я своих колдовских опытов, но...
     - - Удалось? А кому?
     - Я не могу вам этого сказать, но она вынуждена скрываться, поскольку этот дьявол силен и хитер. У него повсюду глаза.
     - Скажите мне, где она, ничего больше, и я ухожу.
     Она опасливо оглянулась, словно боясь быть услышанной, развернула свой веер, помахала им.
     Улыбка возвратилась на ее лицо.
     - Улица Клери, дом номер пятнадцать, у отставного полицейского, некоего Бозира. Но ради всего святого, не показывайте виду. За нами наблюдают. - И уже громким голосом она продолжила:
     - Я огорчена, что вы должны ехать, шевалье, но вы еще придете, не так ли?
     Она протянула ему руку. Он наклонился и поцеловал ее.
     - Не премину, графиня. Я буду приходить каждый раз, когда вы сочтете нужным разрешить мне это.
     Он прошел в первый салон. Игра была в полном разгаре. Не предупредив Лекульте, было невозможно уйти. Он предупредил его незаметно.
     - Вы так спешите? - спросил банкир. - Это же глупо. Все в самом разгаре.
     - Надо возвращаться. Завтра рано утром я должен быть во дворце.
     - Возьмите, по крайней мере, мою карету. А потом вы скажете, чтобы она возвратилась сюда.
     Стоит дьявольская погода.
     Жиль поблагодарил, кивнул всему столу, обменялся крепким рукопожатьем по-английски с Баррасом, который ему бросил: "До скорого" - со своим звонким южным акцентом.
     Направляясь к двери, он должен был пройти совсем близко от кардинала де Рогана. Тот, утомившись от игры, встал и отошел на несколько шагов с хозяйкой к окну. Жиль кивнул этой паре и, сам того не желая, схватил на лету фразу вновь улыбающейся Жанны, которую та адресовала прелату:
     - Боже мой! Я не могла устоять перед женским любопытством, ваше преосвященство. Я сразу пошла посмотреть это знаменитое колье Бегмера и Бассанжа. Какое чудо! Какая жалость, что наша королева отказалась от такого украшения!
     Некоторое время спустя, усевшись в теплую и надушенную карету банкира, он ехал к улице Клери, нисколько не сомневаясь, что немного впереди него в карете едет элегантный Рето де Виллетт, которому Жанна шепнула несколько слов в то время, когда Турнемин раскланивался с игроками в фараон.
     Он не знал, что думать о Жанне. Была ли она действительно жертвой, как это она всеми силами хотела представить, а не опаснейшей авантюристкой, какой он ее видел в роще Трианона и Версаля? Тогда она так артистически владеет собой, чтобы с таким искусством играть свою роль.
     Но ведь нищета, этот беспощадный растворитель всякого человеческого достоинства, не способна ли она была повернуть это хрупкое существо, рожденное в комфорте и безопасности, на неверную дорогу? По сути своей, главным виновником в этом обширнейшем заговоре, в котором Турнемин обнаружил лишь несколько частичек, не была эта женщина с блестевшими от слез глазами. А если она и играла без всякого сопротивления свою роль, то ей хладнокровно приказывал тот алчный амбициозный и вероломный принц с его холодным расчетом. В недрах своего дворца он с терпением паука ткал свою смертоносную паутину. Он надеялся оболгать своего собственного брата, не желая замечать, что корона, которую он у него вырвет, будет заляпана грязью. Если благодаря этой женщине Жюдит будет ему возвращена, то он попытается помочь Жанне выкарабкаться из того, что ей должно казаться кошмаром.
     Приехав на улицу Клери, он сразу обнаружил дом Бозира. Это был узкий и высокий дом с обветшалым фасадом, дом довольно скромной наружности, зажатый между большим особняком прошлого века и тщательно обновленным каким-то магазином с закрытыми ставнями. Он отправил карету обратно к Лекульте, надеясь найти наемный экипаж на бульваре около ворот Сен-Дени.
     Бывшая проезжая дорога, пользующаяся дурной славой, улица, на которой жил Корнель почти до самой своей смерти, эта улица во многом переменилась с тех пор, как на ней имела честь родиться маркиза де Помпадур. Большинство домов на ней были если не роскошными, то очень удобными. Многие имели сады. Осевые фонари, рассеивавшие дрожащий свет по снегу большими белыми пятнами, были известны тем, что они всегда вовремя загорались, чего совсем не было на многих улицах.
