но, к нашему счастью, ни один из них ни предполагал, что он прибыл из Лиона. К тому же никто его и не видел в лицо, поэтому и не смог узнать при отъезде... Попробуйте вот это! - Мортимер положил анчоусы на ломоть хлеба и протянул Фьоре.
     - Нет, спасибо. Мне это не нравится!
     - Из-за масла? Но ведь это так вкусно!
     Он взял свой бутерброд и протянул ей тарелку с остальными закусками. Заметив это, мэтр Жак оставил свое занятие, взял белую салфетку и подал молодой женщине.
     - Приятного аппетита! - пожелал он. Было и на самом деле очень вкусно, и Фьора опять почувствовала, что сильно проголодалась, и тут же попросила еще добавки. В ответ она услышала, что скоро время ужина и ей придется немного подождать. В отместку она отпила хороший глоток из кувшина Мортимера, но при этом не переставала думать о том, что ее занимало.
     - Что мы будем теперь делать? У вас есть идеи?
     - Я понимаю, что на три-четыре дня мы можем здесь остаться и осмотреть окрестности. Если только графу де Селонже не пришло в голову дойти до Компостелы, он наверняка отделился от паломников. Кто-нибудь из них обязательно это заметил и сможет указать нам дальнейшее направление поисков.
     Заметив, что лицо его спутницы омрачилось, Мортимер дружки похлопал ее по руке.
     - Постарайтесь не предаваться мрачным мыслям. Отдохните немного! Главное, мы уже знаем, что он жив!
     - А вы в этом уверены? Может быть, он болен, без денег и без оружия? Если Филипп захотел уехать из Франции, ему нечем оплатить проезд на судне, а думать, что он скитается по дорогам без гроша в кармане, просто невыносимо!
     - Но он ведь не слабая женщина! - возразил Мортимер. - То, что мне удалось узнать, внушает уверенность: такой человек, как граф де Селонже, не позволит себе погибнуть за просто так. Я точно знаю, что рано или поздно вы его найдете! Мы сделаем, как я вам сказал, а на обратном пути можем попросить помощи у короля. У него достаточно власти, чтобы найти Селонже, где бы он ни был.
     - Если он еще позволит приблизиться к себе. Увидев солдата или другого посланца короля, он может или броситься в бегство, или начать защищаться! Откуда ему знать, что король Людовик XI не желает причинить зла?
     - Придет время - увидим! А пока подумайте о себе!
     Вопреки обыкновению посетителей в этот вечер было мало, и мэтр Жак подсел к ним немного поболтать, пока его супруга спорила с одной испанской дамой, которая желала, чтобы все прислуживали ей одной, всем была недовольна и обсуждала каждый поданный счет с мелочностью старой ростовщицы.
     Ее ворчливый голос можно было услышать на самом авиньонском мосту.
     - А вам не надо пойти помочь своей жене? - насмешливо спросил Мортимер. - Такая милая молодая дама один на один разбирается с этой старой ведьмой!
     - Она сделает это намного лучше без моей помощи. Если я вмешаюсь, то выведу эту мегеру из себя, да так, что никто уже ничего сделать не сможет. А Франсуаза прошла хорошую школу, ведь времена настали такие трудные...
     И правда, война между Флоренцией и папой отразилась на жизни Авиньона. Большая часть банков и текстильных лавок были флорентийскими. Только Пацци было предложено остаться, другие же покидали город в страшной спешке, потому что знали, что у кардинала делла Ровере тяжелая и длинная рука.
     Представителей Медичи просто прогнали и при этом заявили, чтобы те никогда в жизни не смели появляться в папском городе. Их имущество, естественно, было арестовано, а все они едва успели перейти через мост и не попасть под стрелы лучников.
     - К счастью, они нашли здесь свое убежище, - пояснил Жак. - Правитель поселил их в одной из этих покинутых ливрей, и они будут там жить, пока все уляжется.
     - Невозможно поверить, - с грустью сказала Фьора, - что война дошла и до этой чудной страны. Флоренция так далеко, Рим еще дальше, и все же...
     Ночь постепенно окутывала сад - светлая и прозрачная.
     Испанская дама наконец отправилась к себе, мэтр Жак пожелал доброй ночи постояльцам и отправился помогать своей жене.
