дворить из святого убежища. Ганс бросил на Катрин удрученный взгляд.
     - Нужно теперь уже уезжать. Вам дадут небольшую повозку. Аббат считает, что в него вселился дьявол... Большего я не могу для вас сделать.
     - Может, и впрямь в него вселился дьявол? с испугом спросила Катрин.
     Тогда Жосс неожиданно взялся ее наставлять:
     - Древние римляне называли эту болезнь "священной". Они-то думали, что в человека, больного конвульсиями, вселяется Бог. Но раньше я знал одного мавританского врача, который утверждал, что в подобном случае речь идет только о болезни.
     - Вы знали мавританского врача? - удивился Ганс. - Где же?
     Худощавое коричневое лицо Жосса внезапно покраснело.
     - О! - произнес он бесшабашно. - Я же много попутешествовал...
     Он не хотел распространяться, и Катрин знала почему, В один прекрасный день, когда на него нашел стих особого откровения, Жосс рассказал ей, что его постигла неудача и что ему пришлось два года жизни провести на галере у варваров. Оттуда и происходили его неожиданные познания.
     - Мавританский врач? - задумчиво произнес Ганс. Обернув почти успокоившегося Готье в холстину и перенеся его в повозку, которую один из братьев привез во двор, Ганс и двое его новых друзей стали прощаться. Перед расставанием Ганс рассказал, что он слышал в Бургосе о странном севильском архиепископе Алонсо де Фонсека. Любящий пышность, рьяный коллекционер драгоценных камней и страстный любитель алхимии, дон Алонсо держал в своем замке-крепости Кока крайне причудливый двор, при котором астрологов и алхимиков было значительно больше, чем служителей церкви. Самым большим чудом архиепископского двора, как рассказывали, был мавританский врач, широко образованный и невероятно умелый.
     - Когда близкие люди коннетабля Альваро де Луна не находятся где-нибудь поблизости, жители Бургоса охотно шепчутся о том, что этот врач совершает чудеса. Почему бы вам не повидаться с ним? Если вы направляетесь к Толедо, заезд в Кока нисколько не удлинит вам дороги.
     - На каком основании сеньор архиепископ примет нас? скептически произнесла Катрин.
     - На трех основаниях: следуя своему вошедшему в поговорку гостеприимству; из интереса, который он проявляет ко всему странному, что происходит под его крышей; и, наконец, разве я не говорил вам, что он страстный любитель драгоценных камней? Вот вам и подходящий случай.
     На сей раз Катрин поняла. Если не окажется другого способа заполучить чудесного врача из Кока для Готье, изумруд королевы Иоланды откроет перед ней, без сомнения, ворота крепости...
     Итак, она представляла себе дальнейший ход событий. Для того чтобы спасти Готье, она была готова и на многие Другие жертвы, не только на небольшой крюк и потерю изумруда королевы. Она Поблагодарила Ганса за бескорыстную помощь и сделала это с такой горячностью, что вызвала краску на лице немца. Когда же ее губы порывисто дотронулись до небритой щеки Ганса, глаза ere наполнились слезами.
     - Может быть, мы еще с вами увидимся, мадам Катрин?
     - Когда вы закончите здесь ваши дела и если я встречу Монсальви, вы приедете к нам совершать чудеса в архитектуре у нас в замке.
     - Клянусь!.
     Последнее рукопожатие между двумя мужчинами, последний кивок на прощание, и повозка пустилась в путь по ухабистой дороге, ведшей к югу. Готье удобно лежал на соломе за их спиной. Жосс взялся за поводья и стал погонять двух лошадей. Не привыкшие к упряжке, лошади требовали от него ежесекундного внимания и крепких рук. Катрин же ничего другого не приходилось делать, как смотреть по сторонам.
     Несмотря на солнце, которое ярко светило с голубого неба, земля вокруг, сухая, дикая, без деревьев выглядела печально. Эту безрадостную картину усугублял колокольный звон, которым гостеприимные монахи провожали в последний путь умершего паломника.
     Мысль Катрин все цеплялась за этого Жербера, странного и преступного человека, закованного в гордыню, словно в двойную бронзовую броню. Она поняла, в каком смятении пребывала его душа, прятавшаяся за внешней безжалостностью, и ее охватило сожаление, что она не сумела его понять. Прояви она побольше дружеского расположения, ей, может быть, удалось бы размягчить его сокрушенное сердце... Они могли бы стать друзьями...
