. Кровь, смешанная со слюной, текла ему на грудь.
     Констанция хотела зажмуриться, но понимала, что взоры всех сейчас устремлены на нее. Она хотела быть твердой, несгибаемой. Филипп Абинье и в самом деле в эти минуты был жалок и не мог ничем ответить обидчику.И Констанция пришла ему на помощь.
     - Ты говорил о милосердии, кузен?
     Виктор криво улыбнулся.
     - Да.
     - Но я не виже его. Ты хочешь этого? Оставь его! - со злостью бросила Констанция. - Ты смел, Виктор, когда с тобой твои люди.
     Лицо старшего из Реньяров исказила судорога.
     - Ты обвиняешь меня в трусости, Констанция? Трус тот, кто ночью забирается тайком в чужой дом.
     - Ты хуже, - бросила девушка.
     - Я?
     - Да, ты!
     Виктор открыл было рот, чтобы ответить, но тут же осекся. Он внезапно вспомнил, только что отец умер по его вине. Можно было даже сказать, это он, Виктор, убил его. Виктор почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.
     Он схватился руками за грудь и прохрипел:
     - Свяжите ему руки и ноги, взвалите на его коня и пусть убирается! Пусть это будет пример для его людей, пусть никто не посмеет сказать, что в моем сердце нет милосердия и пусть благодарит Констанцию за свое спасение.
     Анри, с ужасом в глазенках следивший за происходящим, понял: отцу сейчас невыносимо плохо.
     Он бросился к Виктору, обхватил его за ноги.
     - Отец, не надо, не плачь!
     Виктор оттолкнул сына. Он так старался скрыть свои слезы, а мальчишка не только их заметил, но и сказал о них вслух.
     - Я не плачу, - закричал Виктор, - я силен, если могу простить врагу обиду. Пусть убирается отсюда!
     Констанция стояла молча. Две женщины крепко держали ее за руки и решись она вырваться, вряд ли ей бы это удалось. Клод и Жак связали Филиппу Абинье руки и перебросили его через седло. Затем Жак умело пропустил ремень под животом коня и
     Стянул ноги парню.
     Собравшиеся словно вышли из оцепенения. Теперь происходящее казалось им веселым развлечением. Враг был повержен, а их господин проявил милосердие. Оставалось только радоваться. С гиканьем и улюлюканьем толпа бросилась к лошади. Та испугалась, шарахнулась в сторону и Филипп Абинье лишь чудом не соскользнул с седла. Конь поскакал не разбирая дороги через камни, кусты, канавы.
     А Виктору и этого показалось мало. Он выхватил пистолет и выстрелил в воздух, о чем потом не раз сожалел, ведь стоял-то он позади всех, и женщины, державшие Констанцию, смертельно испугались выстрела. Они завизжали, думая, что это кто-то из людей Абинье напал на дом их хозяев.
     Констанция же, поняв, что на мгновение женщины, державшие ее, потеряли бдительность, рванулась и побежала к небольшому приземистому строению, сложенному из дикого камня.
     Здесь, подальше от дома, Реньяры хранили запасы пороха. В этом строении были обитые железом двери, металлические ставни. И главное, Констанция знала это точно, и ставни и двери запирались изнутри на засовы. Она, еще будучи маленькой девочкой, любила забираться туда. Ей нравилось смотреть на мир сквозь
     Пулевые отверстия, пронизывающие металлические ставни. Тогда темное помещение с земляным полом наполнялось косыми солнечными лучами. Они, как зияющие стержни, пронизывали сухой воздух.
     - Констанция! - закричал Виктор, бросаясь вслед за девушкой.
     Но та бежала очень быстро, отчаяние придавало ей силы.
     - Констанция, куда ты?
     - Прочь! - кричала девушка, спеша к серой каменной стене, в которой чернел спасительный прямоугольник двери.
     Виктор наконец-то понял, что задумала Констанция, и ускорил бег. Девушка затравленно обернулась, но лишь на мгновение, она боялась опоздать.Уже коснувшись металлической ручки двери, она в ужасе замерла - топот кузена звучал слишком близко, он мог успеть схватить ее.
     Констанция все же успела юркнуть внутрь и захлопнуть дверь перед самым носом преследователя, щелкнув засовом.
     - Констанция! - кричал Виктор, колотя руками в черную металлическую обивку двери. - Констанция, открывай сейчас же!
     - Уйди! - кричала в ответ девушка. И вновь звучал иступленный стук лишившегося разума Виктора.
