ояние, как твое. Сейчас он не может похвалиться богатством, и это его мучает. Я даже надеюсь, что он приложит все усилия к тому, чтобы мне помочь, но, разумеется, в таком случае и речи быть не может о свадьбе.
     Он на нее не согласится. Тебя осудят и лишат всего состояния, которое перейдет ко мне, как к единственной наследнице. Твою Фьору просто отдадут Пьетро. Пусть он ею потешится!.. А когда она ему надоест, от нее легко будет избавиться, отправив в бордель. Теперь ты видишь, что в твоих же интересах принять мое предложение. Я обещаю, что мы будем жить в мире.., и согласии!
     - Убирайся! Прочь с моих глаз!
     - Ты поступаешь неразумно. Надеюсь, что ночью ты хорошенько все обдумаешь и поймешь, в чем твоя выгода. Завтра, в этот же час, я приду за ответом. А пока желаю тебе доброй ночи!
     Содрогнувшись от страха, Фьора вдруг пришла в себя. Понимая, что Иеронима вот-вот выйдет из комнаты и застанет ее подслушивающей у двери, она спряталась за драпировку, стараясь унять бешеное биение сердца. Фьора чувствовала, что с ног до головы ее покрыл холодный пот. Ей казалось, что под ногами у нее внезапно разверзлась бездонная пропасть.
     Слегка раздвинув тяжелую ткань, она увидела Иерониму, которая, не торопясь, выходила из зала. Уверенная в своей победе, женщина выступала с высокомерным видом, бросая жадные взгляды на мебель и ценные безделушки. В мечтах она уже владела ими...
     И тут первый раз в жизни Фьору охватило дикое желание убить, уничтожить ненавистную ей женщину. Теперь она поняла смысл сцены, разыгравшейся у аптекаря Ландуччи. Бесшумно выйдя из своего укрытия, Фьора схватила тяжелый бронзовый канделябр и стала подкрадываться к Иерониме, которая остановилась, чтобы полюбоваться стоящими на серванте серебряными безделушками.
     Но, словно бы почувствовав приближение опасности, донна Пацци, не оборачиваясь, быстро покинула зал. И в то же самое мгновение появился Бельтрами.
     Увидев вооруженную канделябром Фьору, он сразу же сообразил, что она задумала совершить, и воскликнул:
     - Нет, Фьора! Не делай этого!
     - Или мы, или она! Не мешай мне!
     Тогда Франческо подбежал к дочери, вырвал у нее из рук канделябр и поставил его на сундук. Фьора с отчаянием отметила, что отец выглядел постаревшим лет на десять. Глаза его были полны слез. Она бросилась ему на шею, и, прижавшись друг к Другу, они вместе оплакали то, что было так безжалостно разрушено и втоптано в грязь этой отвратительной женщиной.
     Именно здесь их и застала Леонарда, которая пришла позвать Фьору.
     - Что случилось? - спросила она. - Я только что столкнулась с донной Иеронимой, которая приказала мне, предварительно обозвав старой сводницей, складывать вещи!
     - Бедная моя Леонарда, мы с вами на грани катастрофы, - ответил Бельтрами. - Эта женщина стала любовницей Марино. Он обо всем ей рассказал и даже проявил готовность свидетельствовать против меня.., если только я не выдам Фьору за ее сына...
     - Но ведь, насколько мне известно, Фьора уже замужем.
     Следовало сообщить об этом Иерониме.
     - Ни в коем случае! - воскликнул Франческо. - У меня есть слабая надежда еще исправить положение. Я пойду и все расскажу монсеньору Лоренцо. Он ненавидит Пацци, ко мне же питает уважение и даже дружеское расположение. Разумеется, если он узнает о браке Фьоры, ";о придет в бешенство, но я промолчу об этом...
     Фьора, которая так и стояла, прижавшись к Бельтрами, отстранилась и с тревогой заглянула ему в глаза:
     - Отец!.. Я действительно не твоя родная дочь? Правда ли то, что...
     - Так ты все слышала?
     - Все! Я стояла тут, у приоткрытой двери. Ах, отец! Это ужасно, а в дальнейшем будет еще ужаснее! Я была так горда называться твоей дочерью! И вот я никто.., хуже, чем никто!
     Любой бродяга вправе меня презирать за то...