     Однако в глубине души некий голос шептал, что Катрин только питала себя иллюзиями. С таким человеком, как Жербер, возможны были только два чувства: любовь или ненависть. В своем отношении к ней, боясь любви, он избрал ненависть, и теперь смерть навеки принесла мир этой больной и страдавшей душе. Может быть, вместо того чтобы обвинять себя, нужно возблагодарить Бога за его милосердие?..
     От Жербера мысль Катрин перешла к Готье, но она предпочла вовсе на этом не останавливаться. Ей было жалко его, но нельзя распускаться и размягчаться, если она хочет иметь хотя бы один шанс, чтобы спасти Готье. Прекрасно, что она нашла его, вырвала из рук людей, желавших предать его страшной смерти, тогда как уже давно она считала его навсегда потерянным. Кто мог сказать, а вдруг этот мавр архиепископа Фонсеки вернет Готье разум, и вдруг он поможет ей проникнуть в сказочное царство мавританской Гранады и вырвать оттуда Арно?..
     Арно!.. С некоторой оторопью Катрин обнаружила, что уже много дней, занятая освобождением Готье, она почти забыла о своем супруге. Теперь, когда у нее появилась возможность спокойно размышлять, она с раздражением думала об Арно.
     Столько страданий терпели люди и все ради него, этого непостоянного супруга, который даже не подозревал об этом! В этот самый час, когда его жена брела по желтым пустынным краям Старой Кастилии, когда ее сердце было переполнено горечью, когда она тащила за собой потерявшего разум человека, вполне возможно, что Арно в это самое время предавался ласкам какой-то иноверки в чарующей и расслабляющей атмосфере сарацинского дворца. Пришедший ей на ум образ произвел на нее обычное раздражающее действие. Она бросила вокруг себя полный злости взгляд.
     - Какой ужасный вид! Неужели так будет до самой Гранады?
     - К счастью, нет! - ответил Жосс со своей странной улыбкой на сжатых губах. - Но должен сказать, что мы еще не выбрались из этих пустынных мест.
     - Где мы будем спать ночью?
     - Не знаю. Как вы можете убедиться сами, здесь мало деревень. Многие из тех, что были раньше опустошены, лежат в развалинах. Великая Черная Чума, свирепствовавшая здесь, разорила города и обезлюдила деревни.
     - Есть все же еще живые! - пробурчала Катрин. - Прошел целый век; наверное, хватило бы времени вырастить хотя бы хлеб!
     - Еще вам нужно принять во внимание Месту..
     - А что это такое?
     - Места - это корпорация овцеводов. Они одни из самых мощных производителей в этой стране. Их огромные стада переходят из края в край, в зависимости от времени года, и никакое препятствие их не остановит. Вы хотите, чтобы в таких условиях они еще что-то выращивали? Вот, смотрите!
     Ручкой от кнута Жосс ткнул в бледный горизонт, туда, где словно ходило волнами широкое пятно темно-коричневого цвета.
     - Там много сотен голов, но вы можете увидеть, как их хорошо охраняют.
     И на самом деле, рядом с обычными пастухами, в длинных одеждах, маячили несколько всадников на мулах.
     Жосс добавил;
     - Это стадо представляет собою богатство нескольких людей. Остальные крестьяне живут в страшной нищете. Но, если нам чуть повезет, мы, может быть, найдем какой-нибудь замок или монастырь, которые смогут нас принять...
     - Постарайтесь, чтобы в окрестностях был ручей, речка или простое болото. Я уже давно не чувствовала себя такой грязной...
     Жосе кинул на нее веселый взгляд и опять пожал плечами:
     - Как это легко! Вода, мадам Катрин, здесь встречается реже, чем пища.
     Расстроенная вконец, молодая женщина глубоко вздохнула и поудобней расположилась в повозке.
     - Решительно, жизнь не имеет никакого смысла... - вздохнула она. - А через сколько же времени мы будем в Кока?
     - Через пять дней, если эти два животных захотят идти тем же шагом.