     И тут взгляд Констанции упал на распахнутое окно. - Боже мой, они же могут попасть сюда через него! Она бросилась к ставне и как раз вовремя: в небольшое оконце уже сунулась покрасневшая от вина морда в треуголке. Девушка изо всех
     Сил навалилась на ставень и сумела-таки задвинуть засов. Теперь колотили уже и в окно.
     - Констанция, открой сейчас же! Ты не имеешь права ослушаться меня, ты же знаешь,как было на самом деле! Стук стих.
     Виктор тяжело опустил голову и посмотрел на сбитые в кровь руки.
     - Ты должна открыть мне, ведь я твой кузен.
     - Я не выйду к тебе!
     - Нет, ты откроешь, тебе, Констанция, ничего не остается делать, не будешь же ты сидеть тут целую вечность.
     - А это мы еще посмотрим.
     Девушка хоть и отвечала зло, но боялась, ведь в любую минуту сюда могли ворваться вооруженные люди. Она с тревогой посмотрела на засов, и ее страх немного уменьшился. <Нет, засовы выдержат, ведь не станет же Виктор, в самом деле, у себя дома тараном выбивать двери!>
     - Так ты откроешь мне или нет?
     - Нет, я лучше умру, чем стану твоей женой! - в сердцах крикнула Констанция.
     - Ну что ж, - вздохнул ее кузен, - пусть будет по-твоему. Посидишь здесь немного, а потом сама приползешь ко мне просить пищу. Ты сама бежишь от своего счастья. Любая девушка в округе не задумываясь согласилась бы.
     - Я не любая! - крикнула Констанция.
     - Это все так говорят, - послышался смех Виктора, и Констанция увидела в узкой щели между металлическими ставнями его поблескивающий глаз.
     Она поплотнее стянула тесемку на воротнике блузки. Ей казалось, этот глаз прямо буравит ее, пытается заглянуть под одежду.
     - Я не буду твоей, - Констанция схватила первое, что подвернулось под руку, этим предметом оказалась короткая доска. С глухим стуком она ударилась в ставню, и глаз исчез.
     - Тебя никто не будет сторожить, - послышался уже в отдалении голос Виктора, - когда захочешь, выйдешь сама. А так, сиди здесь, думаю, наступит ночь, ты испугаешься. Так что запомни, Констанция, никого не будет рядом с тобой в эту темную ночь. Девушка осталась одна.
<Что с Филиппом? - забеспокоилась она. - Вернется ли его конь домой? Ведь это не близкий путь, и его могут встретить злые люди. А может, это только спектакль, специально разыгранный для меня?>
     - Я проявил милосердие... - с насмешкой в голосе передразнила Констанция. - И это говоришь ты, Виктор? - девушка словно обращалась к невидимому собеседнику, к своему кузену, ставшему ее врагом. - Да, легко сказать, - произнесла Констанция, - я лучше умру с голоду, чем стану твоей женой. В самом деле, кто придет к тебе на помощь, глупышка? Ты осталась одна со своими страхами и
     Заботами. Еще не прошло и часа, а ты уже думаешь о еде, питье. Ну почему я не догадалась перед этим выпить целую кружку воды? Констанция чувствовала, как жажда мучает ее.
     - Он мерзавец! - убежденно произнесла она. - Виктор никогда не будет моим мужем. И пусть мне придется умереть от голода или от жажды, я не выйду отсюда!
     Глаза девушки уже привыкли к полумраку, и она огляделась. В углу стояло несколько бочонков с порохом, а у стены была сложена солома. Констанция как сумела соорудила из нее постель и улеглась.
     - Мне нужно беречь силы, ведь неизвестно, чем встретят меня завтра.
     Констанция лежала, закрыв глаза, прислушиваясь к малейшему звуку, доносившемуся со стороны усадьбы. Но она различала только тихие голоса, похожие на бормотанье.
     И только сейчас она вспомнила, скорее осознала: старый Гильом мертв, больше некому за нее заступиться перед Виктором.
     И девушка принялась молиться. Ее губы прошептали:
     - Аминь! Она села.
