м ответил Людовик XI:
     - Туда, где я их поселил вместе с вашим сыном: в комнаты, которые обычно занимают мои дочери, когда приезжают в Плесси, что случается довольно редко. - А потом добавил с возмущением:
     - Не думаете ли вы, что я настолько жесток, что отправлю двухлетнего ребенка в тюрьму?
     Огромная радость охватила Фьору, и она даже забыла о своем сомнительном и даже опасном положении, выход из которого зависел от этого властелина с весьма причудливым характером. Ее Филипп был где-то рядом, и. Возможно, ей удастся получить разрешение скоро обнять его.
     На дальнейшие вопросы у нее не осталось времени. Вернулась Леонарда с бумагами, перевязанными лентой. Развязав ленту, она протянула их королю с глубоким, хотя и несколько запоздалым поклоном.
     - Сир, я ничего не выбрасываю, особенно письма.
     - Что это такое? По-видимому, черновики?
     - Да, сир, это - черновики. Черновики донны Фьоры, когда она писала это проклятое письмо! Боже милосердный! Она никак не могла его закончить. Но король может убедиться, что в них не было ничего оскорбительного для его величества! Посмотрите, сир! Особенно вот этот! Здесь не хватает только прощальных приветствий, но на лист пролились чернила, и пришлось все начать сначала!
     Король внимательно просмотрел то, что ему принесли, снова бросил взгляд на первое письмо, а затем свернул все вместе.
     - Я оставлю это у себя.., но вы еще сказали, госпожа Леонарда, что мессир ле Дем хотел вас убить?
     - Не вмешайся мессир Мортимер и прево, так бы оно и было, и сейчас мы лежали бы зарытые в лесу Лош, - подтвердила Леонарда.
     - Как получилось, что Тристан Отшельник нам ничего не рассказал? - строго спросил король.
     Леонарда пожала плечами:
     - По той же причине, почему не рассказали и мы: ни у кого не было явных доказательств. Было только признание одного из нападавших, но и он не знал имени того, кто дал им это поручение.
     - Понятно! Вы можете идти, госпожа Леонарда. Король благодарит вас...
     - А я могу взять ее с собой?
     Она обняла Фьору за плечи, а та склонилась к ней, почувствовав страшную усталость.
     - Нет. Нам надо это все обдумать. Сейчас донну Фьору отведут обратно.
     - Сир, позвольте мне обнять моего сына! Или разрешите Леонарде пойти со мною. Хатун одна со всем справится!
     - Хатун исчезла, - проговорила Леонарда, сразу потемнев лицом. - Я не знаю, где она.
     - Да? Тогда возвращайтесь быстрее к Филиппу, Леонарда.
     Малыш больше нуждается в вас, чем я. Идите, говорят вам! Не следует перечить королю! Не забывайте, что моя судьба в его руках!
     - Мы тоже это понимаем именно так! Стража! - громко позвал Людовик, и дверь немедленно открылась.
     Фьора низко поклонилась и со смятенным сердцем проследовала за стражниками. В ее памяти запечатлелся образ Людовика XI, который сидел в кресле, задумчиво подперев голову рукой. Никогда она не видела у него такого жесткого выражения лица и ледяных глаз. Понял ли он то, что она ему говорила? Поклясться она бы не могла...
     Она чувствовала еще меньшую уверенность в этом, когда на другое утро за нею пришли солдаты под началом сержанта. На этот раз ее провели в парадную залу дворца. Войдя туда, Фьора в недоумении остановилась, так поразило ее увиденное зрелище.
     Тщательно одетый король сидел на троне под балдахином, вышитым цветами лилии, с орденом Святого Михаила на шее.
     Вокруг него стояли приближенные и остальные придворные, исключительно мужчины, потому что королева Шарлотта отсутствовала. Фьора обрадовалась, когда среди прочих увидела Филиппа де Коммина, стоявшего на одной из ступенек, ведущих к трону. У окон и у дверей дежурили шотландские гвардейцы, а рядом с королем держался капитан Кроуфорд, который стоял, опершись на огромную саблю.