     - Фьора, замолчи! Ради бога, замолчи! Ты не можешь судить, пока всего не узнаешь! А для меня ты по-прежнему остаешься дочерью, потому что я тебя подобрал, признал.., и потому, что я тебя люблю! А теперь пойдем в студиолу! Там, перед портретом матери, ты узнаешь всю правду. Эта горестная история хорошо известна Леонарде, а теперь ее будешь знать и ты.
     Пойдем же, дитя мое!..
     И, обняв Фьору за плечи, Франческо медленно повел ее вдоль длинной галереи до дверей, ведущих в уютную комнатку, где с портрета улыбалась Мария де Бревай. Леонарда последовала за ними, предварительно отослав Хатун, которая, стоя у дверей, поджидала свою хозяйку. На ее хорошеньком личике было написано беспокойство: ведь Фьора никогда прежде не плакала.
     - Отправляйся в спальню и подожди там. Я скоро приду.
     - Леонарда, мне бы хотелось, чтобы вы пошли с нами, - сказал Бельтрами. - Вдвоем нам будет легче припомнить подробности той давней истории.
     Все вместе они вошли в студиолу. Франческо подошел к портрету Марии и снял с него черное бархатное покрывало.
     Затем он уселся за стол и указал Леонарде место напротив.
     Фьора предпочла устроиться на подушечке в ногах у отца.
     - Дитя мое, соберись с силами и постарайся быть мужественной. Сейчас тебе придется услышать трагическую, но в то же время очень трогательную историю. В злобе Иеронима упомянула лишь самые отвратительные ее детали... Ты помнишь, я как-то показывал тебе кружевную вуаль? Сандро Боттичелли изобразил ее на этом портрете. Ты еще заметила пятна крови, а я не хотел отвечать на твои вопросы.
     - Ты обещал ответить на них позже, когда я стану взрослой женщиной. Теперь я ею стала.
     - Я к этому еще не привык, - ответил Франческо, гладя ее шелковистые волосы. - Но в тот раз я тебя обманул. Я вовсе не собирался говорить тебе правду, желая, чтобы она умерла вместе со мной и Леонардой. Если бы не предательство человека, которому я полностью доверял, мы сохранили бы все в строжайшей тайне...
     - Недаром люди из Монтуги шепчутся о том, что Иеронима очень уж падка до мужчин, - проворчала Леонарда. - Мы часто говорили об этом с Жанеттой, но ее муж так боится тестя, что сразу же затыкал нам рот. Было бы, наверное, неплохо рассказать старому Джакопо о поведении невестки?..
     - Я уже пугал кузину возможностью огласки, но она этого не боится Она прекрасно понимает, что, надеясь прибрать к рукам мое состояние, старый разбойник без колебания закроет глаза на ее безнравственное поведение.., если только не отложит расправу с грешницей на потом. Но нам от этого не легче, так как зло уже будет совершено.
     - Отец, - вмешалась Фьора, - бог с ней, с этой женщиной! Вы привели меня сюда, чтобы рассказать историю моей матери. Ведь мне известно только то, что она погибла при трагических обстоятельствах. Вы мне скажете, как?
     - На плахе, под топором палача, одновременно с твоим настоящим отцом. Их звали Мария и Жан де Бревай...
     - Я уже слышала это имя...
     - Прошу тебя, Фьора, не перебивай. Мне очень трудно вновь вспоминать события, так круто переменившие всю мою жизнь.
     Вместо извинения Фьора поцеловала руку Франческо и, не выпуская ее из своих, так и осталась сидеть, слушая его рассказ.
     - Бессонными ночами я в мельчайших подробностях вспоминал тот пасмурный и холодный декабрьский день, когда я въехал в Дижон - столицу герцогства Бургундского. Красивый город, который я хорошо знал и в котором всегда останавливался по дороге...
     Мало-помалу приглушенный голос Бельтрами окреп и стал выразительным и эмоциональным. Будучи поэтом, как всякий истинный флорентиец, Франческо обладал даром слова и талантом рассказчика. Пред глазами слушательниц во всех подробностях возникла картина казни: широкая площадь, толпа людей, молчаливо слушающих похоронный звон, двое приговоренных, стоящих в жалкой телеге палача с такими прекрасными, такими просветленными лицами, что казалось, они уже победили смерть; скорбная фигура старого священника, зловещий палач со скрытым под маской лицом; возбуждение зрителей и его собственное потрясение при виде ужасной гибели красивой молодой женщины.
