окрым нахохлившимся воробьем.
     - Да-да, именно, воробьем. Ты сегодня был похож на него.
     - Ты пришла сюда, потому что хотела увидеть меня? - с надеждой спросил Филипп Абинье.
     - Да, я все эти дни только и думала о тебе.
     - И я, - воскликнул Филипп и сжал пальцы Констанции, - я тоже думал о тебе. Я вспоминал ту нашу встречу.
     Может быть, они еще долго сидели бы, глядя в глаза друг другу, но их разговору суждено было прерваться. Огромная форель, выскочив из воды у самого камня, с шумом упала в воду.
     - О, какая огромная! - воскликнул Филипп.
     - Ты хотел бы, наверное, такую изловить? А зачем тебе нужна рыба? - спросила Констанция.
     Абинье напрягся и мрачная тень пробежала по его открытому лицу.
     - Знаешь, Констанция, моей матери было очень плохо. Она все время вспоминает отца, а тот иногда вместе со мной ходил на ручей ловить форель и приносил ей. Представляешь, она по несколько дней может ничего не есть. Слава богу, сейчас ей стало лучше, она буквально ожила, изменилась на глазах. Она даже начала шутить.
     - Я понимаю тебя. Но, к сожалению, я не помню свою мать, не помню и отца.
     - Это так тяжело, - Филипп погладил Констанцию, как маленькую девочку, по волосам.
     Вдруг она напряглась и вскочила на ноги.
     - Что? Что-то случилось? Я что-то сделал не так, Констанция?
     - Нет, ты все делаешь правильно. Но, знаешь, ведь меня могут хватиться, я ушла из дому, не предупредив старого Гильома Реньяра.
     Услышав это имя, Филипп Абинье вздрогнул.
     - Не произноси при мне это имя.
     - Извини, извини, Филипп, я не хотела. Я буду для тебя просто Констанцией. Я должна бежать. Видишь, солнце стоит уже высоко. Я думаю, что и тебе уже пора.
     - Да, мне тоже пора. Я сказал матери, что еду в церковь.
     - И она тебе поверила?
     Филипп пожал плечами, не зная, что ответить девушке.
     - Мать всегда чувствует, о чем я думаю. Она даже умеет угадывать мои самые сокровенные мысли.
     - Тебе хорошо. Пойдем же, пойдем отсюда скорее. Надо отсюда спешить. Не дай Бог, меня хватятся, и братья приедут к ручью и увидят тебя, Филипп.
     - Я их не боюсь, - грозно сказал Филипп. Констанция привстала на цыпочки, обвила его шею руками и нежно поцеловала в губы.
     Филипп вздрогнул. Это было так неожиданно и так приятно, что его сердце бешено заколотилось в груди. Он хотел удержать Констанцию, хотел прижать к себе, но она выскользнула из его рук, как выскальзывает форель из пальцев неумелого рыбака.
     - Ты придешь сюда еще? - крикнул ей вслед Филипп.
     - Да! Да, обязательно приду.
     - Когда?
     Девушка приостановилась, обернулась и посмотрела на Филиппа.
     - Обязательно приду.
     А Филипп еще ощущал на губах ее влажный поцелуй. Это было ни на что не похожее ощущение, странное и радостное. Ему, конечно же, и раньше доводилось целоваться с девушками, целоваться с сестрой, с матерью. Но этот поцелуй был совсем иным. В нем было столько чувств, что все существо Филиппа буквально запело от радости. И чтобы хоть как-то успокоить себя, он сбежал к ручью и, зачерпнув в пригоршни воду, плеснул себе в лицо, а затем радостно отряхнувшись, направился к тому месту, где была оставлена лошадь.
     - Ну что, ты меня ждешь?
     Лошадь закивала головой, застригла ушами, застучала копытом о землю и потянулась своими мягкими и влажными губами к рукам Филиппа.
     - Нет, ты не умеешь целоваться, - сказал Филипп, поглаживая гриву коня, - да, тебе это и ни к чему.
     И он сам поцеловал свою лошадь в белую звездочку на лбу.
     - Поехали, поехали скорее, нас уже ждут. Он под уздцы вывел лошадь, вскочил в седло и, натянув поводья, пустил ее вскачь.
     Он жадно вдыхал сырой воздух, ветер трепал его волосы. Филипп ликовал, чувство счастья переполняло его, как терпкое вино переполняет драгоценный бокал.
