можно.
     Сердце Жиля почти не билось.
     - Невозможно? Почему? Тюдаль сказал мне, что проткнул его насквозь, но ведь даже серьезная рана может зажить. Все зависит от комплекции раненого и от его жизненной силы.
     - Я повторяю, это невозможно. Его не только проткнули, его даже похоронили.
     Горло Жиля пересохло от волнения.
     - Вы его похоронили? Ты уверен?
     - Конечно! Мы похоронили его на земле Ланво у подножия высокой сосны. Я могу показать это место. Мы были жестокими, Тюдаль и я, но никто не назовет нас сумасшедшими. Как! Оставить труп, чтобы нас схватили и обвинили в убийстве! Мы даже смыли кровь с пола, прежде чем бросить тело в ящик кареты. Поверьте мне, он был совсем мертвый, когда его бросили в могилу, он уже окостенел...
     Голос Морвана звучал так правдиво, что Жиль больше не сомневался. Человек, которого он видел рядом с Жюдит, был мошенником. Но почему она верит, что он именно тот, за кого она некогда вышла замуж?
     - Последний вопрос. Ты можешь описать Керноа?
     - Конечно, мы его достаточно рассмотрели, прежде чем напасть. Довольно красивый тип, Примерно моего роста, рыжеватый, с чувственным ртом и глазами младенца Девы Марии.
     - Младенца Девы Марии?
     - Да, глаза как небо, невинные и...
     Вспомнив золотистые, сверкающие глаза сожителя Жюдит, Жиль подумал, что теперь у него есть доказательство мошенничества, ибо, если Морван мог ошибиться и принять живого за мертвого, то в цвете глаз своей жертвы он ошибиться никак не мог.
     - Хорошо, - сказал Турнемин, вставая. - Спасибо. Теперь пойду выполнять свое обещание... Господин Калиостро, - обратился он к графу, - я прошу допросить этого человека без пыток, которым вы хотели его подвергнуть, ибо мне придется защищать его. У меня нет никаких сомнений, что он мой шурин...
     - Спрашивайте! - сказал Морван. - Теперь, когда я заговорил, я скажу все, что вы хотите. Но отведите меня от камина, не то я лопну от жары.
     Его отвели в другой конец комнаты, развязали и даже налили стакан вина, который он залпом выпил.
     - Теперь мне легче. Что вы хотите узнать?
     Калиостро спокойным голосом задал несколько вопросов о том, что произошло после его ареста. Морван покорно сознался в воровстве, но его интересовали только ценности: золото, серебро, картины, ковры, а вот другой искал только бумаги... Рассказывая, Морван презрительно усмехнулся, вспоминая того дурака, что променял золото на какие-то бумажки.
     - Эти бумаги, о которых вы так презрительно отзываетесь, дороже золота, - вздохнул Калиостро.
     - Да, он мне тоже так говорил. Я узнал, что клиентом Буве...
     - Его зовут Буве? - переспросил граф, записывая имя в маленькую книжечку.
     - Да, Буве Жан-Луи... Так вот, клиентом Буве был кто-то из окружения графа Прованского, кажется, граф де Моден...
     Калиостро перестал писать и медленно положил записную книжку в карман. Его лицо внезапно постарело, и Жиль, обеспокоенный, бросился к Калиостро, но граф лишь устало пожал плечами.
     - Сегодня с приливом я возвращаюсь в Англию. Мне здесь больше нечего делать.
     - Почему? Зачем так быстро отказываться?
     Я думал, эти бумаги вам очень нужны!
     - Они нужны мне и сейчас. Но чем большее расстояние будет нас разделять, тем лучше. Бумаги в руках мосье, значит, никакая сила в мире не сможет мне их вернуть. До свидания, господин шевалье, полагаю, на этой земле мы больше никогда не увидимся. В любом случае, я не вернусь во Францию.
     - А я? - вставил испуганный Морван. - Что вы сделаете со мной? Я могу уйти?
     - Можешь! - ответил ему Жиль. - Но куда ты пойдешь? Снова воровать и нищенствовать?
     Молодой Сен-Мелэн пожал плечами, затем, подняв руку, показал дыры на своей одежде.
     - А что мне делать? У меня нет выбора, если выйдешь на эту дорогу, надо идти до конца.
     - Даже если в конце дороги тебя ждет виселица? Один Сен-Мелэн уже повешен как бродяга, ты хочешь быть вторым? Почему бы тебе не вернуться во Френ? Это твой дом, теперь только твой, ведь Тюдаль мертв...
