ринять опасный оборот. Аббат Бернар, обменявшись с Катрин тревожным взглядом, покинул свое место и бросился в середину зала, разнимая Мартена и Жозефа с силой, на которую его могли бы счесть неспособным.
     Рыча, как одержимые, спорщики уже пустили в дело кулаки.
     - Довольно! - крикнул аббат. - Или вы безумцы, что деретесь на святую Пасху в самом доме Господа? Вы что же, не понимаете, что это выгодно врагу?
     - Мы бы так не поступали, если бы речь шла о простой Плетне, о разговорах, о слухах. Но есть прямые факты, ваше преподобие! Среди нас есть предатель или предательница, мы должны его обнаружить.
     - Затевая драку, вы его не найдете! - воскликнула Катрин, пораженная внезапной догадкой. - Но мне кажется, есть одно средство...
     Ее голос, такой спокойный и внушительный, а еще больше заявление об имеющемся средстве, способном развеять тайну, успокоило умы лучше, чем вмешательство аббата. Водворилась тишина. Все головы повернулись к ней, ожидая предположения.
     - Средство? - спросил аббат. - Какое? Она медленно обвела взглядом все эти лица, как бы ожидая одобрения и поддержки своим словам. Затем спокойно проговорила:
     - Надо пустить слух, что мы собираемся послать нового гонца через подземный ход. Мы скроем, что случилось с Жанне. К этому часу несчастного уже, должно быть, нет в живых, но если враг не дал нам об этом знать, это говорит о том, что ему выгодно поддерживать в нас надежду на подкрепление. Итак, мы скажем, что время для нас тянется слишком медленно и мы посылаем человека в Карлат к графине Элеоноре с просьбой поторопиться. Ближайшей ночью кто-нибудь отправится по той же дороге, что и Жанне, но этот кто-то будет не один. С ним будет сильный эскорт...
     - Не понимаю, чего вы хотите добиться, госпожа Катрин. Зачем посылать отряд теперь, когда нам нечего ждать из Карлата? - спросил аббат.
     - Я добиваюсь следующего: Беро д'Апшье, как и в ту ночь, вышлет небольшую группу своих людей, чтобы завладеть нашим новым гонцом. Судя по тому, что мне сказал Беранже, тогда было четыре человека, включая Жерве. Наш гонец в некотором роде послужит приманкой. В тот момент, когда люди д'Апшье его захватят, наши набросятся на них, но ни в коем случае не будут убивать. Они нужны мне как пленники.., живыми, и особенно это относится к Жерве Мальфра.
     - И.., что же вы сделаете с этими людьми?
     - Повесим Жерве, конечно! - вскричал Мартен. - А я возьму на себя роль палача.
     - Возможно! Но сначала я намереваюсь заставить их говорить любым способом.
     В словах Катрин звенела такая угроза, что присутствующие совершенно оглушенные смотрели на свою повелительницу. Она стояла перед ними, прямая и тонкая, как клинок меча, и такая же негнущаяся, и всем вдруг показалось, что они впервые увидели ее по-настоящему. Они никогда не замечали в ее обычно мягких глазах выражения непреклонности и гнева.
     Она вынесла решение, исполнению которого ничто не могло помешать.
     - Любым способом... - повторил аббат с едва заметным оттенком сомнения.
     Она повернулась к нему внезапным резким движением, ее щеки пылали, линия рта стала жесткой:
     - Да, любым! Включая пытку! Не смотрите так на меня, отец мой! Я знаю, о чем вы думаете. Я женщина, и жестокость не по мне. Я ненавижу ее. Но подумайте и о том, что есть две вещи, о которых мне необходимо знать любой ценой, потому что от этого зависит наша жизнь. Имя этой гадюки, прячущейся среди нас, и какая опасность угрожает моему мужу.
     - Думаете ли вы, что вам удастся все это выведать у тех, кого вы возьмете в плен?
     - Да. Речь идет о Жерве. Он посвящен в тайны Беро. И если он руководил захватом первого гонца, то почему бы ему не руководить захватом и второго? Я хочу заполучить этого человека, потому что он - главная причина всех наших несчастий. И на этот раз, ваше преподобие, знайте, что от меня он не дождется никакой пощады.
