м его австрийское происхождение. Мне кажется забавным водить на поводке соотечественника нашей новой правительницы!
     Фортюнэ и Аделаида дружно рассмеялись.
     - А она действительно так безобразна, как поговаривают? - оживленно спросила м-ль д'Ассельна, не переставая лакомиться приготовленными для ее кузины цукатами.
     Полузакрыв глаза, Марианна помолчала, словно пытаясь лучше представить себе лицо "самозванки".
     Пренебрежение искривило нежную дугу ее рта в улыбку, отразившую подлинную суть ее женственности.
     - Безобразна? Не то чтобы... Честно говоря, я не смогу сказать вам точно, какова она. Она.., ничем не выделяется среди других!
     - Бедный Наполеон, - лицемерно вздохнула Фортюнэ. - Он не заслужил этого! Ничем не выделяющаяся среди других женщина для него, который любит только исключительное!
     - Это французы, если вы хотите знать мое мнение, не заслужили этого! - вскричала Аделаида. - Габсбургка не принесет им ничего, кроме горя.
     - Но их вид не подтверждал этого, - заметила Марианна. - Вы бы слышали их приветственные крики на улицах Компьена!
     - В Компьене может быть, - задумчиво ответила Фортюнэ. - Они не избалованы грандиозными придворными спектаклями, за исключением охоты. Но что-то подсказывает, что Париж не будет таким пылким. Прибытие этой Австриячки вызовет энтузиазм разве что в непримирившихся салонах, которые видят в ней Немезиду Корсиканца и ангела-мстителя Марии-Антуанетты. Но народ далек от восхищения. Ведь он поклонялся Жозефине и отнюдь не любит Австрию. И я не верю, что это изменится из-за угрызений совести.
     В следующий понедельник, 2 апреля, глядя на заполнившую площадь Согласия толпу, Марианна подумала, что Фортюнэ имела достаточные основания для своих слов. Это была празднично одетая толпа, нарядная, беспокойная, но нельзя было назвать ее радостной. Ожидая прибытия свадебного кортежа своего императора, она растянулась на всю длину Елисейских полей, сгрудилась между угловыми штандартами площади, прижалась к стенам мебельного склада и Морской гостиницы, однако в ней не ощущалось радостного возбуждения большого праздника.
     Погода все-таки разгулялась. Приводивший в отчаяние непрерывный дождь, навсегда, казалось, обосновавшийся во Франции, на рассвете внезапно прекратился. Весеннее солнце разогнало тучи и ярко сверкало на хорошо вымытом небе, на голубизне которого вырезались набухшие почки каштанов. Это дало возможность пышному расцвету соломенных и украшенных цветами шляпок на головках парижанок, фраков нежных тонов и светлых панталон на их спутниках.
     Марианна улыбнулась при виде этой ярмарки изящества.
     Похоже, что парижане решили показать новоприбывшей, как во Франции умеют одеваться.
     Расположившись с Аркадиусом в своей карете, остановленной перед одной из лошадей Марли <Скульптуры Гильома Кусту на площади Согласия в Париже.>, Марианна рассматривала праздничные украшения. Флаги и плошки были повсюду, вплоть до рук телеграфа г-на Шаппа, установленного на крыше Морской гостиницы. Тюильрийские решетки позолотили заново, из фонтанов било вино, и, чтобы каждый мог принять участие в императорской свадьбе, под деревьями королевского подворья в тени больших полосатых красно-белых тентов раскинулись гигантские бесплатные буфеты. Все вокруг обширной площади, вплоть до кадок с апельсиновыми деревьями, увешанными яркими плодами, было полностью готово к вечерней иллюминации. Скоро, когда свадебная церемония будет происходить в большом квадратном зале Лувра, верные подданные императора смогут здесь съесть по желанию: 4800 паштетов, 1200 языков, 1000 седел барашка, 250 индюшек, 360 каплунов, столько же цыплят, около 3000 колбас и множество иных яств.
     - Сегодня вечером, - вздохнул Жоливаль, деликатно втягивая в себя понюшку табака, - их величества будут править опьяневшей и обожравшейся толпой.