     Фьора и шотландец медленно направились в сторону трактира, а чтобы помочь молодой женщине идти в темноте, Мортимер взял Фьору под руку. Он впервые позволил себе такой жест, и она не остановила его. Ей было приятно ощущать рядом спокойную мужскую силу.
     - Как вы себя чувствуете? - спросил он изменившимся голосом.
     - Прекрасно. Ночь просто изумительна! Я бы так хотела побыть здесь еще немного!
     - Тогда вы можете пойти навестить своих соотечественников...
     - У меня нет никакого желания это делать, - покачала головой Фьора. - Я ничего не знаю о том, как они все жили в Авиньоне. Кроме того, мне хочется забыть Флоренцию и думать только о Франции! Здесь мой сын, здесь мой супруг и здесь, мне кажется, моя жизнь!
     - Франция может только гордиться этим, - тихо ответил Мортимер.
     Он на мгновение прижался губами к ее губам, затем скрылся в своей комнате и закрылся на ключ. Это так походило на бегство, что Фьора улыбнулась. Смелый вояка, неужели он стал сентиментальным? А виноваты в этом были, конечно, очарование дома и красота этой ночи, а возможно, и предательское действие белого вина "Шатонеф", которое предложил им мэтр Жак.
     Проспав половину дня, Фьора не хотела ложиться и долго стояла, облокотившись о перила балюстрады, чтобы еще немного насладиться прелестью этой колдовской ночи.
     А Мортимер сразу же заснул, и ему снились приятные сны.
     Было приятно вернуться в эти края, и еще более приятно провести время в обществе прекрасной донны Фьоры.
     Мортимер был поражен, когда на следующее утро Фьора - бледная и перепуганная - разбудила его. Она собиралась ехать в Рабодьер сию же минуту и не желала ничего объяснять... Что же случилось? Он не мог ничего придумать, а спрашивать не осмеливался и уже через несколько минут помогал молодой женщине сесть в седло. Ее замкнутый вид, жесткое выражение глаз и решительно сжатые губы не располагали к расспросам. И несчастный Мортимер начал спрашивать себя, не явилось ли это мрачное настроение следствием его, может быть, несколько вольного поведения?
     Не в состоянии больше выносить ее молчания и отчужденного вида, он во время очередной остановки кинулся головой в омут:
     - Ради бога, донна Фьора, скажите мне, в чем я провинился перед вами? Мне не хотелось бы, чтобы вы плохо думали обо мне из-за вчерашнего...
     Несмотря на то, что ее что-то явно мучило, Фьора невольно улыбнулась:
     - Не надо так переживать, милый Мортимер! Вы совершенно ни при чем в моем решении уехать как можно быстрее, и прошу у вас прощения, если дала вам повод для обиды! Мы с вами слишком старые друзья и не можем себе позволить, чтобы между нами было недосказанное, и во имя этой дружбы прошу вас отвезти меня домой как можно скорее.
     - Сюда мы добрались очень быстро. Не думаю, что можно ехать еще быстрее, разве что загнать насмерть лошадей, чего мне совершенно не хотелось бы. Но даже и это нам ничего не даст, потому что те лошади, которых мы найдем взамен, будут значительно хуже.
     Мортимер не стал добавлять, что король никогда не простит ему, если он погубит двух превосходных лошадей с его конюшни, но Фьору ничто не могло удержать. Они не остановились в Валенсии, так как, приехав туда, увидели, что город празднично украшен, а его жители пребывают в сильном волнении: через северные ворота входил кардинал делла Ровере вместе со своей пышной свитой. Поэтому, несмотря на усталость, Фьора и ее спутник решили проехать еще одно лье во избежание неприятных встреч: хотя племянник Сикста IV и уверял ее в своей невиновности, Фьора не могла ему вполне доверять. Она предпочитала с ним не встречаться.
     К счастью, погода стояла по-прежнему великолепная, и у них не возникло никаких трудностей. Таким образом, через десять дней после отъезда из Вильнев-Сен-Андре Фьора увидела башни Плесси и синюю черепицу своего дома, возвышавшегося над пожелтевшими кронами деревьев.
     - Вот вы и у себя дома, донна Фьора! - огорченно проговорил Мортимер, для которого путешествие неожиданно завершилось так быстро.