     Когда карета исчезла за углом бульвара, все стихло и не слышалось никакого шума. Было больше десяти часов. Большинство жителей спали. Но в доме, который интересовал Жиля, через ставню последнего этажа пробивался слабый свет.
     Впрочем, свет был и в соседнем доме, откуда к тому же раздавались звуки арфы.
     Жиль подошел к двери, поднял было дверной бронзовый молоток, но тихо опустил его, стараясь не шуметь, потому что он заметил, что створка двери полуоткрыта в темный коридор, выходящий во двор.
     Он чиркнул кремнем, вздул слабый огонек. В самом деле, дверь была полуоткрыта, и Жиль прошел во двор.
     Там в глубине виднелась освещенная сверху дверь, возвышались две изношенные временем ступеньки. Жиль пошел к свету. Обитатели этого дома еще не спали и могли показать, где живет отставной полицейский Бозир.
     Сначала тихо, потом сильнее он постучал в дверь, но не получил никакого ответа. Все же кто-то здесь должен был быть, иначе почему бы здесь горел свет. Он еще постучал, потом нажал на ручку, та поддалась, открылась с легким скрипом, и Жиль очутился в маленьком коридоре, обстановку которого составляли два соломенных стула и сундук, на котором горела свеча в бронзовом подсвечнике.
     Он сделал несколько шагов, не стараясь скрывать произведенного шума, надеясь, что кто-нибудь появится, но стояла полная тишина.
     В конце коридора он увидел закрытую дверь, а справа от сундука вторую. Под ней виднелась полоска света. Жиль постучал.
     - Войдите! - проговорил приглушенный голос.
     Открыв дверь, он увидел довольно просторную комнату, бывшую, видимо, одновременно гостиной и столовой. Стол, несколько стульев, обтянутых потертой тканью, буфет, три кресла с сиденьями из ситца кричащих цветов, маленький комод и часы составляли всю обстановку. На одном из кресел спиной к нему сидела женщина, повернувшись к камину, в котором горел огонь.
     - Сударыня, - начал Жиль, - умоляю вас простить меня за мое вторжение, непрошеное вторжение в такой час, я хотел бы знать, живет ли в этом доме господин Бозир.
     Женщина медленно поднялась, опираясь обеими руками на подлокотники кресла. Она была высокого роста, со светлыми волосами, а когда она повернулась к нему лицом, то он едва сдержал возглас удивления. Это была та самая женщина, которую он видел в Роще Венеры, та, которая была так похожа на королеву. Здесь она была довольно легко одета в полузастегнутый прозрачный пеньюар.
     - Это здесь. Могу я вас спросить, что вы хотите?
     Ее голос был едва слышен, она казалась сильно испуганной, но Жиль не успел ее ни о чем спросить. Поднялась закрывающая вход в другую комнату занавеска. Появились двое людей в масках со шпагами в руках, в тот же момент трое других выскочили из кухни.
     Какое-то мгновение Жиль оставался неподвижным, а женщина, испустив слабый стон, бросилась к нему, как будто стремясь защитить его своим телом, плохо играя комедию отчаяния.
     - Спасайся! Спасайся, если ты меня любишь! - восклицала она прерывающимся голосом.
     Жиль оттолкнул ее с такой резкостью, что она упала на кресло, которое рухнуло вместе с ней, выхватил шпагу.
     - Что все это значит? - холодно спросил он.
     Один из двоих вышел вперед, наигранно выражая крайнее негодование:
     - Это вы нам скажете, презренный, низкий совратитель. Я уже давно подозревал, а теперь я вас застал на месте, мои голуби. Господа, вы свидетели тому, что я застал свою жену почти обнаженной со своим любовником.
     Послышался одобрительный шепот. Жиль рассмеялся:
     - Насколько я понимаю, вы - мосье Бозир?
     Ну, я вас не поздравляю. Вы плохой актер. А что до этой женщины, допускаю, что она хорошо сложена, ну, и что из этого?
     - Вы слышите? - завопил человек. - Вы его слышите? Я не только застал его в объятиях моей жены...
     Он отскочил, крича от боли. Резким выпадом Жиль обрезал ему веревку на маске. Маска спала, обнаружив лицо, которое было бы и красивым, если бы не явно видимые следы постоянного пьянства. На щеке краснела кровоточащая полоса.
