Там открывались фрески, менее поврежденные, чем на лестнице, наивно воспроизводящие четырех евангелистов в окружении ангелов с заостренными крыльями. Но самым странным был фон часовни: ангелы и святые поднимались к удивительному золотому солнцу, чьи прямые лучи, казалось, пробиваются из рассыпанных повсюду в скалах аквамаринах, перидотах, розового кварца, аметистов, топазов и цитринов, - всех тех камней, которыми так богаты недра старой Оверни. Все это мягко светилось в темноте, разбуженное огнем фонаря. В центре же солнца зияла пустота, затянутая густым слоем пыли. Перед этой нишей находился базальтовый столб, испещренный оливинами, что-то вроде варварского алтаря, на котором еще видны были черные подтеки от зажигаемых когда-то свечей.
     От этой пустоты, от этого алтаря, на мгновение вырванного из гробовой ночи робким светом фонаря, исходила такая грусть, такая давящая атмосфера покинутости, что Катрин вздрогнула.
     - Какое странное место! Почему я никогда не слышала об этой часовне?
     - Потому что никто, кроме меня, то есть последнего аббата Монсальви, не мог этого сделать. Никто, даже ваш супруг, не знает об этой часовне. Это тайна Монсальви, тайный смысл его существования, его потерянной души.
     Вы видите эту пустоту? В центре этого солнца, к которому сводится весь мир, нет ничего.., уже около ста лет. Но осталась легенда, и эта легенда жива... Все думают, что это только легенда, и улыбаются, но в глубине души люди верят, что есть здесь доля правды, но не признаются в этом и никогда об этом не говорят. Они верят в секрет, затерянный во мраке времен, робко, смущенно надеются, что "Он" зарыт где-нибудь, в каком-нибудь гроте, на дне какой-нибудь пропасти. Если бы они знали, что "Его" у нас давно вырвали и что нам осталось только это покинутое святилище, они были бы разочарованы. Вот почему аббаты Монсальви если и передают этот секрет один другому на смертном одре, то больше не открывают его никому.
     - Почему же вы открываете его мне? На губах аббата появилась улыбка, выразившая всю степень нежности и уважения, которые он к ней испытывал, - Возможно, потому, что вы не из этих мест, а может быть, еще и потому, что ваша душа слишком возвышенна и благородна, чтобы вы смогли раскрыть тайну о пропавшем сокровище, самом ценном и необычном. Это не помешает вам идти своим путем с высоко поднятой головой... Я считал, что ваш путь должен начаться отсюда...
     Солнце из сказки заворожило Катрин, она не могла оторвать от него глаз. Никто до сих пор не рассказывал ей этой легенды. Может быть, потому, что она совсем недавно стала сеньорой этого замка. Но Арно, без сомнения, знал ее и ничего не рассказал... Здесь была тайна.
     - Отец мой, - спросила она прямо, - вы мне скажете, что это - "Он"?..
     - Да, я вам скажу, очень скоро. Нам не стоит задерживаться здесь. Нас могут искать. Пойдемте, вы не видели еще самого важного.
     Он направился к узкому отверстию, проделанному в одном из столбов. Это была маленькая дверка, чья створка оставалась открытой, оттуда и доносились глухие звуки.
     - А где же источник? - спросила она. - Я его не вижу!
     - Там, - ответил аббат, указывая ей на узкое зарешеченное отверстие под лестницей. - Если вы приблизитесь к этому похожему на амбразуру отверстию, увидите, как почти у самых ваших глаз заблестит вода, но, по-моему, это сейчас ни к чему.
     Не добавляя ни слова, он устремился в проем. Здесь начинался подземный ход, который плавно поднимался на поверхность. Шум струящейся воды стал сильнее, как если бы ручей бежал сразу за стеной слева. Время от времени сланцы образовывали низкую плоскую ступеньку, и так было по всему коридору, вдоль которого кое-где виднелись груды щебня.