     - А что я там буду делать? Подыхать с голода между облезлых стен и под крышей, похожей на решето? Я предпочитаю веревку...
     Жиль пожал плечами.
     - Приходи завтра в "Королевскую шпагу" и спроси меня. Я дам тебе денег, чтобы ты смог жить.., прилично. Во всяком случае, постарайся.
     Даешь мне слово?
     Собеседник скорчил гримасу, которая была похожа и на улыбку, и на горькую усмешку. В глазах у Морвана дрожали слезы.
     - Мое слово? У вас есть мужество в него верить?
     - Почему бы нет? Ты-то сам в него хочешь верить?
     Морван не ответил и, тяжело волоча ноги, направился к двери. На пороге он обернулся и с веселой улыбкой сказал:
     - Я попытаюсь! Даю вам слово! До свидания, шурин!
     И исчез.
     Через несколько минут после его ухода Жиль тоже покинул дом у крепостной стены и направился в "Королевскую шпагу". Давно у него не было такого мрачного настроения.
     Внезапно его охватило сильное желание пойти к Анне Готье и, глядя в нежное лицо Мадалены, разобраться в том, что он услышал сегодня. Но он пересилил себя, теперь Мадалена должна стать для него только дочерью Анны, дочерью той, кто управляет его хозяйством от имени хозяйки, то есть Жюдит.
     И так как теперь не оставалось никаких сомнений, что до конца своей жизни он связан с Жюдит де Сен-Мелэн, то, вернувшись в гостиницу, Турнемин велел принести себе бутылку рома и напился с горя.

ДРУГАЯ ДОРОГА

     Анна де Бальби встала с дивана, на котором до этого полулежала, и подошла к окну. Ее темно-синее велюровое платье с горностаевой опушкой бесшумно скользило по ковру, а бледное лицо казалось отражением морозных цветов, распустившихся на стекле. Она молча смотрела на запорошенный снегом сад, а ее длинные тонкие пальцы машинально ощипывали увядшие цветы, склонившие головки в цветочной подставке севрского фарфора.
     - Итак, - прервала она затянувшуюся паузу, - все решено? Ты уезжаешь?
     Стоявший возле камина Жиль не спускал с нее глаз и не скрывал неожиданного волнения. Он с удивлением обнаружил, что прощальный визит вежливости потерял свою светскую условность, а эта женщина, так долго им презираемая, но желанная, нашла дорогу к его сердцу и заняла там значительно большее место, чем он предполагал.
     - У меня есть поручение, которое я должен выполнить, - ответил Жиль. - И потом, у меня нет другого выбора.
     - Из-за нее?
     - И из-за нее тоже. Ведь несмотря ни на что она остается моей женой, и долг повелевает мне вырвать ее из той недостойной жизни, которую она сейчас ведет. Я хочу увезти ее, чтобы никто никогда не узнал, что госпожа де Турнемин и пресловутая Королева Ночи одно лицо. Но зачем я тебе все это пересказываю? Ты давно знаешь...
     - Да.., но я думала.., я надеялась... Зачем уезжать так далеко? Почему Америка? Ты же хотел приобрести бретонские земли?
     - Да, но, к сожалению, сейчас это невозможно. Быть может, потом...
     - Останься, по крайней мере, во Франции. У нас немало поместий, запущенных и заброшенных, где земля и крестьяне требуют хозяйского присмотра. Мы могли хотя бы изредка видеться... А теперь...
     Она не смотрела на Жиля, но он чувствовал, как дрожит ее голос от невыплаканных слез. Медленно он подошел к Анне, обнял ее мягкие, дрожащие плечи.
     - Анна! - сказал он нежно. - Не плачь, я не хочу, чтобы ты плакала, чтобы тебе было больно.
     Я пришел сказать не прощай, а до свидания. Мы встретимся...
     - Когда? Через много лет? Когда я стану старой и безобразной? Когда ты меня больше не захочешь?
     Он повернул ее лицом к себе и поцеловал мокрые грустные глаза.
     - Глупышка! Ты, конечно, когда-нибудь состаришься, но никогда не будешь безобразной. А я, я до самой смерти буду тебя хотеть, но мы, увы, увидимся значительно раньше...
     - Увы? - переспросила она с упреком.
     - Увы для короля. Я поклялся, что приду к нему по первому же его слову, где бы я ни был и что бы ни делал. Только ты и Винклерид будете знать, как позвать меня, если королю потребуется моя помощь. Я буду писать вам, тебе и ему.
