утеж после налета и грабежа возле Жюнака, который, должно быть, принес много наживы. Для Катрин это был канун боя...
     Скоро она наденет штаны, сапоги и короткую, стянутую на талии мужскую куртку, перепояшется широким кожаным поясом, повесит на него кожаный кошелек с золотом.., совсем немного, кое-что из украшении, но среди них обязательно будет изумруд с гербом Иоланды Арагонской, с которым она никогда не расставалась. Ведь аббату Бернару, если придется вступить в переговоры, надо будет до отказа набить кошелек вора Беро. Может быть, ему удастся заставить наконец убраться этого стервятника? Все богатства замка должны быть на этот случай в его распоряжении... Катрин первая нарушила молчание, которое становилось тягостным.
     - Вы пообещали рассказать историю, - сказала она осторожно. - Мне кажется, уже пора...
     У нас еще долгих два часа, но вы правы: пора...
     И словно молчание ему было нужно только для того, чтобы подобрать слова, аббат Бернар немедленно начал:
     - Наш город, вы знаете, уже давно является вольным "Пастырским поселением. Эту землю с четырех сторон окружают четыре провансальских креста, повернутые к четырем частям света. Таким образом, был воздвигнут барьер великодушия и милосердия перед жестокостью и дикостью. Жертвы войны, бедняки, воры и несчастные, гонимые судьбой находили здесь укрытие, поддержку и передышку перед тем, как продолжить трудную дорогу, если только они решили остаться. Мы всегда считались святым местом или должны им быть.
     Но на самом деле мы больше не являемся горой спасения, святой горой, возвышавшейся сбоку Оверни, этой старой землей - пристанищем, куда во все времена люди, пор следуемые неверными, будь то нормандец или сарацин, стекались в поисках укрытия. Затем были открыты многочисленные монастыри между Лиманем и Руэргом, но мы считались самым священным местом.., и самым скрытным.
     Все началось очень давно, еще до того, как почтенный Гобер основал этот монастырь как убежище на опасной дороге для спасения заблудившихся путешественников и мятущихся душ.
     Однажды декабрьским вечером, в конце 999 года, когда страна была еще единой и со всей Европой с ужасом ждала, когда пробьет роковой Тысячный Год, объявленный годом конца мира, сюда прибыл один человек - путешественник. Он назывался Мандюльф, и шел он из Рима...
     Аббат остановился. Только что вошла Сара, несущая поднос с обычным вином из трав и еще теплыми медовыми лепешками. Она поставила все это на камень у камина, помешала головешки в огне, потом, заметив, что ее приход вызвал внезапное молчание, посмотрела поочередно на аббата и Катрин, которая с блестящими глазами и с румянцем на щеках, казалось, ждала чего-то. Она поднялась и стряхнула передник.
     - Оставляю вас, - вздохнула она. - Кажется, я появилась некстати! Но надо, чтобы вы что-нибудь съели, особенно ты, Катрин. Ночь будет длинной...
     Молодая женщина подняла на нее отсутствующий взгляд:
     - Все готово?
     - Да. Мари и Беранже заканчивают приготовления, а у меня уже все собрано. Дети крепко спят. Когда их унесут, они даже не проснутся. Я скоро вернусь...
     И она исчезла, немного обиженная, что ни Катрин, и аббат не сделали даже движения, чтобы ее удержать. Катрин была слишком увлечена рассказом своего друга.
     - Ну? - сказала она. - Продолжайте!
     Он улыбнулся этому детскому нетерпению услышать продолжение волшебной сказки. Мишель был таким и Катрин в эту минуту была невероятно на него похожа.
     - В Риме, - возобновил он повесть, - один наш воспитанник только что взошел на престол Петра. Он взял имя Сильвестра II, но был тем странным монахом Гербером, чью фантастическую историю жизни вы много раз слышали. Он был пастухом в горах, когда поступил в аббатство Сен-Жеро д'Орильяк. Но это был необычный мальчик, хорошо знающий тайны природы, открывшие ему в очень раннем возрасте благодаря его любознательности. В аббатстве он набросился на учение, но очень быстро превзошел своих учителей. Добрые монахи стали смотреть на него искоса и спрашивать себя, не заключил ли он сделку с лукавым, чтобы знать столько вещей, которых никто не знал.