     Вдруг вспыхнул желтый свет от двух факелов, вставленных в стену. Катрин увидела двух монахов, которые, засучив рукава и вооружившись кирками и лопатами, с силой долбили горную породу, расчищая заваленный подземный ход. С помощью тележки они постепенно разбирали завал и насыпали новые и новые горы щебня и камней. На этот раз аббат уже не услышал вопроса от своей спутницы. Он остановился и, указывая на трудившихся людей, пояснил:
     - Этот подземный ход связывал раньше аббатство со старым замком Монсальви в Пюи-де-л'Арбр. Он открывался под часовней с помощью механизма, похожего на те, что управляют плитой в монастыре и дверью в столбе. Но когда четыре года назад королевские войска разрушили и сожгли замок, часть подземного хода была завалена. Мои братья, как вы видите, заняты тем, что открывают его снова. И именно отсюда вы, я надеюсь, в очень скором времени покинете город, так как мы уже почти приблизились к выходу. Может быть, следующей ночью... Надо это сделать очень быстро.
     Катрин в полном молчании смотрела на людей, занятых нелегкой работой. Один из них был брат Анфим, казначей монастыря, которого она хорошо знала. Другим был брат Жозеф - без сомнения, самый сильный и добрый из всех монахов.., но он был глухонемым.
     - Брат Жозеф, - прошептала она. - Вы выбрали его из-за его недуга? Из-за секрета?
     - Да. Что касается брата Анфима, он станет моим преемником, если Бог дарует ему жизнь, главой аббатства. Ему я могу открыть тайну. К тому же он из того рода святых мучеников, которые даже под пытками никогда не говорят!
     Катрин кивнула.
     - Я понимаю! - сказала она. - И все же одна вещь меня беспокоит. Лагерь Апшье расположен между стенами города и руинами Пюи-де-л'Арбр. Вы уверены, что мы не привлечем внимания осаждающих, когда выберемся на поверхность? Один стук заступов и тот может быть услышан.
     - Нет. Мы находимся слишком глубоко. А что касается выхода на поверхность, то так далеко мы не зайдем: это было бы слишком долго и опасно. На высоте шестой ступеньки открывается скалистый коридор. Когда-то его прорезал ручей, который снабжает колодец и который все еще течет на глубине. По этому коридору можно подняться до хорошо замаскированного грота в том месте, где ручей выдается на поверхность из глубин земли. Вы выйдете из этого грота, не будучи замеченной врагом. Вас проводит брат Анфим. С ним вы пройдете вдоль Гуля, потом вдоль долины Эмбен доберетесь до Карлата. Конечно, вам придется долго идти, дорога будет трудной - восемь лье по вьючной тропе, - но я уверен, что вас это не пугает. Теперь вы поняли?
     - Да, отец, поняла.., и я никогда не смогу вас в достаточной степени отблагодарить, - добавила она, улыбнувшись. - Со своей стороны я вас не разочарую: мне удастся привести помощь.
     - О! Я уверен в этом! А теперь нам пора возвращаться. Пора подумать об отдыхе. Вам понадобятся силы...
     Не говоря больше ни слова, они пустились в обратный путь. Плита на галерее открылась как по волшебству под рукой священника и так же закрылась, не издав ни малейшего звука.
     Солнце, заливавшее всю территорию монастыря и блестевшее на сером шифере крыш, ярко осветило их лица.
     Катрин, как и аббат, шла с опущенными глазами, размышляя об этом странном подземном мире, который она только что открыла и который выведет ее и детей на свободу. Она снова видела часовню, такую странную, лишенную чего-то большого и таинственного, что не поддавалось определению.
     Она была полностью во власти тайны. Когда они оказались во внешнем дворе, она поднял на него глаза и спросила;
     - Когда я смогу отправиться, отец мой? Этой ночью?
     - Лучше следующей. Надо, чтобы брат Анфим закончил свою работу и разведал дорогу. После вас, если опасность взятия города возрастет, я попытаюсь отправить женщин, во всяком случае, тех, кто согласится, и детей. Мне достаточно будет замаскировать часовню. Мы возьмемся за это дело, когда подземный ход снова будет открыт.
     - Ждать еще целую ночь и целый день? Отец, вспомните, что Гонне продолжает свой путь...
     - Я знаю, но мы не можем допустить провала. Если враг нас раскроет, то все мы погибнем. Наберитесь терпения, дочь моя! Чтобы помочь вам, я приду сегодня вечером, тогда мы предадим земле наших убитых, и расскажу вам историю вашего города. Нужно, чтобы вы ее знали, чтобы она окончательно не потерялась, так как может случиться.., что вы не увидите больше ни меня, ни брата Анфима, когда вернетесь...
