- Скажите: "мадемуазель Марианна"!
     - Какая Марианна?
     - А это вас не касается! Сейчас же найдите его и не сомневайтесь, что он очень рассердится, если вы заставите меня ждать.
     С недовольной миной швейцар направился к дому, бормоча что-то не очень любезное в адрес уличных девок, которые пытаются проникнуть в приличные дома, но через несколько секунд Жонас буквально вылетел из застекленных дверей. Лучезарная улыбка надвое рассекала приветливое черное лицо мажордома Фортюнэ.
     - Мадемуазель Мавианна! Мадемуазель Мавианна! Боже мой! Входить! Входить сковей! Господи, но откуда вы, в такой вид?
     Марианна рассмеялась от радости при этом дружеском приеме, сразу вернувшем ей мужество. Здесь наконец открылась дверь к спасению.
     - Мой бедный Жонас, видно, так уж судьбе угодно, чтобы вы из десяти раз девять встречали меня в непотребном виде... Госпожа уехала?
     - Да, но сково вевнется! Идите отдыхать!
     Величественным жестом отослав швейцара, Жонас увлек Марианну в дом, докладывая о том, как волновалась о ней его хозяйка после возвращения с вод.
     - Она вас считать мевтвой! Когда князь Беневент гововит, что вы исчезать, я думать, она сходит с ума, честного слова! О! Смотайте! Вот она!
     Действительно, Жонас как раз хотел закрыть дверь, когда карета Фортюнэ въехала во двор, описала изящную дугу вокруг фонтана и остановилась против крыльца. Молодая женщина вышла из нее, но выглядела печальной, и впервые за все их знакомство Марианна увидела, что она одета в строгое фиолетовое платье из очень темного бархата. Другой странностью показалось то, что она была едва накрашена, а покрасневшие глаза под вуалеткой явно говорили, что она плакала... Жонас поспешил к ней.
     - М'дам Фовтюнэ! Мадемуазель Мавианна здесь!..
     Г-жа Гамелен подняла глаза. Огонь радости вспыхнул в ее грустном взгляде, и она без слов бросилась к подруге, неистово сжав ее в объятиях и залившись слезами. Марианна никогда не видела беззаботную креолку в подобном состоянии и, возвращая ей поцелуй, прошептала на ухо:
     - Фортюнэ, Бога ради, скажи, что с тобой стряслось?
     Неужели ты так переживала из-за меня?
     Фортюнэ резко оторвалась от подруги, затем, положив руки на плечи молодой женщине, пристально посмотрела на нее с таким состраданием, что дрожь ужаса прошла по телу онемевшей Марианны.
     - Я приехала из дворца правосудия, Марианна, - сказала г-жа Гамелен так тихо, как только могла. - Все кончено...
     - Что.., ты хочешь сказать?
     - Час назад Язон Бофор приговорен.., к смерти!
     Слово пронзило Марианну как пуля. Она пошатнулась от удара. Но она уже столько дней ожидала этого, что бессознательная подготовка сказалась, и открытая рана постепенно превратилась в шрам. Она знала, что наступит день, когда ей придется услышать эти ужасные слова, и подобно тому, как человеческий организм, предчувствуя болезнь, подспудно приготовляется к борьбе за жизнь, дух тоже был готов к грядущему страданию. Перед лицом угрожающей опасности не было ни времени, ни места для слабости, слез и страха.
     Фортюнэ уже протянула руки, ожидая, что потерявшая сознание Марианна может упасть, но тут же опустила их, с изумлением глядя на стоявшую перед ней незнакомую женщину, с виду готовую на все, устремившую на нее твердый, как сталь, взгляд. Ледяным голосом Марианна спросила:
     - Где сейчас император? В Сен-Клу?
     - Нет. Весь двор в Фонтенбло в связи с охотой. Но что ты хочешь делать? Уж не думаешь ли ты...
     - Да, я именно об этом думаю! Неужели ты считаешь, что у меня останется о чем жалеть на земле, если Язона не будет? Я поклялась памятью матери: если его казнят, я вонжу кинжал себе в сердце у подножия его эшафота. Потому я не боюсь гнева Наполеона! Захочет он или не захочет, согласится или не согласится, но он выслушает меня!.. Потом он может сделать со мной все, что ему вздумается! Какое это уже будет иметь значение!
