ом лила слезы на его плече и старалась их объяснить:
     - Я так боялась, крестный... Я думала.., что меня уничтожат, даже не выслушав...
     - Было от чего, и я буду всегда благодарить небо, направившее меня в эти дни в Одессу! Когда Ришелье сказал мне, что у Дюкру арестовали приехавшую вчера путешественницу, которая выдает себя, используя некоторое сходство, за дочь Пьера де Вилленев и совершила кражу, я для очистки совести поспешил в тюрьму. Я ясно не представлял, что могло привести тебя сюда, но я знал, что только одно существо способно быть похожим на твоего отца: ты! Конечно, меня беспокоила кража...
     - Клянусь вам, что я ничего не крала!.. Эта женщина...
     - Я знаю, малютка, знаю. Или, скорей, я сомневался в ней, ибо, видишь ли, с этой женщиной я знаком очень давно. Но пойдем, довольно сидеть здесь. Губернатор сопровождал меня и ждет нас наверху, у коменданта крепости...
     Вернулся тюремщик. Он боязливым жестом протянул священнику плащ и поставил перед молодой женщиной испускавший пар стакан.
     - Выпей это! - сказал кардинал. - Тебе станет лучше.
     В стакане оказался черный чай, очень горячий и сладкий, от которого по телу Марианны разлилось приятное тепло. В то же время священник накинул ей на плечи просторный плащ, укрывший изорванное платье и избитое тело молодой женщины. Затем он помог ей встать.
     - Ты можешь идти? Может быть, хочешь, чтобы тебя понесли?
     - Нет-нет, мне уже лучше! Тот негодяй бил меня нещадно, но не смог убить! Однако, крестный, необходимо также освободить Жоливаля, моего друга, который был арестован после меня. Я слышала, как его привели сюда.
     - Будь спокойна. Приказ уже отдан. Он присоединится к нам у коменданта.
     По правде говоря, Марианна не особенно уверенно держалась на ногах, но мысль оказаться так скоро перед лицом самого Ришелье окрыляла ее. Теперь она чувствовала себя способной победить весь мир. Бог не оставил ее, раз он послал ей, едва она попросила, одного из своих самых высоких представителей.
     Она уже давно привыкла к полному перевоплощений и тайн существованию экс-аббата де Шазея, чтобы удивиться, увидев его в одежде приходского священника на границе России. Но она не смогла удержаться от восклицания изумления, когда оказалась перед губернатором, которого она считала каким-то чудовищем.
     По-прежнему в сапогах, так же небрежно одетый и с неизменной трубкой, лже-Септиманий нервно шагал по "рабочему кабинету" коменданта цитадели, почти пустой комнате, чье пышное название подтверждалось только столом с тремя листами бумаги и чернильницей. Он остановился, повернулся к двери и нахмурил брови, глядя на входящих. По всей видимости, он был в очень плохом настроении и даже не дал себе труда поздороваться.
     - Итак, ваше преосвященство, это действительно ваша крестница? Никаких сомнений?
     - Никаких, друг мой, никаких. Перед вами Марианна д'Ассельна де Вилленев, дочь моего несчастного кузена Пьера-Армана и Эллис Селтон...
     - В таком случае я с трудом могу поверить, что единственная наследница такого человека забылась до того, что стала простой воровкой.
     - Я не воровка! - яростно запротестовала Марианна. - Та женщина, которая посмела обвинить меня, самое порочное, самое коварное и лживое существо из всех, что я когда-либо встречала. Заставьте ее прийти сюда, господин герцог! И посмотрим, кто из нас прав.
     - Это как раз то, что я намереваюсь сделать. Графиня де Гаше пользуется особым покровительством его величества императора, и я должен оказывать ей почет и уважение. И не вам судить о ней, ибо после вашего прибытия сюда вы только причинили беспокойство и вызвали беспорядки. Несмотря на ваше имя и красоту, которой я отдаю честь, вы мне напоминаете одну из тех девиц...
     - Если вы позволите, дорогой герцог, - сухо оборвал его кардинал, - но вы не дали мне закончить представление. Здесь речь идет не о девушке!., или какой-нибудь девице! Моя крестница имеет право на титул светлейшее сиятельство после заключения ею брака с князем Коррадо Сант'Анна, и я полагаю, что вы должны ей оказывать не меньше уважения, если не больше, чем этой мадам де Гаше.., которую я, кстати, знаю лучше, чем вы.
