черное платье, безусловно, более подходящее в этих условиях, чем ее невероятный костюм античной царицы. Дело шло с трудом: застряв в поясе, который она забыла развязать, певица бранилась сразу на нескольких языках.
     Марианна поспешила освободить ее, развязав узел и потянув платье вниз.
     - Спасибо! - вздохнула Ванина, красная и всклокоченная, начавшая уже задыхаться под плотной тканью. - Я обязана этим изящным туалетом щедрости нашего хозяина, который только что принес его мне. Должно быть, это подарок какой-то дамы, милосердной, но.., не до такой степени, чтобы пожертвовать новое платье, - добавила она, сделав гримасу. - Мне не нравятся ни ее духи, ни запах, который они должны перебить...
     Сон и мазь Ванины сотворили чудо. Плечо у Марианны онемело, но почти не болело, и признаков лихорадки не ощущалось.
     - Который может быть час? - спросила она.
     - Признаться, я и сама не знаю. Мои часы остались в театре, а в этой комнатушке трудно определить время, тем более что я забыла спросить об этом у аббата.
     Легкий на помине, он тут же появился с подносом, на котором дымились две чашки чая со сливками рядом с двумя кусками черного хлеба.
     - Сейчас полдень, - сказал он, - и, к сожалению, это все, что я могу вам предложить. Уж извините меня!
     - Вы не нуждаетесь в извинениях, padre. Самая красивая в мире дева может дать только то, чем ее наделил Господь, - легкомысленно прощебетала Ванина.
     Но аббата сравнение, похоже, не шокировало, и, не распространяясь больше, певица поспешила сменить тему, спросив, что означают эти сигналы трубы.
     - А вы что подумали? - вздохнул аббат, пожав плечами. - Это армия Бонапарта вступает в Москву...
     Только "Бонапарт" объяснил Марианне больше, чем долгий разговор. Еще один, у кого в сердце нет императора! Впрочем, раз такой великий конспиратор, как Готье де Шазей, остановился у него... Тем не менее она с признательностью улыбнулась ему.
     - Мы больше не будем затруднять вас, господин аббат, - сказала она. - Раз французы пришли, нам уже нечего бояться.
     Они торопливо съели завтрак, поблагодарили аббата за гостеприимство и покинули дом, не вызвав, впрочем, попыток удержать их. Марианна теперь спешила подальше уйти от их убежища, которое казалось ей логовом заговорщиков.
     Выходя, она обратила внимание, что никто из укрывавшихся здесь не появлялся, и сделала вывод, что приход соотечественников их не радует. У Ванины, кстати, было такое же ощущение.
     - Аббат Сюрже славный малый, - сказала она, - но, интересно, не занимается ли он политикой и что за люди прячутся у него? Таких церковных сторожей, как у него, я еще не встречала.
     Марианна не смогла удержаться от смеха.
     - А я тем более, - с легким сердцем сказала она.
     Когда они вышли на улицу, яркое солнце сменило ночную грозу, о которой напоминали широкие лужи, сломанные ветки деревьев и разбитые цветочные горшки, а в окрестностях церкви не было ни единой души.
     - Пойдем на Красную площадь, - предложила Ванина. - Это сердце Москвы, и именно к ней стремятся войска. Я думаю, что император расположится в Кремле.
     По таким же безлюдным улицам, где изредка в окнах и дверях появлялись жители, женщины добрались до набережной Москвы-реки и увидели, что осталось только два моста. Остальные восемь были, очевидно, взорваны ночью, и их остатки выглядывали из воды.
     Странным казался этот обезлюдевший город, без всякого движения, почти мертвый. Ни единого шума, кроме еще далеких, но приближающихся звуков труб, катящихся пушек и грохота барабанов. Все это вызывало ощущение подавленности, и обе подруги, обрадованные возможностью свободно пройтись по свежему воздуху, постепенно перестали делиться впечатлениями и продолжали путь молча.
     Гигантская Красная площадь открылась перед ними во всем своем величии и пустоте. Только двое русских солдат, видимо, отставших, стояли на коленях перед удивительно расцвеченным красно-сине-золотым собором Василия Блаженного, и несколько быков бродили по брусчатке.
     Но за зубцами Кремля мелькали какие-то фигуры, напомнившие Марианне ночные события.