     Свет радости зажегся в темных глазах молодой женщины, она положила ему руки на плечи.
     - Это правда? Ты напишешь?
     - Слово чести! Я хочу, чтобы ты навсегда осталась моим другом, моим самым дорогим другом.
     Жилю было достаточно лишь наклонить голову, чтобы найти ее губы. Миг спустя он уже нес ее, изнемогающую, в маленькую душистую спальню...
     Разве это был не лучший способ попрощаться?
     Когда час спустя он наклонился к ней для последнего поцелуя, Анна страстно обхватила руками его шею.
     - Ты вернешься? Ты обещаешь?
     - Я уже в этом поклялся.
     - Тогда я буду тебя ждать. Но не слишком долго, не то я вполне способна сама пересечь океан, только чтобы увидеться с тобой.
     Жиль нежно отвел ее руки и доверил молодую женщину очаровательному беспорядку ее постели. Он отбросил простыни и одеяла, чтобы ничто не мешало его взору насладиться великолепной наготой Анны.
     - Не двигайся, - сказал он нежно. - Оставайся как есть. Такой твой образ я увезу с собой.
     Он попятился к двери и мгновенно исчез. Почти бегом Жиль пересек салон, зажав уши, чтобы не слышать рыданий, которые преследовали его до самой лестницы.
     Кучеру, ожидавшему его во дворе особняка де Бальби, он приказал отвезти себя на улицу Клиши. Там в полночь он назначил свидание Понго, Винклериду и капитану Малавуану, молодому жизнерадостному бретонцу, чьим крепким рукам доверил он штурвал "Кречета".
     Часы показывали только одиннадцать, когда неторопливый наемный экипаж выехал на засыпанные снегом улицы города. Полчаса ушло на то, чтобы пересечь Сену и взобраться на Монмартр.
     Три остальных участника экспедиции уже ждали возле особняка Ришелье, греясь в карете с погашенными фонарями. Остановив в стороне свой экипаж. Жиль вышел и присоединился к друзьям.
     Понго и Малавуан встретили его радостными восклицаниями.
     - А где барон? - спросил Жиль.
     - Барон пошел на разведку, - ответил Малавуан. - Он засел в саду и сказал, что свистнет, когда последние гости разъедутся. Это была его идея, чтобы не мерзнуть всем сразу.
     Стоило капитану договорить, как ворота особняка распахнулись и два экипажа, один за другим, выехали на улицу и направились к центру Парижа.
     - Вряд ли там осталось много людей, когда я проезжал мимо дома, во дворе стояли только эти два экипажа.
     Как бы подтверждая слова Жиля, из-за стены раздался тихий свист.
     - Вперед! - скомандовал Турнемин. - Это сигнал Винклерида.
     Трое мужчин перелезли через стену и присоединились к Ульриху-Августу, который их ждал под прикрытием большого куста остролиста.
     - Последние гости только что уехали, - прошептал он. - Сейчас будут запирать.
     Раздвинув ветки. Жиль увидел одного из швейцаров, он запирал наружные ставни на стеклянных дверях. Тогда Жиль головой качнул в сторону кухни, расположенной в полуподвале, дверь в нее была еще открыта, слуги уходили домой.
     - Мы пройдем там... - прошептал Жиль.
     Один за другим, индейской цепочкой, четверо мужчин направились к маленькой двери кухни.
     Все были хорошо вооружены, каждый в руке держал заряженный пистолет.
     Дверь кухни легко отворилась, широкий низкий зал был почти пуст, лишь двое слуг, занятые уборкой, в ужасе глядели на вооруженных мужчин, одетых во все черное. Слуги без сопротивления дали себя связать. Прежде чем заткнуть рот одному из лакеев, Малавуан спросил его:
     - Сколько людей наверху?
     - Только господин барон, госпожа баронесса, двое швейцаров и Эжени - горничная баронессы.
     - Хорошо!
     Бесшумно поднимаясь по лестнице, четверо вошли в вестибюль. В столовой свет не горел и только анфилада салонов была еще освещена.
     Жиль осторожно выглянул из-за угла и увидел Жюдит и мнимого барона де Керноа. Молодая женщина откинулась в кресле у камина и, казалось, дремала. Керноа у игорного стола подсчитывал выручку. Больше в бледно-зеленом зале никого не было.