     Срывающимся от гнева голосом Бельтрами рассказал о Рено дю Амеле, о его злобе и невероятной жестокости. Он повторил слова Антуана Шаруэ о страданиях, которые пришлось перенести Марии в доме мужа, и о безнадежных попытках матери добиться для нее помилования. В заключение Франческо поведал о том, каким образом ему удалось спасти младенца, как он решил его удочерить и как Леонарда внезапно решила помочь ему воспитать сироту.
     Когда Бельтрами замолчал, Леонарда плакала, а глаза Фьоры сверкали гневом и возмущением.
     - Все эти люди куда в большей степени заслуживают смерть, чем.., мои несчастные родители! И в первую очередь этот подлец дю Амель, а во вторую - отец, не пожелавший защитить собственных детей. Затем герцог Филипп и граф де Шароле. В них не нашлось ни капли жалости. Именно они приговорили моих родителей к публичной казни, позорной могиле, всему этому позору!
     - Фьора, герцог Филипп уже давно умер, что же до графа де Шароле, то он стал герцогом Карлом Смелым, и именно ему принес клятву верности мессир де Селонже...
     Упоминание о муже как бы возвратило Фьору из Прошлого:
     - Филипп!.. Ведь именно он рассказал мне о Жане де Бревай! Он знал его раньше, еще в те времена, когда служил пажом у графа де Шароле. Его поразило наше сходство... А он... он тоже все это знал?
     - Да... Именно поэтому я и согласился на ваш брак.
     Фьора вскочила так резко, что толкнула стол. Несколько бумаг полетело на пол.
     - Только не говорите, что для того, чтобы добиться моей руки, он применил тот же метод, что и подлая Иеронима, - гнусный шантаж.
     Бельтрами вопросительно взглянул на Леонарду, как будто ища у нее поддержки. После всего того, что ей пришлось узнать, снесет ли Фьора еще один удар? Она так молода...
     Но в эту минуту, вытерев глаза, Леонарда поднялась с места и встала позади Фьоры, как будто опасаясь, как бы та не упала в обморок.
     - Мессир Франческо, надо сказать всю правду. У нашей девочки стойкая душа. Если она дознается об этом сама, будет еще хуже.
     - Вы правы, - вздохнул Франческо. - Я сейчас ей все объясню. Фьора, ты угадала. Мессир де Селонже применил точно такой же метод. Он любой ценой хотел тебя заполучить и объявил, что ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего. Его, конечно, поразило сходство. Но не забудь, что он родственник семьи де Бревай и поэтому мог быть в курсе той давней истории. Он наверняка знал, что ребенок Марии живет во Флоренции у богатого торговца, который его удочерил. Увидев тебя, он сразу же понял, кто ты. Если он и заговорил с тобой о молодом оруженосце, то лишь для того, чтобы проверить, знаешь ли ты...
     Из всего сказанного Фьора вынесла только одно - ради лее Филипп смог пойти на преступление! Ее лицо осветилось счастьем.
     - Он так меня любит! Ах, Филипп! Может быть, другая и упрекнула бы тебя за подобный поступок, а я - благодарю, потому что иначе мне никогда бы не быть твоею!
     Бельтрами больше не мог выносить этого горящего взгляда и пылкой страсти в голосе Фьоры. Им овладела ревность, возможно, больше, чем он того хотел.
     - Ты его больше никогда не увидишь, Фьора! Не надейся, что он возвратится за тобой, чтобы увезти в родовой замок и представить при дворе своего господина. Он только хотел получить право первой ночи и удовлетворить страсть, которую ты ему внушила. Но твоя жизнь должна пройти здесь, со мной!
     Лицо Фьоры затуманилось, словно солнце затянуло тучами.
     Она покачнулась, словно от удара. Думая, что она упадет, Леонарда хотела поддержать ее, но Фьора мягко ее отстранила.
     - Я еще не все знаю, не так ли? Так, значит, нотариус, благословение в монастыре было всего лишь комедией?
     - Нет. Ты настоящая графиня де Селонже, и ничто не сможет изменить положение вещей.., разве что смерть! Твой супруг не вернется, потому что он ищет ее на поле боя под знаменами герцога Бургундского.
     - Он хочет умереть? Но почему?