     Марианна мысленно поручила себя милости Божьей, проклиная фамильную гордыню кардинала, который, требуя от своего друга уважения, разоблачил ее подлинное имя. Темные глаза Ришелье округлились, тогда как одна бровь угрожающе поползла вверх. Его немного хриплый голос сразу поднялся на три тона выше и стал пронзительным и визгливым.
     - Княгиня Сант'Анна, каково? Мне знакомо это имя. Я не помню, в связи с чем мне говорили о ней, но, кажется, с чем-то не особенно хорошим. Во всяком случае, ясно одно: она приехала в Одессу незаконно, позаботившись скрыть под девичьим именем свою подлинную сущность. Для этого у нее должна быть причина...
     У Готье де Шазея, кардинала Сан-Лоренцо, терпение не состояло в числе добродетелей. Он с заметным и растущим раздражением следил за диатрибой губернатора, которую грубо оборвал нанесенным по столу сильным ударом кулака.
     - Причину мы обсудим позже, если вы действительно хотите, сын мой! Ваше слишком явное скверное настроение не помешает вам принести извинения княгине и признать, что мадам де Гаше далеко не святая, как вы себе представляли!
     Герцог закусил губу и откинул голову назад, может быть, чтобы скрыть выступившую на щеках краску. Он пробормотал что-то не совсем вразумительное относительно трудности быть послушным сыном Святой Церкви, когда ее князья начинают всюду совать свой нос...
     - Итак? - настаивал маленький кардинал. - Мы ждем...
     - Я принесу извинения.., гм, госпоже, когда дело прояснится. Пусть приведут графиню де Гаше!
     Видя входящей ту, кому она обязана исключительно тяжелым испытанием, Марианна покраснела и хотела броситься на бессовестную особу, которая выглядела как театральная королева. Сильно напудренная, с высоким султаном на голове, опираясь на увитую лентами трость, подобную тем, что некогда Мария-Антуанетта ввела в моду в садах Трианона, с шуршащим шлейфом фиолетового платья, она прошла по комнате, поздоровалась с герцогом как знающая полагающееся ей место в свете женщина и, не ожидая приглашения, уселась на грубо сколоченный стул. Брошенный на Марианну и стоявшего рядом с ней невзрачного священника безразличный взгляд свидетельствовал о степени уважения, которое она к ним питала.
     Как она это делала в комнате Марианны, графиня расправила складки шелка вокруг себя и тихо рассмеялась.
     - Вы уже распорядились судьбой этой несчастной, господин герцог? Я вижу рядом с ней священника, которого вы, без сомнения, обязали подготовить ее к тяжкому наказанию? Я хочу верить, однако, что для этой девицы Сибири будет достаточно и что вы не станете...
     - - Довольно, сударыня! - оборвал ее кардинал. - Вы здесь для того, чтобы ответить на вопросы, а не распоряжаться чужой судьбой и решать, каким должно быть наказание воровке. Я думаю, что вы уже давно знаете, чем это грозит... Лет двадцать шесть, не так ли?..
     - Мой дорогой друг... - начал губернатор.
     Но кардинал движением руки заставил его замолчать, не спуская глаз с графини, которая заметно побледнела под румянами. Марианна с удивлением увидела, как из-под напудренных волос заблестели капельки пота, тогда как полуприкрытые кружевами желтоватые пальцы судорожно сжались на набалдашнике трости.
     Мадам де Гаше отвела глаза, заметно пытаясь избавиться от спокойного взгляда синих глаз, которые настойчиво не отрывались от нее. И снова она тихо засмеялась и с мнимой непринужденностью передернула плечами.
     - Естественно, я знаю, как мне поступить, господин аббат... Но я совершенно не понимаю, что вы хотите этим сказать...
     - Я полагаю, что да! Вы прекрасно понимаете, ибо, если вы находитесь здесь, вы обязаны этим как усилиям некоторых из нас, так и доброте.., несведущего царя.
     Однако несколько капель королевской крови в вас не дают вам права приносить в жертву других...