     - Это благодаря вам, мой друг, и я никогда не смогу вас отблагодарить! Надеюсь, что у вас не будет неприятностей.
     И действительно, над замком развевалось украшенное цветами лилии королевское знамя, и это означало, что король находится там. Мортимер пожал плечами.
     - Конечно, не будет, потому что наш господин знал, по какой причине я сопровождал вас.
     Сразу же после того, как она переступила порог родного дома и обняла всех его обитателей, Фьора поспешила в свою комнату, открыла дорожный сундук и принялась в нем судорожно копаться.
     - Что такое? Что вы ищете? - спросила Леонарда, которая, естественно, пошла за нею следом в сопровождении Хатун с маленьким Филиппом на руках.
     - Кошелек из красного марокена, который был со мной, когда я уезжала из Флоренции. А, вот он!
     Фьора лихорадочно ощупывала тонкую кожу, а затем вынула маленькую оливковую ветку и флакончик, который сразу же открыла. Ее ждал неприятный сюрприз - флакон был пуст. С горестным возгласом Фьора села на пол, а флакон выпал из ее пальцев и покатился по плиткам пола.
     - Как это могло произойти, - бормотала она, - почему в нем ничего нет?
     - Скажите же, наконец, что там было? - спросила Леонарда, испуганная внезапной бледностью молодой женщины и ее странным поведением.
     - Ну.., лекарство, которое мне дал Деметриос перед моим отъездом на случай, если... - Фьора не закончила фразу.
     - Лекарство? Так это было лекарство? - произнес дрожащий голос Хатун. - Боже мой, а я-то думала, что это был яд!
     Захлебываясь в рыданиях, молодая татарка поведала, как, укладывая вещи своей госпожи, она обнаружила флакон и решила узнать, что в нем. Запах показался ей подозрительным, и она дала оттуда несколько капель кошке. Та почти сразу сдохла, поэтому Хатун подумала, что Фьора приобрела флакончик в тяжелый для себя час, чтобы держать его при себе, а при необходимости быстро покончить с жизнью, и она вылила содержимое в отхожее место...
     - Я не могла смириться с мыслью, что ты захочешь умереть, - повторяла она, бессознательно прижимая к себе ребенка, который начал громко плакать.
     У Фьоры не было сил на гнев, и она просто молча смотрела перед собой. Да и к чему сердиться? Бедная Хатун, такая преданная, действовала из лучших побуждений! Но реакция Леонарды была весьма бурной. Она взяла мальчика из рук Хатун и передала его на руки подошедшей на шум Перонеллы, затем закрыла дверь, подошла к Фьоре и помогла встать.
     - Я, хочу знать, - строго спросила она, - что было в этом чертовом флаконе, и почему вы сразу же бросились на его поиски, даже не сняв ботинок?
     Фьора подняла на нее лишенный всякого выражения взгляд.
     - То, что мне надо было выпить немедленно, если я почувствую определенные симптомы. Деметриос говорил, что медлить нельзя...
     - Но какие такие симптомы?
     - Беременности. Я беременна, Леонарда. Беременна от Лоренцо! А Филипп может приехать сюда со дня на день!
     - Вы в этом уверены? - прошептала Леонарда, не обращая внимания на всхлипывания Хатун, с испугом глядящей на молодую госпожу.
     - К сожалению, никаких сомнений быть не может. Это началось с нашей последней встречи, в июле. Немного больше двух месяцев.
     И Фьора рассказала, как в последнюю ночь, проведенную ею в "Великом приоре", она встала, чтобы выпить воды, но внезапно приступ тошноты вынудил ее снова лечь, сердце сильно билось, а на лбу выступил холодный пот. Тогда она подумала, что уделила слишком большое внимание яствам мэтра Жака, и не стала больше беспокоиться, а когда неприятные ощущения прошли, она снова заснула. Но рано утром все началось снова, и это заставило ее вспомнить свои дни, за чем, надо сказать, она в последнее время совсем не следила. И тут все стало ясно. Она заспешила домой, к великому удивлению Дугласа Мортимера, они скакали почти без остановок, несмотря на то, что тошнота не прекращалась все время пути. Ее единственной надеждой оставался флакон со снадобьем, подаренный Деметриосом.