     Настоящий взрыв восторга был ответом на это заявление. В твердом голосе своей повелительницы нотабли Монсальви уловили что-то от властного голоса Арно, и это их очень ободрило. Они опасались робости, нерешительности и чувствительности, присущей женской натуре, но раз она говорила как полководец, они были готовы следовать за ней хоть на край света.
     В порыве благодарности Мартен Керу бросился к ее ногам. Со сведенным судорогой лицом, с глазами, блестящими и полными слез, он схватил подбитый горностаем край ее платья и поднес к своим губам.
     - Госпожа! - вскричал он. - Когда мы возьмем этого мерзавца, вам не придется искать палача. Я сам им займусь, и клянусь памятью моего ребенка, он заговорит.
     - Нет, Мартен, вы им не будете заниматься. Палач не может быть мстителем: он должен быть холодным, безразличным. В вас слишком много ненависти, и она в вас берет верх. Вы его убьете.
     - Нет... Клянусь вам, нет!
     - И потом, если он настолько трус, как я полагаю, у нас не будет надобности прибегать к крайности.
     Мягко, но твердо она подняла его и посмотрела в его полные смятения глаза.
     - Не настаивайте! Суд будет свершен, и на этот раз справедливо. Пусть вас удовлетворит, что он будет повешен.., и что вы будете при этом присутствовать. Теперь, друзья, нам надо разработать план во всех деталях.
     Продолжалось это долго, и было уже поздно, когда наконец нотабли города смогли присоединиться к приглашенным, столпившимся в большом зале замка вокруг связок колбас, копченой ветчины и сыров, Какое-то время Катрин и аббат оставались одни в пустом зале, слушая почти радостный шум.
     Аббат Бернар издал глубокий вздох и, спустившись со своего места, спрятав руки в широкие рукава, медленно направился к владелице замка. Она ждала его, легко нахмурив лоб, с твердым убеждением держаться выбранного решения и зная заранее все, что он собирается сказать.
     - Вы произнесли опасные слова, госпожа Катрин. Подумали ли вы о том, что грешно возбуждать в этих душах ненависть и насилие?
     - Ненависть и насилие, отец мой, выбрала не я: их выбрали те, кто нас атакует. А какое оружие, более угодное Христу, предложите вы в тот момент, когда предательство - в самом городе, когда враг узнает наши секреты, наши передвижения с того момента, когда мы принимаем наши решения? А если бы подземный ход не был так хорошо защищен и Беро д'Апшье уже оказался бы здесь, в самом центре города! Они что же, не будут применять насилие, а придут к нам с руками, полными лилий и оливковых ветвей?
     - Я знаю, госпожа Катрин! Знаю, что вы правы, но эти ужасные орудия.., виселица.., пытка.., вам ли, женщине, их применять?
     Она встала во весь рост, показавшись аббату очень высокой благодаря стреле своего головного убора из фиолетового бархата, венчавшего ее золотые косы.
     - В этот час, аббат, я не женщина. Я сеньор Монсальви, его защитник и его опора. Меня атакуют: я защищаюсь! Что бы, по-вашему, сделал монсеньор Арно, если бы оказался в нашей ситуации?
     Наступило короткое молчание. Потом аббат невесело усмехнулся, пожал плечами и отвернулся.
     - Гораздо худшее, я это хорошо знаю! Но он - это он.., а вы - это вы!..
     Нет, - ответила она, и в голосе ее дрожала страсть. - Мы с ним одно! И вы знаете это лучше, чем кто-либо другой. Итак, сеньор аббат, забудьте госпожу Катрин и дайте действовать Арно де Монсальви!..
     Ее решительность, ее крик любви, который доказал со страстностью, близкой к отчаянию, слитность с любимым человеком, за которого, начиная со дня их встречи на фламандской дороге, она боролась, не задумываясь, отзывались теперь в самых глубинах ее души и продолжали отзываться еще тогда, когда вечером она с последней проверкой обходила галерею постов охраны, прежде чем подумать об отдыхе.
     Она была совершенно без сил. Но еще больше на плечи давила ответственность за такое важное решение, принятое почти против воли аббата. И эту непосильную ношу ни с кем нельзя было разделить. Но Арно не любил дележа. Надо было, чтобы в его отсутствие воля сеньора Монсальви оставалась главной и решающей.
