силах проглотить сырое мясо с шерстью.
     А Реньяры хохотали. Виктор прямо давился хохотом, а когда крестьянин закашлялся, принялся его похлопывать по спине.
     - Ешь, ешь, ведь ты голоден.
     - Я не могу! Не могу, простите меня! - взмолился крестьянин, выплевывая клочья шерсти.
     - Ах, ты не можешь? Так значит, ты убил его ради забавы! Так вот чего стоят твои слова, - и Гильом бросил Виктору веревку.
     Старший сын ловко соорудил петлю и накинул ее сзади на крестьянина, плотно прижав его руки к телу. Затем, привязав веревку к луке седла, Виктор вскочил на лошадь и дернул поводья. Он ехал, ежесекундно оглядываясь.
     Крестьянин некоторое время бежал вслед, но потом выбился из сил, споткнулся, и лошадь потащила его по свежесжатой стерне.
     Младшие братья с гиканьем мчались рядом.
     Так и волоча свою жертву по полю, они достигли прибрежных скал.
     Виктор аккуратно отвязал веревку от луки седла и подтащил крестьянина к себе. Тот уже был еле живой и единственное, что сумел сделать, так это подняться на колени и затрясти головой.
     Из его рта вырывалось бессвязное бормотание:
     - Не убивайте, - взмолился он, - можете забрать у меня все, только не убивайте!
     - Да у тебя ни черта нет! - зло выкрикнул Гильом Реньяр, ударив крестьянина сапогом в бок. Тот рухнул на землю.
     - Кончай с ним! - приказал Гильом Виктору. А тот только и ждал этого. Он схватил крестьянина за шиворот и подтащил к самому обрыву, под которым бушевали волны.
     - Молись! - дал он минутную передышку жертве и даже не дожидаясь слова <Аминь!>, ударил крестьянина сапогом в лицо и сбросил его со скалы вниз.
     Послышался глухой удар и плеск волн.
     Виктор подошел к краю скалы и посмотрел вниз. Но густой туман скрывал воду.
     Реньяры уже садились на коней и собирались уезжать, как вдруг из густого тумана послышался слабый крик.
     Гильом недовольно поморщился.
     - Что за черт, неужели он не разбился? Младший из Реньяров приложил ладонь к уху и настороженно прислушался. Крик повторился.
     - По-моему, это кричит ребенок, - неуверенно сказал Клод.
     - Этого нам только не хватало! Не дай бог кто-нибудь видел, - Гильом вновь слез с коня. - Клод, спускайся вниз, если этот мерзавец еще жив, его нужно прикончить.
     - Да нет, отец, крик идет из тумана, с моря, и это кричит ребенок.
     Несколько минут Реньяры стояли на скале, прислушиваясь к слабому детскому крику.
     Кто-то зовет мать, - наконец-то расслышал Виктор.
     Ветер, медленно заворачивая туман, уносил его из-под скал.
     Жак первым заметил изуродованный бурей, заваленный на бок корабль.
     - Смотрите, там корабль! - закричал он.
     Через несколько минут, когда ветер согнал туман, все увидели корпус корабля.
     - Наверное, он попал в бурю, - сказал Гильом и радостно потер руки. - Нам будет чем поживиться.
     - Жаль, что нет лодки и нам не на чем добраться до него прямо сейчас, - сказал Виктор.
     Но Гильом тут же успокоил своего сына:
     - Сейчас отлив и через час мы сможем добраться до него, давайте искать спуск.
     Мужчины, ведя коней под уздцы, спустились узкой тропкой на берег. Вода понемногу уходила, обнажая дно. И в самом деле, через час они смогли добраться до разбитого корабля.Добыча была богатой. Хоть трюм был полностью залит водой, одних сундуков с богатыми одеждами оказалось ровно четыре.
     Виктор трясущимися руками перебирал наряды, преимущественно женские. Он нашел небольшую шкатулку с женскими драгоценностями, нашел связки писем с рас-
     Плывшимися чернилами и тут же выбросил их под ноги.
     Единственная находка, не обрадовавшая Виктора - была маленькая девочка, вся насквозь промокшая и продрогшая. Это она кричала в тумане, а сейчас не могла произнести ни единого слова, а только судорожно всхлипывала и куталась в сухой плащ, отданный ей Жаком.
     Гильом вернулся на берег, неся на плече небольшой сундучок с изящными замками.
     - Что там? - спросил Виктор.