     Марианна промолчала. Эта атмосфера ярмарки развлекала ее и в то же время раздражала. Почти везде на Елисейских полях виднелись шесты с призами на верхушках, всевозможные аттракционы, открытые сцены для театральных представлений, гигантские шаги и другие развлечения, с помощью которых парижане со вчерашнего дня пытались забыть, что им навязали нежелательную императрицу. Повсюду, как возле их кареты, так и вокруг других, приехавших сюда, слышались оживленные пересуды, позволявшие узнать подлинное настроение парижан. Ни для кого не было больше секретом то, что произошло в Компьене, и все знали, что сейчас Наполеон поведет к алтарю женщину, с которой он уже неделю спал, хотя гражданский брак был заключен только накануне в Сен-Клу.
     Наступил полдень, и пушка гремела уже добрых полчаса. В самом конце еще почти девственно чистой перспективы Елисейских полей, окаймленных нежной зеленью каштанов, солнечные лучи отвесно падали на гигантскую триумфальную арку из дерева и раскрашенного полотна, построенную с великим трудом, чтобы закрыть далеко не законченный монумент во славу Великой Армии. И под весенним солнцем она имела довольно приличный вид, эта "заместительница", с развевающимися знаменами, прибитыми плотниками наверху, с горельефами по бокам и с надписью, которая провозглашала: "НАПОЛЕОНУ И МАРИИ-ЛУИЗЕ ГОРОД ПАРИЖ". Этот наивный энтузиазм забавен, подумала Марианна, когда известно, сколько требований и всевозможных волнений сопровождало строительство арки. Правда, в этом и заключалась пикантность ситуации. Но видеть рядом имена Наполеона и Марии-Луизы не доставляло ни малейшего удовольствия Марианне.
     На всем пути следования императорского кортежа трепетали алые перья на высоких меховых шапках гренадеров гвардии, сменявшиеся черными киверами с зелено-красными султанами стрелков. Над Парижем порхала песня, непрерывно повторяемая рассредоточенными повсюду оркестрами. Это была "Где может быть лучше, чем в лоне семьи..." <Любимая песня Марии-Антуанетты.>, и она быстро набила Марианне оскомину. Выбор ее в день, когда Наполеон сочетался браком с племянницей Марии-Антуанетты, был более чем странным... Да еще аккомпанировавшие ей пушечные выстрелы...
     Вдруг рука Аркадиуса в светлой замшевой перчатке коснулась руки Марианны.
     - Не двигайтесь, а главное - не оборачивайтесь резко, - прошептал он. - Но я хотел бы, чтобы вы осторожно посмотрели на карету, которая пристраивается рядом с нашей. Внутри ее сидят женщина и мужчина.
     Как и я, вы легко узнаете женщину, но мужчина мне не знаком. Добавлю, что у него надменное лицо, очень красивое, несмотря на пересекающий левую щеку шрам, тонкий, как лезвие шпаги...
     Ценой большого усилия Марианне удалось остаться неподвижной, однако Жоливаль почувствовал, как задрожала ее рука. Она сделала вид, словно длительное ожидание свадебного кортежа ей наскучило. Затем, очень медленно, очень естественно она повернула голову ровно настолько, чтобы соседняя карета попала в поле ее зрения. Это был желтый с черным кабриолет, совершенно новый и очень элегантный, на котором виднелось клеймо Келлера, мастера-каретника с Елисейских полей. В нем находились две особы.
     В пожилой женщине, превосходно одетой в черный бархат с мехом куницы, Марианна без особого удивления узнала своего старого врага - Фаншон - Королевскую Лилию, но ее спутник сразу же приковал к себе взгляд молодой женщины, и ее сердце забилось с перебоями, - не от неожиданности, а от неприятного ощущения, близкого к отвращению.
     Именно таким представляла она Франсиса Кранмера по описаниям Жоливаля.
     На этот раз никаких сомнений: это был точно он, а не призрак, родившийся в ее взволнованном из-за страха перед премьерой воображении. Перед Марианной снова предстали слишком уж безукоризненные черты с застывшим выражением вечной скуки, упрямый лоб, немного тяжеловатый подбородок в складках высокого муслинового галстука, безупречное изящество сильного тела, избавленного до сих пор от полноты благодаря интенсивным занятиям спортом. Костюм его являл собой дивную серо-голубую симфонию, прорезавшуюся темной нотой черного бархатного воротника.