     Отец! - вскричала она, заливаясь слезами.
     Он посмотрел на нее со спокойной улыбкой.
     - Я не сказал, что так должно случиться, но все возможно. Все мы в руках Божиих, госпожа Катрин, а вы тем более. Вы, так же как и мы, нуждаетесь в его помощи. Моя история придаст вам мужества, ибо вы поймете, что Господь не может совершенно отвернуться от земли, получившей однажды такое благословение. До скорого свидания, дочь моя... А пока что сделайте все приготовления, но никого не посвящайте в наши планы, кроме тех, кто будет вас сопровождать. Только после вашего отбытия я сообщу о нашем решении.
     Она тут же запротестовала:
     - Но это будет иметь вид бегства! Разве собрать Совет и поставить в известность - не первое, что мне необходимо сделать?
     - Это не первое, а, конечно же, последнее дело. Не забывайте, что Огюстен Фабр был предупрежден о том, что мы задумали взять Жерве. Тот, кто все рассказал ему, сделал это по глупости или по дружбе, не знаю.., но мы не можем сомневаться, что он входит в Совет. Мы не можем так рисковать. И.., успокойтесь: когда я заговорю, никому не придет в голову мысль, что вы спаслись бегством. Вы обещаете молчать?
     - Конечно! Но это будет нелегко. Я их люблю...
     - Любите их, они того заслуживают; но у многих из них, как у детей, рассудок полон воздуха, а воздух колеблется. Нужно их любить без слабости, чтобы обеспечить их счастье, и не всегда говорить почему...
     Дети? Катрин даже не успела по достоинству оценить эту мысль и поблагодарить ее автора, как со скоростью пушечного ядра к ним влетел Жосс Роллар, явно вне себя, растрепанный, с таким видом, словно только что побывал в бою.
     - Где вы пропадали. Господи Боже! - кричал он. - Я ищу вас уже целую вечность! Происходят ужасные вещи...
     - Что еще такое? Враг возобновляет атаку?
     - Если бы только это! Да... Беро д'Апшье бросает новые силы на приступ, и мы даем ему отпор. Но те, кто не занят на стенах, бросились на ваш донжон.., к нам, в замок!
     - Донжон? - воскликнул аббат. - Но почему? Чего они хотят?
     Большой рот Жосса растянулся до ушей в горькой гримасе.
     - Нетрудно догадаться: шкуру Жерве! Они орут, что его надо немедленно повесить. Их ведет Мартен.., и у них таран.
     Не успев дослушать, Катрин и аббат бросились к замку откуда раздавались, крики: "Смерть ему!" вперемежку с глухими звуками тарана, ударяющего в толстую, окованную железом дверь.
     Но скоро Катрин отстала, почувствовав боль в боку, и была вынуждена опереться на руку Жосса. Что же касается аббата Бернара, то он несся так, как будто за ним по пятам гнались все демоны ада...
     Шумная, ревущая, визгливо кричащая толпа билась в новые стены донжона, как огромная волна. Не замедляя хода, аббат бросился под потерну, и, когда Катрин и Жосс, в свою очередь, выходили за ворота замка, аббат Бернар уже врезался в толпу, скрестив руки в охранительном жесте, так что его худое тело в черной сутане оказалось между тяжелой створкой двери и тараном, который с трудом удерживали восемь пар мускулистых рук и который на этой слепой волне ярости мог его раздавить в любую секунду.
     Над толпой властвовал злобный голос Мартена Керу.
     - Уходите отсюда, аббат! Это вас не касается!
     - Меня касается твоя душа, Мартен, так как в эту минуту ты подвергаешь ее большой опасности. Чего ты хочешь?
     - Справедливости! Она что-то запаздывает. Мы хотим взять злодея Жерве! Уходите, говорю вам, или мы продолжаем бить...
     С помощью силача Жосса, безжалостно прокладывавшего ей путь в возбужденной толпе, Катрин удалось наконец присоединиться к аббату. С первого взгляда она поняла, что опасность была вполне реальной. Пользуясь штурмом, Мартен собрал самых свирепых из всех фермерских слуг - сторожей скота и скотобоев. Кроме того, к нему примкнули бродяжки, которых всегда много шатается по всем городам и кабакам мира и которых в Монсальви было не меньше, чем везде.