     Старый Реньяр пожал плечами. Он поставил сундучок на камень, вытащил нож и рукоятью сбил замки, а затем хищно запустил обе руки внутрь. Но затем он разочарованно сплюнул: на свет появилась толстая книга, страницы которой пестрели записями, колонками цифр, сделанных на английском, и небольшой конверт, запечатанный сургучом.
     Старый Гильом долго смотрел на печать, как бы не рашаясь разорвать письмо. Затем испуг появился на его лице.
     - Боже мой, да это же печать короля, печать Бурбонов!
     Гильом застыл в нерешительности, не зная, что дальше делать с письмом.
     - Вскрой его, - отдал он конверт Виктору. Тот сорвал печать и трясущимися руками открыл конверт. Письмо было довольно длинным и единственное, что мог понять Виктор, так это то, что оно написано не по-французски.
     - Я думаю, его лучше сжечь, - предложил Гильом. Виктор согласно закивал, понимая, что отец прав.
     И вскоре книга и письмо легли в костер, возле которого грелась Констанция.
     - А что делать с ней? - спросил Виктор, обращаясь к отцу.
     Тот ничего не ответил сыну, присел на корточки возле девочки, и спросил, заглядывая ей в глаза:
     - Как тебя зовут?
     - Констанция, - прошептала девочка.
     - Куда вы плыли?
     Девочка пожала плечами и расплакалась.
     Гильом повернулся к Виктору.
     - Наверное, она плыла вместе с родителями и их корабль попал в бурю. Видишь, как он весь разворочен? Она каким-то чудом осталась цела, а ее родители, скорее всего, погибли. Они богатые люди, судя по одеждам и драгоценностям.
     Виктор блеснул глазами.
     - Тогда, отец, мы сможем вернуть ее кому-нибудь из родственников и получить вознаграждение. Гильом хмуро улыбнулся.
     - Тебе мало этого? Неужели ты думаешь, что вознаграждение будет большим? Ведь это только родители могли бы за нее дать уйму денег, но скорее всего, они на дне моря.
     Посмотри по одеждам, ведь скорее всего, в дорогу с ней отправлялись отец, мать и служанка.
     - Так ты не сказал, отец, что будем делать с ней. Может, отнесем ее обратно и бросим? Придет прилив и унесет корабль в море. Никто и не узнает, что эти драгоценности попали в наши руки.
     Старик вновь присел возле девочки и заглянул ей в лицо. Его поразила красота ребенка, заметная даже на заплаканном лице. Он отбросил прядь волнистых волос со лба девочки и заставил ее посмотреть себе в глаза.
     - Ты Констанция? Девочка кивнула.
     - Ты будешь Констанцией Реньяр. Сыновья насторожились.
     - Отец, - воскликнул Виктор, - что ты затеял?
     - Это не твое дело. Когда я умру и ты останешься на моем месте, тогда будешь распоряжаться. А сейчас все решаю я, я еще жив, Виктор. Она поедет с нами и будет жить.
     Жак и Клод переглянулись. На лице младшего появилась улыбка: такого от отца он не ожидал. Он никак не мог предположить, что старый Гильом расчувствуется, увидев беззащитного ребенка.
<Оказывается, и у отца есть сердце> - подумал Клод.
     - Возьми ребенка на руки, - приказал Гильом Виктору.
     - Я не хочу ее брать на руки! - возмутился старший сын.
     Но отец посмотрел на него так, что всякое желание спорить отпало.
     Но тут Жак наклонился, подхватил Констанцию на руки и посадил в седло. Затем он вскочил на коня и сам.
     - Грузите добычу, - сказал Гильом, размахиваясь и забрасывая в воду сундучок.
     Тяжелый сундук, окованный металлом, тут же пошел ко дну.
     - А ты, - Гильом обратился к Клоду, - ступай на корабль и подожги его.
     Клод несколько мгновений помедлил, как бы раздумывая, каким способом выполнить это задание. Но потом сообразил: он подхватил из костра две пылающие головни и сложив их вместе, двинулся по отмели к кораблю.
     И вскоре потянулся дым, над надстройкой показались языки пламени. Корабль запылал, а Клод вернулся к отцу.
     - Теперь уходим, никто не должен видеть нас здесь.Мы должны как можно скорее попасть домой.
     Едва кони тронулись, как Констанция разрыдалась. Она тянула руки по направлению к пылающему кораблю и звала:
     - Мама! Жанет! Отец!
     Жак плотнее прижал девочку к себе.
     - Успокойся, успокойся, мы скоро приедем домой... Все будет хорошо.