     - Очевидно, они следили за нами, - прошептал Жоливаль. - Готов присягнуть, что они здесь только из-за нас! Посмотрите-ка, как этот человек смотрит на вас! Это он, не так ли?.. Это.., ваш муж?
     - Да, это он, - признала она удивительно спокойным тоном, если учесть бушевавшую у нее в груди бурю.
     Надменный, исполненный презрения взгляд Марианны скрестился со стальным блеском глаз Франсиса и устоял.
     Она с удовлетворением обнаружила, что, находясь лицом к лицу с ним, вполне реальным, поселившийся в ней после его появления в театре мучительный страх рассеялся. Она ничего так не боялась, как опасности неопределенной, скрытой и ускользающей. Неизвестность парализовала ее, тогда как бой с открытым забралом позволял ей мобилизовать все свои силы. У нее было больше чем достаточно природной храбрости, чтобы безбоязненно встречать врага при любых обстоятельствах.
     Она даже бровью не повела в ответ на насмешливые улыбки Франсиса и его спутницы. Она не удивилась, встретив их вместе и увидев одетой, как герцогиня, ужасную старуху из таверны "Железный человек". Аркадиус уже давно описывал ей всевозможные перевоплощения бывшей пансионерки "Оленьего павильона". Она знала ее как беспринципную, очень опасную, хорошо вооруженную особу, готовую на все: своеобразную самку Протея, так что Марианна не была бы особенно удивлена, встретив ее в одном из залов Тюильри. Но она не собиралась обсуждать свои дела в присутствии Фаншон. Хотя и не знала, каким чудом Франсис установил связь с Дезормо и до какой степени доверился ей в том, что касалось их прежних взаимоотношений.
     Марианна была достаточно самолюбива, чтобы не смириться со вторжением в ее личную жизнь женщины, заклейменной рукой палача. И поскольку с существами подобного рода никогда нельзя предугадать, какова будет их реакция, молодая женщина решила отступить, как ни велико было ее желание покончить раз и навсегда с лордом Кранмером.
     Она уже нагнулась, чтобы приказать Гракху-Ганнибалу, который важничал в новой ливрее на своем сиденье, развернуться и отвезти ее домой, когда дверца отворилась и появился Франсис. С шляпой в руке, он поздоровался с дерзко притворным уважением:
     - Могу ли я надеяться, что мои знаки нижайшего уважения будут благосклонно приняты королевой Парижа? - спросил он непринужденно.
     Франсис улыбался, но улыбка не затрагивала его окаменевших глаз, которые в упор смотрели на молодую женщину, сильно побледневшую под сиреневой шелковой шляпкой с белой вуалью, так гармонировавшей с ее изящным туалетом.
     Быстрым движением руки она удержала Аркадиуса, уже бросившегося, чтобы оттолкнуть незваного гостя.
     - Оставьте, друг мой! Это мое дело.
     Затем строгим голосом, в котором только легкая хрипота выдавала ее чувства, она спросила:
     - Что вам угодно?
     - Я уже сказал: засвидетельствовать мое почтение я немного поговорить, если вы согласны.
     - Я не согласна, - надменно оборвала его Марианна. - Если вы полагаете, что у вас есть что сказать мне, напишите господину де Жоливалю, который взял на себя мою корреспонденцию и прием посетителей. Он сообщит, когда я смогу принять вас. Посреди толпы не ведут переговоров. Мой адрес...
     - Я знаю ваш адрес и я польщен, что вы предпочитаете очарование беседы с глазу на глаз, но я напомню вам, дорогая, - в голосе Франсиса звучала насмешка, - что нигде не чувствуешь такого уединения, как среди большой толпы, а эта увеличивается с каждым мгновением... Она уже настолько нас сжала, что выбраться отсюда не представляется возможным, пока она не рассосется. Боюсь, что волей-неволей вам придется вытерпеть мое присутствие. Так не лучше ли будет поговорить о наших делах?
     Толпа действительно стала такой плотной, что карета, как, впрочем, и другие, приехавшие на площадь, не могла сдвинуться с места. Раздающиеся со всех сторон голоса, сливающиеся вместе со звуками оркестров в сплошной шум, не мешали, однако, вести разговор. Франсис, продолжавший стоять против дверцы, засунул голову внутрь кареты и кивнул в сторону Жоливаля.