     И в обманчивой надежде подбодрить лошадей Жосс затянул застольную песню, но так ужасно фальшиво, что Катрин скорчила гримасу.
     - На что вы надеетесь? - насмешливо произнесла она. - Чтобы пошел дождь или чтобы лошади понесли?
     Но плохое настроение у нее все-таки рассеялось. Она даже подтянула вместе с Жоссом припев, так дорога казалась менее монотонной.

Глава седьмая. АЛХИМИК ИЗ ЗАМКА КОКА

     Жосс сдержал слово. Несмотря на строптивых лошадей, путешествие их продлилось только пять дней. И эти пять дней прошли без происшествий. В редких деревнях, маленьких городках или просто у пастухов они за мелкие монетки доставали себе сыр, сухари из черной муки и молоко. У городка Лерма Катрин даже искупалась в речке. В городке на всех крышах сохли бесконечные бурдюки из козьей кожи. В реке вода была еще холодной, но погода неожиданно установилась и стала совсем летней. На смену резкому ветру и дождю пришла нежданная жара, которая сделала еще более-непереносимым для молодой женщины отсутствие воды и возможность помыться. При одном только виде воды Катрин словно сорвалась с цепи. Она позволила Жоссу совсем немного удалиться от города. Не заботясь о том, что ее кто-нибудь мог увидеть, едва дождавшись, когда по ее приказу Жосс отвернется, она содрала с себя одежду и бросилась в воду. Ее тело только на миг блеснуло в лучах солнца и тут же исчезло в воде.
     Из всех купаний это показалось Катрин самым лучшим, хотя вода вовсе не была такой уж прозрачной. Она с наслаждением плавала, а потом нашла подходящий камень и тщательно потерла им тело. Она бы много дала в тот момент за кусочек чудесного благоуханного мыла, которое варили когда-то в бургундской Фландрии специально для любовницы Великого Герцога Запада. Но, откровенно говоря, из прошлой жизни Катрин это была единственная вещь, о которой она сожалела. Тщательно смывая с себя грязь, она время от времени бросала взгляд на Жосса и на повозку. Бывший бродяга сидел как изваяние. Выпрямившись на скамейке, он упорно смотрел на уши лошадей, которые, воспользовавшись остановкой, щипали кустики жиденькой травы.
     Считая себя достаточно чистой, Катрин вышла из воды и поспешно завернулась в рубашку. Ей не хотелось в такую жару надевать грубую мужскую одежду, к тому же очень грязную. После свежести речной воды потный запах одежды показался ей невыносимым. Порывшись в вещах, она достала платье из серой тонкой шерсти, чистую рубашку и чулки без дыр и, отойдя подальше, все это надела.
     Когда она вернулась, обсохшая и причесанная, к повозке, то Жосс не двинулся с места. Она не смогла удержаться от лукавого замечания:
     - Ну так что, Жосс? Свежая вода не соблазняет вас после стольких трудов и такой пыли?
     - Я не люблю воду! - произнес Жосс таким мрачным тоном, что молодая женщина рассмеялась:
     - Да, пить ее не стоит. Но очень приятно помыться. Почему вы не пошли за мной в воду?
     Она задала вопрос со всей невинностью и очень удивилась, когда увидела, что Жосс стал алого цвета. Он прочистил себе горло, чтобы наладить голос, и заявил:
     - Большое спасибо, мадам-Катрин... но эта вода меня никак не привлекает.
     - Да почему же?
     - Потому...
     Какой-то момент он сомневался, потом, глубоко вздохнув, словно человек, принявший решение, сказал:
     - Потому что я считаю ее опасной.
     - Опасной? И вы позволили мне в ней купаться? - подтрунила над ним Катрин, которую забавляло его смущение.
     - Для вас-то она не опасна.
     - Тогда я вас понимаю все меньше.
     Жосс мучился, как под пыткой, и выглядел так, словно сидел на раскаленном железе. Он упрямо глядел прямо перед собой, затем повернул голову, посмотрел прямо в глаза забавлявшейся Катрин и с большим достоинством заявил:
     - Мадан Катрин, я всегда был разумным человеком, и это позволило мне до сих пор остаться живым и позволит еще, по крайней мере, я на это надеюсь, дожить до преклонного возраста. Я долго таскал свои истертые подошвы и пустой живот по мостовым Парижа. Когда я совсем умирал от голода, я избегал подходить к жарильням, где, издавая такой приятный аромат, румянились на огне прекрасные толстенькие каплуны, о которых я не мог даже мечтать. Не знаю, хорошо ли я объяснился?