     - Пусти меня! Пусти! - закричала Констанция, пытаясь вырваться и царапая руку Жаку.
     Но тот не обращал на ее крики никакого внимания, лишь только крепче прижимал к себе. Затем, сообразив, запустил руку в дорожную сумку и сунул в руки Констанции ломоть холодного мяса.
     Девочка, на удивление, тут же смолкла и принялась с жадностью откусывать кусок за куском.
     - Она, наверное, давно не ела, - сказал Клод, поравнявшись с братом.
     - Конечно, неизвестно сколько она не ела. Да и кто же мог ее покормить, ведь на корабле не осталось ни души.
     А девочка одной рукой прижимала к себе куклу, а другой держала недоеденный кусок мяса, все еще оглядываясь на корабль.
     Кони шли быстро, хоть и были нагружены добычей.Виктор и Гильом скакали впереди.
     - Я не понимаю, отец, зачем ты взял девочку к себе и к тому же сказал ей, что ее зовут Реньяр?
     - Ты еще много чего не понимаешь, сын. Я никогда вам не говорил, что первым нашим ребенком была девочка, но потом она умерла. И потом небо стало посылать нам только сыновей. Ваша мать очень хотела иметь дочь, и я тоже мечтал об этом. Ведь согласись, в нашем доме не хватает женщины, и ваши сердца становятся жестокими. Быть может, эта девочка принесет нашему роду счастье.
     - Нет, отец, ты ошибаешься, она принесет несчастье.
     - Виктор, она еще достаточно мала, чтобы забыть, кем были ее настоящие отец и мать. Я не смогу убедить ее в том, что вы ее родные братья, но в то, что она дочь моего брата, она поверит.
     - Отец, - раздался голос Жака, - у нее на шее медальон.
     Гильом придержал коня и подождал, пока с ним поравняется сын. Он посмотрел на тяжелый золотой медальон с огромной жемчужиной. Рельефно выступал герб.
     - Этот ребенок из очень знатной семьи, - задумчиво проговорил Гильом.
     - Может, лучше снять этот медальон? - предположил Жак. - Нет, это ее, не трогай, - и глаза старого Гильома стали влажными.
     Он протянул руку к девочке и поправил ее волнистые каштановые волосы. Та, как ни странно, даже не воспротивилась этому и даже не испугалась. Она попыталась робко улыбнуться.
     Гильом, проклиная себя в душе, вырвался вперед. Ему было стыдно, что слезы катятся по его морщинистым щекам, что какая-то маленькая девочка смогла растопить его каменное сердце, и он дрогнул.
     Он понял, что никогда не сможет причинить вреда этому существу. И теперь Гильом понял, что жизнь его еще далека от завершения и что только сейчас, наконец-то, он знает, о ком должен заботиться и кого оберегать. И только сейчас он понял, что сыновья не столько любят, сколько подчиняются ему из страха, а эта девочка, возможно, еще успеет полюбить его и будет заботиться о нем, когда он станет немощным так, как заботилась бы о нем его собственная дочь...
     В доме Абинье как раз кончали завтрак, когда на крыльце появилась крестьянка с ребенком на руках. Робер Абинье отложил вилку и поднялся из-за стола. Он степенно вышел на крыльцо.
     - Господин, - воскликнула пожилая крестьянка, покрепче прижимая к груди заплаканную девочку.
     - Что случилось, Шарлотта? - осведомился Робер Абинье.
     Пожилая крестьянка с плачем принялась объяснять:
     - Мой мух еще до рассвета уехал из дому, а сейчас его конь вернулся домой. Ну и что?
     - Так конь вернулся один, а моего Пьера нет.
     - А куда он поехал? Крестьянка пожала плечами.
     - Он ничего не сказал. Поднялся, когда было еще темно и шел дождь, и сказал, что скоро вернется. Но уже прошло столько времени, а его все нет. И еще, господин, вся телега забрызгана кровью.
     Робер Абинье недовольно поморщился.
     - Так говоришь, кровью?
     - Да, да, господин.
     - И он не сказал, куда едет, и ты ни о чем не знала, Шарлотта?
     - Знала, знала, он собирался поехать в лес.
     - Ладно, Шарлотта, иди домой, я все равно собирался поехать осмотреть свои поля и сейчас отправлюсь, может быть, найду твоего мужа.
     - Найдите, найдите, - взмолилась женщина, - ведь я осталась совсем одна, а у меня на руках еще трое детей.
