случаю.
     - Черт побери, сестра моя! Пусть комнаты останутся при мне, ясно вам?
     Катрин бросилась вперед, открыла дверь и вошла в комнату. Она увидела маленькую и низенькую келью, в которой большая кровать с выцветшими занавесками и конической формы камин занимали почти все пространство. Переступив порог, она, потрясенная, застыла на месте.
     В кровати сидела обложенная множеством подушек могучего телосложения женщина. Сестра Леонарда по сравнению с этой особой совсем терялась. Среди густых белых волос дамы светились несколько рыжих прядей, а лицо, охваченное гневом, было цвета кирпича. Укрытая грудой одеял, она приподнималась на подушках. На ней был надет капот, подбитый лисой, большая белая рука, как бы с некоторой угрозой, направленная к сестре Леонарде, выступала из широких рукавов.
     Скрип двери отвлек внимание дамы, и та, завидев женский силуэт у порога, завопила еще громче:
     - Ах, так! Ко мне уже входят, как к мельнику! Кто эта особа?
     Почти задыхаясь от волнения, разрываясь между желанием рассмеяться и расплакаться, Катрин прошла вперед до освещенного места.
     - Это всего лишь я, госпожа Эрменгарда! Вы что, меня забыли?
     Оцепенев от удивления, пожилая дама так и осталась сидеть на месте. Глаза ее округлились, руки упали, рот беззвучно раскрылся, и она так побледнела, что Катрин испугалась.
     - Эрменгарда, вы разве не узнаете меня? Я вас напугала? Это же я, я...
     - Катрин! Катрин! Моя малышка!.. И это уже был настоящий вопль, который заставил подскочить сестру Леонарду. В следующий миг монахиня вынуждена была буквально упасть на даму, ибо, забыв о своей сломанной ноге, Эрменгарда де Шатовилен вот-вот собиралась выскочить из кровати и побежать к подруге.
     - Ваша нога, госпожа графиня!
     - К черту мою ногу! Оставьте меня! Черт подери! Катрин!.. Это же невозможно!.. Это же невероятно!
     Она барахталась в руках сестры, но Катрин уже устремилась к ней. Обе женщины горячо обнялись и расцеловались и некоторое время так и оставались, прижавшись друг к другу.
     - Вы правы, это невероятно!.. Это уже чудо! О! Эрменгарда, как хорошо, как хорошо, что я свиделась с вами... Но как вы оказались здесь?
     - А вы?
     Эрменгарда мягко отодвинула от себя Катрин и, держа ее на расстоянии вытянутых рук, изучающе посмотрела на нее.
     - Вы изменились... ну совсем мало! Вы все такая же красавица, может быть, даже еще больше похорошели! Правда, немного другая... менее роскошная, но более волнующая. Скажу: вы стали тоньше, духовнее... Дьявол его возьми! Разве можно подумать, что вы родились на свет Божий в какой-то лавчонке?
     - Госпожа графиня, - вступила в разговор сестра Леонарда. - Просила бы вас избегать всякого упоминания о мессире Сатане в этом святом жилище! Вы просто поминутно его поминаете!
     Эрменгарда обернулась к ней и посмотрела с неподдельным удивлением.
     - Вы еще здесь? Ах, да... правда, ваше дело с комнатой? Хорошо, идите и переселите отсюда моих бездельниц, отправьте их в общий зал и устройте больную на их месте. Теперь, когда госпожа де Брази со мной, мне никто не нужен! И у нас есть о чем поговорить!
     Монахиня, которую так бесцеремонно спровадили, поджала губы, но поклонилась и вышла, не сказав ни слова. Только хлопнувшая дверь показала всю меру ее недовольства. Графиня посмотрела ей вслед, пожала плечами, потом тяжело передвинулась в кровати, которая затрещала под ее тяжестью, и дала место своей подруге.
     - Идите, сядьте здесь, миленькая моя, и поговорим. Сколько же времени прошло с тех пор, как вы меня бросили и устремились на приступ Орлеана?
     - Пять лет, - ответила Катрин. - Уже пять лет! Время быстро проходит.
     - Пять лет, - повторила за ней Эрменгарда. - Как я старалась хоть что-нибудь узнать о мадам де Брази. В последний раз я получила о вас вести, когда вы были в Лоше и сделались придворной дамой королевы Иоланды. Вам не стыдно?