     Марианна, с увлечением следившая за этой странной и непонятной сценой, увидела, как сильно расширились глаза графини. Она поднесла к горлу дрожащую руку, словно хотела ослабить душившие ее путы, попыталась встать, но, обессилев, тяжело упала на стул.
     - Кто.., вы? - прошептала она еле слышным голосом. - Чтобы знать.., это, надо быть дьяволом!
     Готье де Шазей улыбнулся.
     - Не имею такой чести, сударыня.., и мое одеяние должно подсказать вам, что я не являюсь даже одним из его приспешников. К тому же мы здесь не для того, чтобы заниматься игрой в загадки, так же как и не для неуместных разоблачений. Если я напомнил.., о чем я мог бы сказать, то исключительно с целью заставить вас забрать жалобу, которая, как вы прекрасно знаете, несправедлива.
     Страх еще не растаял в ее глазах, когда она поспешила ответить, что забирает назад свою жалобу, что это ужасное недоразумение...
     Однако у Марианны было на этот счет другое мнение.
     - Но меня это не удовлетворяет, - вмешалась она. - Я жду, чтобы эта женщина сказала всю правду: свидетели видели, как арестовавший меня офицер достал бриллиантовую слезу из моего ридикюля. И якобы я украла этот камень. Но она отдала мне его под залог в пять тысяч рублей, в которых она нуждалась, чтобы заплатить карточный долг, и обещала вернуть их сегодня вечером. Но я думаю, что она все проиграла и, чтобы вновь овладеть бриллиантом, не отдавая долга, сыграла эту постыдную комедию...
     На этот раз Ришелье не выдержал.
     - И это правда, сударыня? - спросил он строго, поворачиваясь к графине.
     Та подтвердила кивком головы, не смея больше поднять глаза на тех, кто на нее смотрел. Гнетущая тишина воцарилась в комнате. Герцог, машинально постукивая по столу трубкой, смотрел на графиню удивительно пустым взглядом, явно раздираемый между чувством справедливости и настоятельными рекомендациями из Петербурга. Но верх взяла справедливость.
     - В таком случае, сударыня, я сожалею, что должен арестовать вас...
     Она подняла голову, но не успела выразить протест.
     Этим занялся кардинал.
     - Нет! - сказал он с неожиданной властностью. - Вы ничего не сделаете, герцог! Вы получили из императорской канцелярии приказ облегчить устройство графини де Гаше в Крыму.., в Крыму, где она должна жительствовать до конца дней своих в обществе полковника Иванова, ответственного за.., ее безопасность.
     В свою очередь, и герцог нанес по столу мощный удар кулаком.
     - Ваше преосвященство! - вскричал он. - Никто, кроме меня, не относится к вам с таким почтением.
     Но это не касается Церкви. Это касается моего губернаторства. Я объясню царю, что здесь произошло, и я уверен, что его величество одобрит мои действия. Эта женщина будет судима и приговорена.
     Кардинал ничего не ответил. Но, взяв Ришелье под руку, он увлек его к амбразуре узкого, кстати, единственного окна, совершенно темного в этот ночной час.
     Но не света искал Готье де Шазей. Внимательно следившая за ним Марианна увидела, как он поднял руку с блеснувшим перстнем, чья печатка была повернута внутрь ладони, и открыл ее взгляду губернатора, который внезапно побледнел и посмотрел на маленького кардинала с испугом и почтением.
     - Генерал!.. - выдохнул он.
     - Итак? - спросил священник.
     - Я повинуюсь, монсеньор!
     - Орден зачтет вам это! Теперь, сударыня, - добавил он, возвращаясь к графине, которая настороженно следила за непонятным разговором со страхом и надеждой, - вы можете вернуться в свой отель и объявить о вашем отъезде завтра утром. Через час полковнику Иванову будет известно, в какой город Крыма надлежит вас сопроводить, и одновременно он получит ваш вид на жительство. Нам только остается восстановить истину в отношении всех остальных.
     Он испытующе посмотрел на графиню.
     Мадам де Гаше с усилием встала, опираясь на свою нелепую трость, словно раненый солдат на ружье. Все ее высокомерие исчезло. Теперь она выглядела как настоящая старуха. И голос ее был почти униженный, когда она пробормотала:
     - Я не знаю, кто вы, монсеньор, но я хотела бы отблагодарить вас.., и не знаю как.
