услышать.
   Они отошли  от  берега  реки  и,  стараясь  не  мять  высокую  траву,
направились к входу в подземелье, открытому когда-то Эженом  Гарланом  и
через которое год назад Гортензия,  Жан,  Годивелла  и  маленький  Этьен
выбрались из замка еще до взрыва.
   - Через подземелье мы  не  сможем  пройти,  но  лошади  там  будут  в
укрытии...
   Франсуа поднял голову и посмотрел на замок, который был совсем рядом.
Он увидел, что дым поднимается из руин.
   - А мы было подумали тогда, что кто-то жжет  сорняки,  -  пробормотал
он. - В старой кухне кто-то живет, вот почему  ходят  разные  слухи.  Но
если там живет Годивелла, ни к чему создавать такую тайну из этого...
   - Там Годивелла, это так, - прошептал Пьерроне, - но там еще кое-кто.
   - Кое-кто? Так кто же?
   Пьерроне опустил голову.
   - Простите меня, что я не сказал вам раньше, мадам  графиня..,  но  я
боялся, что вы откажетесь ехать.
   Надо быть очень смелым человеком...
   Франсуа схватил мальчика за руку и сильно тряхнул его.
   - Хватит отговорок и уверток, мальчик! Ты привел нас сюда,  и  теперь
надо говорить. Кто там наверху?
   - Господин маркиз де Лозарг!
   Гортензия открыла было рот, намереваясь закричать, но Франсуа вовремя
зажал ей рот ладонью. Ей вдруг показалось, что  у  нее  все  завертелось
перед глазами, что земля разверзлась под ногами и она сейчас упадет  без
чувств. Но Франсуа поддержал ее,  и  дурнота  прошла  быстрее,  чем  она
думала... Она услышала приглушенный голос фермера, который бранился:
   - Вот дурак! Ты что, не мог сказать раньше?
   - Я же сказал: я боялся, что  вы  не  поедете  или  примете  меня  за
сумасшедшего. А нужно было, чтобы мадам Гортензия поехала. Это  господин
де Лозарг украл у нее душу господина Жана... Надо,  чтобы  она  знала..,
увидела сама... Простите меня...
   - Не волнуйтесь, Пьерроне, - смогла наконец произнести  Гортензия.  -
Вы же хотели как лучше, и я благодарна вам. Но как он остался жив?
   Пьерроне увлек своих  спутников  под  каменный  козырек,  где  стояли
лошади и который закрывал когда-то вход в подземелье. Он  рассказал  им,
как на другой день после взрыва он пришел, чтобы отыскать свою тетку,  и
обнаружил возле входа в  кухню  лаз,  наполовину  скрытый  обвалившимися
камнями. Ему удалось туда пролезть  в  надежде  отыскать  хотя  бы  тело
Годивеллы там, где когда-то она царствовала. Вот там он и нашел маркиза:
он лежал, не в силах двинуть ногами из-за того, что у него  был  перебит
позвоночник.
   - После взрыва ему удалось доползти туда. Я хотел позвать на  помощь,
ведь из деревни прибежали люди...
   - Там был и я, - пробормотал Франсуа. - Я искал тебя, чтобы сообщить,
что твоя тетка была в Комбере...
   - Я знаю. Но он не хотел, чтобы я звал на помощь.
   Он даже не хотел и моей помощи. Он хотел, чтобы его оставили в  покое
среди развалин, где он умрет. Но я объяснил ему, что просто ждать смерти
нельзя, она не придет, и  что  может  пройти  много  времени.  Тогда  он
позволил мне уложить его в постель моей  тетки  и  оказать  ему  помощь,
какую я смогу. Слава богу, тетушка научила меня многому. И к тому  же  в
кухне было вдоволь еды и питья. Но он согласился на  это,  лишь  взяв  с
меня слово, что я никому ничего не скажу. Он не хотел, чтобы его  видели
в  таком  состоянии.  Ведь  он  такой  гордый,  даже   превратившись   в
развалину... Я и боялся его, и жалел, но каждый день проникал  в  старую
кухню и ухаживал за ним. Потом он наконец позволил мне позвать  тетушку,
но  при  условии,  что  та  тоже  будет  молчать.  А  тетушка  была  его
кормилицей. Он мог согласиться на ее жалость...
   - А Жан? Как он оказался замешан во всем этом?
   - Я думал, вы знаете. Он пришел, чтобы защитить мою тетку, потому что
в деревне слишком много болтали. Люди  видели  отблески  света,  слышали
крики... маркиза, который, как все думали, умер страшной смертью.
   - И он принял Жана?
   - Не сразу. Сначала разыгралась целая драма, но  господин  Жан  сумел
заставить его замолчать. Он сказал, что хочет ему помочь,  защитить  его
от любопытства и ненависти людей. Он сказал, что хочет  охранять  замок,
снова начать обрабатывать землю, оживить Лозарг. Тогда  господин  маркиз
согласился: "Я начинаю думать, что ты действительно мой сын",  -  сказал
он ему. И в этот вечер я видел, как господин Жан заплакал.
   - Из-за одного слова! - презрительно сказала  Гортензия.  -  Как  его
мучило, должно быть, его положение незаконнорожденного.
   - Он всегда очень страдал от этого, - строго  сказал  Франсуа.  -  Он
слишком чувствует себя Лозаргом.
   Надо его понять, мадам Гортензия...
   Молодая женщина нервно засмеялась.
   - Что ж.., все к лучшему, если Жан предпочитает верить  словам  этого
старого разбойника. Он нашел  отца,  он  живет  в  Лозарге,  но  это  не
объясняет, почему он столь упорно отказывается увидеться со мной...
   - Нет, - сказал Пьерроне. - Просто господин маркиз  признал  его  при
условии, что он порвет с вами!
   - Как?.. Он признал его? Но для этого нужен нотариус...
   - Или  священник.  Он  приказал  привезти  аббата  Кейроля,  кюре  из
Лозарга, потребовав от него держать тайну исповеди до самой смерти. Кюре
написал бумагу, которую все подписали, и уехал. Это  было  за  несколько
дней до вашего  приезда.  Он  как  будто  почувствовал,  что  вы  должны
вернуться...
   Гортензия вдруг ощутила ужасную усталость. Она опустилась  на  камень
и, достав носовой платок, стала вытирать пот со лба.
   - Он променял меня на клочок бумаги! Какая мерзость!
   - Но почему бы ему следовало отказаться?  -  спросил  Франсуа.  -  Не
забывайте, что он больше не надеялся увидеть вас. Он считал, что вы  его
бросили.
   - Что ж, допустим, но почему вы привели меня сюда  сейчас,  Пьерроне?
Это же ненужная жестокость!
   - Я так не думаю, госпожа графиня. Я позвал вас, потому что  господин
маркиз на смертном одре. И я подумал, что, когда  он  увидит  вас..,  он
может изменить свое решение.
   Гортензия ничего не ответила. Выйдя из-под навеса, она посмотрела  на
развалины замка, который отсюда все еще  казался  величественным,  и  на
желтый свет, пробивавшийся через трещину в  стене.  Во  всем  этом  было
что-то