здесь  в  октябре  прошлого
года и даже жила в этой гостинице.
   Я ее часто  видел:  она  живой  портрет  императора.  Графиня  охотно
подчеркивает это сходство, одеваясь в мужской костюм.  У  нее  есть  все
качества юноши  из  благородной  семьи:  храбрость,  отвага.  Она  ездит
верхом, владеет оружием...
   - И она готова нам помочь?
   - У нее даже был план, с которым мы согласились.
   Графиня предлагала похитить принца вне зависимости от его согласия  и
привезти в Париж,  чтобы  добиться  психологического  эффекта,  как  при
возвращении императора с Эльбы. Она надеялась, что при  одном  ее  виде,
при звуке ее имени герцог  Рейхштадтский  упадет  в  ее  объятия,  потом
вскочит на коня и помчится с нами к границе.
   - И что же?
   - Ей пришлось расстаться с иллюзиями. Все, что она могла сделать, это
увидеться с  экс-императрицей  Марией-Луизой.  Встреча  была  совершенно
бесполезной. Графиня быстро поняла, что ей не удастся подойти к  принцу.
Ее репутация эксцентричной женщины  лишь  повредила  ей,  а  пресловутое
сходство, на которое она так рассчитывала, обернулось живым кошмаром для
Меттерниха. Как только он узнал, что графиня в  Вене,  тут  же  приказал
усилить охрану принца и постарался настроить его против  кузины.  Потому
все ее просьбы об аудиенции остались без ответа.  Потеряв  надежду,  она
отважилась  на  следующий  поступок:  однажды  ноябрьским  вечером   она
отправилась к  дому  барона  Обенауса,  преподавателя  истории,  в  доме
которого  принц  бывает  дважды  в  неделю.  Подкупив  одного  из  слуг,
спряталась под лестницей. Когда принц приехал, она бросилась  перед  ним
на колени и поцеловала ему  руку,  несмотря  на  его  сопротивление.  Он
принял за сумасшедшую эту женщину в шотландском костюме, бросившуюся  на
него. Графиня даже не успела объясниться, а Обенаус уже спешил на помощь
со своими людьми. Женщину схватили и пытались увести.
   "Кто помешает мне поцеловать руку моего повелителя?  -  кричала  она.
Потом, когда ее пытались вывести, она добавила:
   - Франсуа, вспомни, что ты французский принц!" Но все  было  кончено.
Случай был упущен. Может быть, она слишком поторопилась...
   - Что же произошло дальше? - спросила Фелисия.
   - Ее привели сюда  под  охраной,  но  графиня  не  захотела  признать
поражения. Ей не дали говорить, она решила написать. Это было уже третье
письмо, но два предыдущих не попали по назначению. Чудом  принц  получил
это письмо, прекрасно написанное, очень  грустное,  но,  увы,  несколько
экзальтированное. Доверия оно принцу не внушило. Он показал  его  своему
наставнику и  написал  ответ,  холодный  и  сухой.  Графиня  плакала  от
отчаяния.
   - И она сложила оружие?
   - Нет. Графиня написала очень короткую записку с просьбой о  встрече:
"Я приду, куда вы скажете, чтобы поговорить с вами..." Принц  пожалел  о
своем суровом письме и прислал сюда своего самого близкого друга шевалье
Прокеш-Остена. Я не присутствовал при разговоре, но знаю, что  Прокеш  и
Камерата прекрасно  поняли  друг  друга.  Шевалье  очень  хочет  увидеть
Франсуа на французском престоле. Он долго расспрашивал  графиню  о  том,
какими средствами она располагает, чтобы обеспечить  возвращение  принца
на родину. Средства оказались  невелики:  несколько  преданных  людей  и
очень мало денег. Тогда он дал ей понять, что в таком  деле  не  следует
спешить, надо хорошо все подготовить.
   Увы, графиня небогата. Прокеша это  не  обескуражило,  он  обещал  ей
помочь, как только настанет нужный момент. А пока следует подождать.
   - Чего подождать? - воскликнула Фелисия, кипя от возмущения.
   - Чтобы обстоятельства стали  более  благоприятными  и  бегство  было
лучше подготовлено.  Камерата  с  этим  согласилась.  Прокеш  и  графиня
расстались с взаимными обещаниями увидеться и поработать вместе.
   К несчастью...
   - Не знаю почему, но именно этого слова я и ждала, - сказала Фелисия.
- Странно, но всегда появляется препятствие,  когда,  казалось  бы,  все
улаживается.
