- После Лондона мы обязательно переберемся в Париж, - пробормотал Рене, поудобнее устраиваясь в постели.
     - Ты, Рене, мне уже столько раз обещаешь, что твои странствия кончатся, что мы заживем спокойной жизнью и мне не придется тебя ждать подолгу... Я же хочу спокойствия, хочу знать, что ты где-то рядом, не хочу каждый день смотреть на дорогу и засыпать без тебя. Мне невыносимо страшно, когда я остаюсь одна, мне все время кажется, что с тобой что-то случилось, а я и не знаю об этом. И с утра я вновь смотрю на дорогу, а завидев экипаж или всадника, вздрагиваю: а вдруг это плохая весть? Быть может тебя, уже нет несколько дней, а я все еще не знаю об этом! Я не знаю, чем ты занимаешься, спишь ты в то время, когда я думаю о тебе,или же бодрствуешь? А может, тебя подстерегает опасность и будь я рядом,
     То смогла бы ее отвести. Пообещай мне, Рене, что скоро мы навсегда будем вместе, что мне не придется о тебе беспокоиться!
     - Конечно, - пробормотал сквозь сон Рене, - я тебе обещаю, когда мы приедем в Лондон, ты всегда будешь рядом со мной. А потом мы вернемся в Мато, а отсюда в Париж. Я тебе обещаю.
     - В Париж? - произнесла Маргарита. - Я в это не верю.
     Но муж уже не слышал ее слов, сон сморил его окончательно. В последнее время он почти не спал и теперь, оказавшись в мягкой постели, дома, не смог
     Ухе бороться с собой.
     Маргарита лежала, боясь потревожить сон мужа, но ей было не по себе, недобрые предчувствия угнетали ее Душу.
     И тут вдруг за окном раздалось хлопанье крыльев. Маргарита села в постели, прижавшись спиной к резному изголовью.
<Что это? - подумала она. - Птица? Ночью?> И тут же послышался протяжный, леденящий душу крик:
     - У-У, У-У.
<Что это?> - подумала Маргарита и замерла. Крик повторился.
     - У-У, У-У-
<Да это сова или филин> - Маргарита вновь опустила голову на подушки и попыталась уснуть.
     Но если и раньше это было бесполезным занятием, то теперь заснуть ей не удавалось и подавно. Птица кричала через равные промежутки времени, навевая своим страшным криком ужас на суеверную Маргариту.Наконец, она не выдержала.
     - Рене! Рене! - принялась она тормошить мужа. Тот испуганно вскочил и с недоумением посмотрел на жену.
     - Что случилось, Маргарита?
     - Там... - она указала рукой на окно. Сонный Рене не мог понять, в чем дело.
     - Что там, ты кого-нибудь видела?
     - Нет, там чертова птица, она кричит уже битый час.
     Рене прислушался, но птица, как назло, сейчас молчала. - Да тебе почудилось, Маргарита.
     - Я не могу спать. Женщина чуть не плакала.
     Рене прижал ее к себе и поцеловал. Он чувствовал, как дрожит его жена и поэтому принялся гладить ее по распущенным волосам.
     - Ты все придумала. Послушай, ведь сейчас тихо.
     - Да, сейчас тихо, но тогда я слышала эти ужасные крики. Мне казалось, что сердце не выдержит и разорвется на части, столько тоски и печали было в этом крике.
     - Ну все, Маргарита, успокойся и постарайся уснуть. Даже если там и была птица, то она улетела.
     И вдруг под самым окном раздался крик. Рене от неожиданности даже вздрогнул.
     - Я же тебе говорила, она здесь.
     - Да, теперь я слышу. Это филин.
     Рене поднялся с кровати и подошел к окну. На голой ветке, возле самой террасы, сидел филин.
     Маргарита подошла к своему мужу и через его плечо выглянула на улицу.
     - Боже мой, какой он страшный! Он похож на дьявола.
     - Это всего лишь птица, - беспечно сказал Рене, пытаясь успокоить жену.
     Но когда крик повторился, мужчина почувствовал, что у него по спине бегут мурашки.
     - Прогони, прогони эту птицу, она накличет беду на наш дом!
     - Да не бойся ты, Маргарита.
     - Я знаю! - воскликнула жена. - Прогони ее! Рене поднял раму и свистнул. Филин лишь лениво пошевелился и в ответ трижды ухнул:
     - У-У, У-У, У-У-
     - Дьявол! - в сердцах произнес Рене. - Да он ничего не боится! Сейчас я запущу в него поленом. Маргарита не выпускала руку мужа.
