астроении, а причина этого ясна. Госпожа Катрин, могу ли я со всей искренностью предложить вам отложить ваш визит до завтра. Я не могу даже гарантировать, что вы будете приняты сейчас.
     Но Катрин переменилась со времени той страшной сцены, кульминацией которой был арест Арно, проклинающего ее. Она больше ничего не боялась. Если бы это помогло, она бросила бы вызов Люциферу в его огненных чертогах. Катрин укоризненно взглянула на Жака де Руссе.
     - Мессир, - сухо сказала она. - Состояние духа монсеньора меня не интересует. Все, что я хочу сказать ему, касается его чести. Если вы не проводите меня к нему, я пройду сама. И доброй вам ночи.
     Ее действия последовали за словами. Катрин подхватила юбки и заспешила в сводчатый проход. Лицо Руссе вспыхнуло, когда он встретился с ней взглядом.
     - Я не боюсь доложить о вас, госпожа, и надеюсь доказать это через мгновение. Но запомните, вы будете винить только себя за то, что может произойти. Вы были предупреждены !
     - Выполните мою просьбу. За последствия буду отвечать я!
     Несколько мгновений спустя Катрин была введена в покои герцога. Увидев его, она поняла, что Жак де Руссе совсем не преувеличивал, когда говорил, что герцог в опасном расположении духа. Он даже не повернулся, когда она сделала реверанс. Он стоял у одного из окон, глядя на огромный двор, ярко освещенный факелами. На нем была сорочка из темно-красного бархата, голова была не покрыта. Стоя спиной к двери, сцепив сзади руки, не поворачиваясь, он произнес:
     - Госпожа, я нахожу, что настойчивость, с которой вы надоедаете мне, достаточно любопытна. Будьте добры запомнить на будущее: когда я желаю кого-нибудь увидеть, я посылаю за ним.
     Еще вчера такая тирада должна была бы заставить Катрин затрепетать. Сейчас она даже не вздрогнула.
     - Прекрасно, монсеньор! Я ухожу. Это лишь немного касается меня. Вы же станете лишенным чести принцем христианского мира!
     Филипп резко повернулся к ней.. На лице его была та же ледяная маска, что и во время турнира, но два красных пятна вспыхнули на бледных щеках.
     - Будьте осторожны в своих словах! - воскликнул он. - И не заблуждайтесь. Если я однажды был снисходителен к вам, то...
     - Более чем снисходительны! Но я ухожу, монсеньор находит мое присутствие неприятным.
     Она поворачивалась к двери, когда голос Филиппа приковал ее к месту.
     - Остановитесь! И объяснитесь. О лаком деле чести идет речь? Вам бы следовало знать, моя честь безупречна. Если мой боец проиграл, это не задевает мою честь, его победитель смелый человек...
     - Действительно? сказала Катрин с расчетливой дерзостью. - Но я думала, что ваша честь пострадает, если по вашему приказу, для того, чтобы доставить вам удовольствие, смельчака бросят в тюрьму.
     Выражение искреннего изумления пробежало по лицу Филиппа, и Катрин воспряла духом. Де Сан-Реми был прав. Может быть, герцог и не замешан в заговоре против Арно.
     - Что вы имеете в виду? Кто положил начало этой выдумке? О какой тюрьме вы говорите?
     - О той, в которую мессир де Люксембург бросил обоих рыцарей, де Монсальви и де Ксантрая, перед этим воспользовавшись хитрой уловкой, заставившей покинуть пост коннетабля Бюшана. Как, по-вашему, такое поведение согласуется с рыцарским кодексом чести, мессир? Я человек из народа, но для меня это нарушение законов чести. Но не мне судить, я не принцесса. Будь он просто храбрым рыцарем, я, возможно, поняла бы. Но когда так поступают с человеком, сражавшимся и победившим Бастарда Вандомского... Я думала, что вы как принц крови должны чтить эти законы!
     Бледный и до этого Филипп теперь стал пепельно-серым.
     Его серые глаза смотрели не мигая на шлем с королевской лилией, который теперь развернула Катрин. Казалось, он превратился в соляной столб.
     Она слабо усмехнулась, и это вернуло его к действительности.
     - Дайте мне этот шлем, госпожа, и подождите меня здесь. Клянусь кровью моего отца, если вы солгали мне, то окажетесь в одной из темниц, о которых упомянули, до исхода ночи.