   - Совершенно верно. Три недели спустя графиня  Камерата  получила  от
начальника полиции Седлинского предписание покинуть Вену и никогда  сюда
не возвращаться. Ей дали срок до  двадцать  второго  декабря.  Она  была
вынуждена подчиниться...
   - Судя по тому, что вы о ней  рассказали,  это  не  очень-то  на  нее
похоже, - заметила Гортензия.
   -  Она  только  подчинилась  предписанию,  но  не   оставила   планов
организовать побег. Да и уехала она лишь  в  Прагу,  не  так  и  далеко.
Теперь мы переписываемся. Не очень часто, но я знаю, что она не потеряла
надежды.
   Фелисия встала и стремительно прошлась по комнате.
   - Это Не  так  плохо!  -  объявила  она,  резко  остановившись  перед
Дюшаном, смаковавшим вино после столь длинной речи. -  Меня  не  столько
беспокоит то, что мы стоим на месте, сколько отношение принца. Я думала,
что он  горит  желанием  вырваться  из  тюрьмы,  вернуться  во  Францию,
сражаться там за свои права и во  имя  славы.  А  вы  рассказали  нам  о
боязливом мальчике, который, получив секретное письмо, не  нашел  ничего
лучшего, как показать его Обенаусу...
   - Обенаус всего лишь его преподаватель истории.
   Наставником принца является граф Дитрихштейн. Не делайте ошибки: оба,
хотя  они  и  подчиняются  Меттерниху,  искренне  привязаны   к   своему
воспитаннику и, как Прокеш,  хотят,  чтобы  он  сыграл  большую  роль  в
истории.
   - Вы не заставите меня в это поверить.
   - Это не так (невероятно, как вам кажется.  Подумайте,  друг  мой.  И
тот, и другой считают, что для Австрии будет очень хорошо, если Францией
будет править воспитанный ими, то есть по-австрийски, принц.
   И принца тоже можно понять: его заставили вести такую жизнь. Вдали от
матери, исключительно в мужском обществе, после того как его разлучили с
французской  гувернанткой  мадам  де   Монтескью.   Поэтому   он   вырос
подозрительным, беспокойным. Ему хотелось  бы  добиться  славы  отца,  о
котором он так мало знает, но он боится попасть  в  западню.  Уже  много
людей пытались втереться к нему  в  доверие.  Графиня  Камерата  слишком
поторопилась. Я ей об этом сказал...
   - Когда вы ждете наступления благоприятных обстоятельств? -  прервала
его Гортензия.
   - Гораздо скорее, чем я думал, поэтому я так рад  вашему  приезду.  В
Хофбурге  происходят  некоторые  изменения.  Принцу  скоро   исполняется
двадцать лет. Он освободится от наставников. Император Франц обещал  ему
полк, а это исполнение одной из его надежд.
   -  Подумаешь!  Австрийский  полк!  -  с  возмущением  пожала  Фелисия
плечами.
   - Совсем неплохо! У полка есть  гарнизон  в  провинции,  а  обещанный
принцу - "Герцог Нассауский" - расположен  в  Брюнне.  Полк  выходит  на
маневры, что позволяет разработать план похищения. У принца будет больше
свободы. Он впервые вышел в свет, появившись на балу у посланницы Англии
леди Коули десять дней назад. Он пользовался большим успехом, особенно у
женщин. Теперь принц будет получать множество приглашений. Вот почему  я
одобряю ваше решение снять дом и  устраивать  приемы.  Вас  также  будут
принимать, и вы сможете познакомиться с принцем, не вызывая подозрений.
   -  Я  француженка,  -  сказала  Гортензия,  -   не   будет   ли   это
препятствием?
   - Конечно, нет. Когда Седлинский соберет о вас сведения,  он  узнает,
что Лозарги - законопослушные французы. Вы будете  удивлены  количеством
соотечественников в Вене, начиная с модистки и кончая маршалом  Империи,
не говоря уж о новом посланнике  Луи-Филиппа,  маршале  Мэзоне,  который
после отъезда императора на Эльбу резко сменил направление.
   - Вы говорили о маршале Империи. Кто это? - спросила Фелисия.
   - Мармон. Наш старый враг еще по июльским событиям и  осаде  Тюильри.
Он последовал за Карлом Десятым в изгнание, но ему пришлось несладко при
маленьком шотландском дворе Бурбона, его не очень  хорошо  там  приняли.
Маршал решил путешествовать  и  неизвестно  почему  приехал  в  Австрию.
Возможно, потому, что хотел быть поближе к сыну преданного им  человека.