     - Если этот дворянин будет настолько добр, что уступит мне на некоторое время место рядом с вами... - начал он.
     Но Марианна сухо оборвала его, продолжая держать за руку своего друга.
     - Мне нечего скрывать от виконта де Жоливаля, который знает обо мне все и для меня больше, чем друг.
     Можете говорить при нем.
     - Большое спасибо! - ответил Франсис со злой улыбкой. - Вам-то, возможно, нечего скрывать от него, но я не могу сказать того же о себе. Впрочем, - добавил он, снова надевая шляпу и легким ударом надвигая ее поглубже, - если вы не хотите, чтобы мы побеседовали по доброй воле, что ж, я даю вам не больше часа, чтобы пожалеть об этом.
     Ваш слуга, дорогая.
     Более сильное побуждение, чем ее воля, бросило Марианну вперед, когда он повернулся, чтобы уйти. Несмотря ни на Что, надо покончить с этим немедленно.
     - Остановитесь!
     Она умоляюще посмотрела на Аркадиуса и слегка пожала ему руку.
     - Оставьте меня поговорить с ним несколько минут, Аркадиус. Я думаю, что это предпочтительней. Во всяком случае, он не может больше ничего мне сделать.
     Жоливаль со вздохом стал выбираться из бархатистой глубины подушек.
     - Хорошо, я выйду! Но я не буду спускать с вас глаз.
     При малейшем движении, при малейшем зове я тут вместе с Гракхом.
     Он отворил дверцу с другой стороны и спустился вниз, в то время как Франсис поднялся в карету. Лорд Кранмер рассмеялся.
     - Я вижу, что ваш друг действительно питает ко мне предубеждение, которому я обязан только вашей откровенностью, дорогая Право слово, он принимает меня за бандита с большой дороги.
     - С моим мнением здесь не считаются! - очень резко ответил Аркадиус. - Но знайте, сударь, хотя бы, что не в вашей власти заставить меня изменить его.
     - А это и не входит в мои намерения, - пожав плечами, бросил англичанин. - Кстати, если вы боитесь соскучиться, дорогой господин, кто вам мешает пойти составить компанию даме, которая меня сопровождает? Я знаю, что она просто жаждет встретиться с вами! Взгляните, она улыбается вам...
     Марианна машинально посмотрела на желтую с черным карету и увидела, что действительно при виде Жоливаля Фаншон заулыбалась так приветливо, насколько это позволяла ее внешность. Тот только фыркнул что-то и проскользнул вперед, чтобы немного поболтать с Гракхом, но не спускать глаз с сидящих в карете. Тем временем Марианна сухо заметила:
     - Если, как вы говорите, вы настаиваете на "беседе" со мной, милорд, вы могли бы обойтись без нападок на моего самого верного друга. Я не знаю никого, кроме вас, кто имел бы такую склонность к сомнительным связям. И, употребляя это выражение в отношении той дамы с королевской лилией, я проявляю излишнюю снисходительность.
     Ничего не ответив, Франсис тяжело упал на зеленые бархатные подушки рядом с молодой женщиной, которая инстинктивно отодвинулась, желая избежать его прикосновения. Несколько мгновений она имела возможность любоваться его неподвижным профилем в прерываемой только его немного убыстренным дыханием тишине.
     Не без тайного удовлетворения Марианна подумала, что это, вероятно, память об ударе шпаги, пронзившей ему грудь, но это было слишком мелкой компенсацией за огорчение от сознания того, что он остался жив. Какое-то время она с любопытством, словно дело шло о постороннем, изучала человека, которого любила, в которого верила, как в самого Бога, которому с такой радостью поклялась в послушании и верности... В первый раз после ужасной ночи она вновь оказалась наедине с ним. А сколько перемен произошло!
     Она была тогда совсем ребенком, безжалостно принесенным в жертву человеку без совести и сердца. А теперь любовь императора сделала ее сильной, надежно защищенной... На этот раз уже она будет диктовать свою волю.