     Катрин присела в безупречном реверансе.
     - Идите, монсеньор. Я буду ждать вас здесь. Филипп схватил шлем и стремительно вышел из комнаты. Катрин слышала его приказ лучнику: ни под каким предлогом не позволять Катрин де Брази покидать комнату.
     Она спокойно уселась рядом с камином, где бушевало пламя, так как ночь была прохладной. Она знала, что ей нечего бояться и спокойно ждала возвращения Филиппа. Вскоре он вернулся, по-прежнему держа шлем, и положил его на стол. Катрин поднялась и стоя ждала.
     Какое-то время герцог оставался погруженным в свои мысли, неподвижный, со сложенными на груди руками, и опущенной головой. Внезапно, как человек, принявший решение, он поднял голову и направился к ней. Катрин увидела, что глаза его по-прежнему холодны.
     - Вы правы, госпожа. Один из моих друзей решил послужить мне с невоздержанным усердием. Оба рыцаря будут освобождены... завтра утром.
     - Почему завтра? - тотчас спросила Катрин. - Зачем им проводить тревожную ночь в тюрьме после столь изнурительного боя?
     - Я так решил, - надменно ответил Филипп. - А также, чтобы наказать вас. Я только что узнал, что вы проявляете живой интерес к этим рыцарям. Сан-Реми сказал, что нашел вас, мою подданную, в их шатре. Объясните, что вы там делали?
     Катрин хотелось бросить тут же правду в лицо герцога, но она почувствовала скрытую ревность, стоящую за его вопросом. Признаваясь в своей любви к Арно, она подвергла бы жизнь своего возлюбленного опасности. Катрин с безразличным видом пожала плечами и сказала:
     - Много лет назад, в Париже, когда я была маленькой девочкой, я знала мессира де Монсальви. Мой отец, золотых дел мастер, выполнял заказы для их семьи. Когда я увидела его падение, то испугалась, что его ранили, и пошла в палатку узнать о его здоровье! Или я должна была в угоду вам забыть друзей детства?
     По выражению лица Филиппа она поняла, что ничуть его не убедила. Инстинктивная подозрительность ко всему, унаследованная от отца, умерила желание поверить этой красивой женщине. Вглядываясь в ее лицо, он спросил:
     - Вы уверены, что между вами нет тайного романа? Я не потерплю этого. Вы слышите? - Быстрым движением он положил руку на талию Катрин и привлек ее к себе, но выражение его лица не смягчилось. - Вы должны принадлежать только мне, вы слышите, мне одному! Разрешите напомнить о хлопотах, которые я взял на себя, чтобы возвысить вас до подобающего положения. Вы вышли замуж за одного из моих сановников, вы приняты при дворе. Вы одна из фрейлин моей матери... Я так долго не добивался ни одной женщины. Лишь немногие стоят этого. Но вы не похожи на остальных. Было бы несправедливо оставить вас доживать свой век в мире простых людей, где вы родились. Красивую женщину, достойную трона! Я надеюсь, вы рады своей удаче.
     Катрин отклонилась от Филиппа, чтобы избежать его губ. Его уста внезапно стали противны ей. Но она не осмелилась оттолкнуть его. Катрин стало не по себе от его немигающих глаз, но теперь она боялась уже за Арно. Он наклонялся все ближе и ближе к ее губам... и Катрин закрыла глаза, чтобы не видеть его. Но он не поцеловал ее.
     Вместо это она услышала его шепот:
     - В маленькой комнате за дверью вы найдете все необходимое... идите и снимите платье, затем возвращайтесь сюда. Я не могу больше ждать.
     Паника охватила Катрин. Она не ожидала, что он заявит о своих правах на нее так грубо. Кроме того, было поздно. Ночью во дворце будет прием, и Гарэн, несомненно, вскоре начнет искать ее. Филипп, конечно, не будет удерживать ее здесь этим вечером.
     - Монсеньор, - сказала Катрин, пытаясь говорить спокойно. - Поздно, и мой муж ждет меня.
     - Гарэн всю ночь будет работать с Николя Ролленом. Он не будет беспокоиться о вас. Вы пришли ко мне и останетесь со мною.
     Он разжал объятия и проводил ее к маленьким низким дверям рядом с камином. Ни жива ни мертва, Катрин мечтала о побеге.