     - Не говори так! - взмолилась Фортюнэ, торопливо осеняя себя крестным знамением, чтобы отогнать беду. - Ведь существуем же все мы, чистосердечно и преданно любящие тебя и готовые помочь!
     - Существует он, кого я люблю и без кого отказываюсь жить. Я прошу тебя только об одном, Фортюнэ: дай мне карету, одежду, немного денег и скажи, где я смогу укрыться в Фонтенбло, чтобы не быть арестованной до того, как увижу императора. По-моему, ты хорошо знаешь те места. Если ты это сделаешь, я буду благодарить тебя до последнего моего вздоха и...
     - Хватит! - вышла из себя креолка. - Ты перестанешь болтать о смерти? Дать тебе денег, мою карету... Ты несешь чушь!
     - Фортюнэ! - в мучительном недоумении воскликнула Марианна.
     Но подруга ласково обняла ее и увлекла за собой, любовно нашептывая:
     - Дурочка ты! Мы поедем туда вместе, конечно! У меня есть там домик, уединенное местечко около Сены, и я знаю все ходы и повороты в лесу. Это нам пригодится, если тебе не удастся пробраться за решетку дворца, хотя Наполеон приходит в ярость, когда ему прерывают охоту. Но если не найдется другого способа...
     - Я не хочу, Фортюнэ! Ты можешь ужасно скомпрометировать себя... Ты рискуешь ссылкой...
     - Ну и что? Я отправлюсь к Монтрону в Анвер, и мы там весело заживем! Обойдется, душа моя! Во всяком случае, я не прочь узнать, по каким соображениям его величество Корсиканец позволил своим судьям вынести подобное решение относительно человека, столь необычайно соблазнительного., и также явно неспособного совершить преступления, в которых его обвинили! Гнусный убийца?.. Фальшивомонетчик?.. Это с его-то гордой осанкой и взглядом морского орла?
     Какая же глупость!.. Жонас! Немедленно мою горничную с ванной для княгини и одежду; через четверть часа солидную еду, а через час почтовую карету во двор!.. Понял? Бегом!..
     И в то время как ее мажордом устремился по лестнице, призывая м-ль Клементину, чтобы дать распоряжения, Фортюнэ увлекла подругу по той же дороге, только не торопясь.
     - Теперь у тебя будет достаточно времени, чтобы рассказать мне все, что с тобой произошло, моя красавица.

ГЛАВА VII

ИМПЕРСКАЯ ОХОТА

     Г-жа Гамелен натянула поводья и остановила лошадь возле старого, обросшего мохом каменного креста, возвышавшегося в тени гигантского дуба на скрещении дорог.
     - Это крест Суврэ, - сказала она, показывая на него кончиком хлыста. - Я слышала, что завтрак состоится примерно в полулье отсюда, на распутье Реклоз. И здесь лучше всего подождать начала охоты.
     Говоря это, она спешилась, привязала лошадь к стройному стволу сосны, затем, подобрав длинный шлейф суконной амазонки цвета опавших листьев, спокойно уселась на ступеньках старого креста, тогда как Марианна, в свою очередь, соскочила на землю и привязала свою лошадь к тому же дереву, прежде чем присоединиться к подруге.
     Перекресток был пустынным. Слышался только шепот ручейка, бегущего в густых зарослях, и потрескивание плотного лиственного ковра под лапами вспугнутого зайца. Но немного дальше к югу лес был наполнен тем особым гулом, который создает большое веселящееся общество. В нем смешивались лай собак, звуки рожков и далекий шум катящихся карет.
     - Как проходит императорская охота? - спросила Марианна, располагаясь рядом с подругой и приводя в порядок складки своего темно-зеленого платья. - Я никогда не видела ее и не имею о ней никакого представления.
     - О, довольно просто, и, хотя весь двор спешит сюда, фактически император охотится почти сам, не считая его главного конюшего, генерала де Нансути, господина д'Аннекура, командующего псовой охотой, обер-егермейстера и Рустана, его мамелюка, который следует за ним повсюду. Савари, пока не стал министром полиции, принимал участие тоже, но теперь в его обязанности входит следить с более далекого расстояния за особой его хозяина. Что касается церемониала, то вот он: все общество, мужчины и женщины, включая его величество, едут из замка в каретах. Собираются в заранее назначенном месте, где сервируется обильный завтрак. Затем, в то время как его двор переваривает съеденное, бездельничает и потихоньку возвращается. Наполеон приступает к охоте. Вот и все!