     - Да, - согласилась Катрин, - но дни текли, а я их не замечала. И потом, дорогая Эрменгарда, вам нужно отвыкнуть называть меня именем Брази. Я его больше не ношу...
     - А какое же тогда?
     - Самое прекрасное из всех: Монсальви! - произнесла молодая женщина с такой гордостью, что графиня не смогла не улыбнуться.
     - Так вы выиграли? Вы всегда будете меня удивлять до невозможности, Катрин! Какое же колдовское средство вы нашли, чтобы заставить полюбить вас несговорчивого мессира Арно?
     При имени мужа улыбка сбежала с лица Катрин. У ее нежного рта пролегла горькая морщинка, она отвела глаза.
     - Это длинная история... - прошептала она. - Страшная история...
     Мадам де Шатовилен какой-то миг хранила молчание. Она наблюдала за своей подругой, взволнованная той болью, которая отразилась на лице Катрин. Она не знала, как продолжить разговор, боясь ранить молодую женщину. Через какое-то время она сказала с непривычной для себя мягкостью:
     - Позовите одну из моих женщин, пусть она поможет вам снять намокшую одежду, высушит ее, а вам даст другую... она будет немного велика, но согреет вас. Нам принесут ужин, и вы мне все расскажете. Похоже, вы ужасно устали...
     - Да, именно так! - согласилась Катрин со слабой улыбкой. - Но прежде мне нужно заняться одной из моих спутниц, той, которой как раз требовалась отдельная комната.
     - Я дам приказ...
     - Нет, - ответила Катрин. - Мне нужно туда сходить. И я немедленно вернусь.
     Она вышла в коридор как раз в тот момент, когда Жилетту вели в соседнюю комнату, из которой выдворили двух камеристок Эрменгарды. Ее сопровождала женщина, обещавшая Катрин заняться больной.
     - Говорят, вы нашли в этом доме подругу, - сказала она. - Если хотите, ночью я подежурю у нашей спутницы. Она нетребовательна, не обременит меня.
     - Но, - смутилась Катрин, - я не хотела бы... Вам же тоже нужно отдохнуть! Та улыбнулась.
     - Я крепче, чем выгляжу. Я-то усну все равно где. На камне, под дождем... да даже стоя!
     Катрин с интересом посмотрела на нее. Это была молодая женщина; примерно тридцати лет, невысокая брюнетка, худая, но благодаря коже, огрубевшей на ветру и солнце, она выглядела крепкой и здоровой. Она была бедно, но чисто одета. Ее чуть вздернутый нос и большой подвижный рот придавали лицу веселое выражение, которое понравилось Катрин.
     - Как вас зовут? - мягко спросила она.
     - Марго! Но меня прозвали Марго-Раскрывашка... Я... я не очень-то приличная! - добавила она с искренностью, которая тронула ее собеседницу.
     - Тес! - произнесла Катрин. - Паломники - все братья и сестры. Вы одна из нас... Но спасибо за помощь! Я буду в соседней комнате. Позовите, если понадобится.
     - Будьте спокойны, - заверила ее Марго, - я сумею выйти из положения сама. Впрочем, бедной Жилетте больше всего нужно поесть хорошего супа да выспаться, что бы там ни думал наш вожак, который желает от нее избавиться!
     - А что он сказал?
     - Что он не даст ей пойти вместе с нами дальше, потому что не хочет тащить больных до Компостелы.
     Катрин нахмурила брови. Этот Жербер, похоже, решил всем навязать свою волю, но она не собиралась ему поддаваться.
     - Это мы еще посмотрим, - сказала она. - Завтра будет день, и я улажу этот вопрос. Если только наша сестра не захочет сама остаться-здесь.
     Напоследок Катрин улыбнулась Марго, которая смотрела на нее с восхищением, и вернулась в комнату Эрменгарды.

***

     Уже наступила глубокая ночь, когда Катрин умолкла, но в древнем, римской постройки дворе приюта призывный колокол все звонил для тех, кто был в пути. Он звучал рефреном в трагическом рассказе Катрин. Эрменгарда выслушала историю молодой женщины от начала до конца, не вставив ни слова, и, когда Катрин замолчала, старая дама вздохнула и покачала головой.
     - Если бы кто-нибудь другой рассказал мне эту историю, я бы и половине не поверила. У вас необычная судьба. И я верю, что, несмотря на самые жуткие приключения, вы способны выстоять до конца. Скажу прямо: встретить вас в одежде простой паломницы - это ведь плохой анекдот, и только!.. Значит, вы отправились в дорогу к Сантьяго-де-Компостеле? А если вы не найдете там мужа?