     - Мне сказали, что вы будете очень заняты в этот вечер.
     - Я никогда не занят для вас. А теперь поспешите - иначе я буду вынужден предположить, что вас привела сюда не просто забота о моей чести... и что этот рыцарь дороже для вас, чем вы пытаетесь показать!
     Молодая женщина почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Она попала в ловушку! Случилось то, чего после свадьбы с Гарэном Катрин боялась больше всего. Все было против нее. В ту минуту, когда она отдала бы все просто за возможность запереться в своей комнате, думать, плакать до изнеможения и впервые успокоиться со времени ужасной сцены в голубом шатре, она была внезапно вынуждена принадлежать человеку, которого не любила. От этого зависела жизнь Арно. Путей к отступлению не осталось. Она должна была заплатить высокую цену за его свободу. Теперь она поняла, почему Филипп отказался освободить своих пленников немедленно. Ему нужна была эта ночь.
     Герцог закрыл дверь, и она оказалась в маленькой комнате без окон, освещенной двумя ветвистыми золотыми канделябрами. Маленькие бутылочки духов и баночки с кремами стояли на низком туалетном столике. Они были из золота покрытого яркой эмалью. Большое квадратное зеркало стояло над туалетным столиком, отражая мягкое сияние свечей. Уютная комната, полностью обитая темно-красным бархатом, была похожа на шкатулку для драгоценностей.
     Голубой наряд прозрачно свисал с обитого бархатом кресла, рядом стояла пара домашних туфелек.
     Катрин оглядела комнату и тяжело вздохнула. Единственной дверью в эту маленькую комнату была та, через которую она вошла, но даже если бы существовала другая дверь, это ничего бы не изменило.
     Это была ее судьба, и рано или поздно это бы произошло. Филипп обладал бы ею в конце концов. Усталым жестом она сняла свою маленькую бархатную шляпу и бросила ее в угол, за ней последовала золотая сеть, покрывавшая волосы. Как только волосы упали на спину, она закусила губы, чтобы не расплакаться. Ведь прошло так мало времени с тех пор, как с любовной поспешностью ее раздевал Арно. Катрин изо всех сил пыталась подавить нахлынувшие столь яркие недавние воспоминания. Она начала раздеваться с какой-то злой поспешностью. Ее платье упало к ногам, и чуть позже туда же опустилась рубашка. Она поспешно схватила голубой наряд и надела. Затем она сняла свои чулки и маленькие бархатные башмачки и сунула голые ноги в домашние туфельки. Беглым безразличным взглядом Катрин окинула себя в зеркале, отражавшем ее в ночном наряде, похожем на облако, и подчеркивающем, а не скрывающем очертания ее тела. Она небрежным жестом забросила назад волосы, пару раз тяжело вздохнула и, решительно направившись к двери, открыла ее.
     Она вошла в комнату Филиппа. Комната была пуста. Обнаружив, что она одна в комнате, Катрин бросилась к двери, через которую ранее ее ввел Руссе. Она безуспешно попыталась открыть ее: дверь была заперта. Со вздохом разочарования она вернулась к камину. Несмотря на играющий в камине огонь, она дрожала под своим тонким одеяньем. Вскоре, однако, тепло обволокло ее, от этого Катрин стало чуть легче. Пять минут спустя она почувствовала себя лучше и была готова подчиниться всему, что бы ни ожидало ее. Филипп, должно быть, неожиданно отлучился, но, без сомнения, он вернется.
     В ответ на эти мысли она услышала поворачивающийся в замке ключ. Дверь чуть скрипнула и медленно открылась. Катрин, стиснув зубы, повернулась... и столкнулась лицом к лицу со служанкой в белом чепчике и переднике, присевшей перед ней в быстром реверансе.
     - Я пришла поменять покрывала, - сказала та, глядя на кровать. - Катрин тотчас бы забыла о ней, если бы девушка внезапно не заговорила:
     - Монсеньор герцог просит госпожу поужинать и ложиться в постель, не дожидаясь его. Монсеньор, вероятно, задержится и приносит госпоже свои извинения... Через минуту я принесу ужин.