<Скорее, скорее, я скажу Марселю, что его подарок пришелся кстати, я думаю он обрадуется. Жаль, конечно, что он не видел, как загорелись глаза Констанции, когда она примеряла его перстень. Но кто же мог подумать, что у Констанции такая хрупкая миниатюрная рука, что даже на указательный палец этот перстень оказался велик. Да к тому же и выбора у меня не было. А вот Лилиан, едва увидит мое
     Лицо, сразу же догадается, где я был. А если мать спросит, кого я видел в церкви, что мне сказать?>
     И Филипп судорожно принялся придумывать ответ, но потом бросил эту глупую затею и махнул на все рукой.
     - А, будь что будет, - громко выкрикнул он, и его крик разлетелся над сжатыми полями.
     Он еще сильнее пришпорил коня, хотя тот и так уж мчался во весь опор. А Филиппу хотелось мчаться еще быстрее, ему хотелось лететь над землей стремительно, как птица.
     - Констанция, Констанция, - отбивали копыта дробь. - Констанция, Констанция, - стучало в голове. - Констанция, Констанция, - вторило сердце Филиппа.
     Едва конь взлетел на холм, Филипп придержал его. Дом Абинье показался Филиппу странным. Что-то было не так, но что, он еще не мог понять.
     Все двери и окна были распахнуты, а у крыльца стояла карета, запряженная четверкой лошадей, которую он не мог видеть с вершины холма.
     - Вперед! - крикнул Филипп и сжал бока лошади. Чем ближе было к дому, тем сильнее сжималось сердце Филиппа в предчувствии беды.

ГЛАВА 10

     Обуреваемый недобрыми предчувствиями, Филипп Абинье въехал в ворота и оказался во дворе своего дома. Как по мановению волшебной палочки у него за спиной возникло два всадника и, обернувшись, Филипп увидел, что прямо ему в
     Грудь нацелены стволы пистолетов. 
     А вот и хозяин приехал, - сказал офицер, глядя на то, как солдаты вытряхивают из большого сундука вещи.
     Мать и сестра стояли у двери, прижавшись друг к другу.
     - Что вы делаете? Зачем? Здесь никого нет, мы одни! - громко восклицала мадам Абинье. - Мы абсолютно одни!
     - Слезай с лошади, - не обращая внимания на крики женщины, приказал офицер.
     Филипп спешился и, бросив поводья, хотел подойти к матери, но офицер выхватил пистолет и сказал:
     - Стой на месте и не двигайся, а не то я продырявлю твою
     Голову!
     - Господин офицер, мой сын ничего не знает, он ни при чем!
     - А кто знает? - рявкнул офицер, и его лицо налилось злостью.
     Лилиан дрожала, молитвенно сложив перед грудью руки.А мадам Абинье, казалось, абсолютно не боится солдат.
     - Я уже вам десятый раз говорю, что у меня в доме нет никаких разбойников, нет мятежников! Вам незачем рыться в вещах и выбрасывать их на улицу!
     Но солдаты не обращали на крики никакого внимания. Они поглядывали на своего офицера, а тот, махнув рукой, бросил:
     - Продолжайте обыск!
     Он был абсолютно уверен, что мятежник, которого они ищут, находится где-то в доме, ведь ему некуда податься в этих краях, кроме как к сестре.
     Филипп стоял, опустив руки, и угрюмо смотрел на все происходящее.
     Солдаты привычно занимались своим делом. В их действиях не было ни злости, ни радости, они особенно не усердствовали, но пытались делать вид, что старательно выполняют приказание офицера.
     Филипп, повернув голову, покосился и посмотрел на карету, запряженную четверкой лошадей, и увидел крючковатый профиль. Это был судья Молербо, который в свое время вел дело об убийстве его отца Роберта Абинье. И Реньяры были оправданы. Неизвестно, каким способом им удалось оправдаться: может быть, подкупом, может быть, посулами, а может быть угрозами. Но это не меняло дело. Филипп Абинье все равно презирал судью Молербо.
     Тот мизинцем опустил штору, и она скрыла его. <Так вот кто это все затеял!> - подумал Филипп. Наконец, все солдаты собрались во дворе. Офицер постучал пальцем. Дверь кареты приоткрылась.
     - Господин судья, мы никого не нашли.
     - Плохо искали! - рявкнул судья Молербо и захлопнул дверь.
     Офицер вновь открыл дверь кареты.