     Минуту спустя Керноа отбросил перо и бумагу, потянулся и удовлетворенно зевнул.
     - Как жаль, моя дорогая, что вы так плохо чувствовали себя сегодня. Вечер прошел прекрасно!
     Мы заработали на триста луидоров больше, чем вчера. Что с вами случилось?
     Из глубины своего кресла, не открывая глаз, Жюдит пробормотала:
     - Все! С меня хватит! Я достаточно для вас потрудилась! Сколько бессонных ночей я провела, слушая дурацкие галантности этих идиотов!
     Я устала. Я больше не хочу так жить!
     - Правда? Ваш сундук уже переполнен золотом? А вы знаете, что скоро мы будем богаты, очень богаты?! Еще немного терпения. Должен вам напомнить, что наша основная цель еще не достигнута. Королева так и не пришла к нам...
     Внезапно Жюдит очнулась, открыла глаза и встала. Ее зеленое платье подчеркивало лихорадочный румянец, заливший лицо и грудь молодой женщины.
     - Я думаю, что она никогда не придет и мы только зря теряем время!
     Не отвечая, Керноа взял из шкатулки пачку денег и распушил ее, как веер.
     - А про это что вы скажете? Это тоже потерянное время? И, в конце концов, чего вы хотите?
     - Я вам уже сто раз говорила: я хочу уехать отсюда! Я ненавижу этот дом и людей, которые приходят к нам играть. Я хочу жить с вами в счастье и мире, достойно и спокойно, как и положено любящим супругам. Зачем нам столько денег? С тем, что у нас есть, мы уже и так можем жить роскошно. У нас будет замок, земли...
     Мужчина рассмеялся.
     - И это все?! Замок, полный сквозняков, земля, более или менее плодородная, и грязные, вечно недовольные крестьяне, вы этого хотите? Я так жить не хочу! А вы? Вы думаете, я буду долго любить женщину плохо одетую, неаккуратно причесанную, штопаюшую носки в перерыве между двумя беременностями?
     - У каждого свои мечты. Мои меня устраивают... Но вы, Джоб? Чего хотите вы? О чем мечтаете? Разве вы меня не любите?
     Он пожал плечами.
     - Люблю ли я вас? Конечно, люблю! Вы восхитительное создание, но ваша красота слишком ценная вещь, чтобы ее похоронить в глуши. Моя душа тонка, она не выносит обыденности. Для любви мне необходима определенная атмосфера и любить вас так, как я умею, как я однажды уже показал вам, я смогу только при одном условии, что ваша чудесная кожа будет всегда свежа и надушена.
     - Вы не говорили этого, когда женились на мне. Вы умоляли на коленях и мечтали о том мгновении, когда я стану вашей. Но вы заставили меня слишком долго ждать этого мгновения...
     - И теперь вы раскаиваетесь?
     - Нет. Наша первая ночь была божественной.
     Я только сожалею, что она больше не повторилась, и я вас вижу очень редко. Я знаю, надо щадить ваше здоровье, но когда мужчина любит женщину, свою жену...
     - Все дело в том, что вы ему не жена, он не доктор Керноа.
     Турнемин, с пистолетом в каждой руке, появился на пороге комнаты. Понго, Винклерид и Малавуан заняли позиции у разных дверей салона.
     Увидев Жиля, Жюдит вскрикнула и обвила руками шею своего мнимого мужа, лишив его, вовсе не желая этого, возможности сопротивляться.
     - Вот как? Кто вы такой, сударь?! - вскричал Керноа, делая безнадежные попытки освободиться от нежных цепей.
     - Вам незачем знать мое имя. Я муж этой женщины, единственно законный.
     - Это не правда! - застонала Жюдит. - Джоб мой муж. Я думала, что он мертв, когда соглашалась на брак с вами...
     - Кому вы рассказываете?! Может, вы безумны, но не настолько, чтобы спутать настоящего Керноа с этим типом. Ну же, мой мальчик, как ваше имя?
     Освободившись наконец от объятий Жюдит, мужчина поднялся с надменной улыбкой на губах.
     - Мое имя? Жена уже устала вам повторять: меня зовут Керноа.
     - Ложь! Говорите правду, не то я для начала всажу вам пулю в колено...
     - Что вы хотите от меня услышать? Я же вам говорю: меня зовут Керноа.
     - Хорошо, вы утверждаете, что вы доктор Керноа, а мне доподлинно известно, что он покоится на дне могилы в Ланво...
