м она постоянно думала: Филипп любил Марию Бургундскую и осмелился ей об этом сказать. К тому же она не особенно отрицала это, когда Фьора в их беседе упомянула о тех же чувствах.
     Внезапно она поняла, что в разговоре наступила тягостная пауза, и постаралась скрыть подступившие слезы.
     - Как все это странно! - произнесла она с нарочитым безразличием. - Я виделась с Максимилианом, и он был.., весьма любезен! Он даже пригласил меня на ближайший бал!
     Пожилая дама рассмеялась:
     - Не удивляйтесь этому! Это так на него похоже! Он никогда не умел мыслить последовательно. Кроме того, хотя он и кажется влюбленным в свою маленькую герцогиню, он все же не совсем равнодушен к женским чарам! Ему даже пришлась по душе идея танцевать с женой своего предполагаемого врага! Добавьте к этому, что он обожает веселье и любит устраивать праздники!
     - Допустим, но почему мадам Мария ничего не сказала мне?
     - Она, видимо, испугалась, что вы потребуете других объяснений, а ей это ни к чему. К тому же это могло бы вызвать недовольство ее супруга, которого она искренне любит... Ее единственное желание - это видеть, как он счастлив рядом с нею и маленьким Филиппом. А все, что может помешать этому спокойному счастью... Не забудьте, что она никогда не знала настоящей семейной жизни. Не так просто быть самой богатой в Европе наследницей!
     - Наследство уже растаяло, - сухо сказала Фьора, - и ее это совсем не заботит. Но я спрашиваю себя: по какой причине она меня приняла?
     - А как же любопытство? Как удержаться от желания встретить таинственную мадам де Селонже, эту флорентийку, о которой рассказывают чудеса и которую Карл Смелый возил за собой в каждый поход, как какую-то пленную королеву? Я совершенно уверена, что у вас от таких разговоров звенит в ушах!
     - Да нет... И меня это не волнует.
     - А что же тогда волнует? - с любопытством посмотрела на нее мадам де Шулембург.
     - Судьба Филиппа. То, что с ним стало. Я ищу его уже несколько месяцев, а он постоянно ускользает от меня! Вот вы с ним разговаривали: можете вы мне сказать, куда он мог отправиться?
     Мадам де Шулембург посмотрела на Фьору с глубоким сожалением. Симпатия к этой прекрасной молодой женщине росла в ней с каждой минутой все больше.
     - Если бы мне было это известно, я бы вам давно все сказала. Но коль скоро вы хотите продолжать ваши поиски, то вам следует направиться в Бургундию.
     - Вы думаете, что он мог туда вернуться? - удивилась Фьора. - Это было бы безумием, потому что он только чудом избежал эшафота, а, насколько мне известно, сейчас там все принадлежит королю Людовику. Говорят, что Франш-Конте, этот последний бастион, тоже пал?
     - Без сомнения, но Бургундия, в которой стоят французские солдаты, это для графа де Селонже как плевок в лицо, как рана, которая постоянно ноет!
     Хотя обе женщины шли довольно медленно, они все же скоро оказались у крытого входа в галереи, где к этому времени практически никого не было.
     - Могу ли я попросить у вас совета? Что бы вы сделали на моем месте?
     - Если вы хотите и вправду его найти или хотя бы его следы, то поезжайте в Селонже! В отчаянии всякий человек стремится к своим корням, к родному дому...
     - Я, конечно, об этом думала, - кивнула головой Фьора, - но мессир де Латремойль поставлен наблюдать за замком!
     - Городом правит теперь не он, а мессир д'Амбуаз, который настроен гораздо более миролюбиво! А где вы сами живете?
     - В Турени. Если он приедет туда, мне дадут знать. С Нового года прошло уже достаточно времени!
     - Тогда отправляйтесь в Бургундию и начните с Селонже! - посоветовала мадам де Шулембург. - Будьте готовы к тому, что ваш супруг пока вынужден скрываться. И вы сами подвергнетесь многочисленным и, может быть, тяжелым испытаниям! Короче, лучше всего возвратиться домой и там ждать!
     - Чего? Его возвращения? Он никогда не вернется!
     - Если так, то перестаньте упрямиться! Вот были бы у вас дети!