     - Я не знала, что он такой страстный охотник. Он никогда не говорил мне...
     Фортюнэ рассмеялась.
     - Дорогое дитя, наш император, как никто другой, заботится о своем реноме и театральных эффектах. На самом деле он совсем не любит охоту. И тем более что он плохой наездник. Если бы ему не дрессировали с особым старанием лошадей, его падениям не было бы числа... Но во всем, что касается охоты, он считает себя обязанным продолжать традиции властелинов Франции. Все короли, какие только известны: Капетинги, Валуа или же Бурбоны, были закоренелыми псовыми охотниками. И он должен делать это хотя бы из уважения к памяти своего "дяди", Людовика XVI! Пожалуйста, не делай такой кислой мины: здесь у тебя лучшая возможность приблизиться к нему почти без свидетелей.
     Чтобы сделать приятное Фортюнэ, Марианна изобразила бледную улыбку, но сжимавшая ее сердце тоска была слишком сильной, чтобы она могла получить удовольствие от остроумия подруги. Днем и ночью ее не покидала мысль о предстоящих минутах, от которых зависела жизнь Язона, когда она три дня провела в очаровательном доме Ла-Мадлен, служившем местом уединения прекрасной креолки.
     И в самом деле, едва приехав, г-жа Гамелен поспешила во дворец, чтобы повидать Дюрока и с его помощью получить аудиенцию у императора. Всегда услужливый герцог Фриульский передал ее просьбу своему хозяину, но Наполеон сказал, что не желает видеть г-жу Гамелен и советует ей использовать свободное время для наслаждения красотами ее поместья и сейчас не пытаться приблизиться к его особе.
     Услышав новость, Марианна почувствовала, как сжалось ее сердце.
     - Моя бедная Фортюнэ! Ты попала вместе со мной в немилость! Наполеон не хочет тебя видеть, ибо он знает, что мы друзья.
     - Он знает прекрасно, что сам свел нас вместе, но в данном случае я считаю, что это скорее моя привязанность к Жозефине заставила его прогнать меня... Наше так называемое дунайское величество ужасно ревнива ко всему, что касается или касалось нашей дорогой императрицы. К тому же я не особенно надеялась, что буду принята. Я даже настолько была уверена в этом, что заранее навела справки: послезавтра император будет охотиться в Лему. Ты приготовишься, чтобы в какой-нибудь момент оказаться у него на пути. Возможно, он придет в ярость, но я буду очень удивлена, если он вообще не захочет тебя слушать.
     - Он обязан меня выслушать! Даже если я должна буду броситься под копыта его лошади.
     - Вот это будет величайшей глупостью! Он настолько неловок верхом, что способен покалечить тебя, а твоя красота, моя дорогая, всегда остается лучшим оружием.
     Итак, лесная экспедиция стала делом решенным. Марианна считала оставшиеся часы и минуты, но сейчас, когда роковой момент приближался, ощущавшееся возбуждение перед битвой стало заливаться волнами опасений. Она знала по собственному опыту, как грозен был Наполеон в гневе. Что, если он не даст ей говорить, оттолкнет и даже не захочет слушать?
     Фортюнэ достала из кармана амазонки плитку шоколада и протянула Марианне половину.
     - Возьми! Тебе надо ободриться, и в этом лесу слишком прохладно. Завтрак долго не затянется.
     Действительно, поднялся ветер, легкий, но пронизывающий, сметая листья с Круглой дороги, опоясывавшей со времен Людовика XIV Фонтенбло и массивный участок леса для удобства охотничьих карет. В бледно-сером небе, едва окрашенном голубизной, облака неслись наперегонки с черной стаей ласточек, улетавших в солнечные страны. Глядя на пролетавших птиц, таких свободных и стремительных, Марианна почувствовала, как у нее сжимается горло при мысли о Язоне, этом морском орле, заключенном в смрадной камере, ожидающем, что безжалостный таран раболепного правосудия раздавит его, не позволив даже взглянуть на бескрайний свободный океан...