     - Что-то не заметно пока французов, - прошептала она. - Где же они? Их слышно, но не видно...
     - Напротив! - воскликнула певица, обернувшись к реке. - Смотрите! Они переходят вброд...
     Действительно, против западного крыла Кремля кавалерийский полк форсировал Москву-реку, не особенно глубокую в этом месте, ибо вода доходила лошадям только по грудь.
     Марианна нагнулась над парапетом и смотрела во все глаза.
     - Французы? Вы уверены? Я их не узнаю!
     Ванина радостно рассмеялась.
     - Еще не французы! Великая Армия - да! Господи, неужели вы не можете узнать солдат императора? Я знаю назубок все униформы, все соединения. Армия!
     Солдаты! Это моя страсть. Нет ничего прекрасней, чем эти люди.
     Такой энтузиазм позабавил Марианну, которая подумала, что вкусы Ванины и ее дорогой Фортюнэ в этом вопросе равны.
     - Смотрите на первых! - заволновалась певица. - Это польские гусары 10-го полка Умиеньского! За ними я вижу прусских улан майора Вертера, затем.., мне кажется, это егеря Вюртемберга перед несколькими полками французских гусар! Да, это они! Я узнала их плюмажи. Ах, как же чудесно снова увидеть их! Я понимаю, что их приход ставит всех нас в невозможное положение, но. Боже правый, это стоит того, и я ни о чем не жалею...
     Зачарованная, увлеченная заразительным пылом ее спутницы, Марианна смотрела на приближающиеся войска, в четком порядке пересекающие реку. Нагнувшись рядом с ней через парапет, с широко открытыми глазами и трепещущими ноздрями, Ванина нетерпеливо перебирала ногами. Вдруг она вскрикнула и протянула руку.
     - О, смотрите! Смотрите, там.., всадник, который обогнал колонну и галопом скачет через реку.
     - Этот офицер в зеленом, с громадным султаном из белых перьев?
     - Да! О, я узнаю его среди тысяч! Это неаполитанский король! Мюрат.., самый очаровательный кавалерист империи!..
     Восторг певицы достиг предела, и Марианна позволила себе улыбнуться. Она давно знала о склонности зятя Наполеона к пышным, даже невероятным нарядам.
     Но сейчас он, пожалуй, превзошел самого себя. Только он мог решиться на такой необычный и великолепный костюм: польский казакин из зеленого бархата с широкими золотыми шнурами, подпоясанный алой перевязью с золотыми полосами, и шапка того же цвета, увенчанная султаном из белых страусовых перьев, высотой не менее трех футов. И самое удивительное заключалось в том, что он умел не казаться смешным в этом наряде...
     Ванина выглядела такой счастливой, что Марианна посмотрела на нее с некоторой завистью.
     - Похоже, вы питаете глубокое уважение к неаполитанскому королю? - улыбнулась она.
     Певица обернулась, взглянула подруге в глаза и с величественной гордостью сказала:
     - Это мой возлюбленный! Ради него я брошусь в огонь.
     - И было бы очень жаль. Ни один мужчина, даже самый замечательный, не достоин того, чтобы такая женщина, как вы, погибла из-за него! Живите.., и если вас любят, наслаждайтесь счастьем.
     - О, я думаю, что он любит меня! Но вокруг него крутится столько женщин...
     - Начиная с его супруги! Вы не боитесь грозной Каролины?
     - Почему я должна бояться? Она не так уж дурна, но если бы ее брат не был императором, сна никогда не стала бы королевой и никто не обратил бы на нее внимания. Она даже не умеет петь. И затем, верные супруги бывают и получше...
     По всей видимости, для примадонны в этом заключался главный недостаток. Марианна предпочла оставить Каролину Мюрат ее судьбе, которая, кстати, никогда ее не волновала, ибо она не питала симпатии к самой юной из сестер Наполеона. Она всегда считала ее настоящей ведьмой.
     Так что она снисходительно отнеслась к встрече Ванины с ее царственным возлюбленным. Когда белая лошадь неаполитанского короля влетела на площадь, итальянка в порыве бросилась почти под ее копыта с риском быть опрокинутой. Не будь такой реакции у Мюрата, который, внезапно нагнувшись, с криком радости схватил ее за талию и втащил в седло, неосторожная могла пострадать. После чего, не обращая внимания на окружающих, король и певица страстно поцеловались, обменялись несколькими словами и снова слились в поцелуе. Затем, так же просто, как он взял ее к себе, Мюрат опустил свою возлюбленную на землю.
