жил на край ее постели руку, которую она инстинктивно сжала:
     - Что Жосс?
     - Вы обессилены, и я прошу извинить меня, но Николя хочет знать, останется ли в силе решение, принятое на совете?
     - Более чем когда-либо! Мы начнем действовать завтра вечером. Найдите человека, способного.., заставить говорить того, кого мы намерены взять. Но только не Мартена Керу. В нем слишком много ненависти. Что же касается меня, я буду ждать в нижнем зале донжона: я хочу узнать все как можно раньше.
     - В нижнем зале? Но сможете ли вы завтра встать с постели?
     Огонь ярости высушил ее глаза. Легкий жар бросил румянец на бледные щеки. В глазах, поднятых на интенданта, читалась несокрушимая воля, делавшая бесполезным любой другой ответ.
     Жосс Роллар не ошибся. Низко поклонившись, он вышел из комнаты.

Глава четвертая

ЧЕРВЬ В ПЛОДЕ

     - Боже мой! - воскликнул Беранже. - Вам не следовало спускаться сюда. Здесь холодно, сыро, и вы, должно быть, очень страдаете. Видите: у вас дрожат руки...
     Это была правда. Несмотря на толстое платье из серого бархата и беличью шубу, в которую Катрин была закутана, она стучала зубами. Ее горевшие румянцем скулы и слишком ярко блестевшие глаза выдавали жар, но она упрямо оставалась здесь, в нижнем зале, где под высокими стрельчатыми сводами неумолимо гулял ветер, пронизывающий ее насквозь, несмотря на краснеющую углями у самого ее табурета жаровню.
     Комната имела мрачный вид. Расположенная в подвальном помещении донжона и занимающая все пространство, она выходила двумя коридорами в тюремные помещения замка. До настоящего времени в них держали, соль и винные бочки, так как, выточенные в скале, они служили превосходными погребами.
     Катрин построила их не ради собственного удовольствия: ни один настоящий замок не мог обойтись без помещений, необходимых для свершения правосудия.
     В середине зала, под центральным камнем резного свода, к которому было подвешено железное кольцо, был открыт люк, за которым виднелись первые перекладины сужавшейся во тьму лестницы. Эта лестница вела в другой зал, такой же по размерам, что и первый. Из него вел подземный ход, построенный на месте старого высохшего подземного ручья и глубоко уходивший под плато.
     Он был защищен толстой железной решеткой, которую не можно было выломать без шума. Кроме того, в нижнем зале ночью и днем дежурили солдаты на случай если враг обнаружит секретный ход.
     Однако этой ночью владелица замка и ее паж были одни посреди глубокого молчания. Оно нарушалось только потрескиванием углей и дыханием Беранже, становившимся время от времени более стесненным.
     Прошло уже больше часа с тех пор, как небольшой отряд возглавляемый Жоссом, взявшим на себя опасную роль гонца, пропал в подземной мгле. Их сопровождал Николя Барраль. Они были хорошо вооружены. Все было учтено и по этому случаю их вооружили как можно лучше, учитывая только, что группа не должна была производить никакого шума. Помимо Николя и двух его людей, отряд состоял из братьев Мальзеван, Жака и Мартиала, Гийома Бастида, обладающего силой быка, и гиганта Антуана Кудерка, кузнеца. У всех были топоры и кинжалы. Только у Антуана не было ничего, кроме его тяжелой кувалды, которой он обычно ковал железо.
     - Я больше ни с чем не умею обращаться, но уж этим-то я умею пользоваться! - сказал он. - И будьте уверены, с несколькими я справлюсь.
     Этим утром удар, который Беро д'Апшье обрушил на город, был смертоносным. Доведенные до бешенства долгими днями бездействия под дождем, бандиты бросились к лестницам с яростью, выдержать которую было очень трудно. Одно время казалось, что барбакан у ворот Орийяка будет сметен, но старый Дон де Галоба, обнаружив опасность, бросился на защиту укрепления с горсткой мальчиков с фермы, которых с начала осады он тренировал. Воодушевленные его примером, они совершали чудеса храбрости, но двое из них упали на дозорной галерее, и сам Дон был сражен арбалетной стрелой, пронзившей горло. Здесь, в огне сражения, он закончил свой жизненный путь, полностью посвященный дому Монсальви. Сейчас он покоился, облаченный в свои старые доспехи, в центре большого зала замка, положенный на боевое знамя Монсальви, которое он всегда так доблестно защищал.