     - Ты утверждаешь, что я сделал тебя рогатым, надо же посмотреть, на кого ты похож. И слишком громко ты кричишь. Ну что? - обратился он к столпившимся вокруг него в масках. - Вы тоже разделяете эту комедию? Вы все собрались, чтобы отомстить за честь этого бродяги. Ну, смелей! Пятеро против одного!
     - Посмотрите получше! - сказал человек, вошедший вместе с Бозиром. - Нас восемь человек. Трое еще в коридоре.
     В самом деле, вошли еще трое. Жиль понял, что на этот раз у него совсем мало шансов выйти отсюда живым, тем более что он узнал говорившего.
     - Так это вы, господин д'Антрэг. Маска ваша совершенно бесполезна, я вас узнал. Так преступления в оскорблении королевского достоинства вам было мало. Вы еще и наемный убийца. Во всяком случае, вы могли бы найти предлог получше, чем авантюра с этой девицей.
     - Я не люблю оставлять неоплаченными мои долги. А впрочем, никто вас не убивает. У вас есть шпага, защищайтесь.
     - Я это и намерен делать. Но могу я узнать, кто на меня так обозлен, что организовал такую крупную операцию? Вы же не работаете на дорогую графиню Жанну? Уж не вы ли... Не кто-нибудь из д'Антрэгов?
     - А почему бы и нет? - произнес другой голос, который узнать не составляло особого труда. - Почему кто-либо из рода д'Антрэгов не может служить представительнице рода Валуа?
     - Вот это да! Вы тоже здесь, господин секретарь на все руки. Несомненно, ловушка хорошо устроена, передайте поздравления вашей хозяйке. Подумать только, какое-то время я верил, что она прикажет меня убить у себя дома. Каким же я был идиотом! Следует признать, что она превосходная актриса. Ну что же, храбрецы, что же мы тут делаем? Могу я вас попросить дать мне проход?
     Его насмешка вызвала взрыв гнева д'Антрэга.
     - Ну, давайте же. Атакуйте его в защиту чести монсеньера герцога Шартрского! Ну же, зарабатывайте ваши экю!
     - Герцог Шартрский? А при чем здесь он? - вскричал искренне удивленный Жиль. - Ну, делать нечего, с сумасшедшими надо говорить на их языке. Ну, берегитесь же, господа!
     Его шпага описала молниеносный полукруг, заставив попятиться нападающих. Другой рукой он схватил стул, пустил его в них. Один из них рухнул от прямого удара в голову. Затем, попятившись до боковой стены, он схватил одну из скульптурок буфета, резким движением опрокинул весь буфет, раздался звон бьющейся посуды.
     Жиль обеспечил себе защиту справа.
     - Мой буфет! Моя посуда! - завизжал Бозир с таким деланным горем, что Жиль расхохотался.
     - Пошли за нее счет герцогу Шартрскому! По всей видимости, этот бал заказан им.
     Забыв о нем, он попытался проложить проход к двери, до которой буфет обеспечивал ему надежную защиту. Перед ним возникла преграда из троих людей, пытающихся заколоть его как кабана в его логове. Резким выпадом он достал горло одного, вторым ударом ранил в грудь второго, прыгнув почти до порога, ударил в пах ногой третьего. Тот рухнул, крича от боли.
     Он очутился уже в коридоре, но радость оказалась короткой: шесть или семь человек преграждали ему дорогу во двор.
     "Господи, - мысленно обратился к Богу Жиль, - пришел тот момент, когда я прошу тебя простить мне мои заблуждения. Недалек уже тот час, когда я предстану перед тобой!"
     Он прижался спиной к стене, чтобы, по крайней мере, встретиться лицом с нападавшими. Одна шпага ранила его в плечо, другая - в бедро.
     Ему удалось вывести из строя четверых. Через минуту начнется улюлюканье. Он уже чувствовал, как пульсирует его горячая кровь.
     Вдруг кто-то испустил крик:
     - Благословенная святая Анна! Это же он!
     Идите сюда, сюда! Я вас защищу!
     Ошеломленный, он заметил, что один из нападавших в маске повернулся к своим компаньонам, ранил одного в спину и устремился к Жилю.
     - Что такое, сопляк? - прокричал один из нападавших.