Говорят, ему не терпелось познакомиться с принцем. Это произошло на балу
у леди Коули.
   - Он осмелился к нему подойти? - возмутилась Фелисия.
   - Да. Его даже пригласили бывать  каждую  неделю  в  Хофбурге,  чтобы
ответить  на  вопросы  принца,  которому  давно  хотелось  поговорить  с
соратником отца.
   - Мог бы выбрать кого-нибудь получше...
   - Берут то, что находят. А потом, верному соратнику Наполеона никогда
бы не разрешили приблизиться  к  его  сыну.  Меттерних  считает  Мармона
неопасным.
   Но  он  может  и  ошибаться.  Мне  передали,  что  Мармон  был  очень
взволнован,  приветствуя  Орленка.  Может  быть,  он  сможет  быть   нам
полезным, вам надо будет с ним встретиться. Теперь вы знаете то же,  что
и я. Позвольте откланяться.
   - Еще минуту! - попросила Фелисия. - Не могли бы вы назвать тех,  кто
хочет нам помочь?
   Дюшан улыбнулся своей мягкой обаятельной улыбкой:
   -  Кроме  учителя  фехтования  из  Эльзаса   Грюнфельда,   есть   еще
мадемуазель Пальмира, верный друг. Паскини вы знаете. Затем еще два  или
три  человека,  которые  докладывают,  что  происходит  в   Хофбурге   и
Шенбрунне, летней резиденции двора. И, наконец, графиня Липона,  подруга
графини Камерата.
   - Липона? - переспросила Фелисия. - Вы имеете в виду Марию Липона?  Я
ее встречала в Риме.
   - Да, это она. У нее небольшой особняк на Салезианергассе. Если вы  с
ней знакомы, это отлично. Она знает огромное количество народа и  введет
вас в лучшее общество. Эти люди могут  быть  вам  полезны,  и  в  них  я
уверен. За остальных я не могу поручиться. Теперь мне действительно пора
уходить, у меня урок.
   -  Не  уходите  без  подъемных...  -  Фелисия  достала  из  секретера
шкатулку:
   - Вы забыли ваши трофеи...
   Дюшан открыл шкатулку. Комната наполнилась сиянием. В пламени  свечей
бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры ожили, словно  вулкан.  Полковник
протянул нерешительно руку, как будто боялся обжечься.
   - Какое чудо! - выдохнул он, беря  в  руки  колье  из  бриллиантов  и
изумрудов.  -  Неужели  есть  женщина,  способная  расстаться  с  такими
украшениями во имя идеи?
   - Это не просто идея, это месть. Пока Бонапарт не займет  французский
престол, кровь моего мужа не будет отомщена. На это можно  купить  целый
полк. И потом, я сделала с них копии, - добавила она с улыбкой.
   - Я не сомневаюсь, что на вас копии покажутся  подлинниками,  но  мне
все-таки жаль вас их лишать.
   - После Ватерлоо королева Гортензия отдала Императору свое  последнее
бриллиантовое ожерелье...
   - А вы отдаете ваши драгоценности его сыну! И все-таки пусть они пока
хранятся у вас. У меня бывает слишком много народа, и пока  они  нам  не
нужны. Когда настанет время, я покажу вам одного еврея  из  Жозефштадта.
Он даст вам за них больше других, потому что я спас ему жизнь. А  теперь
позвольте откланяться скромному  учителю  фехтования,  чтобы  вы  смогли
начать светскую жизнь. Когда вы захотите меня увидеть...
   - Это будет  скоро,  -  заверила  его  Фелисия.  -  Я  уже  давно  не
фехтовала, мне надо тренироваться...
   - Буду счастлив давать вам уроки.
   Но взгляд его задержался на Гортензии, и Фелисия засмеялась.
   - Я уверена, что госпожа  де  Лозарг  будет  приходить  часто,  чтобы
следить за моими успехами. Не так ли. Гортензия?
   - Конечно, я очень люблю фехтование...
   Явная ложь, которой никто и не поверил, но она согрела сердце бывшего
офицера Наполеона I.
   - Героев, как и детей, надо подбадривать, -  сказала  Фелисия,  когда
полковник ушел. - Этому надо хотя бы иногда дарить улыбку. Не жалейте их
для него.

Глава VII

ТАК НАЧИНАЛАСЬ ЖИЗНЬ В ВЕНЕ...