     Служанка стояла у кровати, держась за один конец одеяла, как бы приглашая Катрин забраться туда. Та решила принять немое приглашение и, сняв туфельки, нырнула под простыню. Это был изнурительный день, но прием в магистрате принес Катрин неожиданную передышку, по крайней мере, было бы неразумно не воспользоваться этим, чтобы немного отдохнуть. За окном было теперь совсем темно и ветер усиливался. Она могла слышать его завывание в камине, где пламя на миг замерло.
     Катрин зарылась в груду шелковых подушек и тотчас почувствовала себя лучше. Комната Филиппа по иронии судьбы дала немного одиночества, в котором она нуждалась, но которого она никогда бы не нашла в двух суматошных комнатах, которые делила с Эрменгардой и тремя другими фрейлинами. Она улыбнулась, вспомнив свою подругу. О чем думает сейчас дородная графиня? Наверное, что Катрин убежала со своим Арно и сейчас во весь опор мчится в направлении Гиз, устроившись на седельной подушке позади рыцаря. Картина, которую она нарисовала в мыслях, была настолько болезненна, что почти полностью разрушила ту решимость, которую она с таким трудом создала в последние часы. Для собственного спокойствия она должна была запретить себе думать об Арно. Она будет думать о нем потом, когда пройдет через это испытание. Тогда у нее будет время обдумать, что делать дальше.
     Когда молодая служанка вернулась, неся в руках поднос, на котором был ужин, Катрин почувствовала, что очень голодна. Утром, перед поединком, она не смогла проглотить ни кусочка, несмотря на настойчивые просьбы Эрменгарды, и теперь с большим аппетитом съела целую миску супа со взбитыми яйцами, половину жареного цыпленка, заливное из зайца и несколько засахаренных слив, запив все это сансеррским вином из золотого кубка. Затем она отставила в сторону поднос, который служанка тотчас унесла и опять улеглась среди подушек. Она почувствовала себя значительно лучше. Когда молоденькая девушка спросила ее, не нуждается ли она еще в чем-нибудь, Катрин с беспокойством спросила, где сейчас герцог. Служанка ответила, что он только что уехал в зал магистрата, где сейчас начинается праздник.
     - Тогда опусти занавески и можешь идти, - сказала Катрин. - Мне больше ничего не нужно.
     Девушка опустила занавески над кроватью, сделала быстрый реверанс и выбежала на цыпочках из комнаты. В теплых глубинах кровати Катрин попыталась заставить себя хорошенько обдумать ситуацию, в которую она попала, и понять, как вести себя с герцогом, когда он рано или поздно вернется и потребует плату за то, что он рассматривал как ее долг.
     Но она устала, ее клонило в сон, и сейчас она была не в состоянии что-либо придумать. Уютно завернувшись в теплое шелковое одеяло, Катрин мгновенно уснула.
     Когда она открыла глаза, то, к своему удивлению, обнаружила, что занавес вокруг кровати поднят и уже день. Филипп был в комнате, но стоял у окна в том же платье, что и вчера, и что-то писал за высоким железным столом, на котором находилось несколько свитков пергамента. Скрип гусиного пера по пергаменту и отдаленный петушиный крик нарушали тишину. Услышав, что она села на кровати, герцог, улыбнувшись, повернулся к Катрин.
     - Вы хорошо спали?
     Бросив перо на стол, он подошел к кровати и, поднявшись на две ступени и оперевшись локтем на столбик кровати, взглянул на нее с высоты своего роста. Катрин сначала посмотрела на герцога, затем на постель, которая была столь же гладка и опрятна, будто она только что забралась туда. Выражение ее лица заставило Филиппа рассмеяться.
     - Нет... Я не тронул вас. Прием закончился рано утром, я вернулся сюда и увидел, как вы крепко спите. Как бы сильно я ни желал вас, мне было жаль будить вас... Кроме того, мне не нравится заниматься любовью со спящими женщинами, не отвечающими на ласки. Но как свежо и нежно ты выглядишь сейчас, любимая! Твои глаза светятся, как сапфиры, твои губы...
