. Вожак отлетел в угол, дернулся и затих. Он был мертв. Вместо лица у него была кровавая каша.
     Катрин, привстав, огляделась и увидела, что в подвале больше никого нет, кроме нее и Готье. Осознав, что раздета до нитки, она стала глазами искать свою одежду, обнаружила ее в углу и хотела было встать, но в это время нормандец опустился перед ней на колени. Грудь его вздымалась, словно кузнечные мехи, дыхание было тяжелым и учащенным - и причиной тому была не только недавняя схватка. Он пожирал глазами обнаженное тело молодой женщины с такой жадностью, что ее снова обуял страх. В глазах своего спасителя она прочла ненасытное вожделение, очень похожее на похоть этих зверей в человеческом обличье, которых он обратил в бегство. Дрожащей рукой она попыталась оттолкнуть его, но он застыл, словно каменное изваяние. Отчаяние охватило Катрин. Ей вспомнились предостережения Сары, и мысленно она ругала себя за глупость. Доверилась совершенно незнакомому человеку и оказалась теперь в полной его власти. Еще мгновение, и он набросится на нее, чтобы утолить свое желание, и на этот раз ее ничто не спасет. Кто может воспротивиться такой мощи?
     Да и сил бороться у нее уже не осталось. С тихим стоном она упала навзничь, ожидая неизбежного. Однако, когда его рука, робкая, дрожащая, удивительно нежная, несмотря на грубые мозоли, легла ей на бедро, она будто очнулась, ощущая какое-то непонятное томление. Она пролепетала слабым чужим голосом, который сама бы едва признала за свой:
     - Нет! Умоляю тебя, Готье! Не надо...
     Нормандец немедленно отнял руку. Его стала бить дрожь. Он неотрывно смотрел на Катрин, и мало-помалу в глазах его появилось осмысленное выражение. На какую-то секунду в них промелькнуло сожаление, затем он поклонился до земли, взял в ладони босые ноги Катрин и благоговейно приложился к ним губами.
     - Простите меня! - прошептал он. Через мгновение он уже был на ногах, такой же, как всегда, полностью владея собой.
     - Я передам вам одежду, госпожа Катрин, - произнес он самым естественным тоном, - и подожду за дверью, пока вы оденетесь.
     Швырнув ей без особых церемоний платье и сорочку, Готье двинулся к выходу, где по-прежнему маячил красный силуэт.
     - Пошли! - сказал он. - Сейчас она выйдет.
     Катрин мгновенно оделась и выбежала из подвала. Двое мужчин поджидали ее, и она сразу же узнала в спутнике Готье высокого худого человека в красных лохмотьях из Лоанса. Под их взглядом она залилась краской.
     - Я хотела бы искупаться, - тихо сказала она, - я чувствую себя такой грязной, такой испачканной.
     Человек в красном расхохотался. Смех был грубоватым, но не обидным.
     - Очень скоро вы сможете купаться вволю, прекрасная дама. То, что с вами случилось, могло бы произойти с любой красивой женщиной в наши славные времена. Главное, что мы подоспели вовремя.
     - Как вам удалось меня отыскать?
     - Благодаря Ансельму, - сказал Готье, - он первый заподозрил неладное, когда вы исчезли из виду. Кажется, неделю назад похожая история приключилась с одной деревенской девушкой...
     - Я узнал Куницу, - вмешался человек в красном, - он не впервые вытворяет такие шутки. Когда у честных людей несчастье, бандитам раздолье. Сейчас они хозяйничают в городе. К счастью, мы услыхали ваш крик.
     Было похоже, что новый друг Готье не придавал случившемуся большого значения. Увидев в трещине на стене цветок левкоя, он на ходу сорвал его и рассеянно жевал, поглядывая по сторонам.
     - Что мы теперь будем делать? - спросила Катрин.
     - Сначала разбудим Сару, - ответил Готье, - а потом вы вместе с ней пойдете в собор, где будете дожидаться ночи.
     - А ты?
     - Я? Мне в церкви делать нечего. Кроме того, мы с Ансельмом посмотрим, можно ли выбраться из этого проклятого города.
     - Вот как? - сказала Катрин с вызовом. - Он тоже знает выход или... говорит, что знает.