     - Я пойду дальше. На край земли, если понадобится, ибо у меня не будет ни отдыха, ни передышки, пока не найду его.
     - А если он вовсе не выздоровел и его еще больше разъедает проказа?
     - Я все равно пойду за ним. Тогда я стану с ним жить, и ничто не заставит меня с ним разлучиться! Вы же хорошо знаете, Эрменгарда, что в нем, только в нем всегда был единственный смысл моей жизни.
     - Увы! Уж я-то знаю это слишком хорошо! С того времени, как я вас знаю, вы заходите в ужасные тупики и бросаетесь навстречу таким кровавым приключениям, что я начинаю спрашивать себя, надо ли уж так благодарить Небо за то, что оно подбросило Арно де Монсальви на вашу дорогу.
     - Небо не могло мне сделать более чудесного подарка! - вскричала Катрин с таким возбуждением, что Эрменгарда подняла брови и заметила небрежным тоном:
     - И сказать только, что вы могли бы царить в империи! А знаете ли вы, что герцог Филипп вас никогда не забывал?
     Катрин изменилась в лице и вдруг отстранилась от своей подруги. Это напоминание о прошлых днях ей было трудно перенести.
     - Эрменгарда, - сказала она спокойно, - если вы хотите, чтобы мы оставались друзьями, никогда мне больше не говорите о герцоге Филиппе. Я хочу забыть эту страницу моей жизни.
     - Значит, у вас память чертовски сговорчивая. Должно быть, это непросто?
     - Может быть! Но...
     Тон Катрин внезапно смягчился.
     Она вернулась и села рядом с Эрменгардой, которая лежала, свернувшись в глубине кровати, и мягко спросила:
     - Расскажите мне лучше о моих родных, о матери и дяде Матье, от них у меня давно нет никаких вестей! Если, конечно, вам самой что-нибудь известно.
     - Конечно, известно, - пробурчала Эрменгарда. - Они оба живут хорошо, но переносят отсутствие вестей похуже, чем вы! Я нашла, что они постарели, когда увидела их в последний раз в Марсанкэ. Но здоровье у них хорошее.
     - Мое... отступничество не стоило им слишком больших неприятностей? - спросила Катрин с некоторой неловкостью.
     - Да уж нашли время об этом побеспокоиться! - заметила старая дама со слабой улыбкой. - Нет, успокойтесь, - поспешила она добавить, увидев, как потемнело лицо Катрин, - с ними ничего плохого не случилось. У герцога все же душа не такая низменная, чтобы мстить им за свои любовные неудачи. Я уверена... что он, напротив, надеется, что в один прекрасный день стремление повидать их приведет вас в его земли. Поэтому он и не высылает их. По-моему, он страстно желает, чтобы вы знали, какая возвышенная у него душа. Итак, владение вашего дяди потихоньку процветает и выглядит премило. Не скажу того же о владениях Шатовиленов.
     - Что вы хотите этим сказать?
     - А то, что я тоже в некотором роде изгнанница. Видите ли, сердце мое, у меня есть сын, который похож на меня. Ему надоели англичане. Он женился на молоденькой Изабелле де Ла Тремуйль, сестрице вашего друга, бывшего камергера.
     - Надеюсь, она на него не похожа? - воскликнула Катрин с ужасом.
     - Вовсе нет, она прелестна! Кроме того, мой сын отправил обратно Герцогу Бедфсгрду свой орден Подвязки и бросил ему открытый вызов. В результате теперь герцогские войска осаждают наш замок Грансе, а я подумала, что пришло время попутешествовать немного по стране. Из меня бы могла выйти такая прекрасная заложница! Вот так и получилось, что вы видите меня на больших дорогах, на дороге к Компостеле и к спасению, о котором я со всей серьезностью собираюсь молить святого Иакова. Но я благословляю этот проклятый несчастный случай, из-за которого я сломала себе ногу и задержалась здесь. Без него я была бы уже далеко и не встретилась бы с вами...
     - К несчастью, - вздохнула Катрин, - мы опять с вами расстанемся. Ваша нога задержит вас здесь еще на много дней, а я должна завтра же уходить дальше с моими спутниками!