     С появлением Фьоры в зале наступило молчание, и можно было бы услышать, как летит муха. Фьора прошла вперед и остановилась, как было положено, в нескольких шагах от королевского трона и склонилась в глубоком поклоне. Ее сердце бешено билось, и она была совершенно уверена, что сейчас ее начнут судить среди этого великолепия. В торжественности приема было очень много угрожающего...
     Но тут совсем незначительный случай несколько рассеял напряженную атмосферу. Любимец Людовика XI, большая белая борзая Милый Друг, которая, как обычно, лежала на подушке у ног короля, поднялась и, подойдя к Фьоре, стала лизать ей руку.
     Тронутая этим проявлением дружбы, Фьора погладила шелковистую шерсть на голове животного. Не была ли эта собака ее единственным союзником в этом зале? Даже Коммин упорно смотрел на носки своих сапог...
     - Иди сюда. Милый Друг! - приказал король, но собака, вместо того чтобы послушаться, спокойно легла возле ног молодой женщины, как бы становясь ее адвокатом.
     Король не стал повторять команду, а сделал Фьоре знак встать.
     - Господа, мы собрали вас здесь на эту благородную ассамблею, чтобы вы присутствовали при решении очень важного вопроса, который требует нашего правосудия. Графиня де Селонже, урожденная Фьора Бельтрами, находящаяся перед вами, обвиняется в предательстве по отношению к короне и в попытке посягнуть на нашу жизнь. Доказательством этому является письмо, однако мадам де Селонже не признает за собой его авторства. Нам были переданы третьим лицом некоторые другие свидетельства, которые говорят о невиновности этой дамы.
     Он умолк, вынул носовой платок и шумно высморкался.
     Затем продолжил:
     - Учитывая, что мы всегда весьма дружески относились к мадам де Селонже, а также то, что ее супруг, граф де Селонже, кавалер ордена Золотого Руна, постоянно действовал на стороне мятежников, мы находимся в большом затруднении относительно вынесения правомерного решения по этому запутанному делу.
     Поэтому мы решили обратиться к божественному правосудию!
     Это было так неожиданно, что по залу пронесся легкий недоуменный шепот собравшихся, а Коммин поднял голову и воскликнул:
     - Сир! Неужели король решил обратиться к практике прошлого века?
     - Мессир Коммин, если вы хотите этим сказать, что господь бог вышел из моды, то вы недолго останетесь среди моих приближенных! - холодно произнес король. - Тихо! И чтобы больше никто не смел нас прерывать! Мадам Селонже никто не собирается бросать в воду или заставлять идти с раскаленным железным прутом в руках. Обвинения против нее нам были предоставлены двумя людьми... Мессир посол Флоренции, встаньте перед нами!
     В толпе произошло движение, появился, как всегда, роскошно одетый Лука Торнабуони и с улыбкой поклонился королю. При виде его Фьора даже не вздрогнула. То, что ее бывший поклонник был здесь и находился в рядах ее обвинителей, ее нисколько не удивило. Ему, наверное, стоило большого труда добиться от Лоренцо Медичи возможности быть послом при французском короле, но во время их с Лукой последней встречи она поняла, что он стал ее врагом и непременно отомстит за то, что она его отвергла. И когда он посмотрел в ее сторону с деланой улыбкой, она с презрением отвернулась.
     - Вы сообщили нам, будто знаете из достоверных источников, что мадам де Селонже, с которой вы знакомы очень давно...
     - С детских лет, сир, и... - вставил Лука, но король грозно взглянул на него, и тот замолчал.
     - Что мадам де Селонже тайно родила в Париже дочь, которая является законным ребенком, потому что была зачата при тайных встречах с супругом, известным мятежником, с которым она при этом вступила в сговор.
     - Да, сир! Я это сказал и могу повторить, потому что мой источник совершенно надежный, - подобострастно подтвердил Лука.
     - Насколько я помню, это служанка? Бывшая рабыня, которая была с вами.., любезна?
     - Вы говорите о Хатун? - не смогла сдержаться Фьора. - О Хатун, которую вы чуть не зарезали во Флоренции и которая теперь стала вашей любовницей?
     На лице Торнабуони расплылась самодовольная улыбка, и Фьоре захотелось вцепиться ему в горло.