     Ансельм ничуть не обиделся на резкий тон молодой женщины, улыбнулся приветливо и склонился перед ней с изяществом юного пажа, словно забыв о своих лохмотьях и нескладной худой фигуре.
     - Да, - сказал он любезно, - я тоже знаю. Только со мной это будет без обмана!
     В памяти Катрин надолго остались благородные своды Шартрского собора, где она очутилась в полдень, еще не придя в себя после ужасной сцены в подвале. Воспоминание было очень ярким, но в то же время будто подернутым какой-то дымкой, как это бывает со снами, увиденными перед пробуждением.
     Потрясение обострило все ее чувства. Стоя в соборе, она была поражена контрастом между жалкой серой толпой, сгрудившейся у амвона, и великолепными роскошными витражами, которые полыхали синевой и пурпуром под лучами горячего солнца. В соборе собралось множество людей: они неустанно молили Небо пощадить их и даровать прощение несчастному городу. Некоторые, надеясь обрести более надежную защиту, расположились в соборе на жительство, как это делалось во время большого скопления паломников. Это допускалось, ибо в соборе не было ни одной могилы. Ничьи бренные останки не должны были осквернять священный храм Богоматери, воздвигнутый во славу Успения ее и вознесения на небо.
     Величие и божественная красота собора внесли успокоение в душу Катрин и помогли ей забыть смрадное логово преступников. Она долго молилась, обращая к Господу единственную просьбу - вернуть ей Арно, затем устроилась в уголке, дожидаясь ночи. Из-за наглухо закрытых дверей крипты, где бил священный источник, к которому стекались больные, доносились жалобы и стоны. Но Катрин все же удалось заснуть. Ей снилось, что она стоит одна на пустынной дороге под палящими лучами солнца. Дорога была Красного цвета, словно раскаленное на огне железо, однако она продолжала бежать, потому что видела вдали силуэт Арно. Он был в своем черном панцире и медленным шагом уходил от нее все дальше. Катрин бежала за ним, бежала из последних сил, а дорога никак не кончалась, и фигура Арно уменьшалась на глазах. Катрин пыталась кричать, но ни единого звука не вырывалось из ее груди...
     Она проснулась, как от толчка, и сразу поняла, что уже стемнело. Перед алтарем пылало бесчисленное множество свечей. Священники глубокими звучными голосами пели "Miserere". Молящиеся подхватывали нестройным хором. Сара стояла на коленях возле Катрин, беззвучно шевелила губами, затем оглянулась, и глаза ее вдруг заблестели.;
     - Пойдем, - сказала она, поднимаясь, - нас ждут.
     Ансельм и Готье стояли на паперти, не входя в собор. Еще днем небо было голубым и ясным, но в сумерках его затянули грозовые облака. Было невыносимо жарко и душно, особенно после прохлады, царившей в соборе. Над городом стоял тяжелый запах дыма. Везде жгли ароматические травы и даже благовония, а на площади перед епископским дворцом по-прежнему полыхал костер, к которому подносили новые трупы. В городе пахло елеем и смертью, могильная тишина обвивала его, точно саваном, и Катрин, не осмеливаясь говорить громко, прошептала:
     - Куда мы пойдем?
     - В кожевенный квартал, - так же еле слышно ответил Готье, - наш единственный шанс - это пролезть через решетку, которая перегораживает реку. Мы с Ансельмом были там и убедились, что охрана не поставлена.
     Маленькая группа вышла из громадной белесой тени собора и углубилась в запутанный лабиринт старых улиц, Проходя мимо домов, они иногда слышали обрывки молитвы или рыдания.
     Вскоре они оказались у подножия холма, рядом с рекой. Здесь располагались дубильни и сукновальни. Ансельм, который, чутко прислушиваясь, шел впереди, остановился у небольшого кривого мостика и показал им узкую дверь, пробитую в городской стене. Сейчас она была, естественно, замурована.
     - Этот ход называется Телячьим лазом! - прошептал он. - Решетка прямо под ним.
     Действительно, внизу проходил один из рукавов Авра, перегороженный решеткой.
     - Нужно спуститься в воду, - сказал Готье, - я вырву прут, чтобы мы могли пройти. К счастью. Телячий лаз все еще не охраняется. В этом месте слишком высокие стены.
     Ансельм, вытащив из кармана какой-то длинный предмет, протянул его нормандцу.