     На этот раз Бельтрами заколебался. То, что он собирался сказать, было ужасно... Но Фьора не спускала с него взгляда.
     Она повторила, почти выкрикнула:
     - Я хочу знать почему!
     Не в силах больше выносить ее грозного взгляда, он отвернулся к портрету, словно прося прийти ему на помощь. И, словно во сне, услышал голос Леонарды:
     - Надо покончить с этим раз и навсегда, мессир Франческо! Вскройте нарыв, и рана быстро заживет!
     Не глядя на Фьору, он рассказал всю правду.
     - Женившись на дочери Жана и Мари де Бревай, он опорочил свое имя. И его могли покарать за это...
     - Почему же он все-таки сделал это? Я была в него безумно влюблена. Да простит меня бог, он бы мог получить меня и без этой комедии!
     - Но не получил бы тогда твое приданое! А он стремился получить его для финансирования войны своего господина, которому Лоренцо отказался ссудить деньги... Когда ты станешь вдовой, я получу его имущество, ты же получишь право носить его имя.., но не жить у него.
     - А если у меня будет ребенок?
     - Мы должны воспитать его до того возраста, когда ему надо будет служить. После этого он вернется в Бургундию, вступит в наследство и должен будет владеть рыцарским искусством...
     - При условии, что родится мальчик! А если это будет девочка, что мы должны с ней сделать? Бросить ее в реку?
     И Фьора, развернувшись на каблуках, выбежала из студиолы в свою комнату. Послышался шум захлопывающейся двери.
     - Оставим ее! - вздохнула Леонарда. - Она будет плакать до изнеможения, и в этом случае нежность Хатун будет ей лучшим утешением. Но вернемся к донне Иерониме. Что вы собираетесь делать, мессир Франческо?
     - Вы правы, донна Леонарда. Надо попытаться забыть прошлое и думать о будущем. Боюсь, что этой ночью вам не придется много спать. Соберите вещи Фьоры и свои. Все должно быть готово, если понадобится быстро уехать... Не перебивайте меня, пожалуйста! Вы сообщите, что поедете с Фьорой и Хатун помолиться в обитель Валломброза. Вас будут сопровождать Джакопо, сын моего старого Ринальдо, и его кузен Томмазо. Но, выйдя за ворота города, сделайте небольшой крюк и добирайтесь до Ливорно. Там сядете на "Санта-Мария-дель-Фьоре", я напишу письмо капитану, и ждите от меня известий. Возьмите с собой столько вещей, сколько надо дамам для одного дня путешествия. Не надо вызывать подозрений. Остальное я вам пришлю позже.
     - Мы поедем рано утром? - деловито спросила Леонарда.
     - Нет. Ждите моего возвращения до полудня. Завтра утром я отправлюсь во дворец на виа Ларга и, за исключением замужества Фьоры, все расскажу Лоренцо. Здесь он господин, и все ему подчиняются. Кроме того, ему нравятся любовные истории. Возможно, моя растрогает его...
     - В таком случае почему вы нас отправляете в Ливорно?
     - Потому что я не уверен в его помощи. Это непредсказуемый человек. Он большой политик и смотрит далеко вперед.
     Никогда нельзя знать, как он отнесется к просьбе.., или исповеди. Подчас это зависит от того, какое положение займет дело в мельчайшей мозаике его политики. Может быть, вы и не уедете, но может случиться, что вам придется спешно покидать город.
     Я только прошу вас быть готовыми к отъезду.
     - Не волнуйтесь, мы будем готовы.
     - Хорошо! После ужина я попрошу вас вернуться в студиолу, чтобы мы вместе уладили все беспокоящие меня дела.
     Я должен предвидеть и то.., если я больше никогда не увижу Фьору. Может случиться и так, что она будет предана анафеме.
     - Я полагаю, что церковь не имеет большого значения для сеньора Лоренцо, - саркастически заметила Леонарда. - Он глубоко почитает только философов, поэтов и греческих богов...
     - ..Но ему случается посещать и одну из келий обители Сан-Марко. Правда, я всегда подозревал, что он ходит туда только для того, чтобы насладиться божественной росписью Анджелико, так как останавливается всегда в разных кельях.
     Но надо учитывать сам факт, что он выказывает смиренное уважение приору, поддерживает прекрасные отношения с епископом. Нам надо быть готовыми ко всему...