     - Совершенно ясно, - сказала Катрин, опять залезая на сиденье рядом с ним.
     Она перестала улыбаться, и во взгляде, который она устремила на своего спутника, появилось нечто, похожее на уважение и дружбу. Потом она добавила совершенно нейтральным тоном:
     - Прошу вас, простите мне, Ж осе. Мне вдруг очень захотелось подтрунить над вами.
     - Подтрунить надо мной или испытать меня?
     - Может быть, и то и другое, - искренне рассмеялась Катрин. - Но вы блестяще выдержали экзамен. Теперь едем?
     И путь их продолжался в дружеском согласии. Готье лежал на соломе почти без сознания. Время от времени с ним случался припадок, который так пугал Катрин. В промежутках он не выходил из бесчувственного состояния, очень беспокоившего его друзей, потому что теперь он не мог есть. Его приходилось кормить как ребенка. Вечером, в последний их переход, Катрин со слезами на глазах спросила у Жосса:
     - Если наш путь затянется, мы не довезем Готье до мавританского врача.
     - Завтра, ближе к закату солнца, - пообещал ей Жосс, - мы увидим башни города Кока.
     Так и случилось. На следующий день, когда в золоте и пурпуре роскошного заката солнце стало клониться к горизонту, Катрин увидела сказочный замок архиепископа Севильи. На миг у нее перехватило дыхание: из красной глинистой почвы, словно вырвавшись из недр земли, возникла каменная крепость, вся в кровавых закатных бликах. Это напоминало дворец из "Тысячи и одной ночи". Фантастическая жемчужина мавританско-христианского искусства, рожденная в первые годы XV столетия ностальгическим гением мавританского архитектора-узника, замок Кока, на светло-ультрамариновом фоне неба вставала лесом башенок, походивших на трубы органа, между толстыми кирпичными башнями и за высокими сарацинскими зубцами, которые с таким неожиданным изяществом украшали и облегчали на двойном ряду обводных стен его массивную квадратную главную башню - донжон. Замок Кока скорее выглядел дворцом эмира, нежели жилищем христианского епископа, и великолепие его архитектуры нисколько не снижало впечатления угрозы и вызова, гордо брошенных им лощине, над которой он возвышался. С другой стороны замок примыкал к плато, но, однако, и так вокруг него шел глубокий ров.
     Не произнося ни слова, Катрин и Жосс любовались красным чудом, которое так нежданно-негаданно оказалось целью их путешествия. Ненадолго тревога сжала сердце Катрин: Бог знает почему, в этот момент она увидела себя совсем в другом месте и под другим небом. Она представила себе, что смотрит на другую крепость, менее причудливую, но более грозную, может быть, на другой замок с черными гладкими стенами и головокружительной высоты башнями. Видно, странная репутация Алонсо де Фонсека навеяла ей теперь перед замком Кока воспоминание о замке господина Синей Бороды, великолепном и ужасном Шантосе, где ей пришлось столько выстрадать. В Кока ей нечего было бояться. Она шла сюда только затем, чтобы попросить помощи для раненого. И все же, оказавшись у замка, она засомневалась, словно смутная угроза вдруг возникла перед ней... Жосс посмотрел вопросительно:
     - Ну так что? Пойдем туда, попытаем счастья? Она вскинула плечами, как бы стараясь освободиться от надоевшей тяжести.
     - У нас нет выбора. Разве есть способ поступить по-другому?
     - Конечно нет!
     И без комментариев Жосс пустил лошадей в сторону узких ворот, совсем узких в стрельчатом арабском своде, который служил им обрамлением. Два неподвижных охранника стояли на страже. Они прекрасно вписывались в тишину пустынного плато, внося свою лепту в создавшееся впечатление некоего миража. Только хоругвь на донжоне, которую мягко трепал слабый вечерний ветер, имела вид чего-то живого. К великому удивлению Катрин и Жосса, солдаты так и не двинулись, когда повозка приблизилась к ним. И когда Жосс на самом лучшем испанском языке сообщил, что госпожа Катрин де Монсальви желает повидаться с Его Преосвященством архиепископом Севильи, они ограничились кивком головы, давая тем самым знак ехать до парадного двора, удивительное и красочное убранство которого путники уже могли заметить, глядя из-за ворот.