     - Не знаю, стоит ли жалеть, что Хатун все из него вылила! - проворчала Леонарда. - В конце концов, кошка-то сдохла от этого снадобья!
     - Уж не предполагаете ли вы, что Деметриос задумал меня отравить? - запротестовала Фьора. - Он предупредил меня: два дня я буду страшно мучиться, но затем все наладится.
     - Старый колдун мог и ошибиться! - возразила Леонарда. - А я считаю, что надо поблагодарить господа. К тому же вполне возможно, что лекарство вам и не понадобится.
     - Не понимаю, о чем вы?
     - Вы проделали трудное путешествие верхом. Такая скачка может подействовать на ваше состояние, и все разрешится естественным путем. Подождем несколько дней, - успокаивающим тоном произнесла Леонарда.
     Но прошла неделя, и ничего в состоянии Фьоры не изменилось. По утрам ее тошнило, и целый день она не могла взять в рот ни крошки. Леонарда хлопотала вокруг нее, стараясь облегчить состояние своей любимицы. Старая дева и не собиралась прибегать к каким-то способам прерывания беременности, а видела в поступке Хатун перст божий. Если этот ребенок перенес такое путешествие, то он выдержит все, что угодно! А любая попытка избавиться от него может привести к тому, что на свет появится урод. А этого нельзя допустить, потому что в жилах ребенка течет благородная кровь Медичи!
     - Я уверена, что его отец позаботится о нем в свое время и обеспечит его будущее, - добавила Леонарда.
     - Но меня беспокоит отнюдь не будущее, а настоящее...
     Я не смогу долго скрывать свое состояние, - возразила Фьора. - Меня больше всего волнует, что будет, если Филипп вернется и найдет меня беременной? Он может меня просто убить, но то, что я потеряю его навсегда, так это точно!
     Надо было все как следует обдумать, скрывать положение Фьоры предстояло в течение нескольких месяцев. А после родов Леонарда уже нашла выход: добрые Нарди, Агнелла и Агноло, конечно, не откажутся принять в своем доме Фьору в такой критический момент, а возможно, будучи бездетными, и оставят себе дитя.
     - Правду об отце ребенка мы расскажем только им двоим, но для всех остальных в округе и для мессира Филиппа, если он приедет, надо будет придумать что-нибудь другое!
     - А что именно?
     - Постараюсь придумать. Надо сделать так, чтобы это выглядело скорее как несчастье, а не позор...
     Хатун, казалось, придумала разумное объяснение:
     - После того, что ты выстрадала там, в Италии, просто чудо, что тебя не изнасиловали!..
     - Именно так! - с торжеством воскликнула Леонарда. - Во время той неразберихи, что творилась во Флоренции, когда весь город, казалось, сошел с ума, тебя похитил мужчина и принудил к сожительству...
     Фьора не согласилась:
     - Как будто вы не знаете, как у нас работают языки! Меня здесь не было около года, а три недели назад я снова отсюда уехала. Если узнают, что я беременна, то отцом моего ребенка будут считать Мортимера. Не забывайте и о том, что именно с ним я вернулась из Италии, а он мне слишком дорог для того, чтобы вешать на него такой груз! Филипп сразу же вызовет его на поединок.., а смерть одного из них будет мучить меня всю оставшуюся жизнь...
     - А что вы сами предлагаете? - огорченно спросила Леонарда.
     - Уехать еще до наступления зимы в Париж и задержаться там надолго, поговорить серьезно обо всем с Агноло. В Париже я могу и заболеть, зимы там такие суровые...
     - А если приедет мессир Филипп?
     - Тогда.., скажите ему, где меня можно найти, и пусть будет воля божия. Но в этом случае мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь быстро предупредил меня. Например, Флоран, если он хорошо воспринял уроки верховой езды своего шотландского наставника.
     - О, он прекрасный ученик, - воскликнула Хатун. - Флоран сидит в седле, как настоящий рыцарь! А ваше новое путешествие не покажется всем странным? Чтобы женщина, которая так давно не видела своего ребенка и не грелась у родного очага...
     - Еще больше они удивятся, если увидят, как у меня растет живот! - одернула ее Фьора. - Решено. На один месяц я остаюсь здесь, а потом еду в Париж! Можете вы что-нибудь добавить?