     - А может быть, его кто-нибудь предупредил и он опять убежал? Этот Марсель изрядная бестия и поймать его будет не так-то просто.
     - Да, я знаю, я уже целый месяц за ним охочусь, - он крючком согнул указательный палец и поманил Филиппа к карете.
     Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока ствол пистолета не подтолкнул его в спину.
     Голос судьи разительно изменился, он стал елейным и даже немного заискивающим:
     - Садись, садись в карету, мы с тобой немного прокатимся.
     Филипп посмотрел на мать, на сестру, не решаясь ступить на подножку кареты.
     - Оставьте моего сына в покое! Что он вам сделал? Он ничего не знает, ничего, он еще очень молод!
     - Не беспокойтесь, мадам, - ласково сказал судья Молербо, - я не причиню зла вашему ребенку, тем более, он и мне очень нравится. Садись!
     Филиппа больно задело слово <ребенок>, ведь он считал себя настоящим мужчиной.
     Да он и был таким. Все хозяйство держалось на его плечах, и семья Абинье не разорилась только благодаря стараниям Филиппа.
     Он сел в карету, стараясь держаться независимо и гордо. Судья дал указание, кучер натянул вожжи и карета, плавно покачиваясь на рессорах, выехала со двора. Отряд солдат во главе с офицером сопровождал карету.
     - Верните, верните мне моего сына! - слышался крик мадам Абинье.
     Но никто не обращал внимания на стенания пожилой женщины. Судья Молербо недовольно поморщился. Он поправил свой аккуратно завитой парик и почесав ука-
     Зательным пальцем нос, подмигнул Филиппу так, словно они были давними друзьями и их связывала какая-то тайна.
     - Ты смелый и честный парень, мне очень нравится твое открытое лицо и думаю, ты поможешь правосудию.
     Филипп почувствовал, как по спине двумя струйками побежал холодный пот, но его лицо осталось непроницаемым.
     Он прекрасно знал, о чем сейчас попросит судья.Но разговор повернулся совершенно в другое русло.
     - Говорят, Филипп, Реньяры никому не дают покоя. Я вспоминаю то дело и теперь, честно тебе признаюсь, сожалею, что оправдал тех головорезов.
     - Да, да, господин судья, от них буквально нет житья. Они досаждают всем, третируют всю округу, выгоняют людей из их домов, забирают скот. А у одного арендатора забрали урожай.
     - Какие мерзавцы! - улыбнулся судья Молербо. Филипп разговорился, а этого судье только и надо было.
     - Так ты говоришь, они совсем бесчинствуют и распустили руки?
     - Да, господин судья.
     - Поговаривают, что они не лояльны к королю?
     - Вот этого я не могу вам сказать, господин судья, я сам с ними не встречаюсь, поэтому не могу ответить на ваш вопрос.
     И тут Филипп спохватился, вспомнив, что Констанция тоже принадлежит к роду Реньяров и если судья расправится с Реньярами, то пострадает и его возлюбленная.
     - Ты о чем-то задумался, Филипп? - усмехнулся судья. - Может быть, ты знаешь больше, чем я, но боишься говорить? Так смею тебя заверить, не стоит никого бояться, ведь закон будет на нашей стороне. И у нас хватит сил, чтобы расправиться с любым, кто посягнет на твою независимость.
     - Господин судья, но я ничем не могу вам помочь, хотя я был бы очень вам благодарен, если бы вы избавили всех окрестных жителей от бесчинств Реньяров.
     - Что ж, я могу сделать это, - он обернулся и посмотрел на солдат, которые, растянувшись по дороге, ехали за его каретой. - Но мне нужна и твоя помощь, Филипп, только ты можешь мне помочь.
     - Чем? - воскликнул Филипп Абинье.
     - Тем, что так сильно ненавидишь Реньяров. Мы уже давно ищем одного человека, думаю, тебе известно его имя - Марсель Бланше.
     - Да, господин судья, это наш родственник.
     - Кажется, он приходится тебе дядей, - показал свою осведомленность судья, - правда, по линии матери.
     - Да, вы правы, господин судья, но я его не видел уже очень давно, - Филипп соврал с абсолютно спокойным лицом.
     - Ты говоришь, давно, это сколько - день, два, неделя?
     - Нет, господин судья, очень давно.
     - Сколько же это - давно?
     - Несколько лет, господин судья, по-моему, года четыре.
     - Ты говоришь, парень, четыре года? Это очень большой срок. А вот мне донесли, что он сейчас находится в этих краях, что он ранен и только чудом ушел от погони.