     От природы бледный цвет лица госпожи де Шатовилен стал темно-красным.
     - Не думайте так, моя красотка! Я вас опять нашла, и я вас не оставлю. Я уеду вместе с вами. Если я не смогу держаться на лошади, мои люди понесут меня на носилках. Я не останусь здесь ни на минуту дольше вас. А теперь вы бы поспали немного. Поздно, и вы, должно быть, устали. Ложитесь со мной, здесь хватит места для двоих.
     Не заставляя себя упрашивать, Катрин прилегла на кровать рядом со своей подругой. Мысль, что она продолжит путь вместе с крепкой и здоровой духом Эрменгардой, переполняла ее радостью и верой в будущее. Богатую вдову нельзя было сокрушить. После смерти маленького Филиппа Катрин подумала, что Эрменгарде пришел конец. Она согнулась, как-то разом постарела. Тогда казалось, что ее душа отлетала... и вот опять она встретила ее здесь, на больших дорогах, более твердой и неудержимой, чем когда-либо. Катрин было ясно, что с Эрменгардой путь ее станет легче и приятней.
     Огонь теплился в камине. Графиня задула свечу, и ночь охватила маленькую комнатку. Невольно Катрин улыбнулась при мысли о том, как рассердится Жербер Боа, когда утром увидит внушительную даму на носилках и узнает, что ему придется принять ее в число своих паломников. На эту сцену любопытно будет посмотреть.
     - О чем вы думаете? - произнесла неожиданно Эрменгарда. - Вы еще не спите, я чувствую.
     - О вас, Эрменгарда, и о себе. Мне повезло, что я вас встретила в самом начале этого долгого путешествия.
     - Повезло? Это мне повезло, моя дорогая. Вот уже целые месяцы - да что я говорю! - годы и годы, как я скучаю до смерти. Благодаря вам моя жизнь станет, надеюсь, более яркой и оживленной. И мне так это было нужно, черт возьми! Я просто прозябала. Да простит мне Бог. Я чувствую, что выздоровела.
     И в качестве доказательства своего душевного здоровья Эрменгарда вскоре заснула и принялась храпеть так, что заглушала металлические удары колокола.

***

     В древней романской приютской часовне нестройные голоса паломников повторяли за аббатом слова ритуальной молитвы для тех, кто в пути:
     "Господи, ты послал Авраама из страны его и сохранил живым и здоровым в пути, дай и нам, чадам твоим, такую же милость. Укрепи нас в опасностях и облегчи нам путь. Будь для нас тенью против солнца, плащом нашим от дождя и ветра. Понеси нас, когда устанем, и защити от всякой напасти. Будь посохом нашим, что хранит от падений, и пристанью, что спасает потерпевших кораблекрушение..."
     Но голос Катрин не смешался с голосами других. Про себя она повторяла те резкие слова, которыми обменялась с Жербером Боа как раз перед тем, как войти в часовню, перед началом службы и общей молитвы. Когда молодая женщина появилась, поддерживая под руку еще очень бледную Жилетту де Вошель, клермонец побелел от злости. Он подбежал к ней с такой запальчивостью, что не сразу заметил Эрменгарду, шедшую сзади на костылях.
     - Эта женщина не в состоянии продолжать дорогу, - сухо сказал он. - Она может побыть на службе, конечно, но мы оставим ее на попечение монахинь.
     Катрин обещала себе быть мягкой и терпеливой, попытаться задобрить и умаслить Жербера, но по вскипевшему в ней яростному гневу сразу почувствовала, что ее благоразумного терпения надолго не хватит.
     - Кто это решил? - спросила она с необыкновенной мягкостью.
     - Я!
     - С какой стати, скажите, пожалуйста?
     - Я руковожу этим паломничеством. Я и решаю!
     - Думаю, вы ошибаетесь. При выходе из Пюи епископ выбрал вас нашим поводырем с тем, чтобы вы шли впереди нашей группы. Вы показались ему человеком мудрым, и, кроме того, эта дорога вами уже однажды пройдена. Но вы вовсе не наш "вожак" в том смысле, который вы сами придаете этому слову.
     - То есть?
     - Вы не капитан, а мы не ваши солдаты. Ограничьтесь, брат мой, тем, что ведете нас по дорогам, и не старайтесь сверх меры руководить нами. Госпожа Жилетта желает продолжить путь и продолжит его.