     Призыв охотничьего рога из глубины леса оторвал ее от грустных размышлений. Правила охоты были известны Марианне слишком давно, чтобы она не узнала выезд охотников, и она живо встала, машинально разглаживая юбку.
     - В седло! - воскликнула она. - Они едут!
     - Минутку! - сказала Фортюнэ с успокаивающим жестом. - Прежде надо узнать, в какую сторону они направляются.
     Обе женщины затаив дыхание прислушались, стараясь разобраться в отдающемся эхом собачьем лае и пении рожков. Затем г-жа Гамелен одарила подругу торжествующей улыбкой.
     - Великолепно! Мы сможем перерезать им дорогу. Они движутся к Высокому Столбу! Вперед! Я покажу тебе дорогу, потом ты поедешь одна. Я останусь немного сзади, раз его величество не хочет меня видеть! Вперед!..
     В едином порыве обе молодые женщины взлетели в седла, затем, хлестнув лошадей, помчались галопом через лес, направляясь на звуки рога. Сначала они ехали по прорезающей заросли лесной тропе, пригибаясь, чтобы избежать ударов свисавших веток. Этот путь, изобиловавший скалами, подъемами и спусками, оказался трудным, но обе они, особенно Марианна, были превосходными всадницами и умело, не теряя скорости, объезжали препятствия. В обычное время Марианна получила бы огромное удовольствие от такой стремительной скачки по одному из красивейших лесов Европы, но ставка в этой игре была слишком важной и грозила трагическими последствиями. От этого стремительного бега ради жизни Язона Бофора зависела, и она прекрасно понимала это, также и ее собственная жизнь.
     Травля продолжалась долго. Загоняемое животное словно находило удовольствие в том, что меняло направление и путало следы, и прошло около часа, пока среди оголенных веток не показалось белое пятно несущейся во весь опор своры. Собаки подали голос, ничуть не уменьшая скорости. Уже давно сигналы егерей дали знать Марианне, что животным был кабан, и в ее нервном состоянии она обрадовалась этому, ибо никогда не находила ни малейшего удовольствия от облав на косулю, оленя или лань, чьи красота и изящество всегда волновали ее.
     Голос придержавшей свою лошадь Фортюнэ долетел до нее по ветру:
     - Теперь иди одна... Они там.
     И точно, Марианна смогла заметить кабана - громадный черный всклокоченный снаряд, пронесшийся по лесу с настигающей его сворой, затем серых лошадей доезжачих, которые изо всех сил трубили в рога... Император должен быть близко... Ударом пятки она заставила лошадь ускорить ход, бросилась через кустарник, перескочила ствол большого упавшего дерева и.., как бомба, налетела на скачущего в галоп Наполеона.
     Чтобы избежать столкновения, обе лошади одновременно стали на дыбы, но, в то время как Марианна осталась в седле, император французов от неожиданности потерял стремена и свалился на упругий мох.
     - Тысяча громов! - закричал он. - Какая.., скотина!..
     Но Марианна уже была на земле и упала на колени перед ним, ужасаясь содеянным.
     - Это я, сир.., это только я! О, сжальтесь, простите меня! Я не хотела, видит Бог! С вами ничего не случилось?
     Наполеон разъяренно взглянул на нее и живо встал, вырвав из ее рук упавшую при падении шляпу, которую она подняла.
     - Я считал, что вы высланы, сударыня! - проговорил он таким ледяным голосом, что молодая женщина ощутила, как дрожь пробежала по ее спине. - Что вы делаете здесь?
     Даже не думая подняться, она устремила на него умоляющий взгляд.
     - Мне необходимо было увидеть вас, сир, поговорить с вами.., любой ценой!..
     - Даже ценой моей спины? - съязвил он. Затем добавил с явным нетерпением:
     - Да поднимитесь же! Мы выглядим смешно, и вы прекрасно видите, что сюда идут...
     Действительно, три человека, которых император, очевидно, обогнал, мчались как ураган. Первый носил пышную форму гусарского генерала, второй - зеленую одежду императорского ловчего, и третий, единственный, кого Марианна знала, был Рустан, мамелюк. В одно мгновение генерал слетел на землю.
     - Сир, - с беспокойством осведомился он, - с вами что-нибудь случилось?