     - У нас есть сын! - ответила Фьора и с горечью добавила:
     - Один только бог знает, сколько времени мы провели вместе, но этот брак закончился рождением ребенка. Только Филиппу об этом ничего не известно.
     - Тогда надо поехать и сказать ему об этом! Ищите и найдите его, но если ваши поиски останутся напрасными, то вернитесь к своему ребенку: пусть он не будет сиротой! Храни вас господь, моя дорогая! Я буду молиться за вас!
     Мадам де Шулембург обняла Фьору, перекрестила ее, а затем, закутавшись в пальто, прихрамывая, продолжила свой путь по аллее сада. Фьора проводила ее взглядом, в последний раз посмотрела на великолепный дворец, построенный Карлом Смелым, который теперь представлял собой пустую декорацию, лишенную былого величия, а потом направилась к Флорану, который уже давно прогуливал лошадей.
     За совместную дорогу молодой человек привык к тому, что Фьора постоянно молчит. Поэтому юноша не осмелился ничего спросить, когда увидел ее со слезами на глазах, но понял, что ей не терпится уехать из этого дворца, куда она стремилась с такой надеждой. Он торопливо помог ей сесть в седло и осторожно вложил в ее холодные пальцы поводья. Затем он проехал вперед, чтобы придержать ворота, посторонился и дал Фьоре проехать первой, после чего занял свое обычное место позади хозяйки. Когда они подъехали к постоялому двору, Флоран увидел, что по ее застывшему лицу тихо скатываются крупные слезы.
     Этого он уже не мог вынести.
     - Этому надо положить конец! - пробурчал он. Он помог Фьоре спешиться, позвал конюхов, приказал им заняться лошадьми и взял руку молодой женщины, которая выглядела отрешенной и словно бы ничего не замечала вокруг. Флоран проводил свою госпожу в комнату, вошел вместе с нею, усадил ее в кресло и стал перед нею на колени, сжимая в своих руках ее пальцы, которые показались ему холодными, как лед.
     - Донна Фьора, я всегда думал, что вы мне доверяете...
     Она с недоумением посмотрела на молодого человека, словно не понимая, что он от нее хочет.
     - Это так, Флоран, - произнесла она бесцветным голосом, - но почему вы в этом сомневаетесь?
     - Потому что я стал для вас чем-то вроде мебели. С тех пор как мы уехали из Божанси, вы меня не замечаете! Мы мчались как бешеные, но вы даже не соизволили объяснить мне ваши намерения!
     - А вам это действительно нужно?
     - Нет, если я для вас только слуга, но вы должны знать, как я вам предан, и поэтому я не хочу больше видеть, как вы мучаетесь и страдаете в одиночестве! Если бы здесь была госпожа Леонарда, разве вы молчали бы так и с нею? Ведь нет? Вы бы доверились ей! О, я, конечно, не смогу ее заменить, но скажите мне, как вам помочь, что сделать, чтобы вы не были такой несчастной, а то, что вы несчастны, написано у вас на лице!
     Фьора покачала головой и легко коснулась щеки молодого человека.
     - Что я могу вам сказать, когда я и сама не знаю, что делать?
     Встаньте, Флоран, и принесите нам что-нибудь выпить, но только не пива! Принесите вина, а потом мы вместе составим план и постараемся принять какое-нибудь решение.
     - А разве мы не собираемся возвращаться?
     - Нет, - покачала головой Фьора. - По крайней мере, не теперь.
     - А куда мы направимся?
     - В Бургундию. Вероятно, пришло время побывать в Селонже. Я была там.., совсем недолго, когда только что приехала из Флоренции, четыре года назад.
     - И больше никогда там не были? - спросил Флоран.
     - Нет. Странно, не правда ли, носить имя и обладать титулом, но совершенно ничего не знать, что за ними скрывается?
     Через час под влиянием отличного вина Фьора и Флоран решили, что им необходимо ехать в Селонже.
     - Это единственное место, куда стоит ехать! - утверждал молодой человек. - Ведь оно наверняка последнее убежище вашего супруга.
     - Но за замком следят люди короля!
     - Может быть, но есть еще и деревни, соседи... Если мессира Филиппа там любят...
     - Я думаю, что да.. По крайней мере, так мне говорила Леонарда, а она сама оттуда.