     - Не знаю, господин судья, но если вы думаете, что мой родственник может быть не лояльным по отношению к нашему королю, то вы ошибаетесь.
     - Вот об этом, парень, лучше судить мне, а не тебе, - лицо судьи сразу же сделалось злым и строгим, а Филипп мгновенно пожалел, что был откровенен с этим человеком. - Если Марсель Бланше еще не появился в этих краях и не был в вашем
     Доме, то я уверен, что он в ближайшем времени объявится. Я точно знаю, что ему не удалось покинуть Францию. И я с удовольствием помог бы тебе, Филипп, расправиться с Реньярами, ведь это твоя заветная мечта, я вижу по глазам.
     Филипп кивнул.
     - Но ты для этого тоже должен кое-что сделать.
     - Что же я должен сделать?
     - Когда мятежник и изменник короля Марсель Бланше появится в вашем доме, ты должен всего лишь сообщить об этом мне и постараться задержать его до прибытия солдат. Ты согласен?
     Филипп вздрогнул и прижался спиной к подушке.
     - Господин судья, я не смогу это сделать.
     - Ну что ж, ты вправе поступать так, как считаешь нужным, но тогда и я не стану помогать тебе и в конце концов, Реньяры прикончат ваш род. Вернее, не захочу, как ты не захотел помочь мне.
     Филипп молчал.
     - Ну что ж, кажется мы с тобой обо всем поговорили и ты можешь быть свободен. И тогда не приходи за помощью ко мне, будешь выпутываться сам.
     Хорошо, господин судья, я все понял.
     - Нет, парень, ты ничего не понял, ты слишком молод и слишком честен, - и судья Молербо положил руку на плечо офицера, сидевшего в углу кареты.Тот, поняв, чего желает господин судья, распахнул дверь и на ходу вышвырнул Филиппа на обочину.
     Парень упал в грязь и долго сидел на земле, слыша хохот солдат. А карета судьи быстро удалялась.Наконец, чертыхаясь, Филипп поднялся на ноги, отряхнул
     Грязь и побрел к дому.
     Мать и сестра собирали разбросанные вещи, втаскивали в дом сундуки, ставили на место мебель.Увидев сына, Этель обрадовалась.
     - Они тебя били, Филипп?
     - Нет, мама, - единственное, что сказал Филипп и пошел в конюшню. - Марсель! Марсель! - негромко окликнул Филипп.
     Зашелестела солома, с грохотом упало несколько широких досок, и перед Филиппом появился Марсель Бланше с пистолетом в руке.
     - Ну что, ты испугался, парень?
     - Нет, дядя, - сказал Филипп.
     - Что они у тебя спрашивали, они искали меня?
     - Да.
     - Судья Молербо, наверное, предложил тебе свою помощь, Филипп?
     - Да, он говорил, что уничтожит всех Реньяров, если я скажу ему, где прячешься ты.
     - Как вижу, ваша сделка не состоялась, - немного горько улыбнулся Марсель Бланше, пряча пистолет за пояс.
     - Не состоялась и не могла состояться, ведь ты сам говорил, что ни в роду Бланше, ни в роду Абинье никогда не было предателей.
     - Молодец, парень! Молодец! - и Марсель крепко прижал к своей груди перепачканного в грязь племянника.
     Они несколько минут так и стояли - мужчина, умудренный опытом и юноша, еще не вкусивший жизни.
     Наконец Марсель Бланше разжал объятья и уселся на ступеньку лестницы, ведущей на чердак.
     - Понимаешь, племянник, у меня сейчас безвыходное положение.
     - Почему, Марсель?
     - Я не могу оставаться в доме моей сестры, потому что своим присутствием подвергаю вас опасности. И поэтому, наверное, мне придется покинуть ваш гостеприимный дом.
     - Марсель! Марсель, не спеши, подумай, ведь тебя никто не гонит. У нас хватит еды, а моя мать и Лилиан тебя любят.
     - Да, мать меня любит, но больше она, как всякая мать, любит тебя и Лилиан. А солдаты наверняка вернутся и тогда неизвестно, успею ли я спрятаться, и вы пострадаете за то, что укрывали мятежника и изменника короля. Как ни прискорбно, но опять, вероятно, моя жизнь превратится в сплошные скитания, в погони, в стрельбу... Боже, как мне все это надоело! - обхватив голову руками, произнес Марсель.
     - Так не уезжай, будь с нами.