     Тогда Герберт покинул монастырь ради большого мира.
     Он хотел знать мир выше, дальше и глубже. Он отправился в Каталонию. Не случайно выбрал он эту землю, еще совсем недавно опустошаемую маврами: он хотел раскопать секреты старых вестготских королей, которые, конечно, были арианцами и еретиками, но в то же время очень учеными людьми, хранителями древних секретов. Была у него и определенная цель. В его родной Оверни старики рассказывали о великом страхе, который обуял жителей этих мест пять столетий назад. Тогда в эти земли пришел Эрик, человек, завоевавший Португалию, Верхнюю Испанию, Наварру, южную Галлию. Этот Эрик осадил Клермон и разбил бретонцев в Бурже.
     Убежденный арианец <Аристианство - по имени основоположника учения, александрийского пресвитера Ария (ум. 336). Ересь, осужденная Константиномпольским собором, но принятая некоторыми варварскими королевствами в качестве разновидности христианства. - Примеч. пер.>, правда, без ущерба для христианства, поскольку сделал святого Льва своим лучшим советчиком, Эрик никогда не расставался со своим таинственным сокровищем, которое возил за собой и сторожил так тщательно, как если бы этот предмет охранял его собственную жизнь. Легенда говорит, что у него на боку была ужасная язва, которая проступала, как только он удалялся от своего сокровища...
     Когда он умер в Арле в 484 году, на трон сел его сын Аларик. Тот был законченным еретиком и избавился бы от таинственного сокровища своего отца, если бы его тесть, Кликни Теодорик, король Италии, не завладел им и не увез в свою столицу Равенну.
     Аларик погиб молодым, убитый Хлодвигом в битве при Уие, и Теодорик царствовал на вестготских землях, пока его внук Амаларик не достиг совершеннолетия.
     Но странную реликвию он оставил себе, поскольку Амаларик был еще хуже, чем его отец: дикое животное, погубившее свою супругу Клотильду. И легендарное сокровище исчезло вместе с Теодориком, приказавшим поместить его в монументальной гробнице, которую он, как какой-нибудь фараон, приготовил себе в Равенне.., в Равенне, где спустя столько времени Герберт, ставший архиепископом города, должен был его отыскать...
     Долго и терпеливо наш монах занимался одновременно учением, поисками и карьерой. В Реймсе он воспитал короля а затем стал архиепископом этого города. Но его неотступно преследовала мысль о сокровище Эрика, которое он надеялся когда-нибудь отыскать. Так оно и случилось. Его назначили в Равенну, но там он оставался очень недолго и вскоре был избран папой. В Равенне он нашел то, что искал. Но не хотел в Риме хранить реликвию, которую искал всю свою жизнь. Он боялся, что после его смерти сокровищу угрожает опасность, поскольку именно в Риме им завладели варвары Аларика <Предок Эрика, которым захватил и разграбил Рим в 410 году. Примеч. авт.>. Храня нерушимую преданность своей Оверни, он решил принести свое сокровище в дар родной земле, которую никогда больше не увидит. И вот он поручил его надежному человеку, тому самому Мандюльфу, который родился на земле вулканов и был давним другом Герберта.
     Мандюльф прибыл сюда. Он хорошо знал страну, где появился на свет, и, вместо того чтобы по совету Герберта поместить реликвию в монастырь Сен-Жеро, решил предоставить ей более надежное убежище.
     Итак, он выбрал старое древнее поселение, которое возвышалось раньше на Пюи-де-л'Арбр и от которого остались одни руины. Земля эта, правда, входила в собственность Сен-Жеро. Он построил крепость, прорубил подземный ход, секретную часовню. Оставалось только построить монастырь, чтобы сокровищу была дана священная защита. Его дело продолжил Гобер, и наша святая обитель выросла над часовней...
     Аббат Бернар остановился на секунду, чтобы перевести дух и унять волнение.