     Катрин сама вложила его длинный меч в скрещенные руки и положила к его ногам на бархатную подушку его рыцарские перчатки и золотые шпоры.
     Она сделала это с благоговением и особой нежностью. Она плакала над старым слугой и не могла не думать о том, что он погиб за нее. Но от этих сожалений только увеличились ее гнев и ненависть. Поэтому с большей, чем когда-либо, яростью она отдала приказ Николя Барралю.
     - Мне нужны пленники, - сказала она Николя. - хотя бы один, если это Жерве!
     Теперь она ждала, изо всех сил борясь с жаром и слабостью. Несмотря на бальзам и компрессы Сары, плечо горело, а рука не могла двигаться.
     - Как долго! Господи, как долго! - шептала она, стиснув зубы. - Только бы события не приняли худший оборот!
     Паж, который едва осмеливался дышать из боязни нарушить размышления своей госпожи, собрал все свое мужество:
     - Хотите, я пойду посмотрю, госпожа Катрин? Я мог бы спуститься к началу хода и послушать, не приближаются ли они.
     Она попыталась ему улыбнуться, прекрасно понимая, чего стоит это предложение ее пажу.
     - Бесполезно! В этой дыре слишком темно, и вы без пользы для кого-либо только свернете себе шею.
     - Я мог бы взять один из наших факелов...
     - Нет, Беранже, сидите спокойно. Ваше место подле меня. К тому же, мне кажется, я слышу шаги...
     - Действительно, но они доносятся с верхнего этажа, а не из подземного хода.
     Так и оказалось. Мгновение спустя внизу лестницы донжона показался аббат Бернар в сопровождении братьев Керу. Заметив Катрин, съежившуюся под шубой, откуда торчала только ее напряженно вытянутая голова, он покачал головой и воскликнул одновременно с жалостью и недовольством в голосе:
     - Я так и думал, что найду вас здесь. Друг мой, вы ведете себя неразумно! Почему вы не дали Жоссу и Николя самим заниматься этим делом? Они плохо поступают, удовлетворяя все ваши прихоти. Почему вы им не доверились?
     - Вы хорошо знаете, что доверилась. Но тут уже дело правосудия, а его вершу я. Это мой долг.., и мое право.
     - А также и мое. Позвольте мне вас заменить, Катрин. Вас сжигает лихорадка, и вы с трудом держитесь. Вернитесь к себе и позвольте действовать мне: я обещаю, вы останетесь довольны. Но из жалости к самой себе послушайте меня: у вас ужасное выражение лица.
     Молодая женщина была так измучена, что, возможно, дала бы себя уговорить, но в это самое мгновение под их ногами раздался сильный шум, и голова в каске, принадлежащая Николя, вынырнула из-под земли.
     - Нам это удалось, госпожа Катрин! - объявил он запыхавшийся после боя. - Он у нас в руках!
     Катрин тут же была на ногах. Она, может быть, стала еще бледнее, но ее глаза горели совсем новым огнем.
     - Жерве? - выдохнула она. - Вы его взяли?
     - Его к вам ведут...
     Действительно, центральное отверстие, наподобие вулкана, извергло кипящую лаву железа и людей, которые пытались выбраться все одновременно. Еще мгновение - и нижний зал заполнился шумом и грохотом...
     Подталкиваемый суровой пятерней кузнеца, человек со связанными за спиной руками упал к ногам Катрин. По пепельному от страха лицу широкой струей текла кровь из раны на голове. В эту минуту ничего больше не оставалось от тщеславной заносчивости Жерве Мальфра, когда он оказался совершенно один, разоруженный, окруженный людьми, чья ненависть кипела, как в огромном котле кипит смола.
     Он был парнем высокого роста, рыжеволосый, с усеянным веснушками лицом. Цвет глаз был то ли темно-желтым, то ли коричневым. Имея крепкое телосложение, он любил демонстрировать свои мускулы перед девушками на деревенских праздниках. Сейчас он лежал, уткнувшись носом в пыль, не решаясь поднять взгляд на обступивших его людей, боясь прочесть приговор в их глазах.
     Когда его швырнули на пол, лицо Мартена Керу осветилось дикой радостью. Он сделал движение, собираясь броситься на пленника, но твердая рука аббата Бернара схватила его за запястье.