     По огню, блеснувшему в глазах мнимого доктора, Жиль догадался об опасности. Не опуская пистолета, он осторожно оглянулся. Из соседнего салона на цыпочках крались два гигантских швейцара, в руках у них были дубинки. Но войти в комнату им не удалось. Первый из них споткнулся о ногу Понго и растянулся во весь рост, второй, оглушенный кулаком Винклерида, составил ему компанию. Мгновенно индеец сел верхом на того швейцара, который только споткнулся, и, приподняв за волосы его голову, приставил к горлу кинжал. Керноа позеленел, хотел броситься на помощь молодому швейцару, но наткнулся на дуло пистолета Жиля. Турнемин понял, что жизнь его была особенно дорога хозяину игорного дома.
     - Не торопись, Понго, - небрежно сказал Жиль, - перерезать горло этому молодцу ты еще успеешь, если наш дорогой доктор не проявит понимания.
     - Нет, нет, прошу вас, - стонал Керноа, - не убивайте его. Я.., я не переживу его смерти...
     - Я знаю и это, - гневно бросил ему Жиль.
     Затем, повернувшись к ничего не понимающей Жюдит, Турнемин безжалостно добавил:
     - Вот видите, дорогая, вы даже не знаете, что происходило в вашем доме. Например, как вам нравятся нежные чувства, которые питал ваш мнимый муж к этому молодому швейцару, чувства, значительно более нежные, чем к вам...
     Бледная как смерть, она подняла на Жиля невидящие глаза.
     - Нежные чувства? Я не понимаю...
     - Понять это трудно, особенно вам, мадемуазель де Сен-Мелэн, при всей вашей гордости и независимости. Но мои слова означают следующее: ночи, которые ваш мнимый муж отказывался проводить в вашей постели, он проводил в постели своего лакея, который был для него и любовником и любовницей. Но вам не надо волноваться, этот человек вам чужой, вы никогда не были с ним обвенчаны. Правду я говорю или нет? - добавил он, обращаясь к самозванцу.
     - Правду, - ответил тот, косясь на нож Понго.
     - Кто вы такой?
     - Секретарь графа де Модена. Секретарь и ученик. Меня зовут Карло Мариани...
     - Его ученик? Так это он научил тебя усыплять слишком нервных женщин?
     Мариани потупился.
     - Наверное, вы сам дьявол, если знаете и это...
     - Дьявол я или нет, не важно. Но насчет усыпления я не ошибся?
     - Вы не ошиблись. Когда мадемуазель де Лятур поселилась у мосье, граф завел привычку усыплять ее, она прекрасный медиум. Во сне она рассказала ему всю правду о своей прошлой жизни и о свадьбе с доктором Керноа. Она так точно описала его, что мы смогли оживить покойника. Я тщательно выучил роль, и мне было нетрудно убедить Жюдит в том, что я действительно Керноа.
     Теперь я вас умоляю! Уберите нож! Я.., не переживу его гибели!
     - Ты так его любишь! - бросил Жиль саркастически. - Может, ты согласишься умереть вместо него?
     - Да, потому что жизнь без него стала бы для меня невыносимой!
     - Вы слышали, сударыня?
     Ответом ему было шуршание шелка и болезненный вздох. Предоставив Мариани заботам Винклерида. Жиль обернулся: Жюдит упала в обморок. Минуту он смотрел на нее, такую хрупкую и трогательную, похожую скорей на девочку-подростка, чем на женщину. Она была так бледна, что казалась мертвой.
     Встав возле нее на колени, Турнемин приложил ухо к левой стороне груди и услышал хоть и слабое, но ровное биение сердца.
     - Поищи ее горничную, - приказал он Понго. - Скажи, пусть сложит все необходимое для путешествия и садится в карету. Да, не забудь принести теплое манто.
     Подняв безжизненную Жюдит, он уложил ее на диван.
     - Что будем делать с остальными? - спросил Винклерид, указывая на трех пленников.
     - Свяжем и отнесем в дальний конец сада, а дом подожжем. Постой, - добавил он, собирая деньги, которые незадолго до их прихода пересчитывал Мариани. - Положи это им в карманы. По крайней мере, они смогут скрыться от гнева мосье. Граф Прованский не любит неудачников.
     Когда Понго вернулся с лисьей шубой. Жиль тщательно закутал в нее Жюдит и на руках отнес молодую женщину в экипаж, который Винклерид подогнал к двери особняка. Консьерж, пытавши