     - Пойми, Филипп, здесь есть еще одна закавыка:я человек, который не имеет ничего, кроме верного коня, кожаного плаща и пары пистолетов.
     - Марсель, но мы уже успели привыкнуть к тебе, неужели тебе у нас плохо?
     - Мне у вас, Филипп, слишком хорошо, но я боюсь, что вам будет плохо.
     - Нет, Марсель, я хозяин в доме. И даже если мать и Лилиан будут против, я настою на своем. Мне хочется, чтобы ты остался.И в этот момент на губах Марселя Бланше появилась лукавая улыбка.
     - Филипп, - он вскочил со ступеньки лестницы и хлопнул племянника по плечу, - скажи, пришелся по вкусу мой подарок?
     Филипп от неожиданности вздрогнул и растерялся.
     - Откуда? Откуда ты знаешь, что я встречался с Констанцией?
     - Да это видно по твоему лицу, у тебя на лбу написано.
     - А мать? Лилиан? Что они думают?
     - Они давным-давно обо всем догадались. Ведь ты не умеешь хранить тайны, ты слишком прям и честен, на твоем лице как в зеркале отражаются все чувства.
     - Марсель, она была счастлива, ей очень понравился перстень!
     - Ну вот, хоть кому-то мое появление принесло радость.
     - Да, да, она радовалась как маленький ребенок, вертя в руках перстень. Но знаешь. Марсель, вот в чем беда - он оказался ей велик. Он сваливался даже с указательного пальца.
     Марсель громко, не боясь, расхохотался.
     - Я могу сказать, Филипп, что у тебя хороший вкус.Если этот перстень ей оказался велик, значит, это очень изящная девушка. А то, что он велик, не переживай. Придет время, она располнеет и перстень будет ей в пору. Наверное, племянник, сегодня ты признался ей в любви.
     - Нет, Марсель, я не смог.
     - Как не смог? Тебе не хватило смелости или ты не сумел подобрать слова?
     - Я не знаю. Марсель, я все время хотел, думал об этом, шептал слова... Но. когда увидел ее, слова куда-то запропастились, как будто ветер выдул их из головы.
     - Вот это, Филипп, ухе непорядок, нельзя из-за любви терять голову, и девушка должна знать, что ты ее любишь, иначе и она не сможет признаться тебе в своих чувствах.
     - Мне кажется, она догадывается, что я люблю ее.
     - Откуда ты это знаешь?
     Филипп вновь пожал плечами и, тряхнув головой, сказал:
     - Она сама поцеловала меня.
     - Вот это здорово! - и Марсель, взяв своего племянника за плечи, крепко встряхнул. - Правда, лучше было бы, если бы ты первым поцеловал ее, но если девушка поцеловала тебя - это очень хороший знак, значит, она очень тебя любит.
     - Правда? Правда, Марсель, ты думаешь, она любит меня по-настоящему?
     - Ну конечно же, только пока не говори об этом матери и сестре.
     - Я никому не скажу об этом, никому не признаюсь, кроме тебя.
     - Да тебе и признаваться не надо, стоит только взглянуть на тебя, как сразу же становится ясно, что тебя поцеловала девушка, которая тебе очень небезразлична.
     - Ну хватит вам вести тайные переговоры! - на пороге появилась Этель, ее лицо было озабоченным и строгим. - Помогите втащить сундуки, эти мерзавцы выволокли их на улицу, как будто не могли посмотреть в доме.
     - Пошли, - сказал Марсель, обнимая за плечи племянника.Лилиан складывала подушки, собирала разбросанную одежду и полотенца.
     - Марсель, я так испугалась, - воскликнула девушка, - когда один из солдат зашел в конюшню!
     - Лилиан, не стоит беспокоиться, я сделал себе очень глубокую нору. А солдаты короля ленивы, они проявляют прыть только тогда, когда им что-то надо стащить или когда видят такую привлекательную девушку, как ты. Правда, тогда их
     Прыть направляется в другую сторону.
     Лилиан вспыхнула.
     - Марсель, зачем ты говоришь гадости!
     - Да нет, племянница, я говорю правду.
     - Тащите этот сундук наверх! - строго приказала мадам Абинье и мужчины, кряхтя, поволокли тяжеленный дубовый сундук, окованный железными полосами, на второй этаж.
     Все более холодными становились дни. По утрам густой туман стлался над долинами и холмов не было видно из окон дома Абинье. Иногд