     - Нет, Мартен! Держи себя в руках! Этот человек принадлежит не тебе, а всем нам.
     - Он принадлежит Бертиль. Жизнь за жизнь, сеньор аббат!
     - Не давай мне сожалеть, что я разрешил тебе прийти!
     - А ведь это, кажется, неплохая мысль, - задумчиво пробормотала Катрин.
     Она внимательно посмотрела на человека, пыхтевшего у ее ног, и повернулась к Николя, красному от гордости, который явно ждал ее поздравлений:
     - Вы взяли только одного пленника, сержант? этот человек был один?
     - Вы шутите, госпожа Катрин! Их было восемь.
     - Тогда где же другие?
     - Мертвы. У нас не так много съестных припасов, чтобы кормить этих пленных хищников, - Я не думаю, что этот успеет нам слишком дорого обойтись, - проговорила Катрин.
     Эти слова, а точнее, то, что под ними подразумевалось, удвоило ужас Жерве.
     - Смилуйтесь! - забормотал он. - Не убивайте меня! Бедный, с влажным ртом, струйками пота, стекающими по его небритым щекам, он пускал слюни и бился в омерзительном припадке.
     Катрин поежилась от отвращения.
     - А на каком основании мне тебя щадить? Однажды тебе было оказано снисхождение, и это было лишним, потому что ты привел к нам эту банду голодных волков.
     - Это не я!
     - Не ты! - вскричал отец Бертиль. - Дайте его мне, госпожа Катрин. Клянусь вам, что через несколько минут он запоет другую песню!
     - Я хотел сказать, - поспешил исправиться Жерве, - что не я подал им мысль прийти сюда. Они думали об этом, начиная с большого осеннего праздника. Я не знал их планов, когда они меня подобрали там, в горах, полу замерзшего и умирающего от голода.
     - Но ведь именно ты им сказал, что мессир Арно уехал со своими людьми, - уточнил аббат Бернар. - Это одно и то же! А может быть, и еще хуже, так как без тебя женщины, старики и дети этого города не подвергались бы теперь такой страшной опасности.
     Жерве подполз к нему на коленях:
     - Ваше преподобие!.. Вы священник, благочестивый человек... Милостивый человек!.. Сжальтесь надо мной! Я молод! Я не хочу умирать! Скажите им, чтоб сохранили мне жизнь!
     - А несчастный брат Амабль? - проворчал Гийом Бастид. - Он также не был стар. Ты просил своих друзей Апшье, чтобы ему сохранили жизнь?
     - Я не мог ничего сделать! Кто я такой, чтобы давать советы сеньорам? Я для них только презренная неотесанная деревенщина.
     - Для нас тоже! - буркнул кузнец. - Но хоть ты и деревенщина, а, должно быть, им весьма полезен и был хорошо принят, ведь как ты нагло выставлялся в тот вечер, когда они здесь появились...
     - А второй гонец, Жанне... Тот, кого ты поджидал, как и в эту ночь, у выхода из подземного хода, - добавил Бастид. - он-то еще жив, я надеюсь?
     Теперь вокруг несчастного обвинения свистели как стрелы, и под этим страшным огнем Жерве сгибался все больше и больше, убирая голову в плечи, закрываясь, как от роя жалящих ос, не пытаясь больше ни отвечать, ни защищаться Катрин дала им волю и сидела, не вмешиваясь. Ненависть и бешенство, исходившие от этих людей, довели до высшей стадии ужас пленника, а это было как раз то, что нужно.
     Сидя на своем табурете, дрожа под густым мехом, Катрин неприятно было смотреть на эту тряпку, это ничтожество, ползающее у нее под ногами. Подобная трусость вызывала у нее тошноту. Однако из этого запуганного трупа надо было еще выудить правду...
     Почувствовав, что он доведен до предела, Катрин подняла руку и этим простым жестом, полным величия, заставила замолчать всех, потом носком ботинка она дотронулась до плеча человека, вжавшегося в пол.
     - Теперь слушай меня, Жерве Мальфра! Ты видел и слышал этих людей? Они все тебя ненавидят, и среди них нет ни одного, кто не желал бы обречь тебя на вечные муки после того, как подлая душа твоя покинет тело. Но ты можешь избежать целого моря страданий...
     Жерве резко поднял голову. В его блуждающем взгляде она прочитала надежду.