     - Возьми лучше пилку. Желаю удачи! И да хранит вас Господь!
     - Вы не пойдете с нами? - удивилась Катрин. Она скорей угадала, нежели увидела улыбку и изящный поклон их странного знакомца.
     - Нет, прекрасная дама, пока я останусь здесь. Я уже привык.
     - А... а как же чума?
     - Подумаешь! Чума уйдет, как пришла. Я обязательно выживу.
     Он вновь поклонился и, не оглядываясь, двинулся большими шагами вверх по переулку. Готье уже спустился в воду, и Катрин слышала скрежет пилки, вгрызающейся в прут. К счастью, вода поднялась не очень высоко, но Готье приходилось работать, стоя почти по горло в воде, и ему приходилось трудно. Катрин невольно вздрогнула. Эти прутья казались такими огромными! Однако Готье, сжав зубы, пилил, вкладывая в работу холодное бешенство человека, которого внезапно лишили свободы.
     Катрин ничего не сказала Саре об утреннем приключении. Признаться в этом было почему-то стыдно, а кроме того, она ни за что на свете не призналась бы цыганке, как обернулось дело между ней и Готье. Сара бы раскричалась, разохалась, стала бы нападать на нормандца и кричать, что только чудо спасло Катрин, хотя она, Сара, ее не раз предупреждала. Сама же молодая женщина после этого происшествия чувствовала себя с великаном гораздо увереннее. Теперь она знала, что Готье ее любит, но в то же время убедилась, как он умеет владеть собой и обуздывать даже самые неистовые желания. Отныне это будет их общей тайной, и никому она ее не выдаст! Возможно, также потому, что испытала мимолетное томление, желание уступить этой мощной страсти.
     Через час Готье, мокрый с головы до ног, вылез из воды. Он задыхался. Но прут был перепилен и согнут. Внимательно оглядев пустынные переулки, он перевел взгляд на Женщин.
     - Плавать умеете?
     Катрин и Сара кивнули почти одновременно, хотя им давно не приходилось плавать на большое расстояние. Впрочем, в такую жару мысль о купании была приятной. Решившись, Катрин быстро сняла платье.
     - Что ты делаешь? - зашипела на нее Сара. - Неужели ты хочешь...
     - Раздеться? Конечно. Я свяжу одежду узлом и буду держать на голове. Это единственный способ не намочить ее.
     - А... с этим как же? - спросила цыганка, с беспокойством посмотрев на Готье, который опять спустился в воду.
     Катрин пожала плечами.
     - Можно подумать, у него нет других дел, как только разглядывать меня! Советую тебе сделать то же самое.
     - Ни за что! Я скорее умру...
     И Сара с достоинством вошла в воду, даже не подобрала руками юбки. Катрин скользнула в реку за ней. Ее обнаженное тело лишь на мгновение сверкнуло на берегу, и она двинулась к реке, привязав шнурками от корсета узел с одеждой. Прохладная вода показалась ей восхитительной; она с наслаждением растянулась в ней и поплыла к отверстию достаточно широкому для ее стройной фигуры. Вода лишь слегка прикрывала соблазнительную наготу молодой женщины, и Гостье, видимо, не доверяя самому себе, на всякий случай закрыл глаза, раскрыв их вновь, лишь когда легкий шелест камышей оповестил его, что Катрин надежно укрыта от нескромного взора.

Глава третья
ЗАМОК СИНЕЙ БОРОДЫ

     Неделю спустя, незадолго до заката, Катрин, Сара и Готье-Злосчастье в молчании глядели на замок Шантосе. Зрелище стоило того. Самая мощная крепость Анжу гордо вздымала к нему одиннадцать громадных башен, над которыми реял длинный золотой штандарт с черным крестом и белыми лилиями; гранитные куртины отражались в зеленоватых водах спокойного пруда, а дальше, куда хватало взгляда, простирались темно-зеленые леса. К подножию замка лепилась, как обычно, деревушка с ее веселыми синими и красными крышами. Однако Катрин казалось, что деревня приникла к замку не столько в надежде на защиту, сколько из страха. Дома в Шантосе тянулись к крохотной колокольне церкви, словно желая спрятаться от давящей тени крепостных-стен. От этих черных немых башен на фоне темно-голубого неба веяло какой-то грустью, и одновременно от них исходила непонятная угроза. Внезапно Катрин ощутила непреодолимое желание бежать, и Сара, с ее тонким чутьем бродяги с больших дорог, видимо, почувствовала то же самое.