     С наступлением вечера дождь наконец перестал, но на смену ему явился ледяной ветер. Он свистел в бойницах, прогоняя облака, как стадо перепуганных овец. Этой ночью, конечно, будут заморозки, и то, что не смогли смести бурные потоки ливней, довершит лед. В любом случае год будет тяжелым. Когда враг отойдет, надо будет срочно написать Жаку Керу в Бурж и попросить его прислать зерна, фуража, вина, сахара, всего, чего может не хватить на следующую зиму, прислать все это вместо тех ежегодных щедрых сумм, которые он выплачивал мадам де Монсальви под предлогом возмещения однажды оказанной ею помощи, Давшей тогда негоцианту возможность снова встать на ноги после почти полного разорения.
     Жак, она была в этом уверена, поймет без труда, что она отказывается от золота, ценных пряностей и шелков, которые были бы ей совершенно бесполезны в голодной стране. Груднее окажется, без сомнения, найти эти злаки, это продовольствие в то время года, когда они были редкостью в стольких областях Франции...
     Закутанная в широкую черную мантию, Катрин медленно обходила стены, переходя поочередно из освещенного огнями участка в покрытый густой тенью, где едва просматривались силуэты часовых.
     Везде ее встречали с приветливостью и добродушием. Ей протягивали флягу с вином, от которой она с улыбкой сказывалась, прежде чем удалиться. Глубоко уйдя в свои мысли, она совершала свой одинокий путь по стенам, в поисках выхода из сложившегося положения.
     Сойдя с башни, выходящей в сторону деревни Понс и углубившись в темный проход, соединяющий эту башню с центральной, она вдруг уловила рядом чье-то присутствие. Возле нее кто-то дышал. Решив, что солдат прячется здесь от ледяного ветра, она обернулась, чтобы пожелать ему доброй ночи, но внезапно чьи-то руки схватили ее за плечи и толкнули вперед.
     Ее крик перешел в вопль ужаса, когда она заметила, что стена в этом месте имела небольшой пролом. У самых ее ног открылась зияющая пустота, откуда поднимался влажный запах рва, пустота, в которую ее усиленно толкали.
     - Ко мне!.. На по...
     Ее толкнули сильнее. Обезумев от ужаса, она пыталась за что-нибудь ухватиться, но тут жестокий удар в спину бросил ее в пролом. Падая, ей, к счастью, удалось зацепиться плащом за уцелевшие в этом месте доски. Она висела на стене вниз головой и страшно кричала, надрывая горло, а ее враг бил ее по спине, ногам, пояснице, пытаясь протолкнуть в дыру. Внезапная острая боль, острее остальных, пронзила плечо. Но тут ее крики были услышаны. Удары прекратились, и коридор осветился светом факела.
     - Госпожа Катрин! - вскричал Дон де Галоб, старый учитель фехтования, подбегая в сопровождении двух человек. - Что произошло?
     Он свесился в пролом, чтобы вытащить молодую женщину, чьи судорожно вцепившиеся в стену руки уже начинали слабеть.
     - Осторожней! - предупредил кто-то. - Под ней выломана стена. Так вы рискуете сбросить ее вниз. Ей не за что ухватиться.
     - Скорее!.. - простонала она. - Я.., падаю! Очень быстро Дон отодвинул ее широкий плащ, загородивший пролом, и схватил за талию, в это время солдат уцепился за его пояс, чтобы не дать ему потерять равновесие. Дон, проскользнув вниз, вытянул молодую женщину.
     Медленно и осторожно они подняли ее на стену, повернули и усадили немного поодаль. Она повернула к учителю фехтования, склонившемуся над ней, белое как мел лицо н посмотрела на него глазами, еще полными ужаса.
     - Он был там.., прятался в проеме лестницы. Он набросился на меня сзади...
     - Кто это был? Вы видели его?
     - Нет.., нет, я не смогла его узнать. Он хотел сбросить меня вниз, но Бог дал мне благополучно упасть... Тогда он стал наносить мне удары... Кулаком.., ногами.., я не знаю.
     Вместо ответа Дон освободил руку, которой придерживал молодую женщину, и показал ей. Эта рука была влажной и красной от крови.
     - Вы ранены! Нужно немедленно отнести вас в замок. О вас позаботится Сара...
     Она усиленно замотала головой.