     - Я боюсь, не оставляй меня здесь одну! Полено, ударившись о ствол дерева, отскочило, даже не напугав птицу.
     - Видишь, он ничего не боится! - запричитала Маргарита.
     - Да не обращай ты на него внимания! Рене опустил раму и подвел жену к кровати.
     - Ложись и не вспоминай о нем.
     Но тут вновь раздался протяжный крик:
     - У-у...
     Казалось, что птица находится где-то совсем рядом, где-то в комнате, в одном из заполненных темнотой углу.
     Маргарита обхватила Рене за шею и зашептала ему:
     - Моя мать говорила, что эти птицы приносят беду. Они не прилетают просто так.
     - О чем ты говоришь? Успокойся, дорогая, это предрассудки.
     - Нет, я знаю, - Маргарита прикрыла глаза, как бы боясь своих слов. - Ты же слышал, Рене, о моем страшем брате Клоде. Он погиб на дуэли еще до того, как мы с тобой узнали друг друга.
     - Да, ты говорила мне об этом.
     - Но я не говорила тебе о другом... - зашептала Маргарита. - За день до того, как мы получили известие о его гибели, ночью к нашему дому подлетел филин и вот так же уселся прямо напротив крыльца под окнами спальни Клода. Он кричал до самого рассвета, мы чуть не сошли с ума. Слуги прогоняли птицу, но она вновь
     Возвращалась, и я слышала этот ужасный крик.
     За окном вновь раздалось протяжное уханье:
     - У-У. У-У, У-У-
     Маргарита вся сжалась, и кончики пальцев у нее похолодели.
     Рене поднес ее руки ко рту и принялся отогревать их своим дыханием.
     - А наутро привезли тело Клода. Он погиб на дуэли вечером накануне, и филин знал об этом. Он прилетел, чтобы посмеяться над нами.
     - Он больше не будет тебе мешать! - твердо сказал Рене, набрасывая на плечи халат.
     - Не оставляй меня! - воскликнула Маргарита.
     - Если ты хочешь пойти со мной, идем.
     - Нет, я лучше останусь здесь. Только зажги свечу, мне будет не так боязно.
     Рене с заряженным ружьем в руках и в ночном халате вышел на крыльцо. Филин сидел на ветке, абсолютно не боясь человека, и косил на графа желтыми глазами.
     - Улетай! - крикнул Рене, обращаясь к птице, словно бы к человеку, он все еще медлил нажимать на курок.
     В ответ филин расхохотался.
     - Я убью тебя, чертова птица!
     В ночной тишине гулко прозвучал выстрел, задрожали стекла, с деревьев посыпались листья.
     Рене был хорошим стрелком и очень удивился, что не попал с такого близкого расстояния.
     Филин взмахнул крыльями и пролетел над террасой, чуть не коснувшись лица Рене.
     Рене все еще стоял на крыльце, вслушиваясь в ночную тишину, и тут из дальнего конца парка раздалось уханье, похожее на раскатистый издевательский смех. Граф Аламбер повернулся, чтобы зайти в дом, и услышал позади шелест крыльев.
     Он обернулся.
     Филин сидел на своем месте. Граф готов был поклясться, что глаза птицы смеются, вспыхивая в темноте двумя желтыми огоньками.
     - Дьявол! - вскричал граф и бросил дворецкому, который стоял в ночном колпаке в глубине холла. - Принеси мое новое ружье.
     На этот раз граф не промахнулся. Птица, тяжело взмахнув крыльями, упала на землю, и еще долго трепыхалась, а граф Аламбер так и не решился подойти к ней.
     - Убери ее, - приказал граф, а сам отправился в дом.
     Когда Рене поднялся в спальню, Маргарита сидела на кровати и плакала навзрыд.
     - Что ты, успокойся. Я убил этого филина, больше он не будет кричать.
     Ответом были всхлипывания.
     - Ну что плачешь, как ребенок? Ты же не маленькая Констанция, которая может испугаться филина.
     - Я не боюсь филина, я боюсь того, что он предвещает своим появлением. И не важно, убил ты его или же он улетел сам.
     - Не надо бояться. Это все предрассудки, недостойные тебя, Маргарита. Ведь я же рядом, ну что может случится?
     - Мне страшно за всех, за всех нас, за Констанцию, за тебя, за мать...