     - До завтра! - крикнул он. - Придете прямо в Кремль и спросите генерала Дюронеля. Он покажет, где я расквартировался...
     Он тронулся, но Марианна удержала его.
     - Сир! - воскликнула она. - Ваше величество может сказать, следует ли за ним император?
     Мюрат придержал лошадь, с удивлением посмотрел на Марианну и захохотал;
     - Как? Вы тоже здесь? Черт возьми, милая дама, я надеюсь, что император как следует оценит этот приятный сюрприз...
     - Но я смогу его увидеть, сир? Он следует за вами? Мне необходимо поговорить с ним.
     - - Я надеюсь, что, щадя его нравственность, вы будете только говорить. Он на Воробьевых горах сейчас, но я не думаю, что он вступит в Москву сегодня вечером. Я должен до его прихода проехать по городу и преследовать Кутузова! Старая лиса далеко ушла?
     - Он проехал вчера утром, но его армия продолжала идти всю ночь в направлении на Рязань. Еще даже есть отставшие!
     - Превосходно! Вперед, господа!.. Их надо догнать! Что касается вас, сударыня, не пытайтесь пробраться к императору сейчас. Завтра он будет в Кремле, где сегодня вечером займутся приготовлениями. Потерпите немного. От этого он не будет менее счастлив увидеть вас.
     И, сорвав одной рукой свою нелепую и великолепную шапку, Мюрат поклонился и с места пустился в галоп вдоль Москвы-реки, сопровождаемый несколькими эскадронами и.., взглядом Ванины, сверкавшим, как двойная звезда.
     - Завтра! - вздохнула она. - Как это долго! Что мы будем до тех пор делать? Надеюсь, у вас нет желания вернуться в Сен-Луи?
     - Никакого! Я хочу попытаться найти моих друзей.
     Если вас не затруднит, пройдемся к дворцу губернатора.
     Именно там мы потерялись два дня назад.
     Взявшись за руки, они не спеша направились к дворцу Ростопчина, поглядывая на войска Наполеона, посте, пенно занимавшие Красную площадь. Не теряя ни минуты, артиллерийские батареи развернулись, став в боевом каре. Из-за стен Кремля раздались редкие выстрелы.
     Одну батарею установили против гигантских Спасских ворот, тогда как группа офицеров подошла к ним с польским уланом, переводчиком, по-русски потребовавшим открыть ворота.
     - У них не будет много хлопот, - заметила Ванина. - Там внутри всякий сброд, который не выдержит осаду.
     Сразу потеряв интерес к происходящему, она увлекла подругу к губернаторскому дворцу, перед которым собралась редкая толпа пришедших посмотреть на захватчиков. Одна элегантная дама, стоявшая среди просто одетых девушек, отделилась от них и побежала к группе высших офицеров, собиравшихся спешиться.
     - Девочки, идите сюда! - закричала она. - Не бойтесь, это наши! Может быть, они помогут вернуть вашего несчастного отца, которого эти дикари увели с собой.
     - У меня создается впечатление, что русские увезли больше заложников, чем можно было подумать, - сказала Ванина. - Эта дама - мадам Обер, знаменитая французская портниха. Последнее время она особенно не скрывала радости по поводу новостей с войны.
     Проклятый Ростопчин отомстил, арестовав ее мужа.
     Но Марианна больше не слушала. Среди стоявших перед дворцом она только что узнала Крэга О'Флаерти.
     Опустив голову и заложив руки за спину, ирландец с меланхолическим видом неторопливо мерил мостовую шагами, словно кого-то ожидая.
     С криком радости Марианна бросилась ему на шею, забыв о своей ране, которая сразу же напомнила о себе, вызвав резкую боль. И крик радости завершился стоном, не привлекшим, впрочем, внимания ирландца.
     - Наконец-то вы здесь! - воскликнул он, как пушинку подхватывая ее на руки. - Святой Патрик! Я уже начал думать, что никогда вас не увижу... А где Бофор?