     - Мне заплатили, чтобы я убил хищника, а не хорошего человека, не моего друга. Идемте же, вы ранены, вдвоем мы, может быть, пройдем.
     И, как тигр, он бросился на своих прежних сотоварищей, освобождая Жилю проход на двор.
     - Но кто вы? - задыхаясь, спросил Жиль. - Почему вы мне помогаете?
     - Вспомните Новый мост! Вы меня спасли от сержанта, набиравшего рекрутов. Я Жильдас-бретонец. Смелее!
     Он сорвал с себя маску, бросил ее на землю.
     Бой разгорелся с новой силой во дворе. Два человека бились спина к спине, один защищая другого. Раненный в правую руку, Жиль дрался теперь левой. Он получил еще две раны и чувствовал, что слабеет. Он потерял много крови. Д'Антрэги послали против него целую армию. Перед ним было такое скопище шпаг, что ему казалось временами, что это какое-то змеиное кишащее гнездо, в которое он неутомимо втыкал свою шпагу. Жильдас тоже дрался, как лев, и Жиль удивлялся тому, как этот мальчик, отведавший уже галер, научился владеть шпагой. Вокруг них снег покраснел от крови и был устлан телами.
     - Попробуем вырваться на улицу! - прошептал Жиль. - Там мы можем найти помощь.
     Прорвавшись, они устремились к коридору.
     - Эй вы, там! - закричал д'Антрэг. - Они же уйдут от нас!
     - Деритесь сами, подлый трус, делайте сами вашу грязную работу, а не заставляйте ее делать ваших наемников! - вскричал Жиль, оборачиваясь и преграждая дорогу трем шпагам и защищая отход Жильдаса.
     Еще раз удар его шпаги вызвал вой боли одного и крик ужаса у другого.
     - Это не человек! Это дьявол!
     - Черт тебя побери! - воскликнул шевалье, проткнув ему грудь.
     Падение этого тела дало ему короткую передышку. Он пробежал по коридору так быстро, как позволяли ему все тяжелевшие ноги. И в тот момент, когда он проходил через боковую дверь, которую он заметил еще при входе в дом, эта дверь открылась, появился человек с кинжалом в руке. Кинжал вонзился в спину. Жиль испустил приглушенный крик, колени его подогнулись, но он все же не упал. Шатаясь, он вышел на улицу и упал прямо на руки Жильдасу, который видел все это и успел убить человека с кинжалом.
     Глаза Жиля остекленели. Он видел лицо юного бретонца, как в тумане. Жиль попытался улыбнуться.
     - Я мертв! - прошептал он. - Прощай, друг мой!
     И, выскользнув из обессиленных рук юноши, он упал лицом в снег, как раз в тот момент, когда д'Антрэг с оставшимися еще людьми выскочили из этой смертельной мышеловки, которую они устроили для Кречета.
     - На помощь! - закричал Жильдас во весь голос. - На помощь! Ко мне!
     Удар шпаги поразил его в плечо. Он тоже получил множество ранений, но ни одно из них не было смертельным. Теперь он понял, что одному ему не выдержать такой схватки. Тогда он с притворным хрипеньем, не ожидая, что все набросятся на него, скользнул на землю, прикрыв своим телом тело шевалье, изо всех сил молясь, чтобы нападавшие поверили, что он мертв, и не пытались его прикончить.
     - Они оба мертвы! Бежим отсюда! - произнес кто-то.
     - Лучше было бы удостовериться в этом! - обрезал его холодный голос д'Антрэга. - Ударьте еще раз!
     Но крики юноши всполошили улицу. Окна открывались, застучали ставни, из окон высовывались люди. Люди звали охрану.
     - Нет больше времени. Надо бежать. Здесь близко пост охраны у ворот Сен-Дени.
     И они устремились по улице, занесенной белым снегом, похожие на мрачных ворон, таща за собой раненых, избегая освещенных мест. С неописуемым облегчением Жильдас понял, что он спасен, и с трудом поднялся, моля Бога, чтобы тяжесть его тела не унесла последнее дыхание жизни из этого большого тела человека, которого он хотел спасти. Ему хотелось заплакать, но он не смог этого сделать, он пытался молиться, но не находил слов. Стоя на коленях в снегу, он не чувствовал ни холода, ни даже своих ран. Он был настолько истощен, что ноги и руки отказывались повиноваться ему. Не было сил даже звать на помощь.
     - Идем! - послышался какой-то голос. - Держитесь!