     - Тогда что мы здесь делаем? Признаюсь, что я не могу понять, почему мы уже не в дороге? А чем вы так расстроены?
     - Это трудно объяснить, Флоран, но у меня такое впечатление, что я гоняюсь за тенью! - с горечью призналась Фьора.
     Она не добавила, что устала от дорог, по которым пускаешься в путь с надеждой в сердце, но которые ничего не приносят, кроме очередной неудачи и новых печалей; эти бесцельные дороги проходят через всю ее жизнь Сейчас она собирается в очередной путь, но что ждет ее в его конце? Осознание того, что Филипп никогда ее не любил и что ее жизнь как жизнь женщины закончилась, едва успев начаться?

Часть III

КОРОЛЕВСКОЕ ПРАВОСУДИЕ

Глава 1

МОГИЛА КАРЛА СМЕЛОГО

     В Сен-Дизье Фьора решила изменить маршрут своего путешествия.
     Они с Флораном остановились в одном из придорожных трактиров и теперь сидели на большой кухне вместе с другими постояльцами за общим ужином, так как за это время Фьора решила переодеться в мужской костюм. Она с интересом прислушивалась к разговору двух лотарингских купцов, которые направлялись в Труа. Эти двое после того, как утолили свой аппетит, принялись воздавать похвалы герцогу Рене II, который после решающей битвы, когда погиб Карл Смелый, всерьез принялся за восстановление Нанси, развитие торговли, а также принял несколько законов, которые непосредственно способствовали заживлению ран, нанесенных городу войной Ему хотелось вернуть его обитателям вкус к работе и радостям жизни.
     - Еще ни один герцог, - говорил первый, - не раздавал столько милостыни и не тратил с большим великодушием свою казну, хотя сам со своей семьей живет в полуразрушенном дворце. Но у него на первом месте всегда стоит город! Монастырям, которые в войну были разрушены или так или иначе пострадали, он оказывает помощь в первую очередь.
     - О монахах из церкви Святого Георгия ему не придется сильно заботиться, они сейчас такие же жирные, как и до войны, - заметил его собеседник.
     - Пока он больше помогает бенедиктинцам. Они молятся за всех погибших в войнах с Бургундией, а это им не приносит никакого дохода.
     - Они еще молятся за упокоение души Карла Смелого, который принес людям много горя и поэтому очень нуждается в молитве! Говорят, что сам господин Рене часто ходит помолиться на его могилу, где день и ночь горят свечи. Кажется, что герцог собирается основать новый монастырь кордельеров, а в его главной церкви устроить усыпальницу для себя и своих потомков. Он не хочет, чтобы его похоронили рядом со смертельным врагом.
     - Это ясно, но не проще было бы перезахоронить бургундца в Дижоне?
     - Это же сыграет на руку его сторонникам! Все же удачно получилось, что Карл и после смерти остается здесь пленником!
     - Не думаю, что это удачный выход! На его могилу уже приезжают люди отовсюду. Скоро она превратится в настоящую святыню!
     Тут торговцы встали из-за стола и покинули трактир. Фьора посмотрела им вслед, а затем жестом подозвала трактирщика:
     - Далеко ли отсюда до Нанси?
     - Около двадцати лье. Для такой хорошей лошади, как у вас, это совсем немного, молодой господин. Вам тоже захотелось посмотреть могилу герцога Карла?
     - Может быть...
     И она улыбнулась Флорану, который вопросительно смотрел на нее.
     - Я думаю, что мы можем завернуть в Нанси. Время у нас есть!
     - Вы и вправду хотите туда поехать? - спросил пораженный юноша. - Вы были там не так уж и счастливы!
     И он напомнил, что когда они с Леонардой в сопровождении Мортимера приехали в этот город, то нашли Фьору не только пленницей Карла Смелого, но к тому же раненой и в очень тяжелом состоянии.
     - Когда вы туда приехали, да, но зато потом, после смерти Карла, у меня было три счастливейших дня, - неожиданно для себя призналась она. - Три дня - это очень немного, но для меня они не имеют цены! Кроме того, там находится один человек, о котором мне говорили в (Риме. Признаться, я об этом забыла, но было бы непростительно приехать в Нанси и не выполнить поручение.