     Марианна быстро рассказала их приключения после того, как они расстались, представила Ванину, чей вид произвел невероятное впечатление на моряка, затем, не переводя дыхания, добавила:
     - Теперь вы знаете все. Я надеюсь скоро получить новости о Язоне. Но вы, вы хоть знаете, что с Жоливалем и Гракхом?
     - Гракх бродит по городу в поисках вас. А Жоливаль там, внутри, - сказал он, показывая большим пальцем назад, на дворец Ростопчина. - Когда мы вчера выбирались из той свалки, его узнал какой-то француз, один из тех молокососов во фраках, которые при любом случае хватаются за шпагу. Они погнались за ним, чтобы сыграть плохую шутку, и, убегая, он так неудачно упал, что сломал ногу...
     - Как же так? О Господи! Надеюсь, они не убили его?
     - Нет. Я обезоружил одного, забрав его штрыкалку, и освободил нашего друга. Конечно, ему было плохо, но нам повезло, что нашелся доктор, тоже француз, который тоже прятался, тем более что он служил личным лекарем губернатора и не знал, какую судьбу уготовил ему его хозяин. Он видел, как упал Жоливаль, и, к счастью, клятва Гиппократа оказалась сильней страха. Он пришел к нам и помог отнести пострадавшего в дворцовую конюшню, где он прятался. Лошадей оттуда уже увели. Затем, когда Ростопчин и его банда испарились, мы спокойно перебрались к нему. В настоящий момент, - добавил он смеясь, - наш дорогой виконт сибаритствует в постели губернатора.
     Однако пойдем.., ваше присутствие будет самым лучшим лекарством.
     Сидя в громадном кресле с изголовьем, с ногой, покоящейся на табурете с большой подушкой, Аркадиус расположился в нише высокого окна, словно царственная особа, поглядывая на роскошное убранство этой просторной комнаты. Золото блестело здесь почти повсюду в облицовке, но убранство состояло исключительно из трофейного оружия и батальных картин, что при полном отсутствии ковров делало, эту комнату такой же уютной, как тронный зал.
     Видимо, виконт изнывал здесь от скуки. Это ощутилось в его приеме: Марианну он встретил криком радоста, Ванину - с почтением, подобающим инфанте. Благодаря его устным заботам и более действенным - доктора Дариньи, оставшегося единственным хозяином дворца, женщины получили в свое распоряжение находившуюся рядом комнату графини Ростопчиной.
     Затем, когда Ванина ушла на поиски своих товарищей по сцене, прихватив с собой Дариньи, Марианна и Жоливаль остались одни с Крэгом.
     У кресла виконта состоялся совет. Сейчас было не до секретов. Ведь ирландец явил достаточно доказательств дружбы и верности, чтобы посвятить его во все...
     И Марианна подробно рассказала о трагических событиях, пережитых Язоном и ею самой, затем о ночи у аббата Сюрже и неожиданной встрече, имевшей там место.
     - Я никак не могу представить, что за опасность нам угрожает, если кардинал потребовал покинуть Москву до завтрашнего вечера, - вздохнула она в заключение. - Мне кажется, наоборот, раз император прибудет, нам больше нечего бояться...
     Но Жоливаль, видимо, не разделял такую уверенность. Напротив, по мере того как Марианна говорила, он становился все более мрачным.
     - Кардинал - один из наиболее осведомленных людей, известных мне, - угрюмо сказал он. - Поэтому, если он сказал нам бежать, значит, так надо. Доктор Дариньи слышал какие-то странные пересуды, которым, по правде говоря, не придал большого значения, зная склонность русских к драмам и трагедиям. Но то, что вы сообщили, придает этим сплетням оттенок достоверности.
     - А что за сплетни?
     - В горячке уязвленного патриотизма отцы этого города и, конечно, сам губернатор, решили ради спасения империи пожертвовать Москвой.
     - Пожертвовать?
     - Вот именно, на библейский манер. Москва будет превращена в костер, на котором в угоду оскорбленному в его гордыне царю погибнет армия Наполеона. Говорят, что уже за несколько недель в Воронцове, в имении князя Репнина, расположенном в шести верстах отсюда, устроили целый арсенал, где изготовляют петарды, ракеты и еще не знаю что, чтобы ими нагрузить гигантский шар, как у господ Монгольфье, который взорвут над городом.