     - Ничего, - покачала головой Леонарда. - Кажется, все отлично задумано, только...
     - В чем дело? - насторожилась Фьора.
     - Я поеду с вами, - твердо сказала Леонарда. - Я не оставлю вас в таком положении. К тому же вам понадобится кто-то, кто ухаживал бы за вами во время родов, а у меня есть опыт.
     - А я! - с отчаянием в голосе воскликнула Хатун. - Я что, остаюсь здесь?
     - Я думаю, что маленький Филипп не даст тебе скучать.
     Или ты больше не хочешь с ним заниматься? - с излишней резкостью спросила Фьора. - Я не могу брать с собой в Париж всех, да еще в сложившихся обстоятельствах. А то, что Леонарда едет со мной, вполне обычная вещь!
     Как в те прежние годы, когда она была рабыней, Хатун встала перед Фьорой на колени, а затем упала ниц.
     - Прости меня! Я так люблю тебя и не хочу расставаться с тобой ни на минуту, и только поэтому вызвала твой гнев. Будь ко мне снисходительной! Ты знаешь, как я к тебе привязана...
     - Знаю, - ответила Фьора более мягко. Она понимала, что не в состоянии взять с собой полдюжины человек и поселить их всех у Нарди. - Официально я еду по делам, а в этом случае никто не берет с собой всех домочадцев. А если ты не хочешь нянчить моего сына, я снова вызову Марселину. Поверь, здесь ты принесешь больше пользы!
     Хатун подняла на нее полные слез глаза:
     - Ты права. Но мне так хотелось посмотреть на того ребенка, который родится!
     - Ну нет! - вмешалась Леонарда. - Твоя страсть к детям может доставить нам много неприятностей. Дурочка, разве тебе не хватает Филиппа?
     - Он, - вздохнула татарка, - уже подрос, а совсем маленький...
     - Фьора взяла ее за плечи и заставила смотреть себе прямо в глаза.
     - Ты должна хорошо запомнить: о другом ребенке не может быть и речи, иначе зачем бы мне уезжать? Ты должна забыть об этом! Поняла? Если все произойдет так, как я задумала, ты его никогда не увидишь!
     - Никогда?
     - Никогда, - твердо ответила Фьора. - Мне не надо будет выбирать между ним и моим супругом, а от Филиппа я не откажусь ни за что на свете! Если ты не способна выполнить то, что я от тебя требую, скажи мне это немедленно!
     - Что ты тогда сделаешь? - забеспокоилась татарка.
     - Я отошлю тебя к Деметриосу. Ты вернешься на виллу во Фьезоле, а Перонелла займется моим сыном. Да и вообще, это, по-моему, наилучшее решение. Отныне ты свободна, совершенно свободна, можешь выходить замуж и иметь своих собственных детей! Хочешь вернуться во Флоренцию?
     В черных глазах татарки промелькнуло нечто, похожее на ужас.
     - Нет, нет! Я не хочу с тобой расставаться! Не думай, я останусь здесь! Но, прошу тебя, не уезжай слишком надолго!
     - Хатун так и останется навсегда ребенком, - заметила немного позже Леонарда, когда они остались с Фьорой наедине. - Жизнь баловала ее и не подготовила к трудностям...
     - Не говори так! И у нее были трудные времена!
     - Но они так быстро прошли! Удача идет рядом с нею, но Хатун не отдает себе в этом отчета. Счастливые годы во дворце Бельтрами, а прямо оттуда - в объятия мужа, который ее нежно любил. Правда, после его смерти ее продали, но опять же, кому? Благородной даме, у которой ей жилось почти так же привольно, как и в нашем доме, а затем она нашла вас и приехала сюда. Здесь Перонелла балует ее как собственную дочь, а малыш привязан к ней, как к старшей сестре. А сейчас вы слышали? Наш Филипп, которого, по вашим словам, она так мечтала увидеть, стал для нее слишком взрослым, и она хочет нового ребенка! Младенцы и котята - вот что ей нравится больше всего! Она теряет голову при мысли об этом будущем ребенке и готова испортить все то, что мы с таким трудом выстроили!
     - И что вы предлагаете? Не убивать же мне ее? - устало спросила Фьора.
     - Конечно, нет, но, если вы согласитесь, я смогу внушить ей такой страх, что она замолчит