     Лицо Филиппа осветилось любовью. Он сел на кровать рядом с ней, взял ее за руки и стал нежно и ласково целовать ее. Абсурдная, нелепая мысль пронзила сознание, Катрин. Он напомнил ей дядю Матье в его винном погребе в Марсаннэ, когда тот пробовал одно из своих лучших вин. Удивительно проворные губы Филиппа были совершенно не похожи на губы Арно, в которых жила жажда поцелуев. Филипп же ласкал своими поцелуями, они были обдуманны и расчетливы, их единственной целью было вызвать желание в женском теле. Он касался ее нежно, так нежно, что Катрин чувствовала, что слабеет. Это было как все убыстряющееся скольжение по склону к чему-то, чего она еще не могла разглядеть. Не было ничего, что могло бы остановить падение... Но редкие, изысканные, пугающие, головокружительные ощущения не имели ничего общего с ее настоящим чувством. Ее сердце осталось нетронутым, но тело отвечало страстно и горячо.
     Позже, когда Филипп выпустил Катрин из своих объятий, его губы продолжали ласкать ее тело, она, легко вздохнув, покорно ждала его следующего шага. Но ничего не случилось. Тяжело вздохнув, Филипп оторвался от нее.
     - Какая жалость, что у меня назначен прием, любимая! Рядом с тобой можно легко забыть обо всем!
     Однако, что бы он ни говорил, он полностью владел собой. Он улыбался, но серые глаза оставались холодными. У Катрин было тяжелое чувство, что он тщательно изучает ее. Не сводя глаз с нее, он вернулся к столу, схватил маленький колокольчик и позвонил. Появился с поклоном паж.
     - Скажите капитану де Руссе, что я хочу видеть его и тех, о которых говорил ранее...
     Затем, когда паж с поклоном ушел, герцог обратился к Катрин:
     - Умоляю простить меня за то, что принимаю по государственным делам в вашем присутствии, - сказал он с вежливой улыбкой, которая, однако, не коснулась его глаз. - Я особенно хочу разобраться с этими делами, пока вы здесь, чтобы полностью успокоить вас. Надеюсь, вы будете довольны.
     Прежде чем Катрин, которая не поняла ни слова из того, что он говорил ей, смогла ответить, дверь отворилась, и вошли трое мужчин. Первым был Жак де Руссе. Но когда она увидела других, ей пришлось закусить губы, чтобы не закричать от ужаса: это были Арно и его друг де Ксантрай!
     Катрин почувствовала, как боль пронзила ее, словно удар кинжалом, что силы покидают ее. Кровь отлила от лица и рук и хлынула к сердцу, которое, казалось, вот-вот остановится. Теперь она ясно поняла, какую ловушку приготовил для нее Филипп, чтобы проверить, говорила ли она правду, утверждая, что ничего, кроме детской дружбы, не связывает ее и Монсальви. Сидя на кровати в ярких лучах солнца, одетая в прозрачное белье, которое вызывающе обтягивало ее тело, с Филиппом, стоящим рядом, одетым в домашнее платье, она почувствовала себя пригвожденной к позорному столбу! Как после этого Арно сможет усомниться, что она не любовница герцога? Катрин видела лишь его строгий профиль. Он не смотрел на нее, но когда он вошел, она перехватила его взгляд, и в нем было лишь презрение.
     Катрин страдала, как никогда не страдала до этого. В отчаянье она не знала, что могло бы ей помочь в ее бедственном положении, за что можно зацепиться. Она чувствовала, что зоркие глаза Филиппа наблюдают за ней, и сделала сверхчеловеческое усилие, чтобы скрыть свое горе и удержаться от слез, которые разоблачили бы ее. Она страстно желала вскочить из постели, побежать к Арно и объяснить, что все это ужасный спектакль, что эта сцена умышленно подстроена для него и что она по-прежнему девственна, по-прежнему его и только его.
     Но ей было нельзя опустить голову и позволить брызнуть слезам, от чего до боли сжималось горло. Едва заметный след боли мог вызвать у Филиппа гнев по отношению к молодому рыцарю. И никто не мог сказать, как далеко бы зашел в этой слепой ревности принц, которого уже начали называть Великим Герцогом христианского мира. Вероятно, это была бы смерть для Арно и для Ксантрая, но, несомненно, Катрин была бы лишена высшего счастья умереть вместе с ними. Она сидела неподвижно, застывшая в своем горе, с зажатыми между колен руками, внешне спокойная, но внутренне умоляющая, чтобы все это кончилось скорее, скорее...
     Тишина, которая казалась ей вечностью, длилась лишь несколького мгновений. Затем прозвучал голос Филиппа. Он был приятным, весел