     - Почему бы и нет? Она очень мила и опытна в любовных делах. Когда я ее встретил здесь, она сильно переживала, что вы бросили ее одну, а сами пустились в странствия с одним из слуг.
     И она знала, зачем вы поехали в Париж...
     - Она действительно это знала, как и то, что я не виделась со своим мужем в течение двух лет. Не понимаю, зачем она солгала?
     - Солгала? Это вам так кажется, прекрасная донна Фьора!
     А мне...
     - А вам, - перебил его король, - придется доказывать свою правоту с оружием в руках против того человека, который выступит в защиту мадам де Селонже!
     - Дуэль? Сир, но ведь я - посол! - опешил Лука Торнабуони.
     - Посол, который вмешался в то, что его никак не касалось, должен подчиняться нашим законам, как любой из наших подданных, и мы непременно сообщим нашему кузену Лоренцо Медичи о намерении не мешать вам доказать ваше право на поле чести.
     - Сир!
     - Успокойтесь! Вы там будете не один! Я говорил о двух людях и думаю, мессир Оливье ле Дем, что вы тоже подвергнетесь божественному правосудию. Вы собственноручно передали нам письмо, уверяя нас в его подлинности.., и за это попросив у нас некий дом...
     Вперед вышел перепуганный цирюльник.
     - Но, сир, мой король, я ведь не рыцарь и не могу сражаться! - возразил он.
     - Не рыцарь? Вы, который был моим послом в Ганде? Мы уже давно корим себя за эту ошибку, но думаю, что у нас будет время исправить ее до начала дуэли.
     - Король действительно хочет, чтобы я дрался на дуэли?
     - В компании с мессиром Торнабуони! Вас будет двое против одного! Мы приняли такое необычное решение именно потому, что вы не слишком хорошо владеете шпагой!
     - Зато он не боится бить ножом в спину! - заявил Дуглас Мортимер, который оставил свой пост у окна и подошел к Фьоре. - С милостивого согласия вашего величества я выступлю за честь донны Фьоры! И я убью этих двоих негодяев, что так же точно, как то, что меня зовут Дуглас Мортимер из Гленливета! И если будет угодно вашему величеству, вы можете добавить к ним еще пять или шесть таких же мерзавцев!
     О, какая это была радость: почувствовать рядом с собой эту спокойную силу и верного друга! Фьора подняла на Людовика XI взгляд, полный надежды, но тот нахмурил брови.
     - Спокойно, Мортимер, не горячитесь. Вы ведь служите нам, а не прекрасным дамам! Вы можете проливать свою кровь только за Францию. Мы ваше предложение отвергаем. Нам нужен другой человек. От исхода дуэли будет зависеть судьба мадам де Селонже! И вы тоже останьтесь на своем месте!
     Повелительным жестом Людовик XI остановил Коммина, который хотел предложить на место Мортимера себя.
     - В таком важном деле, - продолжал король, - не следует спешить. Тот, кто ровно через месяц предстанет перед нами, должен знать, что, если он будет побежден, мадам де Селонже казнят и что бой должен быть не на жизнь, а на смерть. Итак, господа, подумайте хорошо, прежде чем принять решение...
     - Но ведь все и так решено, - пробормотал Мортимер сквозь зубы. - Ни один человек на свете не помешает мне сражаться за нее, даже если мне для этого понадобится уйти в отставку!
     Король находился рядом с шотландцем, но сделал вид, что не слышит, и продолжал:
     - Пусть уведут мадам де Селонже в тюрьму, и чтобы никто не смел к ней приближаться!
     В зале наступило еще более гнетущее молчание, чем при появлении Фьоры, и все следили, как она удаляется в сопровождении стражи. К молчанию примешивалось недоумение перед таким необычайным решением вопроса: что за законная дуэль, в которой один противник сражается с двумя? Даже если те не очень ловки, то такой способ уравнивать силы выглядел весьма странно, не говоря уже о том, что богу в этом деле отводилась весьма незначительная роль.
     Единственным утешением для Фьоры было слышать, что король приказал держать ле Дема и Торнабуони под домашним арестом до самого дня дуэли. Да и что это было за утешение, если Фьора знала, что ни Мортимеру, ни Коммину не позволено сражаться за нее, а поэтому жить ей осталось один месяц.