   Графиня Мария Липона  была  родом  из  Флоренции  и  славилась  своей
необыкновенной любовью к секретам и интригам, сложное искусство  которых
было доведено ею почти до совершенства. Не то чтобы  она  питала  личную
неприязнь к Австрии, где жизнь была довольно приятной, просто в  детстве
графиня наслышалась прекрасных историй о  наполеоновских  походах,  как,
впрочем, и Фелисия  Орсини.  Поэтому  для  нее  сын  Орла  был  законным
наследником Империи и продолжателем великих дел своего отца. А  так  как
его окружал  ореол  мученика,  то  с  первой  же  встречи  Мария  Липона
объявила, что юный принц достоин стать героем легенды.
   - За его улыбку можно умереть, - иногда говорила она. И это  были  не
пустые слова. Графиня была готова посвятить себя душой  и  телом  узнику
Хофбурга.
   Когда-то в Риме ей  доводилось  посещать  дворец  Орсини  на  площади
Монте-Савелло и познакомиться с семьей  Фелисии.  А  среди  приближенных
королевы-матери она свела тесную дружбу с графиней Камерата.
   Эта  амазонка  семейства  Бонапартов  нашла  в  ней  одну  из   своих
немногочисленных подруг, хотя  женщин  она  обычно  презирала.  А  Мария
Липона почитала племянницу императора за ее  сходство  с  ним  и  за  ту
храбрость, что заставила женщину броситься в неравный бой с  Австрийской
империей, чтобы спасти своего кузена от ужасной судьбы, уготованной  ему
Меттернихом.
   С тем большим сожалением Мария Липона проводила свою подругу в Прагу,
когда план по спасению герцога Рейхштадтского потерпел неудачу.
   Поэтому она с радостью и почти  с  энтузиазмом  встретила  Фелисию  и
Гортензию, о прибытии которых сообщил ей Дюшан.
   - Я чувствую, что ваш приезд утешит меня, так как я  все  еще  тоскую
после отъезда моей  дорогой  принцессы,  -  сказала  она  им.  -  Вы  не
представляете, как пусто стало без нее.
   - Вы никогда не теряли веру в успех нашего дела? - спросила Фелисия.
   - Должна признать, что я была близка к этому. Я до сих  пор  не  могу
понять, почему герцог Рейхштадтский не принял свою кузину так,  как  она
того заслуживает.
   Но, насколько мне известно, он сам мечтает править Францией.  Шевалье
Прокеш-Остен говорит, что принц дрожит при одном упоминании имени родной
страны.
   Он  чувствует  себя  французским  принцем  до  мозга   костей...   Но
прореагировал он как типичный австриец.
   - Когда  слишком  долго  о  чем-нибудь  мечтаешь,  всегда  становится
страшно, когда мечты вдруг  начинают  сбываться,  страшно  следовать  за
своей мечтой, потому что однажды все может рухнуть в один миг; Это страх
слишком резкого пробуждения... Чего смогла добиться графиня Камерата?
   - Боюсь, что немногого, ввиду недостатка денег.
   Бонапарты боятся авантюр, способных нарушить их покой, и не торопятся
открывать кошельки.  Графиня  могла  рассчитывать  только  на  Дюшана  и
нескольких друзей...
   - Наш план будет иметь более прочную основу.
   Но нам и самим нужна поддержка.  Нам  надо  войти  в  общество  Вены.
Принцу разрешено там бывать, следовательно, это лучший способ общаться с
ним. И нам надо где-нибудь устроиться. Нельзя оставаться в гостинице.
   - Я могла бы вам предложить половину моего дома, но это  была  бы  не
лучшая идея. Есть одно место, которое вам подойдет.
   Графиня объяснила, что можно снять прекрасную квартиру в левом  крыле
дворца Пальм на Шенкенштрассе. Это одно из  лучших  мест  в  городе.  Ее
новым подругам не найти ничего более подходящего.
   - Никому и в голову не придет,  что,  живя  во  дворце  Пальм,  можно
что-то замышлять.  Правое  крыло  дворца  вот  уже  много  лет  занимает
герцогиня Вильгельмина де Саган, урожденная принцесса  Курляндская.  Она
там проводит  все  зимы,  обычно  в  компании  своих  сестер,  принцессы
Гогенцоллерн и герцогини д'Ачеренца.
   Большей противницы французов, чем Вильгельмина,  вам  не  найти.  Она
будет для вас великолепным прикрытием. Живя с ней  рядом,  вам  придется
попросить у нее аудиенции.
   - Может быть, она и примет Фелисию, но только не меня, раз она так не
любит французов, - заметила Гортензия.
   - Не стоит преувеличивать.  Ведь  во  время  Венского  конгресса  она
посетила посольство Франции и старика Талейрана. Не стоит забывать,  что
ее самая младшая сестра - его племянница.