     - Вы снова оказываете мне милость, великодушная госпожа! О! Говорите.., говорите, какой ценой!
     Она поняла, что он готов говорить, сказать все что угодно, пока будет надеяться на жизнь. Ничего не было легче, чем дать обещание, но она не хотела для подобного негодяя пускаться на такие низкие уловки и хитрости. Зная, чего это может стоить, она все же поспешила его вывести из заблуждения.
     - Нет, Жерве! Я не пощажу тебя, потому что у меня больше нет такой возможности. Ты не мой пленник, ты пленник жителей этого города, где нет никого, кто понимал бы, зачем мы сохранили тогда твою жалкую жизнь. Но тебе подарят смерть быструю, если ты ответишь на два вопроса.., только два.
     - Почему не жизнь? Сохраните жизнь, госпожа Катрин, или я ничего не скажу! Какое мне дело, что вы хотите знать, если я все равно умру.
     - Умереть можно по-разному, Жерве! Есть веревка, стрела, топор или кинжал, убивающие в мгновение.., но есть дыба, каленые щипцы, расплавленный свинец, тиски. Все, что может продлить мучительные часы.., а часто эти пытки заставляют желать смерти как высшего блага.
     Каждое из произносимых Катрин слов вырывало у Жерве стон. Стоны вылились в долгий вопль:
     - Нет! нет.., только не это!
     - Тогда говори! Или, клянусь честью моего имени, я тебя отдам пыточнику, Жерве Мальфра!
     Но ужас еще не полностью затуманил разум негодяя. Хитрое выражение промелькнуло на его перекошенном лице.
     - Вы пытаетесь быть более жестокой, чем есть на самом деле, госпожа Катрин! Я знаю не хуже вас, что в Монсальви палача нет.
     - Есть я! - крикнул Мартен Керу, который больше не мог себя сдерживать. - Дайте его мне, госпожа! Обещаю вам, что он заговорит и что ни его крики, ни мольбы не заставят меня прекратить его мучение... Постойте! Я сейчас покажу.
     Он быстро нагнулся, схватил длинную железную кочергу и погрузил ее в огонь жаровни. Вокруг стояло гробовое молчание, слышалось только прерывистое дыхание Жерве.
     - Взгляни на этого человека, - сказала Катрин, - он тебя ненавидит. Из-за тебя его дочка предпочла смерть. И вот уже долгими днями и ночами, особенно ночами, он мечтает заполучить тебя, надеясь, что твои невыносимые, нескончаемые муки хоть немного облегчат его страдания. Ты прав, у нас в Монсальви нет палача, он нам никогда не был нужен. Однако теперь для тебя один найдется...
     Будешь говорить?
     В жаровне железный прут раскалился. Мартен взял его твердой рукой, а в это время Антуан Кудерк и Гийом Бастид, не сговариваясь, завладели Жерве, заревевшим как раненый бык, а его мускулы напряглись в ожидании близкого страдания.
     - Н-е-е-е-е-ет!..
     Мартен уже приближался, Катрин схватила его за руку, удержала и обратилась к Жерве, яростно бившемуся в руках своих сторожей, которым пришли на помощь сыновья Мальвезена.
     - Говори! Иначе через секунду с тебя сорвут одежду, подвесят к этому кольцу под самым сводом и оставят наедине с Мартеном!
     - Что.., вы хотите знать?
     - Две вещи, я тебе уже сказала. Сначала - имя твоего сообщника! В этом городе есть негодяй, который тебе дает сведения, предает нас. Мне нужно его имя.
     - А.., второй вопрос?
     - Беро д'Апшье громогласно заявил, что сеньор Монсальви никогда не вернется. Я хочу знать, что он затевает он так уверен. Я хочу знать, что угрожает моему мужу!
     - Я сказал вам, госпожа.., я слишком мелкая сошка чтобы быть посвященным в секреты Апшье...
     Катрин не дала ему окончить. Не повышая голоса, она приказала:
     - Разденьте его и подвесьте за руки к этому кольцу...
     - Нет! Смилуйтесь! Нет!.. Не причиняйте мне боли! Я скажу.., я скажу то, что знаю.
     - Минуту! - сказал аббат Бернар. - Я зафиксирую твои показания. Ты здесь перед трибуналом, Жерве. Я буду секретарем суда.