Глава 3

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

     Король, казалось, все-таки проявлял какую-то милость к своей пленнице. На другой день после того, как Грегуар унес поднос с едой, к которой Фьора не притронулась, он сразу вернулся с широкой улыбкой на лице:
     - К вам пришли с визитом! Надеюсь, вас это порадует.
     Широко открыв дверь, он впустил в комнату Леонарду, которая держала на руках маленького Филиппа. Вид счастливой пленницы вызвал на глазах почтенного тюремщика слезы умиления, и он некоторое время постоял в комнате, с радостью наблюдая прелестную картину, которую представляла собой Фьора с ребенком на руках.
     - Мой малыш! Моя любовь! Мое сокровище!
     Она покрывала страстными поцелуями ручки, лицо и вьющиеся темные волосики. Мальчик, непривычный к таким бурным ласкам, захныкал. Фьора испугалась:
     - Я что, сделала ему больно?
     - Нет, - ответила со смехом Леонарда, - но вы его чуть не задушили! Теперь отпустите его. А вы, мессир Филипп, поздоровайтесь со своей матерью так, как я вас учила!
     Ребенок неловко поклонился, что привело Фьору в восторг.
     - Здравствуйте, мама! - важно произнес он. - Как вы себя чувствуете?
     Но поскольку Фьора наклонилась, чтобы быть ближе к нему, мальчик не утерпел и бросился к ней на руки:
     - Мама, мама! Я так скучал без вас!
     - А он ведь так мало меня знает, - проговорила Фьора через голову сына.
     - Он знает вас лучше, чем вы думаете. Ему о вас постоянно рассказывали, и в своих молитвах он просит господа поскорее вернуть ему его мать!
     - И папу тоже! - добавил малыш. - Мама, когда он к нам вернется?
     - Не знаю, дорогой. Твой отец уехал в далекое путешествие, но ты правильно делаешь, что просишь господа о том, чтобы он возвратился!
     - Давайте не будем расстраиваться, - сказала Леонарда, - оставьте пока этого молодого человека и обнимите меня: я вижу, что вы про это совсем забыли!
     Женщины тепло обнялись, и старая дама сообщила хорошую новость: маленькому Филиппу и ей разрешили приходить к Фьоре каждый день.
     - Король решил скрасить мои последние дни? - вздохнула Фьора. - Я ему за это очень признательна.
     - Вы думаете, что король собирается отрубить вам голову, а те, кто вас любит, позволят ему это сделать?
     - Тому, кто меня любит, не позволяют защитить меня, и я не знаю никого, кто бы мог вступиться за меня, рискуя при этом собственной жизнью.
     - А ваш супруг, мессир Филипп? Ведь вы его нашли?
     - И да и нет. Я его видела, но он теперь навсегда потерян для меня!
     Очень подробно Фьора рассказала о том, что произошло в Брюгге, затем о том, каким чудом она нашла Филиппа там, где совсем не ожидала. И о том, что между ними произошло и почему он решил остаться в монастыре.
     - В монастыре! Он? Полное безумие! Так он вас больше не любит!
     - Любит.., по крайней мере, он так сказал, но я не уверена, что это правда. Он сам себя обманывает или делает вид, чтобы пощадить меня. Видите ли, Леонарда, я была лишь эпизодом в рыцарской жизни графа де Селонже. Мгновением, за которое ему стыдно, но он согласился на это из преклонения перед герцогом. А теперь тот мертв, Бургундия потеряна и его больше ничего не интересует. Не будем больше говорить об этом. Я бы хотела знать, что случилось с Хатун?
     - Если бы я сама знала! - вздохнула та.
     Молодая татарка исчезла из Рабодьера в день приезда туда Леонарды. Узнав, что Фьора не собирается возвращаться, а, напротив, едет во Фландрию в сопровождении слуги, Хатун закрылась в своей комнате и не выходила оттуда даже к столу.
     А утром обнаружили, что она сбежала через окно, связав три простыни.
     - И она ничего не написала, хотя бы несколько слов? - удивилась Фьора.
     - Ничего! Перонелла мне рассказывала, что она в последнее время нашего долгого отсутствия встречалась с молодым прекрасно одетым господином.