     Она смолкла. Флоран понял, что больше ничего не услышит, а вопросы задавать не стал, потому что заранее знал, что отвечать на них она не станет. Он просто проводил молодую женщину до дверей ее комнаты и пожелал ей доброй ночи.
     Назавтра, вместо того чтобы направиться в сторону Жуанвилля и Шомона, путешественники свернули на восток, по направлению к Нанси.
     Для герцога Лотарингского срок в два года был слишком мал, чтобы полностью залечить раны, нанесенные войной, следы которой можно было видеть повсюду: сожженные деревни, на пепелищах которых храбро вырастали новые, восстановленные дома, полуразрушенные крепости и замки, монастыри и аббатства, превращенные в строительные площадки, на которых монахи, взобравшись на лестницы, дружно работали молотками и пилами. Дороги были настолько испорчены колесами тяжелых военных повозок, что теперь на них не росла трава, а на полях взамен навсегда ушедших мужчин работали почти только женщины. На кладбищах и по обочинам дорог появилось много новых крестов, отмечавших могилы бывших врагов, похороненных вместе. Однако, озаренные лучами весеннего солнца, эти края будили в сердцах надежду и доказывали мужественный характер здешнего народа.
     Картина, представившаяся им в Нанси, тоже свидетельствовала о возрождении: рвы, прорытые бургундцами, были засыпаны, а на особо пострадавших от войны улицах трудилось множество народа. Город, который сражался из последних сил и в конце концов победил, был сильно разрушен, но тем приятнее было видеть на месте пробитых ядрами пушек и обгоревших крыш новые кровли из разноцветной черепицы. На городских стенах часовые несли дозор, и их начищенное до блеска оружие отражало веселые солнечные зайчики. Мирный вид горожан свидетельствовал о том, что теперь бояться нечего: ни один враг не спустится больше с окрестных холмов, никогда больше не раскинется вокруг огромный военный лагерь под черно-лиловым знаменем, вышитым серебром. Стада овец могли спокойно пастись у озера Сен-Жак, поскольку с окружающих его лугов были убраны и похоронены тела погибших.
     Город хорошо охранялся. Путешественники поняли это, когда они через ворота ла Крафф въехали на главную улицу Нанси и их остановила стража. Здоровый детина, одетый в железо с ног до головы и в полном вооружении, принялся у них спрашивать, кто они и зачем сюда явились, - Мы совершаем паломничество, - ответила Фьора, - и приехали помолиться на могиле последнего герцога Бургундского. Это не запрещено?
     - Конечно, нет. Сейчас таких, как вы, приезжает все больше. Вы сами из Бургундии?
     - Почти. Я - графиня де Селонже, и монсеньор Рене очень хорошо знает моего мужа. Впрочем, и меня тоже, но я не собираюсь надоедать ему, а хочу просто помолиться на могиле.
     - Где вы намереваетесь остановиться? - продолжал расспросы стражник.
     - Пока не знаю. Сразу после войны здесь не оставалось ни одного трактира, но теперь, наверное, какой-нибудь открылся?
     - Да. Но если вы жили в городе после осады, вы должны кого-то знать?
     Этот допрос начал раздражать Фьору, которая сильно устала в дороге. Тем более что за это время она успела заметить, что в город пропустили нескольких всадников, которые, по всем приметам, проделали долгий путь, но их никто ни о чем не спрашивал.
     - Что означают эти вопросы? - надменно спросила Фьора. - Пошлите кого-нибудь из стражников во дворец и узнайте, могу ли я проехать в монастырь Святого Георгия? Свое имя я вам назвала: считайте, что это большая любезность с моей стороны.
     - Дело в том, что вы говорите странные вещи. Вы похожи на юношу, а называете себя...
     - Графиня де Селонже. Я путешествую в таком платье, потому что так удобнее, но если вы мне не верите...
     Фьора сняла с головы шляпу, и ей на плечи упали густые блестящие волосы.
     - Вам этого достаточно? - спросила Фьора. - Немного найдется мужчин с такими длинными волосами.
     - Верно, - кивнул солдат, - но все это очень странно.
     Женщина, переодетая в мужчину! Виданное ли это дело?