     - Успокойся, Маргарита, - Рене стал успокаивать жену, словно та была маленькой девочкой. - Все будет хорошо, все будет прекрасно. Наступит утро, и ты сама посмеешься над своими опасениями. Ночные страхи рассеятся вместе с лучами
     Солнца.
     - Я хочу тебе верить, Рене, - сквозь слезы проговорила Маргарита, - но я знаю, будет по-другому. Она вскинула голову и убежденно произнесла:
     - Может, нам не надо ехать.
     - Но я должен ехать, - чуть ли не взмолился Рене, проклиная птицу, так некстати подлетевшую к их окну.
     - Я понимаю Рене, что ты не можешь не ехать. И мы поедем с тобой. Извини меня, пожалуйста, за мои нелепые страхи. Я больше не буду говорить о них.
     - Но ведь ты плачешь, Маргарита. И я чувствую себя виноватым перед тобой.
     - В чем ты виноват? - воскликнула Маргарита, - это я все придумала. Сама себя запугала и теперь плачу. Извини, дорогой, что заставила тебя волноваться и не обращай внимания на мои слезы, они сейчас высохнут.
     Рене прилег рядом с женой и обнял ее, та все время вздрагивала и поглядывала на окно, словно ожидая, что сейчас вновь раздастся глухой крик филина.
     - Полно тебе, Маргарита, ты уделяешь глупой птице больше внимания, чем мне. Женщина горестно улыбнулась.
     - Я в самом деле глупая, так расстроиться из-за какой-то ерунды. Я вбила себе в голову, что крики филина связаны со смертью. А может, он просто был голоден.
     Рене положил ладонь на губы жены.
     - Молчи и не думай ни о чем. Лучше постарайся заснуть. Скоро утро, а ты еще не смыкала глаз.
     - Я знаю, что уже не смогу уснуть. А как там Констанция? - вдруг заволновалась Маргарита. - Может, она испугалась выстрелов или ее тоже напугал филин?!
     - Нет, что ты! Ты бы уже услышала ее плач. К тому же окна ее спальни выходят на другую сторону. Так что она, наверное, даже не вздрогнула во сне.
     Некоторое время и Рене, и Маргарита лежали молча. Первой тишину нарушила женщина.
     - Рене, а ты никогда не жалел, что у нас родилась дочь. Ведь каждый мужчина мечтает о сыне?
     Хорошо, когда есть сын и дочь, - ответил Рене, и на его губах появилась улыбка.
     Но в темноте, заполнявшей спальню, Маргарита не заметила ее и абсолютно серьезно продолжила разговор.
     - Я очень хотела, чтобы у нас первым родился сын. Мы бы назвали его как твоего отца.
     Рене покрепче прижал к себе Маргариту и ощутил ее горячее дыхание на своем плече.
     - Я люблю тебя, - сказала Маргарита, - и знаю, что мальчик будет похож на тебя.
     - Да, точно также, как Констанция похожа на тебя,Маргарита.
     - Но ты же не видел меня маленькой.
     - Я знаю, какой ты была, ведь ты ни на каплю не повзрослела и тебя одолевают детские страхи.
     - Я ничего не могу с собой поделать, Рене, поверь мне. Я очень суеверна и пуглива. Но когда с тобой, мне ничего не страшно.
     - А кто только что плакал и уверял меня, что филин приносит несчастья?
     - Извини меня, дорогой, я больше не буду.
     - Ну вот, ты снова говоришь, как ребенок.
     - Но я же нравлюсь тебе именно такой?
     - Да, Маргарита, всегда оставайся такой, и я буду вечно любить тебя.
     - А ты, Рене, тоже не меняйся. Вот так же нежно прижимай меня к своей груди и шепчи мне на ухо.
     - Я люблю тебя, - прошептал Рене и нашел губами влажные губы Маргариты. - Ты иногда пугаешь меня, - признался он.
     - Но ведь мы так долго не виделись и не были вместе, что я уже отвыкла от тебя.
     Рене покрепче прижал жену, чувствуя, как его всего охватывает желание. Испуг женщины постепенно исчез. Она забыла обо всем, о своих страхах, о заботах. Она всецело отдалась любви, даря и получая в подарок поцелуи.

ГЛАВА 3

     Уже с самого утра дворец в Мато был наполнен голосами слуг. Вовсю шли приготовления к отъезду. Как ни странно, ими руководили не Рене, не Маргарита, а графиня Эмилия. Ей казалось, что она знает куда лучше своего сына и невестки, что им понадобится в Лондоне. Она напоминала слугам о каждой мелочи и, если бы Рене не вмешался в сборы, то их перегруженный экипаж не сдвинулся бы с места. Но, к счастью, Рене вовремя заметил старания матери и успел остановить ее.