     - Да, замок очень плохо защищен, - прошептал Жосс сквозь зубы.
     - Как сказать, - заметила молодая женщина. - Помните, как испугался тот крестьянин, у которого мы спросили дорогу час тому назад? Прислушайтесь к тишине в замке и в деревне так тихо, будто она вымерла. Думаю, те вещи, вроде порчи, сглазу и так далее, которые рассказывают о замке, защищают его несравненно лучше, чем оружие и армия... И я спрашиваю у себя, идем мы к Божьему человеку или к дьяволу во плоти.
     Тяжелая атмосфера, царившая в этих стенах, действовала на Катрин сильнее, чем она того ожидала, но Жосс, видимо, был далек от такого рода страхов и опасений.
     - Мы зашли уже далеко, - прорычал он, - и я думаю, что мы, собственно, не много потеряем, если пойдем туда и посмотрим.

***

     Епископ Алонсо де Фонсека был таким же странным, как и его замок, но менее красивым. Маленький, худощавый и согбенный, он напоминал растение, которое нерадивый садовник забывает поливать. Его бледная кожа и глаза с красными веками свидетельствовали о том, что он редко видит солнце и что ночные бдения входят в его привычки. Редкие черные волосы, жалкая бороденка, а в довершение всего нервный тик - вот его довольно точный портрет. Это бесконечное подергивание головы было неприятно как для его собеседников, так и для него самого. Через десять минут у Катрин возникло желание его передразнить. Но у епископа были красивейшие в мире руки, а низкий и мягкий голос - как темный бархат - обладал колдовской силой.
     Он без видимого удивления принял эту знатную даму-путницу, хотя повозка и внешний вид Катрин так мало соответствовали ее громкому имени и титулу. Он даже проявил явное любопытство. Во время долгого и трудного путешествия было вполне естественным попросить гостеприимства в замке или в монастыре. А гостеприимство севильского епископа было легендарным. Интерес проснулся в нем, когда Катрин заговорила о Готье и о лечении, которое она рассчитывала получить в Кока. Но не только интерес, а и осторожность.
     - Кто же вам сказал, дочь моя, что у меня служит врач из неверных? И как могли вы поверить, что епископ может привечать под своей крышей...
     - В этом нет ничего удивительного. Ваше Преосвященство - сразу остановила его Катрин. - Когда-то в Бургундии у меня самой жил великий врач из Кордовы. Он был мне скорее другом, чем слугой. А дорогу к вам указал мне смотритель строительных работ в Бургосе.
     - А! Мэтр Ганс из Кельна! Большой художник и мудрый человек. Но расскажите мне немного о том мавританском враче, который был у вас.
     - Его звали Абу-аль-Хайр.
     Фонсека слегка присвистнул, и Катрнн радостно убедилась в широкой известности ее друга.
     - Вы его знаете? - спросила она.
     - Все хоть сколько-нибудь просвещенные умы слышали об Абу-аль-Хайре, личном враче, друге и советнике гранадского калифа. Боюсь, мой собственный врач, хотя и очень умелый, не сравнится с ним. И я удивлен, что привело вас сюда, если вы могли идти прямо к Абу-аль-Хайру.
     - Дорога длинная до Гранады, а мой слуга очень болен, монсеньор. Я ведь не знаю, сможем ли мы проникнуть в королевство Гранады!
     - На это нечего возразить.
     Сойдя со своего высокого сиденья, с величавой высоты которого он принимал молодую женщину, дон Алонсо сухо щелкнул пальцами, и тут же из-за его кресла появилась высокая и тонкая фигура пажа.
     - Томас, - сказал ему архиепископ, - во дворе стоит повозка, в которой лежит раненый человек. Ты прикажешь снять его и по возможности очень осторожно принести к Хамзе. Пусть он его осмотрит. Я сам зайду через несколько минут узнать, что там с ним. Потом проследи, чтобы госп