   Хмурая Фелисия вдруг просияла.
   - Герцогиня де Дино? Конечно! Герцогиня Курляндская,  я  должна  была
сообразить! Мы давно знакомы с герцогиней  де  Дино,  и  Гортензия  даже
гостила у нее несколько дней.
   - Прекрасно! Вот вам и предлог. Если  вы  решили  снять  предложенную
мной квартиру...
   - Надо поехать и посмотреть, - заключила Фелисия, вставая.

***

   Построенный в XVIII веке на одной из главных улиц Вены, неподалеку от
Хофбурга и очаровательной Миноритенплатц, дворец Пальм обладал  мощью  и
величественностью итальянских дворцов. Его украшал прекрасный  портал  в
стиле  барокко.  Широкий  балкон  пользовался  особым  успехом   в   дни
официальных шествий. Герцогиня де Саган рассказывала всем, что  с  этого
балкона  она  и  ее  сестры  наблюдали  за  торжественным  въездом  царя
Александра  1  в  Вену.  Он  прибыл  на  конгресс,  которому  предстояло
переделать карту Европы, пока Наполеон томился на острове Эльба.
   Прекрасная квартира, предложенная княгине Орсини, была в лучшее время
года  занята  любовницей  русского  самодержца  княгиней  Багратион.   В
квартире были три гостиные, большая столовая и еще три комнаты. Прислуга
располагалась в подвале. Обстановка чем-то напоминала дворцовый зал: тот
же помпезный вычурный стиль, множество позолоты. Новым владелицам  очень
понравились белые с золотом рамы,  обрамлявшие  панно  из  нежно-желтого
шелка. Квартира содержалась в образцовом порядке, так как за  ней  много
лет следила чета слуг-немцев.
   - Я  бы  такой  стиль  не  выбрала,  -  сказала  Фелисия,  чьи  вкусы
привлекали строгие линии ампира, - но вряд ли нам удастся  найти  что-то
лучшее. На войне  как  на  войне!  Мы  не  собираемся  оставаться  здесь
навсегда.
   Контракт о найме на шесть месяцев  был  подписан  спустя  час,  и  на
следующий день Фелисия и Гортензия поселились в их новом  жилище.  Кроме
четы немецких слуг, Паскини прислал им повара-итальянца, а Мария  Липона
-  горничную-чешку,  неловкую  и  неразговорчивую,  не  знавшую,   кроме
нескольких слов по-немецки, больше ни одного языка, известного подругам.
Итак, можно было начинать штурм венского общества.
   Графиня Липона прекрасно ориентировалась в свете.
   Она дала подругам несколько советов, позволивших  им  успешно  начать
дело,  назвала  дома,  где  советовала   оставить   визитные   карточки,
познакомила  их  с  членами  двора,  с  лучшими  танцорами;  и  так  как
предполагалось, что обе страстно увлечены музыкой, ввела их в  некоторые
салоны, где давали концерты. Так,  однажды  подругам  довелось  услышать
игру двух музыкантов, которые были им неизвестны: Людвига ван  Бетховена
и Франца Шуберта; и сразу же стали почитательницами их таланта.  Фелисия
и Гортензия были красивы, элегантны и прекрасно воспитаны и вскоре стали
частью общества, куда они так стремились.
   Но они бывали не только в  обществе.  Дня  через  два-три  Фелисия  и
Гортензия навестили мадемуазель Пальмиру, молодую французскую  модистку,
преданную, по словам Дюшана, делу императора.
   Ее ателье "Парижские дамы" располагалось совсем рядом с  фехтовальным
залом Дюшана и было в двух шагах от Хофбурга. Оно  пользовалось  большим
успехом. Действительно, там можно было найти удивительные вещи, и  никто
не делал шляпки лучше, чем мастерицы мадемуазель Пальмиры. В глубине  ее
магазина среди темного дерева отделки цвели  атласы,  муслины,  кружева,
муары, фай различных  оттенков.  Воротнички,  перчатки,  платки,  перья,
цветы из шелка или бархата удовлетворяли вкусу самой изысканной кокетки.
   Сама императрица и  ее  придворные  дамы  прибегали  к  услугам  этой
очаровательной  парижанки,  чьи  пальчики   обладали   волшебным   даром
преображать самых блеклых и обиженных природой женщин.
   Мадемуазель Пальмира была молоденькой блондинкой с голубыми  глазами.
Курносый носик украшал лицо с очаровательными ямочками, созданное только
для улыбок. Она  приняла  новых  клиенток