     - Что за безумие! - воскликнула Марианна, взяв Жоливаля за руку. - Всего несколько дней назад русские считали, что они победили под Бородином, и еще вчера, отступая, они твердо верили, что Кутузов закрепится в городе, чтобы защищать его.
     - Я знаю! Вот почему Дариньи не поверил слухам, а я тем более. Однако нам нужно отнестись серьезно к предупреждению кардинала. Лучше всего, если вы уедете сегодня вечером, мое дорогое дитя...
     - Об этом не может быть и речи. Ваша нога меняет все. Вы не можете двигаться, значит, я остаюсь с вами, и если появится опасность.., что ж, мы встретим ее вместе. Кроме того, вы забыли об императоре. Завтра состоится его торжественный въезд в город, и я любой ценой должна увидеть его и поговорить с ним...
     - Не могли бы вы доверить это проклятое письмо О'Флаерти? Он сможет передать его так же хорошо, как и я...
     - Конечно, - поддержал ирландец. - Я полностью к вашим услугам...
     Но Марианна не хотела ничего слышать.
     - Благодарю, Крэг, но я должна отказать. Вы не пробьетесь даже до камердинера Наполеона. А я дойду до него, и, если действительно завтра вечером может случиться что-то ужасное, я обязана предупредить его.
     Эта ловушка неизмеримо опасней той, о которой я хочу сообщить, ибо, если русские решили сжечь Москву; может так случиться, что пути отступления императора и его войск будут отрезаны.
     Жоливаль не был человеком, легко признающим себя побежденным, когда дело касалось безопасности Марианны. Он продолжал отстаивать свою точку зрения, когда О'Флаерти положил конец спору, заявив, что за двадцать четыре часа до предполагаемой опасности Марианна вполне успеет повидаться с императором, а затем отправиться с друзьями в замок графа Шереметева.
     - Я найду для вас какую-нибудь повозку, виконт, - с обычным оптимизмом заверил он, - и если в Москве не найдется лошадей, мы с Гракхом повезем вас! Теперь же проведем спокойно вечер, слушая приятную музыку трубачей кавалерии неаполитанского короля. А ночью выспимся...
     Но их благие намерения были нарушены прибытием новой воинской части, сопровождавшимся громкими командами, топотом копыт и лязгом оружия, заглушившими музыку кавалерийских труб.
     - Что там еще происходит? - нетерпеливо спросил Жоливаль, пытаясь выглянуть наружу.
     - Ничего или почти ничего, - сказал Крэг. - Прибыл новый полк. По-моему, гренадеры. Вырос целый лес медвежьих шапок. Великая Армия готовится взять нас штурмом.
     Не прошло и минуты, как высоченный голубоглазый блондин в свежевычищенном мундире, с шапкой на согнутой руке вошел в комнату, по-военному поздоровался и, заметив женщину, просиял в улыбке, открывшей крепкие белые зубы под красивыми, чуть рыжеватыми усами.
     - Адриан-Жан-Батист-Франсуа Бургонь, - представился он звонким голосом, - родом из Конде-сюр-Эско, сержант гренадер императорской гвардии. Добрый вечер честной компании!
     - Гвардия! - вскричала Марианна. - Значит ли это, что император уже в Москве?
     - Нет, сударыня! Это значит только, что мы пришли занять кварталы вокруг этого древнего замка, - он махнул рукой в сторону Кремля. - Император еще за городом. Я слышал, как он сказал, что ждет делегацию бояр...
     - Бояр? - рассмеялся Жоливаль. - - Сейчас не средние века! Их больше нет, бояр! Что касается какой-нибудь делегации.., я полагаю, что его величеству придется долго ждать. Этот город такой же пустой, как мой карман...
     - Похоже на то, - подтвердил сержант Бургонь, философски пожав плечами. - Все, что удалось обнаружить, - это каких-то голодранцев с физиономиями висельников, которые пытались в нас стрелять. Почему эти проклятые русские так боятся нас? Ведь мы не желаем им зла. У нас самые добрые намерения. Впрочем, и приказы очень строгие...
     - Кстати, - спросил Жоливаль, - что привело вас сюда, сержант? Хотите здесь расположиться?
     - Если это вам не помешает, да. Похоже, дворец