     - Ранена? Не знаю... Я не чувствую. Но вы бегите!.. Оставьте меня здесь.., это не серьезно. Надо найти этого человека.
     - Люди, которые были со мной, уже брошены в погоню. Не шевелитесь, не делайте резких движений.
     Но перенесенный страх совсем разбил ее. Она дрожала и икала, цепляясь за плечи старика.
     - Мне надо знать... Я хочу знать, кто решился... Меня ненавидят, Дон... Меня ненавидят, и я хочу знать...
     Осторожно, как заботливый отец, он погладил ее мокрый от пота лоб.
     - Здесь нет никого, кто бы вас ненавидел, госпожа Катрин. Но мы узнали, что существует предатель. А предателю ничего не стоит превратиться в убийцу. Пусть это вас не тревожит, его отыщут.
     Вероятно, это было легче сказать, чем сделать, так как двое солдат, отправленных на поиски, вернулись несолоно хлебавши. Лестница выходила на узенькую и темную улочку, которая огибала аббатство и упиралась в перекрытия и перегородки крытого рынка и сараев. В этот час не было ничего проще, как затеряться в темноте. Но если они и не нашли нападавшего, то сообщили горожанам о нападении, в результате чего небольшая, но негодующая и бурлящая толпа отнесла Катрин в замок, где она была передана на руки Сары и Донасьены, которые поспешили ее УЛОЖИТЬ.
     Она совершенно пришла в себя в руках Сары. Та промыла рану и сделала припарку из листьев подорожника. Рана, к счастью, была не опасна. Складки большого черного плаща помешали убийце. Он ударил ее ножом, так как она не Дала ему сбросить себя в пропасть.
     По-видимому, он хотел, чтобы ее смерть выглядела как несчастный случай.
     Открыв глаза, Катрин увидела возле себя Сару, Донасьену и Мари. Черты старой женщины придавали ей вид оскорбленного величия. Лицо Сары было сурово и непроницаемо, но Катрин знала, что под этой внешней холодностью тлеет вулкан огромной ярости. И только лицо Мари, самое нежное из всех, было залито слезами.
     Чтобы хоть как-то их успокоить и уменьшить тревогу которую выдавали их глаза, Катрин попыталась улыбнуться.
     - Это пустяки, - сказала она. - Я просто очень испугалась.
     - И ты все еще боишься? - проворчала Сара. - А кто бы не испугался на твоем месте? Подумать только, в городе где все тебя любят и каждый прославляет твои добродетели, мог отыскаться кто-то настолько подлый...
     - Что они ему изрядно надоели, эти мои, как ты их высокопарно именуешь, "добродетели". Я только женщина, как и все остальные, моя добрая Сара. И даже если ты из-за своей любви ко мне этого не замечаешь, все равно, и это совершенно естественно, у меня есть враги.., даже если этого не хочется признавать.
     - Тот, кто на вас напал, больше, чем просто враг! - воскликнула Мари. - Он вас ненавидит!
     Тогда Донасьена нарушила молчание. Глядя на нее, можно было подумать, что, атаковав Катрин, невидимый враг нанес ей личное оскорбление.
     - Ни у кого здесь нет веских причин ненавидеть нашу госпожу, - заключила она тоном, не допускающим возражений. - Я думаю, что этот человек действовал по чьему-то приказу и что его чувства не имеют ни малейшего отношения к поступку. Скажем.., он не так сильно ненавидит госпожу Катрин, как боится Апшье. Эти люди могли подумать, что, как только наша госпожа будет убита, аббата, который не является военным человеком и кроток, как истинный святой, можно будет заставить принять нового соправителя, особенно если...
     Она остановилась, внезапно смущенная этой мыслью, не покидавшей ее несколько дней и теперь так естественно готовой сорваться с ее губ. Ее фразу мрачно закончила сама Катрин:
     - Особенно если, как предсказал Беро, монсеньор никогда не вернется с этой войны.
     Она вдруг подскочила на своих подушках так резко, что боль в раненом плече вырвала у нее жалобный стон. Превозмогая боль, она посмотрела на три вытянувшиеся перед ней лица:
     - ..Пообещайте мне, если со мной случится несчастье... Нет, нет! Не возражайте, это может произойти. Вполне вероятно, что этот человек, увидев, что покушение не удалось, захочет его повторить, и если он успеет...