     Она отметила, что Франсис, наоборот, внешне совсем не изменился, за исключением, пожалуй, появившегося на губах выражения горького скептицизма вместо скуки. Лорд Кранмер был так же прекрасен, несмотря на тонкий шрам, который пересекал щеку и только придавал романтическую окраску совершенству его благородных черт. И Марианна удивилась тому, что после такой пылкой любви она испытывает к этому великолепному образчику мужской породы только близкую к отвращению антипатию. Поскольку он упорно молчал и только внимательно разглядывал сверкавшие носки своих лакированных сапог, она решила открыть огонь. Надо кончать с этим и кончать побыстрее, ибо одно его присутствие создавало гнетущую атмосферу в тесном пространстве кареты.
     - Вы желали говорить со мной, - сказала она холодно, - так будьте любезны начать. У меня нет никакого желания тянуть эту встречу до бесконечности.
     Он с сонным видом взглянул на нее и двусмысленно улыбнулся.
     - Почему бы и нет? Разве не восхитителен момент, когда супруги вновь встречаются после такой долгой разлуки ..и особенно после того, как поверили, что разлучены навсегда?
     Разве вы не счастливы, дорогая Марианна, вновь увидеть рядом с собой человека, которого вы любили?.. Ибо вы любили меня, дорогая.., скажу даже, что вы были без ума от меня в блаженный день нашей свадьбы. Я снова вижу ваши расширившиеся влажные глаза, когда милейший аббатик...
     Терпение Марианны быстро лопнуло.
     - Довольно! - оборвала она его. - Ваша наглость действительно поразительна! Неужели у вас настолько ослабел рассудок, что вы забыли те милые обстоятельства, которые сопровождали нашу свадьбу? Вам надо напомнить, как, едва дав перед Богом клятву всю жизнь нежно любить и защищать меня, вы поспешили заняться карточной игрой и проиграть не только оставшиеся у вас крохи, но и солидное состояние, которое я вам принесла.., и ради которого вы на мне женились? И поскольку этого было еще недостаточно, вы посмели бросить на зеленое сукно любовь, которую я действительно так наивно к вам испытывала, стыдливость юной девушки, мою невинность, мою честь, наконец. И у вас хватает бесстыдства посмеиваться над этой ночью, когда вы сломали мою жизнь, словно дело идет об одном из тех веселых приключений, о которых мужчины любят рассказывать вечерами за бутылкой старого бренди.
     Лорд Кранмер недовольно повел плечами и повернулся, встретив сверкающий взгляд Марианны.
     - Если бы вы не были такой дурочкой, - пробурчал он, - это в самом деле осталось бы просто веселой историей. Это вы из всего сделали драму.
     - Вот как! Не потрудитесь ли объяснить, что я, по-вашему, должна была делать? Очевидно, принять заместителя, присланного вами?
     - Не доходя до конца! Всякая женщина, настоящая женщина, сможет найти слова, чтобы заставить мужчину надеяться на все, но и потерпеть подольше. Этот дурак был без ума от вас...
     - Вздор! - бросила Марианна, чувствуя, как ее пронзило внезапное желание увидеть Язона Бофора. - Он встретил меня в тот день впервые.
     - И вы думаете, что этого недостаточно, чтобы пожелать женщину? Надо было услышать, как он воспевал ваши прелести, очарование вашего лица, сияние ваших глаз. "Если существуют сирены, - говорил он, - леди Марианна может быть только их королевой..." Господи! - загремел Франсис с внезапной яростью. - Вы могли с ним делать все, что захотели бы! Он был готов отдать вам все в обмен на час любви! Может быть, даже за один поцелуй. Вместо этого вы разыграли трагедию, выгнали человека, в руках у которого было все наше состояние...
     - "Наше состояние", - съязвила Марианна.
     - Ваше, ваше, если это так важно! Достаточная причина, чтобы самоотверженно защищать его или хотя бы попытаться оттяпать часть его...
     Марианна перестала слушать. Зачем? Ей уже была знакома полная аморальность Франсиса, и ее не удивила его духовная испорченность, толкавшая его на подобную непристойность: упрекать ее за то, что она не сумела обмануть Язона и забрать у него выигрыш... Вдруг память воскресила последние мгновения, проведенные с Язоном в ее спальне в Селтоне. Тот поцелуй, - она не ответила на него, - но он все-таки был, и с величайшим удивлением Марианна обнаружила, что, несмо