     После ужина в компании Леонарды Франческо Бельтрами закрылся в своей студиоле, где большую часть ночи горела свеча. Этот самый богатый человек во Флоренции после Медичи, прежде чем сыграть свою самую трудную партию, приводил в порядок все свои дела. Ему помогала Леонарда, эта старая дева, когда-то случайно встретившаяся на его пути, но ставшая с тех пор единственным человеком, кому он, не считая своей дочери, абсолютно доверял.
     А в это время Фьора, лежа с открытыми глазами и не проронив ни единой слезинки, напряженно размышляла. После откровенных признаний Бельтрами она видела, как рушатся надежды и мечты ее детства. Она считала себя дочерью одного из самых богатых людей Европы, а была лишь плодом проклятой любви, она верила любви Филиппа, а этот человек желал только ее тела и приданого, она была замужем, но не имела права носить его имя.
     Ее супруг презирал ее до такой степени, что предпочел смерть жизни рядом с ней. И хотя он считал себя рыцарем без страха и упрека и носил на шее орден Золотого Руна, которому завидовали многие принцы, тем не менее он безжалостно обманул ее доверие и воспользовался ее неопытностью. Он уехал, даже не попрощавшись, зная, что не вернется и что супруга одной ночи будет ждать его всю жизнь, пока не выплачет всех слез и пока не побелеют ее волосы. Он подарил ей всего одну ночь любви, возбудил в ней жажду любви в обмен на золото, которое увез любимому сеньору. Тому, кто не пожалел своего Молодого оруженосца и его очаровательную сестру и оставил их, проклятых небом, умирать страшной смертью.
     Эта ночь отчаяния тянулась долго. Фьора постепенно постигала искусство ненавидеть. Попытки Хатун вырвать у нее хоть слово оказались тщетными. В конце концов, совершенно выбившись из сил, Хатун свернулась калачиком на краю огромной кровати и заснула в обнимку с лютней, вдруг ставшей совершенно ненужной. Она выглядела такой маленькой, хрупкой и несчастной, что Фьора, проникнувшись чувством глубокой жалости к ней, встала и накинула на нее теплое покрывало.
     Фьора решила, что всю нежность своего сердца она отдаст тем, кто слаб и беззащитен, тем, кому нужна ее помощь.
     Около часа ночи в комнату на цыпочках вошла Леонарда.
     Она была уверена, что после стольких слез Фьора наконец-то уснула. Леонарда вздрогнула от неожиданности, увидев в желтом свете свечи, что Фьора, как белое видение, стоит у подножия кровати.
     - Вы не спите? - непроизвольно вырвалось у Леонарды.
     - По-моему, это очевидно...
     - Тогда помогите мне. И Хатун тоже...
     - Нет, пусть она спит. Она пролила много слез этой ночью...
     - Разве больше, чем вы, Фьора?
     - Я не могу плакать. Может, мне и стало бы легче, но я не могу... Мое сердце как-то сразу иссохло, - сказала она слабым голосом. - Возможно, это оттого, что я не знаю, о чем мне плакать, о ком скорбеть: о моих несчастных родителях, так подло убитых, о моем отце, находящемся сейчас в опасности, о ребе самой, которой...
     - ..грозит еще большая опасность, чем ему! - закончила начатую фразу Леонарда. - Отложим рассуждения о благодатном воздействии слез на другой раз. Этой ночью лучше всего будет скорее приняться за дело...
     Леонарда вернулась к двери и выдвинула на середину комнаты дорожный кожаный сундук. Затем она пошла за вторым, и за третьим и наконец принесла и четвертый - самый маленький сундучок, который свободно мог бы поместиться на седле...
     - Что вы собираетесь делать? - спросила Фьора, с недоумением наблюдая за ее действиями.
     - Собрать ваши вещи. Завтра в полдень мы отправимся в Ливорно и будем там ждать известий от вашего отца.
     Складывая в сундуки платья, верхнюю одежду, белье и обувь, Леонарда рассказала Фьоре о том, к какому решению пришел Бельтрами. По его плану в тот момент, когда Иеронима приступит к разоблачению, Фьора должна быть далеко от Флоренции. Фьора пыталась помочь Леонарде, но ее мысли были так далеки от того, что она делала, что в конце концов Леонарда выхватила у нее из рук платье и сама уложила его в сундук.
     - Дайте, я лучше с