     - Он не успеет! - яростно возразила Мари. - В этот час Жосс прочесывает город, ищет, допрашивает, обыскивает дома. Когда вас принесли, он был как бешеный.
     "Я поклялся своей жизнью мессиру Арно, что во время его отсутствия ничего не случится ни с госпожой Катрин, ни с детьми, - повторял он. - Если бы убийце удалось нападение, мне оставалось бы только умереть!.."
     - Это было бы самое последнее дело. Если бы меня не стало, Мишелю и Изабелле понадобился бы защитник, - строго сказала Катрин. - Об этом я и хотела поговорить. Поклянитесь, что, если я умру, вы во что бы то ни стало, спасете моих детей. Спрячьте их среди других детей в городе, потому что, если Монсальви окажется в руках Беро, он не пощадит моих малышей. Спрячьте их.., среди детей Гоберты! Она мне предана, и у нее уже своих десять. Двоими больше - они даже не будут заметны. Потом, когда все успокоится, отвезите их в Анже к королеве Иоланде, которая сумеет дать им подобающее воспитание и сохранить их права, а также отомстить за родителей. Поклянитесь мне!..
     Донасьена и Мари уже поднимали руку для клятвы, но Сара, вытиравшая руки полотенцем, в гневе швырнула его и в сильном волнении сделала два-три круга по комнате. Ее смуглая кожа стала пунцовой, а черные глаза блестели слишком ярко, чтобы оставаться совершенно сухими.
     - Ты еще не умерла, насколько мне известно! - вскричала она. - Рано еще диктовать свою последнюю волю нам. Или ты думаешь, что без торжественной клятвы мы не выполним наш долг в том случае, если...
     Она внезапно остановилась на полуслове, посмотрела на Катрин расширенными, полными слез глазами и, как большая темная птица, рухнула на колени перед кроватью, закрыв лицо в одеяло.
     - ..Я запрещаю тебе говорить о смерти! - рыдала она. - Запрещаю! Неужели ты думаешь, что, если ты умрешь, твоя старая Сара сможет вдыхать этот воздух, смотреть на это солнце, когда ты уйдешь в темноту? Это невозможно... Я не смогу... Не требуй с меня клятвы.., потому что я не смогу ее сдержать.
     Она разразилась рыданиями, и Катрин, растроганная проявлением такого отчаяния, так полно передававшим привязанность своей старой подруги, прижала ее голову к груди и принялась качать, как маленького ребенка, но не могла произнести ни слова, настолько ее захлестнули чувства.
     В течение многих лет Сара занимала в ее жизни место матери. Она делила с Катрин радости, а еще больше невзгоды, и не раз рисковала жизнью ради той, кого называла своим ребенком. Иногда Катрин ловила себя на мысли, что эта женщина из племени цыган, встреченная в тяжелые времена во Дворе Чудес, занимала в ее сердце больше места, чем родная мать, жившая далеко от нее, на земле Бургундии. Ей было немного стыдно, но она уже давно знала, что трудно усмирить сердце и заставить его биться по приказанию...
     Когда через несколько минут появился Жосс, разволновались и другие женщины. В комнате Катрин все плакали о том, что чуть не произошло.
     С мрачным лицом, пытаясь скрыть волнение, Жосс посмотрел на женщин. Привычным жестом положил руку на плечо Мари, улыбнулся ей своей странной улыбкой, приподнимающей уголки рта, и приветствовал свою госпожу, которая, нежно отодвинув Сару, приготовилась его выслушать.
     - Похоже, вы имели дело с привидением, способным просачиваться сквозь каменные стены, мадам Катрин. Никто ничего не видел и не слышал. Человек, должно быть, дьявольски ловок. Или же у него есть сообщники...
     Сообщники? Возможно, после всего, что произошло... Кто мог сказать наверняка, что предатель и нападавший на нее человек - одно и то же лицо? Разве не пришла в голову ее приближенным мысль, что предатель - женщина? Это были два врага. Они были тем более опасны, что прятались за завесой доверия...
     Охваченная горьким чувством, Катрин закрыла глаза, пытаясь удержать за плотно сжатыми веками поток слез, на этот раз - слез отчаяния. К чему бороться, если надо подозревать собственных друзей?
     Жосс вплотную подошел к ее кровати и, чтобы вернуть ее к реальности, осторожно поло