     - Ладно, ладно, Шарлотта, успокойся, иди. Когда женщина покинула двор, Робер Абинье вернулся в столовую. Жена и дети вопросительно посмотрели на Робера.
     - Шарлотта говорит, что ее Пьер уехал с утра. а час назад конь с пустой телегой вернулся домой. Этель Абинье задумалась.
     - Может, Пьер не привязал коня и тот убежал?
     - Не знаю, но я все равно собирался осмотреть поля и, чтобы успокоить Шарлотту, обещал ей поискать Пьера.
     - Отец, отец, возьми с собой меня! Ведь ты же говорил, что мы поедем вместе.
     - Раз говорил, значит и поедем. Заканчивай завтракать и собирайся.
     - Я уже поел, - Филипп вскочил из-за стола и стал одеваться.
     - А можно и я поеду с вами? - сказала Лилиан,глядя, как ее старший брат ловко натягивает сапоги.
     Нет, Лилиан, ты останешься дома и будешь помогать матери.
     Через четверть часа Робер и Филипп Абинье уже были в седлах.
     Они быстро отыскали на влажной после дождя земле глубокую колею от телеги Пьера и двинулись по ней. Осенний туман еще не рассеялся, и отец с сыном не могли видеть, куда ведет колея.
     - Скорее всего, конь убежал, - сказал, вглядываясь в туман, Робер.
     Девятилетний Филипп зябко ежился от тумана, то и дело поглаживая гриву своей лошади. Ведь это совсем недавно отец, уступив просьбе сына, подарил ему невысокую резвую кобылу. И каждый раз, когда Филипп садился в седло, он радовался тому, что становится похожим на взрослого мужчину. Каждый день Филипп
     Бегал на конюшню и тайком от родителей приносил своей лошади какое-нибудь угощение: то корку хлеба, обильно посыпанную солью, то яблоко, то несколько виноградин.
     - Хорошая моя, хорошая, - ребенок гладил лошадь и заглядывал в ее большие влажные глаза.
     Он видел в них свое отражение и несказанно радовался. Ему казалось, что лошадь думает о нем.
     Но вот беда, выезжать одному отец не позволял.
     И когда Филипп спрашивал, Робер морщил лоб и в уголках рта образовывались горькие складки.
     Не надо, сын, далеко ездить от дома, всякое может случиться.
     - Что может случиться, отец? - настойчиво спрашивал Филипп.
     И тогда Робер, положив руку на плечо сыну, говорил:
     - Ведь ты, Филипп, можешь попасть в руки этих проклятых Реньяров, а они не знают жалости. Они думают, что мы живем на их земле.
     - А разве эта земля не наша? - спрашивал Филипп.
     - Наша, сынок, у нас даже есть королевская грамота, в которой указано, что эти земли навсегда пожалованы роду Абинье. Но раньше, когда-то давно, они на самом деле принадлежали Реньярам.
     - Отец, но если у нас есть грамота, то почему эти Реньяры думают, что мы живем на их земле? Надо им показать эту грамоту.
     - Сынок, они видели ее. Несколько раз мы уже с ними судились, но это бесполезно. Их ничем невозможно убедить, они свято верят, что это мы захватили их земли и ненавидят всех Абинье. И вообще, Реньяр ненавидит всех, кто живет вокруг. Они даже ненавидят короля.
     - Как, самого короля? - спрашивал мальчик.
     - Да, самого короля. Поэтому ты должен быть осторожен и пока не вырастешь, пока не станешь сильным, должен быть подле меня. Ведь только я смогу защитить тебя, пока ты не вырастешь.
     - А это Реньяры убили твоих братьев, отец? - спрашивал Филипп, вспомнив кладбище.
     - Да, это они. Правда, мы ничего не могли доказать в суде, но я уверен, что это они. Гильом Реньяр сам грозился, что убьет и меня, что он уничтожит весь наш род.
     - И Лилиан? И мать?
     - Нет, сын, женщин они не тронут. Эти разговоры вспоминал девятилетний Абинье, не спуская глаз с золотистой стерни, примятой колесами повозки. Колея уходила в туман.
     Вдруг отец натянул поводья своей лошади и поднял руку, давая знак Филиппу, чтобы он остановился.
     - Что такое, отец? Почему ты остановился?
     - Тише! Тише! - приложив палец к губам, прошептал Робер.
     И только тут Робер спохватился. Они находились на земле Реньяров, ведь дуб, расколотый молнией, остался за ними. Из тумана слышался тихий детский плач и голоса мужчин.