     - Уйдем отсюда! - прошептала она, словно боясь услышать звук собственного голоса.
     - Нет, - мягко, но твердо ответила Катрин. - Ла Гир сказал, что Арно приедет за мной в Шантосе. Значит, я должна быть в Шантосе.
     - Ты же видишь, что здесь нет королевы Иоланды. Ее штандарт был бы поднят над башней, но я не вижу королевского стяга, - настаивала на своем Сара.
     - Однако я вижу королевские лилии, - вмешался Готье.
     Но Катрин, которая пристально и недоверчиво рассматривала замок, только покачала головой.
     - Когда король Карл произвел мессира де Рэ в маршалы Франции, он позволил ему украсить свой герб лилиями. Другие штандарты принадлежат сиру де Краону, деду владельца замка. Однако нам нужно быть в Шантосе независимо от того, находится здесь королева или нет.
     И молодая женщина решительно направила своего мула к подъемному мосту крепости. Остальным волей-неволей пришлось последовать за ней. Мулы, как и большая часть багажа, навьюченная на них, были подарены Катрин мэтром Жаком Буше, богатым буржуа из Орлеана, у которого некогда жила Жанна д'Арк и где Катрин всегда принимали с радостью. На Жака и его семью она всегда могла положиться как на верных, искренних друзей.
     Катрин и ее спутники пришли в Орлеан после долгого изнурительного пути по разоренному войной, разграбленному и сожженному графству Бос. Они дошли до такой степени изнеможения, что порой им хотелось просто лечь у обочины и умереть, как это делают измученные животные. В конце пути Готье еще нашел в себе силы нести Катрин, которая не могла больше идти. Сара же кое-как тащилась, Уцепившись руками за пояс великана. Семья Буше приняла их с распростертыми объятиями, с тем хлебосольным гостеприимством, которым некогда гордились все зажиточные люди. Матильда, мать городского старшины, и Маргарита, его жена, приняли странников как родных, но Матильда, не удержавшись, все-таки сказала Катрин:
     - Дорогая графиня, я никогда не слыхала и не видела, чтобы знатная дама вела подобную жизнь. Неужели вам нравится бродить по большим дорогам?
     - Мне просто нравится один мужчина, - улыбнувшись, ответила молодая женщина, делая вид, что не замечает, как внезапно вытянулось лицо Готье.
     В этом гостеприимном доме путники провели два дня. Когда сумерничали, говорили только о Жанне. Катрин рассказала о суде, о казни, о кроваво-красном мученическом венце, в который вдруг ударили солнечные лучи, и он воспарил к небесам, унося с собой душу праведницы. И все хозяева и слуги, сгрудившиеся у высокого камина, лили горькие слезы, оплакивая страдания и безвременную кончину Девы. В свою очередь, орлеанцы вспоминали о чудесно! освобождении города, о битвах, о великом страхе англичан перед святой воительницей в серебряных доспеха Готье слушал их, широко раскрыв глаза, ибо до Нормандии доносились только слухи о подвигах Жанны д'Арк. В eго дикой душе это повествование о крови, славе и любви находило особый отклик, ибо оно было созвучно старинны северным сагам, и он слышал топот коней, на которых взывали в облака девы-валькирии, унося с собой воинов, пав! на поле битвы.
     Однако когда Катрин объявила о своем намерении отправиться в Шантосе, в комнате воцарилось молчание. Дождавшись, когда слуги после молитвы ушли к себе, госпожа Матильда повернулась к своей гостье.
     - Вам не следует туда идти, моя дорогая. Об этом замке ходит дурная слава, а барон де Рэ - это не тот человек, у которого может просить гостеприимства богатая молодая женщина. Разве вы не слышали, что он принудил маленькую Катрин де Туар бежать с ним и выйти за него замуж, чтобы завладеть ее состоянием. Потом он приказал похитить свою тещу, госпожу Беатрис де Монжан и отобрал у нее два замка, угрожая зашить ее в кожаный мешок и бросить в Луару. Ничем не лучше и его дед, этот старый грабитель и насильник. У нас хорошо знают делишки это семейства.