     - Мама, ты же знаешь, я никогда не отправляюсь в дорогу с лишним багажом. Если что-нибудь понадобиться, я всегда куплю на месте.
     - Теперь же, Рене, ты отправляешься не один, с тобой Маргарита и Констанция.
     - Я не вижу, что это может изменить.
     - Но я же дала распоряжение, чтобы собрали только самые необходимые вещи, - немного обиделась Эмилия.
     - Мама, никому не приходится так много путешествовать как мне, и я знаю - половина из тех вещей, что упакованы, останутся нетронутыми до нашего возвращения в Мато.
     - Ну что ж, если ты лучше меня знаешь, что нужно твоей жене и дочери, то я не буду вмешиваться, - сказала Эмилия подчеркнуто сухо.
     Напряжение снял гонг, который напомнил всем, что завтрак готов. И если до этого в доме царили возбуждение и суматоха, то за столом все вели себя степенно. Даже маленькая Констанция, казалось, ощущала торжественность момента, ведь она впервые в жизни отправлялась в путешествие.
     Рене украдкой поглядывал на мать, как бы прося прощение за то, что не позволил ей упаковать половину родового имения и отправить вместе с сыном в дорогу.
     Маргарита смотрела на все так, словно она уже сидела в карете. Каждый ее взгляд был прощальным: она прощалась с героями батальных сцен на старинных
     Гобеленах, прощалась с предками ее мужа, чьи портреты висели в галерее, прощалась с садом, глядя на него с высоты второго этажа.
     - Боже мой, - шептала Маргарита, созерцая уходящий к горизонту пейзаж, - я не знаю, зачем еду, почему с нами должна быть Констанция? И еще этот филин... его страшное уханье. Может не стоило Рене убивать его? Но ведь я сама виновата, сама испугалась, а муж лишь хотел развеять мои страхи.
     Маргарита ела медленно, стараясь резать омлет на удивительно маленькие кусочки. Ей хотелось, чтобы завтрак никогда не кончался, ведь, возможно, они в последний раз сидели всей семьей за этим столом: она, Маргарита, Эмилия, Констанция и Рене.
     Но все когда-нибудь кончается, кончился и завтрак. Маргарита поднялась в гардеробную одеться в дорожный наряд.
     А Рене поджидал ее на крыльце, беспечно усевшись на перила балюстрады. В своем дорожном костюме, сидящий на балюстраде с ногой, закинутой за ногу, он больше напоминал не графа, находящегося на королевской службе, а буржуа-прощелыгу, который тщится быть похожим на дворянина.
     Но стоило Рене обратиться к матери, как по выговору и жестам в нем сразу же можно было признать знатного вельможу. Все остальное было только внешним. Рене отдавал дань моде, в чем-то копируя поведение других, но не впуская веяний нового времени к себе в душу.
     - Мама, пожалуйста, не волнуйся, я вижу, ты вся извелась. Путешествие совсем не опасное, тысячи людей пересекают Ла-Манш и с ними ничего не случается, а тысячи умирают в собственных постелях.
     - Я привыкла к твоим путешествиям, - вздохнула Эмилия, - но это какое-то особенное. Я думаю, ты сам прекрасно понимаешь это.
     - Мне не хотелось бы на прощанье думать о грустном, - чуть не взмолился Рене. - Сейчас ты еще можешь грустить, но когда появится Маргарита, пожалуйста, мама, улыбайся, иначе она запомнит тебя такой - со слезами на глазах.
     - Ты говоришь так, Рене, будто мы видимся в последний раз.
     - Мама, расставаясь каждый раз, лучше думать, что видишься в последний раз, тогда простишься с человеком искренне, вложив в прощание всю свою душу. А если знаешь, что и завтра ты встретишься с ним, то лучше не прощаться вовсе.
     - Ты рассуждаешь немного странно, Рене, но, кажется, ты прав. Я и сама так поступаю, и твой отец поступал так же.
     Рене рассмеялся.
     - Сейчас ты расскажешь мне историю нашего рода со времен первых крестовых походов. И я сам прекрасно ее знаю.
     - Нет, Рене, я всего лишь хочу напомнить тебе, что ты едешь не один, а с женой и дочерью.