     Он спокойно достал из своей одежды лист свернутой бумаги, гусиное перо и снял с пояса маленькую чернильницу. Потом знаком попросил одного из солдат подставить свою бронированную спину вместо пюпитра.
     - Вот так, - проговорил он удовлетворенно, - мы слушаем тебя!
     Тогда, глядя на аббата, ждавшего с поднятым пером, на Катрин, подперевшую подбородок и устремившую на него безжалостный взгляд, и отца Бертиль, положившего обратно в жаровню кочергу, Жерве выговорил:
     - Гонне.., его больше нет в лагере. Он уехал утром святой пятницы в Париж...
     - Ты лжешь! - вскричал Николя. - Бастард был сильно обожжен в плечо во время первого приступа. Он мог уехать?
     - Клянусь, он уехал! - закричал Жерве. - У него самая крепкая шкура во всей их семье. А потом, у него болит плечо, а не ягодицы. Он может сидеть верхом...
     - Я верю тебе! - перебила Катрин с нетерпением. - Продолжай... Скажи нам, что он собирается делать в Париже?
     - Присоединиться к мессиру Арно. Мне они, конечно, не сообщали, но, стоя за палаткой ночью, можно услышать много интересного...
     Взрыв хохота Николя снова прервал его на полуслове.
     Если ты надеешься нас убедить, что этот твой бастард уехал убивать мессира Арно среди бела дня, среди войска монсеньора коннетабля, ты принимаешь нас за идиотов, или бедный Гонне мечтает о мученической смерти! Помимо того, что наш хозяин не однорукий калека, у него такая охрана, которой позавидовал бы сам король. Не так-то просто разделаться с таким, как Монсальви, когда рядом ним постоянно какой-нибудь Ла Гир, Ксантрай, Бюэй.., или что же, предпочитает, чтобы с него живого содрали кожу?
     - Я не сказал, что он собирается убивать его.., во всяком случае, не сразу! Апшье не так уж просты. Гонне едет в Париж.., драться вместе с капитанами. Он явится на королевскую службу, чтобы попытаться завоевать рыцарские шпоры. Во всяком случае, так он скажет, и мессир Арно, конечно же, сочтет это вполне естественным. Он знает, что Гонне - бастард и ему нечего ждать отцовского наследства, поскольку у Беро д'Апшье есть два законных сына. Никого не удивит, что парень, которому с самого детства привили вкус к драке, отправился добывать себе место под солнцем, не так ли?
     Напрягая сознание, Катрин упорно пыталась понять, какой подвох кроется в неясных пока для нее планах Апшье.
     - Ты хочешь сказать, - проговорила она, больше размышляя вслух, нежели допрашивая Жерве, - что Гонне отправился в Париж, чтобы получить его покровительство и, сражаясь под его знаменем, втереться к нему в доверие?
     - Почти так...
     - Это будет не легко. Монсеньор не очень любит эту семью, как законных Апшье, так и незаконных, он только пытался поддерживать добрососедские отношения.
     - Он их не любит, но Гонне он послушает. Бастард не такой дурак, чтобы притворяться святым и играть в добродетель. Для начала он просто примет участие в сражении. Это ему ничего не стоит, он храбр. Но он без труда заручится вниманием мессира Арно, когда скажет ему, что его отец, этот старый бандит, и его братья осаждают Монсальви...
     - Что? Он хочет предупредить его?
     - Конечно же. Поймите, госпожа Катрин. Гонне явится в лагерь коннетабля, пылая притворным гневом: его отец, братья набросились на Монсальви, такой лакомый кусок, а с ним делиться не захотели. Его прогнали, избили, даже ранили, ведь он непременно похвастается своей раной, якобы полученной в драке с одним из братьев. Он горит желанием отомстить за себя. И вот он сбежал, чтобы предупредить законного владельца и в благодарность за оказываемую ему услугу в его лице приобрести ценного союзника. Это решение мессиру Арно покажется вполне естественным для Гонне д'Апшье...
     Жерве больше не требовалось заставлять говорить. Подталкиваемый надеждой, что госпожа де Монсальви из чувства признательности согласится все-таки сохранить ему жизнь, он не скупился на детали и объяснения.
     Катрин слушала с расширенными от ужаса зрачками. Несмотря на сжигающую ее лихорадку, она чувствовала в жилах леденящий холод, так как только теперь увидела черную отвратительную пропасть, разверзшуюся под ее ногами и ногами е