     - Очень просто: соблюсти договор, который вы заключили с мадемуазель д'Ассельна. Вы согласились, не так ли, что бриллиант останется у нее, если вы не вернете пять тысяч рублей? Вы можете их отдать?
     - Нет.., но если мне одолжат, я, может быть, смогу...
     - Вы ничего не сможете! Ваше раскаяние сомнительно, сударыня, а коварство - ваша вторая натура.
     Вернувшись в отель, вы возьмете камень и отнесете его Т во дворец губернатору, который вернет его вашей жертве. Так будет надежней...
     - Но этого не хочу я, - запротестовала Марианна.
     - Тем не менее вы возьмете и сохраните его, это приказ. Вы сохраните его.., в память о вашей матери, отдавшей жизнь на эшафоте за попытку спасти королеву... Не пытайтесь понять, я вам все объясню позже.
     Теперь вы тоже возвращайтесь в отель и отдыхайте, в чем вы так нуждаетесь.
     - Я не уйду без моего друга Жоливаля...
     Отворившаяся дверь прервала ее речь. Появился Жоливаль, с закрытыми глазами, поддерживаемый тюремщиком, ибо он едва передвигался. Марианна с ужасом увидела, что у него на голове повязка и эта повязка в крови.
     - Что с ним? - воскликнула она, бросившись виконту.
     Но когда она подхватила его под другую руку, что бы помочь дойти до стула, он открыл один глаз и улыбнулся ей.
     - Удар по затылку, чтобы заставить меня замолчать... Ничего страшного, но я чувствую себя немного оглушенным. У меня такая мигрень... Если бы вы могли найти стакан коньяка, мое дорогое дитя...
     Герцог открыл стенной шкаф, заглянул внутрь, достал оттуда бутылку, затем стакан, который наполовину наполнил.
     - Здесь есть только водка, - сказал он. - Может быть, она окажет такой же эффект?
     Жоливаль взял стакан и не без удивления посмотрел на того, кто его подал.
     - Однако.., это дорогой господин Септиманий! Каким счастливым случаем?..
     - Жоливаль, - вмешалась Марианна, - этот господин - сам губернатор.., герцог де Ришелье.
     - Вот как! А я, признаться, так и предполагал!
     Он залпом выпил содержимое стакана. Затем, испустив вздох удовлетворения, он вернул опорожненный сосуд, тогда как на его осунувшемся лице появилась краска.
     - Это не так уж плохо, - сказал он, - должен отметить даже, что это пьется легко, как вода.
     Но внезапно в поле его зрения попала графиня, и Марианна увидела, как сузились его глаза.
     - Эта женщина! - глухо прорычал он. - Теперь я знаю, кто она! Я вспомнил, где видел ее в последний аз. Господин герцог, раз вы являетесь здесь хозяином, тайте, что эта женщина воровка, чудовище, заклейменное рукой палача. Когда я в последний раз видел ее, она извивалась в руках его подручных, в то время как палач прижимал к ее телу раскаленное железо! Это было на ступенях Дворца правосудия в Париже, в 1786 году, и я могу сказать...
     - Замолчите! - резко оборвал его кардинал. - Никто здесь не требует от вас разоблачений! Я Готье де Шазей, кардинал Сан-Лоренцо, крестный отец вашей опекаемой. Богу было угодно, чтобы я оказался тут в нужный момент и расставил все по своим местам. Теперь все выяснилось, и мы больше не желаем слышать об этом... Сударыня, - добавил он, обращаясь к графине, которую появление Жоливаля привело в ужас, - вы можете вернуться к себе. Полковник Иванов ждет вас. В течение часа он получит инструкции, а вам остается упаковать свой багаж.., но если вы действительно хотите жить тихо и мирно, постарайтесь не доходить до подобных.., ребячеств. Вам выделят средства на жизнь...
     - Я обещаю, ваше преосвященство... Простите меня!..
     Она с робостью приблизилась к нему и, с трудом став на колени, с умоляющим видом склонила голову.
     Он торопливо осенил крестным знамением ее фиолетовый султан, затем протянул к ее губам руку, где можно было увидеть только гладкое золотое кольцо.
     Мадам де Гаше молча встала и, не оборачиваясь, покинула комнату.