     При этих словах на крыльцо вышли Маргарита и Констанция. Девочку за руку держала Жанет.
     - Ну что ж, после обеда мы доберемся на побережье, - воскликнул Рене.
     Маргарита и Эмилия прощались немного сдержанно.
     Каждой из женщин казалось, что Рене любит другую больше. Так всегда случается: жена считает, что мужчина больше любит свою мать, а мать считает, что он больше любит жену. Да мужчины и сами виноваты в этом, они всегда стремятся
     Выказать большую любовь, чем горит в их душе, будь то мать, жена или любовница. Если женщины понимают обман в отношении себя, то почему-то проявления любви к другим находят абсолютно искренними.
     Констанция совсем некстати расплакалась, внеся в грустное прощание еще и слезы.
     - Жанет, усади Констанцию в карету, - бросил Рене, обнимая мать и целуя ее в щеку.
     Девочка заплакала еще сильнее.
     Это была бы довольно трогательная сцена: Констанция вся в слезах при виде остающейся в Мато Эмилии, если бы не причина слез. Констанция так и не смогла уговорить ни мать, ни Жанет позволить надеть ей в дорогу самое нарядное платье. А то, что было сейчас на ней, Констанция считала уродливым и ужасным.
     Но Эмилия, к счастью, не знала истинной причины слез своей внучки и поэтому, растрогавшись, подошла к карете и прижала ее курчавую головку к своей груди.
     - Ну что ты плачешь, Констанция, все будет хорошо. Смотри, что я тебе дам.
     Девочка сразу же перестала плакать и с любопытством посмотрела на бабушку.
     Та легко расстегнула замысловатый замочек на золотой цепи и сняла с шеи медальон, украшенный огромной жемчужиной. Сам медальон был из чистого золота и
     Изображал родовой герб семьи Аламберов - нормандский щит, разделенный крестом на четыре части, с эмблемой трех ветвей рода и пустой четвертой.
     Рене ужаснулся. Мать никогда не снимала этот медальон со своей шеи, потому что это был подарок ее покойного мужа, его отца.
     - Мама, что вы делаете, ребенку рано еще носить такие украшения. Это же не просто дорогая безделушка!
     - Я знаю, Рене, и именно поэтому я отдаю ее Констанции.
     Щелкнул замысловатый замочек, и медальон теперь оказался на груди девочки. Она с интересом рассматривала крупную жемчужину.Эмилия еще раз поцеловала Констанцию и, сдерживая слезы, отошла от экипажа.
     Наконец, карета медленно тронулась с места и покатила к воротам ограды.
     Эмилия махнула на прощание рукой и увидела в заднем небольшом окошечке улыбающееся лицо Констанции. Девочка припала к стеклу носом, расплющив его, и радостно махала маленькой ладошкой.
     Но экипаж становился все меньше и меньше и когда поравнялся с кованой оградой, Эмилия уже не могла различить за стеклом милое личико своей внучки.
     Девочка уселась на сиденье и с интересом уставилась в окно, за которым проплывали уже незнакомые ей пейзажи.
     Рене молчал, глядя на сундучок у своих ног. Маргарита откинулась на подушки сиденья и, казалось, задремала. Она не выпускала из своих пальцев ладонь дочери, как бы желая быть уверенной, что та неотлучно находится при ней.
     Жанет смотрела за тем, чтобы Констанция не слишком докучала отцу и матери расспросами.
     Но Констанция не так уж часто видела своего отца, чтобы оставить его в покое. Все ее вопросы предназначались только для Рене, и она никак не удовлетворялась ответами Жанет.
     - До моря еще далеко? - спрашивала Констанция.
     - Да, но ты увидишь его сама.
     - А как я пойму, что это море?
     - Ты его узнаешь, это много-много воды - до самого горизонта. Так много, что вдалеке оно сливается с небом.
     - И если по нему плыть, - недоумевала Констанция, - то можно заплыть до неба?
     - Нет, маленькая, чем дальше плывешь, тем дальше отодвигается горизонт.
     - А я могу дотянуться до него рукой, - и Констанция вытянула вперед свою ручку, прищурила один глаз. - Вот теперь я касаюсь его пальцем, он совсем близко, а ты говоришь, до него нужно еще плыть.
     - Я тоже так думал, когда был ребенком, - сказал Рене, - а теперь знаю, до горизонта нельзя доплыть, и он отступает ровно настолько, насколько ты подступаешь к нему.
     Констанция задумалась.
     - Но я же касалась его пальцем только чт