     В это же мгновение показался всадник, соскочил рядом с юношей, стоявшим по-прежнему на коленях.
     - Бог мой! - вскричал тот, увидев распростертое на снегу тело в мундире в лохмотьях от ударов. - Я прибыл слишком поздно. Он мертв?
     - Я не знаю! Я не осмеливаюсь дотронуться до него.
     - Ты прав! Нужна помощь.
     И виконт Поль де Баррас взялся за колокол у ворот большого особняка, откуда раздавались звуки музыки, и одновременно закричал таким зычным голосом, что вмиг вокруг столпились с полдюжины буржуа в ночных колпаках, в накинутых прямо на ночные рубашки шубах и одеялах. Они толпились, кричали, не принося сколь-нибудь ощутимой помощи. Баррасу лишь удалось от них узнать, что группа людей убежала после того, как они попытались убить какого-то знатного дворянина и юношу, стоящего на коленях возле него.
     - Ну да! - пробормотал Баррас себе под нос. - Когда кучер Лекульте сказал, что отвез его на улицу Клери к дому пятнадцать, то есть к этому разбойнику Бозиру, я имел основания сомневаться. К несчастью... А, вы все же явились!
     Широкие ворота особняка открылись, показалась группа мужчин, женщин довольно странного вида и для этой эпохи, и для этого времени года. Под огромными меховыми шубами они все были одеты в греческие тоги и туники, изготовленные из самых лучших шелков Лиона. В этом доме жила супружеская пара художников. Это был знаменитый Лебрен и его не менее знаменитая супруга. Мадам Виже-Лебрен, любимая портретистка Марии-Антуанетты, одна из красивейших женщин королевского двора. В этот вечер супруги-художники давали одну из своих знаменитых "античных" ассамблей, во время которых все старались забыть милости XVIII века и прожить какое-то мгновение в Греции эпохи Перикла.
     - Я не знаю, в кого вы играете! - вознегодовал Баррас, с недоумением разглядывавший эту группу. - Но будет лучше, если вы займетесь тем, что происходит у ваших ворот. Здесь убивают офицера королевской гвардии.
     - Эй, кто там! - закричал Лебрен, обращаясь к веренице слуг, сопровождавших процессию с факелами. - Быстро носилки, одеяла. Перенесите раненых в дом! А вы все возвращайтесь домой! - обратился он к буржуа. Те не заставили себя упрашивать и поспешили к себе в тепло домов.
     С бесконечными предосторожностями окровавленное тело Жиля было перенесено на носилках в ярко освещенную, украшенную цветами комнату, помогли дойти и ошеломленному Жильдасу. Баррас решительно и властно руководил всеми.
     - Быстро идите за врачом! - приказал он.
     - Я врач, - объявил молодой человек, мило украшенный цветами, появившийся из глубины салона в сопровождении юной девушки, чья слегка растрепанная прическа ясно говорила о типе разговора, который они там вели.
     - Тогда вот работа для вас! - заявил Баррас.
     Сорвав с себя венок из роз, молодой врач властно, без особых церемоний отодвинул столпившихся вокруг "афинян". Перед носилками стояла на коленях Виже-Лебрен и вытирала своим белоснежным платком грязь с бледного лица Жиля.
     - Как он красив! - вздыхала она.
     - Как же его жалко! - промолвила другая женщина. - Такой молодой! Он действительно мертв?
     - Как я могу знать? - огрызнулся врач. - Позвольте мне хоть подойти!
     - Бог мой! Я же его знаю! - воскликнуло прелестное юное создание, задрапированное в тяжелый белый шелк, застегнутый крупным изумрудом.
     Аглая де Гунольштейн подошла к Жильдасу, которого ввели в странную столовую, где вместо привычных столов стояли ряды кроватей, расположенных, как спицы в колесе. Она усадила его к огню. Слуга снял с него мокрую разорванную блузу. Лебрен налил ему стакан вина.
     - Что же произошло? - спросила молодая особа властным тоном. - Кто это сделал?
     Юный бретонец поднял на нее свой взгляд. Он, казалось, вновь оживал.
     - Нам сказали, что это монсеньер герцог Шартрский.
     Аглая негодующе воскликнула:
     - Ужас! Кто мог придумать подобное? Никогда герцог не приказал бы кого-то убивать, а особенно офицера короля. Он же не