     - Боже мой, что я наделала! И это все из-за меня! А может, Виктор обманывает, и старый Гильом жив? Нет, иначе ему пришлось бы поплатиться после за свои слова. А может... - и тут страшная догадка пронзила сердце Констанции, - возможно Виктор
     Убил его! Нет, даже он не способен на подобную подлость - отцеубийство. Но он же не помнит себя, он совершает ужасные вещи! Человек, уже однажды переступивший собственную совесть, падает глубже и глубже, погружаясь в пучину греха. Я не выйду отсюда - словно пытаясь убедить себя, произнесла Констанция, - ведь Гильом
     Благословил мой брак с Филиппом Абинье и значит я должна выполнить его последнюю волю.
     Конечно, легко было убедить себя Констанции, ведь она без памяти любила Филиппа.
     - Где же он? Где же он? - Констанция вся напряглась. - Что же с Филиппом? Добрался ли он домой или до сих пор его конь блуждает по полям?
     Ей страстно хотелось, чтобы и Филипп сейчас думал о ней. - Ты слышишь меня? - прошептала Констанция. - Конечно же слышишь, - лучезарная улыбка появилась на ее губах. - Я люблю тебя, - прошептала девушка, и мрачное темное помещение словно
     Преобразилось.Ее больше не пугала сырость и непонятные шорохи по углам. Это
     Теперь была ее крепость, надежное укрытие, такое же надежное, как и убежище возле ручья. Констанция представила себе перстень, висящий на сучке, увидела блеск дождевых капель на золоте и небольшую жемчужину.
     - Ну почему я оставила перстень там? Он согрел бы мне душу, напомнил о Филиппе. - Где ты? - вновь воскликнула Констанция.И ей показалось, что она слышит далекий ответ:
     - Я приду за тобой, приду, но мне нужно беречь силы.
     Констанция опустилась на солому и прикрыла глаза. За металлическими ставнями медленно наступали сумерки. Никто не вспоминал о ней, во всяком случае, никто не пытался даже поинтересоваться, хочет она пить или есть. Она была вольна выйти отсюда каждую минуту стоило лишь отбросить тяжелый засов на двери.
<Но ведь это равнозначно моему поражению. Нет, Виктор никогда не дождется, чтобы я пришла к нему. Лучше уж пусть возьмет силой>.
     Филипп Абинье то и дело терял сознание. У него перед глазами проплывала сжатая стерня, мелькали копыта лошади. Его голова словно налилась свинцом, в ушах стучала кровь, болели места ударов. Но сильнее всего ему досаждал стыд. Он не смог защитить свою возлюбленную, его как мальчишку избили у нее на глазах и при нем же его соперник Виктор объявил о предстоящей свадьбе.
<Лучше бы он убил меня! - подумал Филипп и тут же остановил себя. - Ты совсем не думаешь о Констанции, думаешь только о себе. Ты жив, парень, а это главное. Ты еще сумеешь постоять за нее>.
     Но руки были связаны ремнем, и он болтался как всеми забытая кукла, перекинутый через седло. Лошадь, не чувствуя властной руки хозяина, уже еле плелась, то и дело наклоняла голову и щипала сочную осеннюю траву. В такие минуты Филиппу казалось, что время остановилось и в мире не осталось ни единого живого человека. Лишь только он один, как вечный скиталец трясется, переброшенный через седло под вечерним небом.
     Отчаяние охватило его. Его мысли вновь обратились к Констанции. <Виктор говорил о предстоящей свадьбе, - и вновь злость переполнила душу Филиппа, но тут же нашлось и утешение, - Гильом Реньяр умер, значит до его похорон свадьбе не бывать. Когда в доме покойник, никто не отважится на веселье. Я вернусь за тобой!> - вновь пообещал Филипп.
     Перед его глазами бежала стерня, мелькали копыта коня. Юноша уже не чувствовал собственного тела, боль притупилась, и душа юноши постепенно смирялась с унижением. Он жив, а это главное, значит, сможет отомстить Виктору за все - за смерть отца, за унижение.
     Филипп напряг слух. Ему послышался далекий конский топот. Сам он в это время находился в ложбине между двух холмов и его трудно было заметить. Он собрал последние силы и громко крикнул, уже не задумываясь над тем, враг возле него или друг.
     - Я здесь! - кричал Филипп. - Я здесь!
     - Слава богу! - донеслось до его ушей, и Филипп попробовал повернуть голову.
     Но в глазах у него сразу же потемнело, и последние силы покинули его...
     Очнулся Филипп, лежа на спине под ночным небом, плотно застланным облаками. Над ним склонился его дядя Марсель Бланше.
     - Ну вот, наконец-то ты и пришел в себя, Филипп. И вздумалось же тебе поехать одному!