     - Однако королева согласилась остановиться в Шантосе...
     - Ее просто вынудили. У этих людей хватило бесстыдства напасть на королевскую свиту, изувечить ее верных слуг. Поверьте мне, дорогая, они не боятся ни Бога, ни Сатаны. Ими движет одна лишь алчность, и они творят, что их душе угодно....
     Катрин, ласково улыбнувшись старой подруге, обняла и расцеловала.
     - Я уже не прежняя молоденькая девушка, госпожа Матильда, да и богатства у меня больше нет. Осталось лишь несколько золотых экю, которые я прячу в потайном кармашке под юбкой. Все мои драгоценности находятся у Жана Сона, пока брат Этьен не найдет возможности передать их мне. Я не буду ценной добычей для господ-стервятников.. и я верю слову монсеньора де Рэ. Он поклялся вырвать Арно де Монсальви из лап Ришара Венабля. Уверена, что ему это удастся.
     Жак Буше вздохнул, с грустью и беспокойством глядя на Катрин.
     - Он кузен Ла Тремуйля, который полностью подчинил себе нашего сира короля. Говорят, Жиль де Рэ весьма предан своему родственнику.
     - Жиль де Рэ прежде всего капитан короля, а уж затем кузен Ла Тремуйля, - упрямо возразила Катрин. - И у меня нет выбора, если я хочу встретиться с мессиром де Монсальви.
     Жак и его жена поняли, что Катрин не остановить: ничто не помешает ей отправиться в замок этого подозрительного анжуйца. Они перестали настаивать, но перед расставанием, целуя Катрин, Матильда сунула ей золотой образок с изображением своей святой заступницы и крохотный эмалевый ковчежец, в котором хранились мощи святого Иакова.
     Принимая эти дары, Катрин едва сдержала улыбку, ибо они напомнили ей парижский Двор чудес. Она словно бы вновь увидела перед собой лачугу Барнаби-Ракушечника, высокого и костлявого, с тонкими гибкими пальцами, на которых плясали блики костра. Сколько раз наблюдала она, как эти ловкие пальцы засовывают крохотные косточки в ковчежцы, ничем не отличающиеся от этого! И в ушах ее звучал насмешливый голос Машфера, короля воров:
     - Прибыльная у тебя работенка. Этот святой Иаков превзошел размерами слона великого императора Карла...
     Возможно, и этот ковчежец вышел из рук Барнаби, и тогда святость его была весьма сомнительна, но Катрин он все равно был дорог, как мостик, связывающий ее с прошлым. Словно дружеская рука протянулась к ней из могильной тьмы, через пропасть навсегда ушедших лет... Сжав в ладонях позолоченную реликвию, она обняла Матильду со слезами на глазах.
     Вот о чем думала Катрин, приближаясь к суровому величественному замку. Рукой, затянутой в замшевую перчатку, она нащупала на груди маленький ковчежец и сжала его, словно моля тень Барнабэ вдохнуть в нее мужество. Но в тот момент, когда она направила мула под своды арки ведущей к подъемному мосту, оттуда появилось несколько вооруженных пиками солдат. От их тяжелых кожаных сапог вздымалась пыль, концы пик волочились по земле. Древками они подталкивали в спину человека в лохмотьях со связанными руками, который покорно тащился вперед, щурясь под косыми лучами заходящего солнца. Замыкав шествие судейский в черном балахоне: на поясе у него висела чернильница, а в руках он держал пергаментный свиток, скрепленный красной печатью. Было все еще очень жарко, и судейский обливался потом в своем тяжелом суконном одеянии.
     Солдаты повели связанного человека вдоль пруда и вскоре вся группа исчезла за деревьями, низко склонившимися над водой. Догадавшись, что пленника ведут на казнь, обе женщины одновременно перекрестились. Катрин дрожала всем телом встретившись взглядом с осужденным, она прочла в нем такой страх и такую муку, какая бывают только в глазах умирающего животного.
     - Ни одного монаха, - пробормотала Сара, - некому будет утешить несчастного в его последний час. Боюсь мы попали в пристанище нечестивцев.
     Катрин еще крепче сжала ковчежец, ощущая непреодолимое искушение повернуть назад. Может быть, лучше будет остановиться на постоялом дворе или даже попроситься в крестьянский дом?