     Глаза этих поборников справедливости горели отнюдь не жаждой Правосудия. В этой суматохе можно было неплохо поживиться. Мартен знал, что делал, завербовав этих людей И Катрин сурово промолвила:
     - Правосудие здесь вершу я. Мартен Керу! Назад... Заставь отступить твоих людей или берегись, чтобы правосудие не обратилось против тебя тоже... Как ты посмел пойти с оружием в руках на жилище твоего сеньора во время его отсутствия, в это время, когда твой город в опасности Это государственная измена, и ты играешь с веревкой! Знаешь это?
     Суконщик выпустил конец тарана - большую строительную балку, взятую в мастерской замка, и, расставив ноги, засунув руки за кожаный пояс, стягивающий его черную блузу, встал напротив владелицы замка, бросив на нее дерзкий взгляд.
     - Повесьте меня! - крикнул он. - Но отдайте того, кого я требую! Я умру счастливым, если, перед тем как испустить последний вздох, увижу труп человека, погубившего мою дочь и продавшего город.
     В его голосе звенела ненависть и боль. Отчаяние было такое неподдельное, такое острое, что, забыв о возмущении, мадам де Монсальви сделала шаг к этому человеку, который был всегда справедливым и честным. Она положила руку на его черную блузу, к которой прицепилось несколько конопляных стебельков.
     - Я пообещала вам, что Правосудие будет свершено, Мартен! Зачем такая спешка? Почему.., все это? - добавила она, показывая на балку и толпу.
     - Поднимитесь на укрепления, госпожа Катрин! И посмотрите на врага! Он тоже устал ждать! Он уже валит деревья и строит осадные машины.., кошку.., и таран, гораздо более мощный, чем этот, чтобы высадить наши ворота.., и высокие лестницы, чтобы подойти к нашим дозорным галереям! Опасность увеличивается с каждым часом, и завтра, быть может, мы будем сметены разъяренной бандой! Люди умирают! Этим утром уже трое, не считая мессира Дона, которого предадут земле этим вечером, и тех, кто умирает сейчас, быть может, под графской башней! А в это Время в тюрьме этот Мальфра все еще живет, укрытый от смертоносных ударов и моля дьявола, своего хозяина, чтобы его друзья вовремя пришли его спасти. Он ждет! И вы тоже ждете... Чего?..
     Он замолчал, выжидая и переводя дыхание. Катрин колебалась. Ее гордость толкала продолжать борьбу, попытаться усмирить бунт своей волей, поскольку ей страшно не хотелось показать, что она уступает силе.
     В нерешительности она скосила глаза на аббата, но тот, опустив голову, молился. В ту же секунду она поняла, что он не хотел подсказывать ей, что он давал ей право самой принять то-решение, которое не мог вынести сам.
     Она посмотрела на сведенное мукой лицо Мартена и, и о том, что скоро покинет их всех, оставив лицом к лицу с опасностью, почувствовала, что жизнь Жерве ничто с их отчаянием и гневом. Они имели право на эту скорую справедливость, которой добивались.
     Подняв голову, она прямо посмотрела в немигающие глаза суконщика:
     - Жерве Мальфра будет повешен сегодня вечером, на закате! - объявила она твердым голосом. И под восторженные крики, подобрав свои юбки, достойно удалилась.
     Скрывшись за поворотом, она почти бегом направилась в свою комнату, рухнула на кровать, сотрясаясь от конвульсивных рыданий. Но это не были слезы жалости к Жерве Мальфра, который заслужил смерть. Это были слезы слабости и отчаяния. Она не была создана для роли полководца, хозяйки большого замка со всем неумолимым грузом ответственности! И хоть она знала, что способна под влиянием гнева или смертельной опасности убить человека, вынести смертельный приговор оказалось не так просто.
     Она плакала долго, чувствуя, как приходит облегчение, успокаиваются нервы. Когда она подняла наконец свое распухшее лицо с покрасневшими глазами, сквозь длинные пряди волос, упавшие на глаза, увидела Сару и Жосса, молча смотревших на нее. Смущенная, что ее застали в минуту слабости, она выпрямилась, нетерпеливо откинула назад волосы и резко спросила:
     - Ну? Что вы здесь делаете? С какой стати вы на меня так смотрите?