     Марсель снял со своего коня круглую деревянную фляжку, обтянутую кожей, дал Филиппу напиться вина. Живительная влага растеклась по жилам, и Филипп наконец-то поверил в то, что жив и почти спасен.Он попытался приподняться, но тут же глухо застонал.
     Лежи, скоро мы поедем домой. Но согласись, Филипп, не стоило бы тебе представать в таком виде перед глазами матери.
     Хорошо, я приведу себя в порядок.
     - По-моему, у тебя ничего не сломано, - радостно сообщил Марсель.
     Филипп наконец догадался пошевелить рукой. Пальцы слушались, правда с трудом, и каждое движение глухой болью отдавалось во всем теле.
     Марсель смочил вином носовой платок и принялся промывать рану на лице племянника. Запекшаяся кровь смывалась с трудом, да и разрез был сделан острым кинжалом. Края тут же разошлись и по щеке снова потекла кровь.
     - Осторожнее, Марсель, - попросил Филипп.
     - Об осторожности нужно было думать раньше, - посоветовал дядя.
     - Это они... - прошептал юноша.
     - Конечно, - усмехнулся Марсель, - а кто же еще Реньяры. Но ты сам виноват, приятель, любовь опасная штука и часто взамен получаешь совсем не то, на что рассчитывал.
     Только не читай мне нравоучений, - взмолился Филипп, садясь на землю, - я не выношу их, они хуже зубной боли.
     Учить тебя уже поздно, ты все равно не сможешь выбросить из своей головы Констанцию, даже после всего того, что сотворили с тобой Реньяры. Я удивляюсь только одному - как они отпустили тебя живым.
     Филипп проскрежетал зубами, это была как соль на раны.
     - Он ответит мне за все!
     - Ну вот, - вздохнул Марсель Бланше, - еще не хватало, чтобы ты укокошил ее кузена, и тогда люди Реньяров обязательно сожгут дом твоей матери, а меня и тебя повесят на дереве.
     Лишь только сейчас Филипп осознал, какой опасности подвергает свою семью, претендуя на руку Констанции Реньяр. Ведь это в самом деле было чудом, что до сих пор никто из врагов не наведал его дом. Он, Филипп Абинье, преспокойно уезжал, оставляя двух безоружных женщин.
     Но тут же Филипп вздохнул с облегчением: рядом с ним находился его дядя Марсель Бланше. Они все-таки вдвоем, и Реньярам не так-то легко будет овладеть ими.
     - Ну что, ты уже можешь стоять? - поинтересовался Марсель.
     Филипп поднялся на ноги и тут же чуть было не рухнул.
     - Держись, - Марсель подставил ему руку, и юноша устоял.
     Дядя подвел Филиппа к лошади и помог сесть в седло.
     - Ну что ж, до дома ты можешь ехать как угодно, но лишь Этель завидит тебя, держись молодцом.
     Уже издали Филипп в темноте различил окна своего дома. Мать и сестра не спали, два окна светились слабым светом. <Это отблески очага, - догадался Филипп, - они не смыкали глаз все время, пока меня не было. Молодец, Марсель, без
     Него я не знаю, сумел бы добраться до дому или нет>.
     Хлопнула дверь, и на крыльцо выбежала Этель. Она вглядывалась в темноту и звала:
     - Филипп! Филипп!
     - Я здесь, мама! - воскликнул юноша и дернул поводья.
     Он летел навстречу женщине так, словно за ним гналась целая банда.
     - Филипп, мальчик мой! - воскликнула мадам Абинье, обнимая сына.
     Тот хоть и почувствовал от ее нежных объятий пронзительную боль, но сдержался, лишь ласково произнес:
     - Извини, мама, я заставил тебя волноваться.
     - О чем ты говоришь? Идем скорее в дом! Мадам Абинье понимая, что сын не хочет казаться в ее глазах слабым, тут же передала его в руки Лилиан. Та помогла брату добраться до постели. Тут-то Филипп уже не сдерживал себя. Он скрежетал зубами, стонал. Только сейчас он ощутил боль, которую должен был почувствовать, находясь на земле Реньяров.
     - Ты должен уснуть, - посоветовала Лилиан.
     - Легко сказать, - горько усмехнулся Филипп.
     - Очень больно?
     - Но все кости целы, - не очень-то радостно добавил Филипп.