     - Это происходит чаще, чем вы думаете. Вы разве никогда не слышали про Орлеанскую Деву? Ее не так часто видели в юбках!
     - Это правда! - ответил стражник, которому, должно быть, нравился такой разговор. - Но она-то воевала, а вы вполне можете быть шпионкой!
     - Так мы никогда не закончим, - шепнул ей Флоран, которому тоже не терпелось оказаться в городе.
     Фьора не собиралась поддаваться этому солдафону. Войдя в кордегардию, она нашла бумагу и перо и, положив все это перед собой, села верхом на табурет и написала на листе несколько строк, поставив внизу свою подпись, а затем передала бумагу стоящему рядом стражнику.
     - Не окажете ли вы мне любезность, - сказала она, - отнести это письмо во дворец, который находится совсем рядом?
     Я это знаю, потому что там жила. А ответ я подожду здесь.
     Стражник нерешительно крутил письмо в руке, когда в помещение вошел мужчина, уже довольно пожилой, но элегантно одетый в костюм из тонкого сукна красного цвета и небрежно наброшенный поверх этого костюма плащ.
     - Сержант Гаше, - резко сказал он, - я пришел вас предупредить, что ожидаю прибытия груза пряностей, который я заказал на равных паях с мессиром Жербевилле, лотарингским бальи, и надеюсь, что вы не будете чинить мне препятствия, как это было в прошлый раз, когда я провозил муку.
     - Конечно, мессир Маркез, конечно! - стал уверять сержант, и если бы не металлические доспехи, то он бы сложился в поклоне пополам. - Вы должны знать, что я вам искренне предан и всегда рад служить!
     Но торговец не слушал его. Он вглядывался в сидящего перед ним красивого молодого человека, и улыбка появилась на его лице, изрезанном мелкими морщинками. Протянув руки в дружеском приветствии, он направился к сидящему.
     - Донна Фьора! Ведь это вы, я не ошибся? - воскликнул торговец.
     - Конечно, я, мессир Маркез! - ответила она, приветливо улыбаясь. - Я так рада видеть вас!
     - Надеюсь, что вы остановитесь у нас?
     - Я бы не осмелилась. В прошлый раз я доставила вам столько хлопот, вам и вашей супруге!
     Именно в дом Маркеза и его жены перенесли тогда раненую Фьору, после дуэли между Кампобассо и де Селонже. Там ее приняли со всем возможным вниманием и гостеприимством, и именно в их доме спустя год она провела те три дня вместе с Филиппом де Селонже, которые навечно остались в ее памяти.
     В те дни Маркез дал приют в своем доме останкам наполовину объеденного волками Карла Смелого, найденного на льду озера.
     - Только не говорите этого при Николь! - воскликнул тот. - Безо всяких разговоров я беру вас с собой! Не забудьте о моем грузе, сержант!
     - Слушаюсь, мессир Маркез! Все будет сделано!
     Скоро Фьора, поддерживаемая под руку своим старым Другом, вместе с Флораном, который вел на поводу лошадей, поднимались вверх по Новой улице. Она предпочла бы появиться в этом городе незамеченной, но встреча с Маркезом пришлась как нельзя более кстати после того, как она узнала о том, что герцога Рене в городе нет. Ее письмо не нашло адресата, и тогда неизвестно чем бы кончилось ее разбирательство с сержантом Гаше.
     Дом Маркезов почти не пострадал от войны, и вид его пробудил во Фьоре множество отрадных и горьких воспоминаний.
     Она сама не могла толком разобраться, какие же из них были для нее важнее. В этом доме она лежала с глубокой раной на плече, но здесь же она после долгой разлуки встретилась с Леонардой, которая прошла огни и воды, чтобы увидеть свою любимицу. Здесь она провела радостные дни встречи с Филиппом, но в этом же доме случился и разрыв с ним, в котором Фьора не переставала себя упрекать, считая свой поступок самой большой из всех ошибок.
     Николь Маркез приняла ее так, как будто они расстались только вчера. Эта крупная и обычно довольно сдержанная в своих чувствах женщина обняла ее как родную сестру, и Фьора поняла, что ее действительно рады видеть. Но когда хозяйка открыла дверь в ту комнату, откуда она ранним январским утром, завернувшись в покрывало