     - Это Лука Торнабуони, мой давний поклонник, который после заговора Пацци хотел отдать Хатун палачам во Флоренции. Если бы я сама не слышала слов этого негодяя, я бы ни за что на свете не поверила!
     - О! Я узнала много такого, что вполне объясняет это удивительное событие, - сказала Леонарда. - Хатун и Флоран были.., очень близкими друзьями. Кроме этого, она считала, что занимает в доме не то место, которое ей бы полагалось, и ревновала ко всем.
     - Разве я не доверила ей своего сына? Это самый большой знак уважения, который я могла придумать!
     - Уважения? Она хотела любви.., но при этом никакой ответственности! Верите вы или нет, но Хатун создана для праздной жизни в гареме, для жизни, полной безделья и ласк!
     - Я могу с трудом поверить, что она найдет все это рядом с Лукой! Он законченный эгоист. Если бы мы только могли знать, где она сейчас!
     - Нет, Фьора! Не рассчитывайте на меня в ее поисках, - поджала губы Леонарда. - Она уже достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно, и только что сделала вам подлость.
     - Это ничто по сравнению со многими годами преданности.
     О, Леонарда! Я так беспокоюсь за нее...
     Леонарда не стала говорить, что пусть уж лучше Фьора мучается из-за Хатун, а не из-за себя самой. Это дело с божественным правосудием ей абсолютно не нравилось. Но она была еще далека от того, чтобы начать паниковать, потому что ей пришла в голову одна мысль: написать письмо принцессе Жанне в замок Линьер и попросить ее вмешаться. Конечно, у принцессы не было особо сильного влияния на своего отца, но старая дама знала, что порой ее по-настоящему ангельского взгляда было достаточно, чтобы отец одумался. Это великодушное сердце можно было просить обо всем на свете. За неимением под рукой Мортимера, которого накануне король послал с поручением, и Коммина, от которого отделались таким же способом, Леонарда решила доверить письмо Арши Эрли, тому шотландцу, который обучал Флорана верховой езде. Это был храбрый парень, который частенько заходил в Рабодьер выпить вина. Если он сам не сможет поехать в Линьер, то найдет способ послать туда Флорана. А встретить Эрли Леонарде было совсем просто: она часто видела его, когда выходила в сад с маленьким Филиппом в сопровождении стражника.
     Дуэль должна была состояться во вторник, 28 июня, в день празднования памяти святых Петра и Павла. Людовик XI прекрасно знал церковный календарь и специально выбрал этот день, из-за того, что папа, наследник святого Петра, был втянут в эту неясную и неприятную историю через своего племянника.
     Король никогда не упускал возможности посоветоваться с господом или призвать небесные силы себе на помощь. Со своей стороны, Леонарда, которая была не менее набожной, чем король, добавила имена этих двух князей церкви к длинному списку обитателей рая и молилась о даровании своей любимице покоя и счастья.
     Но по мере того, как мелькали дни, сон начал бежать от Леонарды. Она написала письмо, и Арчи Эрли охотно согласился его отвезти. К тому же ей пришлось принять тысячи предосторожностей при его передаче в саду, единственном месте, где она пользовалась хоть какой-то свободой. С тех пор она больше не видела шотландца и не знала, дошло ли ее послание до адресата.
     Леонарда и сама находилась под строгим наблюдением и покидала свою комнату только вместе с маленьким Филиппом и всегда в сопровождении стражника. В одиночку ей было запрещено выходить. Она могла общаться только с тем стражником, который водил их с Филиппом на свидание к Фьоре, и двумя служанками, которые были к ним приставлены. Короля она не видела ни разу, но часто слышала во дворе звуки собиравшейся охоты. Из окон комнаты она могла наблюдать тех, кто входил и выходил, но она не знала никого по именам, и эти передвижения ей ни о чем не говорили. В те часы, которые Леонарда не проводила с Фьорой или ребенком, она безмолвно смотрела на противоположную стену с маленьким зарешеченным окном, через которое к пленнице проникал дневной свет, и молилась о том, чтобы достойный рыцарь согласился бы рискнуть своей жизнью, а молодая женщина не потеряла бы свою.
     Фьора же преисполнилась какого-то безразличия,