     - Я знаю, что тебе нужно, брат, - засуетилась Лилиан, - сейчас, подожди, - и она опрометью бросилась вниз. Вскоре девушка вернулась с чашкой горячего вина, пахнущего специями.Филипп жадно выпил напиток и тут же по его телу разлилась
     Блаженная истома.
     - Ты прямо колдунья, Лилиан, - похвалил он сестру, закрывая глаза.
     - Если тебе еще что-нибудь нужно...
     - Извини меня, сестренка, ведь я не подумал ни о тебе, ни о матери.
     - Да брось ты, главное, ты жив и мы все вместе.
     - Этого мало для счастья, - вздохнул Филипп.
     - А ты знаешь, я только сегодня поняла, что счастлива. Я не хочу
     Другой жизни. Когда мы все вместе, втроем, мы можем порадовать друг друга, например, как я сегодня. И это тоже счастье, - убежденно сказала Лилиан. - Ведь вспомни, в притче отец радовался возвращению блудного сына.
     - Ну вот и дождался, - попытался улыбнуться Филипп, - я блудный сын. Недолго же я блуждал, меня изловили.
     - Ты еще совсем глуп, - по праву старшей сестры сказала Лилиан.
     И Филипп не стал ей возражать. Во-первых, ему уже и в самом деле захотелось спать, а во-вторых, он знал, с женщиной спорить бесполезно, пусть это даже умная Лилиан.
     Но прежде чем заснуть, Филипп попросил:
     - Позови, пожалуйста. Марселя, я должен с ним переговорить.Девушка пожала плечами, но просьбу брата выполнила.
     Марсель сел прямо на кровать рядом с Филиппом.
     - Ты хочешь, племянник, предложить мне хитроумный план, как похитить твою возлюбленную?
     - Но ведь ты даже не знаешь, что случилось с ней, я же тебе не успел ничего рассказать.
     - Думаешь я, Филипп, тратил время понапрасну? Я прекрасно видел, что происходит в имении Реньяров. Я сразу же отправился туда, лишь только ты не вернулся.
     - Но я же не видел тебя! - изумился Филипп.
     - Ты слишком доверчив, Филипп, извини, что не пришел тебе на помощь сразу. Но вдвоем мы никому ничего не смогли бы доказать.
     - Так ты ехал за мной, когда я, связанный, лежал на лошади?
     Марсель улыбнулся.
     - Конечно же ехал.
     - И не мог сразу освободить меня! - возмутился Филипп.
     - А ты как думаешь? - спросил Марсель. Юноша засомневался.
     - Если ты не освободил меня сразу, значит на то были свои причины.
     - Ну конечно же, наконец-то до тебя дошло. Ты думаешь, Виктор просто так отпустил тебя? Он послал следом одного мерзавца, и мне пришлось немного проучить его.
     - Ты убил человека Реньяра?
     - Нет, я всего лишь сбросил его с лошади, связал и отправил назад к его хозяину.
     - Я знал, ты не бросишь меня в беде! - воскликнул Филипп Абинье и тут же поморщился, порез на щеке вновь стал кровоточить.
     - Да спи ты, - уже немного зло бросил Марсель Бланше, - тебе нужно прийти в себя.
     - А Констанция, что будет с ней?
     - Я тебе обещаю, Филипп, что-нибудь мы с тобой придумаем. Ведь выходило же у нас все хорошо до этого, значит, получится и потом.
     Эти нехитрые слова успокоили юношу. Он безгранично верил в возможности своего дяди-мятежника.
     И уже засыпая, Филипп услаждал себя радостными грезами.Он видел себя и Констанцию радостно смеющимися, идущими рука об руку по залитому солнцем лугу. За небольшой рощицей возвышалась колокольня храма, и Филипп знал, что там их ждет священник и приглашенные.
<Ведь благословил же нас старый Гильом, - думал Филипп Абинье, но тут же сердце юноши похолодело. - Но ведь он же убил моего отца! Как может соединиться в одном человеке проклятье и благословение? Стоит ли это благословение чего-нибудь, если оно дано убийцей?>
     Это был слишком сложный вопрос для измученного разума Филиппа Абинье. Он привык мыслить куда более просто, а тем более сейчас юноша не мог рассуждать здраво. Ведь с одной стороны, он был всецело обуреваем любовью к Констанции, а с другой, ненависть к Реньярам кипела в его душе.
     Ты не такая, - твердил он сам себе, имея в виду Констанцию, - ты не такая. И может быть, именно на нас с т