     Но ответ он получил от беззаботно улыбнувшейся Марианны:
     - Это со мной кое-что случилось, генерал! Моя лошадь понесла, и я оказалась здесь одновременно с его величеством.
     Лошади стали на дыбы, и моя сбросила меня на землю. Император был так добр, что оказал мне помощь. Я благодарила его за это...
     Она видела, что, по мере того как она дипломатично сочиняла эту маленькую ложь. Наполеон расслабил сжатые челюсти, и его ледяной взгляд смягчился. Непринужденным жестом он стряхнул с полы своего серого сюртука прилипший сухой лист.
     - Пустяк! - бросил он. - Не о чем говорить, и вообще пора возвращаться! Я уже устал от этой неудачной охоты!
     Собирайте ваших псарей и собак, д'Аннекур, мы едем в замок. Что касается вас, сударыня, следуйте за нами: мне надо с вами поговорить, но вы пойдете в Английский сад. Рустан вас проводит...
     - Простите, сир, но я не одна в этом лесу. Моя подруга...
     В серо-голубых глазах Наполеона загорелся огонек, но на этот раз не гнева, а скорее насмешки.
     - Хорошо! Найдите свою подругу, сударыня, и отправляйтесь. Оказывается, существуют люди, от которых не так просто избавиться! - добавил он шутливым тоном, давая понять Марианне, что он знает, о какой подруге идет речь.
     Она низко поклонилась, затем с любезной помощью генерала Нансути, предложившего руку, чтобы опереться о нее кончиком ботинка, она взлетела в седло с легкостью, которая вызвала сдержанную улыбку у гусарского офицера... Он слишком хорошо знал верховую езду, чтобы поверить в льстивую ложь Марианны. Если кто-то и упал, то только не эта безупречная амазонка.., но, зная свет, Нансути так и ограничился улыбкой.
     Марианне понадобилось несколько секунд, чтобы найти Фортюнэ и торопливо рассказать ей о том, что произошло, и о неожиданной удаче, вселившей в нее новую надежду.
     - Главное то, что он тебя примет! - сказала радостно г-жа Гамелен. - Ты проведешь, без сомнения, очень неприятные четверть часа, но он выслушает тебя, и в этом все!
     Теперь ты можешь выиграть партию.
     Не задерживаясь, обе женщины устремились вслед за императором. На первом скрещении дорог они под высокой сосной нашли ожидавшего их, неподвижного, как конная статуя, Рустана. Он сделал знак следовать за ним и пришпорил лошадь, направляясь к замку окольным путем, чтобы не смешаться с возвращавшимися придворными.
     Спустя полчаса, миновав Английский сад, Марианна вошла во дворец Фонтенбло. На первом этаже Рустан, после того как "оставил Фортюнэ в небольшом салоне, открыл перед Марианной дверь большой, выходящей в сад комнаты, поклонился и рукой показал ей на кресло. Еще один раз она оказалась в кабинете Наполеона. Это был уже четвертый, с которым она теперь знакомилась, но, несмотря на убранство времен Людовика XVI и некоторую мебель империи, комната благодаря разбросанным в обычном беспорядке бумагам, картам, красным сафьяновым портфелям и личным вещам сразу показалась ей знакомой. Как и в Тюильри, Сен-Клу и Трианоне, табакерка была открыта, гусиное перо брошено как попало, большая карта развернута, и шляпа ютилась на столике. Это ее ободрило, и с ощущением, что она у себя, настолько могучая индивидуальность императора везде способствовала созданию присущей только ему атмосферы, она с большей уверенностью стала ждать того, что должно было произойти.
     Все следовало по привычному церемониалу: быстрые шаги по плиткам галереи, хлопнувшая дверь, стремительный проход с заложенными за спину руками по комнате до большого рабочего стола, быстрый оценивающий взгляд на придворный реверанс и, наконец, сразу переход к делу.
     - Итак, сударыня? Какая крайняя необходимость заставила вас пренебречь моим приказом и явиться докучать мне даже здесь?
     Агрессивный тон, умышленно оскорбительный, в обычное время вызвал бы у Марианны реакцию такого же порядка. Но она понимала, что для спасения Язона ей надо растоптать свою гордость, притвориться смиренной и униженной, особенно перед монархом, который только что из-за нее был повергнут на землю.
     - Сир, - ласково упрекнула она, - впервые ваш