     Привычная к этому, Сара уселась на край ее кровати и принялась промокать ей глаза тряпочкой, смоченной в прохладной воде.
     - Тебе надо было выплакаться. Так вот, аббат Бернар хочет, чтобы побег состоялся этой же ночью, в полночь, но просил передать, чтобы ты была готова. Впрочем, он, так и обещал, придет сюда сам после похорон. Надо, чтобы на заре мы были уже далеко. Может случиться, что он вынужден будет начать переговоры скорее, нежели предполагал...
     Ах!.. Он вам так сказал?
     Да! - ответил Жосс. - И мы с ним согласились. В том тупике, в котором мы находимся.., вы находитесь, ваш уход - это необходимость. Вам надо встретиться с месиром Арно как можно скорее! И Мы будем спасены.
     - Вы согласны потому, что вы мои друзья, - проговорила Катрин грустно. - Но здешние люди? Что скажут они? Что я сбежала? Что я их оставила?..
     - Да нет, упрямая голова! - проворчала Сара. - Он не только поймут, но благословят и будут молиться за тебя! Тем более в Орильяке ты сможешь повидаться с магистратами, епископом и бальи из Монтаня и попытаться вырвать у них помощь. Никто, как ты, не умеет убеждать упрямых людей.
     - Будьте уверены, госпожа Катрин, - поддержал Жосс. - Все будет хорошо! Вот только...
     Он покраснел и, отвернувшись, принялся теребить золотой шнур от занавесок, привязанный к колоннам кровати.
     - ..Вот только?..
     Он решился и посмотрел на нее со странной улыбкой, сдерживаемой неожиданной стыдливостью.
     - Я бы хотел вас попросить увести с собой Мари. Она останется в Карлате с госпожой Сарой. Видите ли, я очень доверяю сеньору аббату. Я думаю, он удержит Беро д'Апшье и его солдафонов в узде, если придется капитулировать. Но.., никогда нельзя знать! И потом... Мари так красива. И она у всех на виду.
     - Огромная любовь, которую он испытывал к своей молодой жене, сквозила в его словах. Он так любил свою маленькую Мари, что эта преданность его немного смущала. Этот парижский бродяга с изворотливым умом и слишком проворными руками считал себя недостойным такого чистого и высокого чувства. И он едва решался это чувство выразить.
     - Я уведу Мари, - решила Катрин, подойдя к нему и братски обняв. - Я уведу, если только она согласится следовать за мной, в чем я совсем не уверена. Мари вас любит. Жосс. Ей нелегко будет решиться вас покинуть...
     - Один раз, - сказал он со смущенной улыбкой, я воспользуюсь властью мужа. Я надеюсь, что она послушается.., особенно если вы ей тоже прикажете...
     Эта просьба-приказание позабавила Катрин.
     - Я сделаю, как вы хотите, Жосс! Мари последует за мной, будьте спокойны!
     - Я успокоюсь только тогда, когда она будет далеко отсюда.
     Когда спустилась ночь, колокол аббатства прозвони, отходную за упокой мужественной души мессира Дона де Галоба и трех других умерших, павших, как и он, во время обороны Монсальви.
     Потом, когда плиты замковой часовни опустились на могилу старого учителя фехтования, который много лет вложил маленький деревянный меч в руки мальчика Арно, те кто не нес службы на стенах, отправились по домам, чтобы немного передохнуть и поблагодарить Бога за этот день жизни. Катрин со своими домашними вернулась к себе в замок и занялась приготовлением к путешествию.
     Аббат Бернар отправился вслед за владелицей замка. Они расположились в большом зале перед камином, как часто поступали в те времена, когда сеньор Монсальви был дома. Но в этот вечер Катрин и аббат были одни. Они сидели на высоких эбеновых креслах, при свете нескольких свечей. Вокруг них затаились глубокие тени. Огромный пустой зал.., настолько пустой и темный в своих дальних глубинах, что Катрин показалось, что она уже далеко отсюда.
     Какое-то время они хранили молчание, наблюдая за пламенем в камине. Снаружи шумы города и шумы войны стихли. Слышались только крики и отзывы часовых на стенах и песни, доносившиеся из лагеря врага: там вовсю шел к