     Опять молния ярости, уже знакомой Катрин, блеснула в его серых холодных глазах. Он сделал шаг к молодой женщине.
     - Вы осмеливаетесь пренебрегать моим авторитетом? воскликнул Жербер дрожащим голосом.
     Катрин стойко выдержала его взгляд и даже холодно ему улыбнулась.
     - Я вовсе не пренебрегаю им, а отказываюсь принимать то, что вам так нравится нам навязывать. И более того, успокойтесь, госпожа Жилетта никак не будет вам в тягость: она поедет верхом.
     - Верхом? Но где это вы думаете сыскать лошадь?
     Эрменгарда, которая до сих пор с интересом следила за их перепалкой, посчитала своевременным вступить в разговор. Она доковыляла до Жербера:
     - У меня есть лошади, представьте себе, и я ей дам одну из них. Что, у вас есть возражения?
     Такое вмешательство явно не доставило удовольствия клермонцу, он нахмурил брови и, посмотрев на старую женщину с видимым пренебрежением, произнес:
     Еще и эта? Откуда вы возникли, старушка?
     И он за это получил. Вдовствующая графиня де Шатовилен вдруг стала алого цвета. Твердо упершись своими костылями в землю, она выпрямилась во весь свой большой рост, и этого оказалось достаточно, чтобы ее лицо возникло в нескольких дюймах от белого лица Боа.
     - Это у вас, мальчик мой, нужно было бы спросить, откуда вы взялись, да еще с таким плохим воспитанием! Ей Богу! Вы первый человек, кто осмелился назвать меня "старушкой", и советую вам не повторяться, если не хотите, чтобы мои люди вас научили вежливости. Тем не менее, так как я намерена присоединиться к вам, чтобы проделать путь вместе с моей подругой, графиней де Б... де Монсальви, я готова известить вас о том, что меня зовут Эрменгарда, графиня де Шатовилен из Бургундского герцогства, и что герцог Филипп взвешивает свои слова, когда обращается ко мне. Вы что-то хотите сказать?
     Жербер Боа колебался, с большим трудом удерживаясь от наглой выходки. Но невольно он все же почувствовал воздействие властного тона пожилой дамы. Он открыл рот, закрыл его, пожал плечами и в конце концов произнес:
     - У меня нет власти, каково бы ни было мое желание, помешать вам присоединиться к нам, а также воспротивиться походу с нами этой женщины, раз вы ее беретесь везти.
     - Спасибо, брат мой, - мягко сказала Жилетта со слабой улыбкой. - Видите ли, мне нужно пойти на могилу святого Иакова! Нужно... чтобы мой сын выздоровел.
     У Катрин, колючие глаза которой не отрывались от лица Боа, создалось впечатление, что она увидела, как гнев отхлынул от него. Нечто похожее на сожаление промелькнуло в его взгляде. Он отвернул голову.
     - Делайте как хотите! сухо сказал он. - Не благодарите меня!
     Он ушел, но мимоходом Катрин перехватила брошенный на нее взгляд. Отныне этот человек стал ее врагом, она была в этом уверена. Но она никак не могла понять более чем странного выражения, с которым он посмотрел. В нем была холодная ярость, мстительность, но и что-то другое. И это другое, Катрин охотно бы поклялась, был страх.
     Вот об этом-то она и думала в ледяной часовне, среди разноголосого хора, набожно славившего Спасителя. Что могло внушить страх или опасение столь уверенному в себе человеку, каким был Жербер, Боа?.. Так как подобный вопрос оставался пока без ответа, молодая женщина решила отложить его на будущее. Может быть, великое знание людей, которым обладала Эрменгарда, окажется полезным, чтобы разобраться в этом случае?
     Она машинально вышла из церкви, как и другие, получила кусок хлеба, который у ворот богадельни раздавал монах, ответственный за питание, и опять пошла в рядах своих спутников-паломников. Она отказалась от лошади, предложенной ей Эрменгардой. Ее ногой, болевшей из-за большого волдыря, который теперь прорвался, очень ловко занялась сестра Леонарда, и теперь Катрин чувствовала себя способной идти.
     - Я попрошу вашей помощи, когда буду совсем изнемогать, - сказала она Эрменгарде, которую две приютские монахини взгромоздили на большую лошадь, такую же рыжую, какой когда-то была Эрменгарда. Две другие усадили Жилетту на мирного иноходца, на котором до этого ехала одна из служанок вдовствующей гос