     - Она даже не извинилась передо мной, - заметила Марианна, провожавшая глазами ее уход. - Я полагаю, что это было бы естественно после того, что я вынесла...
     - Бесполезно требовать от нее этого, - ответил кардинал. - Она из тех подлых душ, которые хранят злобу к жертвам их грязных дел с вытекающими из этого последствиями...
     Губернатор покинул наконец свое укрытие за столом, откуда он наблюдал за этой сценой, и подошел к Марианне.
     - Это я, сударыня, приношу вам извинения. Тем более что вы пострадали от рук моих подчиненных. Что могу я предложить вам в виде компенсации? Когда мы встретились вчера вечером около порта, вы, казалось, желали встречи с губернатором. Значит, вы собираетесь просить его о чем-нибудь?
     Прилив радости внезапно заставил порозоветь бледные щеки молодой женщины. Не принесет ли ее мучительное приключение гораздо быстрее и проще освобождение Язона и его корабля? В этом не было ничего невозможного, раз губернатор сам заговорил о компенсации.
     - Господин герцог, - сказала она тихо, - я немного стесняюсь просить вас об одолжении, ибо помню, что обязана жизнью милейшему господину Септиманию...
     Но вы сказали правду: я предприняла вояж из Константинополя, чтобы добиться от вас одной милости. Я боюсь только, чтобы это не внушило вам некоторое недоверие...
     Ришелье рассмеялся так тепло и сердечно, что тягостная атмосфера, вызванная разоблачением графини де "
     Гаше, рассеялась.
     - Признаюсь в этом, однако ручательство кардинала из тех, что надо соглашаться не возражая. Что касается имени Септиманий, то это одна из многочисленных смешных кличек, которыми обмениваются дети в некоторых семьях. Мне нравится ее употреблять. Но прошу вас, говорите...
     - Хорошо. Американский бриг "Волшебница моря" был захвачен русским флотом в минувшем марте, насколько мне известно, и приведен в этот порт. Я хотела бы узнать, какова судьба его и его экипажа, и, если возможно, добиться их освобождения. Капитан Бофор один из моих лучших друзей...
     - Я в этом ничуть не сомневаюсь... Вы, сударыня, подвергли себя большому риску, отправившись на поиски в эту страну... Повезло же этому Бофору!
     Его взгляд, наполнившийся внезапной грустью, задержался на этой обаятельной женщине, такой юной, такой трогательной в слишком большом для нее плаще, скрывавшем фигуру, совершенство которой легко угадывалось. Ее бледное лицо носило следы усталости и страдания, но большие глаза яркой зелени сверкали как изумрудные звезды, когда она произнесла имя американца. Теперь она сложила руки в красивом молитвенном жесте.
     - Сжальтесь, ваше превосходительство.., скажите, что с ним произошло.
     Зеленые глаза засверкали еще сильнее, и Ришелье понял, что слезы недалеко. Тем не менее его лицо странно замкнулось.
     - Корабль и люди здесь. Но сейчас больше не спрашивайте меня, потому что я не могу уделить вам времени: меня требуют другие дела, неприятные, но настоятельные. Тем не менее, если вы не откажете в любезности поужинать со мной завтра, я постараюсь сообщить более подробные новости.
     - Монсеньор...
     - Нет, нет! Ни слова больше! Вас отвезет к Дюкру карета с эскортом.., и всеми почестями, соответствующими вашему рангу. А завтра вечером мы поговорим...
     Здесь не место для этого...
     Добавить было нечего. Полуудивленная, полуразочарованная этим внезапным отступлением, больше похожим на увертку, Марианна, чувствуя слабость в ногах, с грехом пополам сделала реверанс. Теперь у нее было только одно желание: забыть - сначала в хорошей ванне, затем в своей постели - пережитый сегодня адский день. Она даже не протестовала, когда Ришелье сказал ей, что забирает кардинала с собой. Было видно, что губернатор сгорал от желания задать некоторые вопросы, касающиеся, безусловно, странной женщины, которую тот так неожиданно укротил.
     Эти вопросы тоже вызывали у Марианны раздражающий зуд любопытства, но Жоливаль, едва расположившись в карете, заснул так крепко, что потребовалось немало времени, чтобы вынести его, поднять в ко