     - Это Реньяры! - прошептал Робер, спрыгивая на землю. - Спускайся, прячемся!
     Робер подхватил под уздцы лошадь своего сына и быстро отвел лошадей в неглубокую ложбину, поросшую кустами. А сам с сыном упал в густую пожухлую траву.
     - Тихо! Тихо! - предупредил он Филиппа.
     Но мальчик молчал, испуганно вглядываясь в туман.
     Наконец из тумана появилось четыре силуэта.
     - Реньяры! - узнал Робер своих заклятых врагов.
     - Что они везут, отец? - зашептал Филипп, глядя на приближающиеся силуэты всадников.
     Он уже различал рукояти пистолетов, сбрую, лошадей, эфесы шпаг. Филипп даже видел лица Реньяров.
<Какие они все угрюмые и страшные> - подумал мальчик.И тут его внимание вновь привлек пронзительный детский плач.
     Филипп вгляделся и увидел, что на руках один из всадников держит темноволосую девочку, закутанную в плащ.
     Та вырывалась из рук и громко кричала:
     - Пусти, пусти меня, ты плохой! Пусти! Жак остановил своего коня буквально в десяти шагах от спрятавшихся в густой траве Робера и Филиппа Абинье. Он поставил на землю девочку и зло бросил.
     - А теперь беги, если ты так хочешь! Девочка осталась стоять на месте, но расплакалась еще сильнее.
     Старый Реньяр остановил коня и спешился.
     - Констанция, иди ко мне, - позвал он ребенка. Но девочка села прямо на землю и принялась безутешно рыдать. Ребенок плакал так, как может рыдать взрослая женщина, потерявшая самого дорогого человека.
     - Ты зачем ее обидел? - сказал старый Гильом, обращаясь к Жаку.
     - Посмотри отец, - задрав рукав, Жак показал ему следы укусов, - этот ребенок злой как дьявол, она чуть не отгрызла мне руку!
     - Мужчина не должен ничего бояться. Гильом хотел взять девочку в руки, но та резко вскочила и бросилась бежать.
     - Стой! - зло взревел Гильом Реньяр. - Я кому сказал, стой! Я тебя накажу, если не будешь слушаться!
     Что-то странное случилось с Филиппом. Он и сам не мог сказать, что именно, просто его сердце сжалось, а на глаза навернулись слезы, готовые вот-вот брызнуть. Ему захотелось заступиться за маленькую девочку.
     Плащ Жака упал с ее плеч и она бежала по колючей стерне в нарядном платье такая несдешняя и похожая на сказочное видение! В ее ручонках была большая пестрая кукла!
     И сам не соображая, что делает, Филипп вскочил из укрытия и бросился к девочке.
     - Не обижайте ее! Пустите! Не трогайте! Оставьте! Констанция замерла и обернувшись, немного испуганно посмотрела на незнакомого ей мальчика.
     - Не трогайте ее! - вновь закричал Филипп, обращаясь ко всем Реньярам сразу.
     - Кто это? - процедил сквозь зубы Виктор.
     - А, это младший Абинье, - наконец узнав мальчика, бросил Клод Реньяр и звонко щелкнув кнутом, тронул свою лошадь, направляя ее прямо на Филиппа.
     Робер Абинье выскочил из-за кустов и, закрыв грудью своего сына, схватил лошадь под уздцы.
     - Что ты делаешь на моей земле, мерзавец? - заревел Гильом Реньяр, и его глаза налились кровью, а руки сами схватились за шпагу.
     - Оставьте моего сына в покое! Не трогайте ребенка! - крикнул Робер Абинье и, обернувшись, приказал своему сыну:
     - Беги! Беги отсюда!
     Мальчик, ничего не понимая, несколько мгновений переминался с ноги на ногу.
     Гильом Реньяр выхватил из-за пояса пистолет и направил в грудь Роберу Абинье.
     - Отпусти лошадь моего сына, мерзавец!
     Робер бросил поводья и с нескрываемой ненавистью посмотрел в глаза старому Реньяру. И тот не задумываясь нажал на курок.
     Вспыхнуло пламя, раздался глухой выстрел, тут же потонувший в тумане.
     Робер Абинье покачнулся и, хватаясь руками за грудь, рухнул лицом в колючую стерню, успев прокричать:
     - Беги! Беги, Филипп!
     Мальчик на бегу обернулся и последнее, что он увидел - это глаза маленькой девочки и блес