     Катрин слушала его затаив дыхание. Воспользовавшись передышкой, она спросила:
     - Но все-таки, преподобный отец, это сокровище, этот предмет, эта реликвия.., что это было? Ведь она должна была быть невероятно ценной.
     - Более, чем вы можете вообразить. Правда, это была весьма скромная чаша, небольшой сосуд, потускневший от времени.., но это был тот самый сосуд, который во время тайной Вечери Господь...
     Катрин затрепетала.
     - Вы хотите сказать, что то, что было в часовне, был...Грааль?
     Аббат грустно улыбнулся, как бы смирясь, и пожал плечами.
     - Его так называют. Да, это был Грааль, который не из был ни высечен из огромного изумруда, ни сделан какого-либо сверхъестественного материала. До появления Христа этот обычный сосуд, как и многие другие, находился в одном доме в Иерусалиме. Только божественное соприкосновение, чудо первого причастия сделало его исключительным сокровищем, единственным в мире. После Голгофы Иосиф Аримафейский доверил его Петру, который отправился проповедовать Евангелие по миру, и под бедной одеждой Великого Грешника начал свои скитания по нашей бедной стране. Другие утверждали, что Иосиф Аримафейский собрал в этот сосуд у подножия креста кровь Распятого. Это не правда. Божественная кровь была в нем раньше, когда Иисус вручил кубок своим собравшимся ученикам... Да, госпожа Катрин, мы были хранителями Грааля, потому что именно его привез Мандюльф однажды зимним вечером в наши горы. А наш Монсальви не что иное, как Монсальва <Монсальви (Montsaivy) или Монсальва (Montsalvat) - как Гора спасения. - Примеч. пер.> из легенды. Увы!... У нас его больше нет.
     - Что с ним случилось? Он так хорошо был спрятан... Как мог он покинуть часовню?
     - У нас его похитили. О! Это был не вор.., или, по крайней мере, вор необычный! Видите ли, на протяжении веков по всей Франции расселились люди, которые умели проникать в тайны, как бы хорошо их ни охраняли: это были рыцари Храма. В Карлате пустила корни могущественная Командорская община. Эти люди услышали местные легенды. Таким образом тамплиеры пришли к разгадке Монсальви с помощью какого колдовства.., или пособничества? Того я не знаю, только однажды в 1274 году Гийом де Пет-Роль, бывший тогда здесь аббатом, увидел подъезжающего командора Карлата во главе внушительной процессии, которую эскортировал Гийом де Боже, новый Великий Магистр Храма, возвращавшийся с Лионского собора и наполнявшийся в Англию, чтобы взыскать огромные суммы обязательствам короля Эдуарда.
     Гийом де Боже уединился в церкви с аббатом Монсальви весьма смущенным и встревоженным перед лицом такой важной особы. Разговор длился долго, очень долго, и можно себе вообразить, как трудно пришлось бедному аббату Фактически никому не известны аргументы Великого Магистра. Призвал ли он себе на помощь мистические силы - ведь Орден стал богатым, могущественным, или же речь шла о страшной нищете, невзгодах, постигших Святую Землю которая снова почти полностью попала под власть неверных? Как бы там ни было, но когда Великий Магистр возобновил свой путь на север, подземная часовня оказалась пустой...Сосуд исчез, и нам нужен был бы новый Герберт...
     Вздох сожаления сопровождал его последние слова, за которыми последовало молчание. Катрин, затаив дыхание, слушала его со страстью, которая удивляла ее саму. Эти странные вещи находили в ее душе глубокий отклик. Уже во второй раз в своей жизни она слышала о рыцарях Храма.
     Однажды ей пришлось прибегнуть к легендам о сокровищах, чтобы заманить в ловушку в Шиноне своего врага Жоржа де ла Тремуйля. Она снова видела себя переодетой в лохмотья цыганки Чалан, прикованной в подземной тюрьме Амбуаза, приговоренной к смерти. Вспомнила, как рассказывал толстому жадному человеку чудесную выдумку, похожую на золотой мираж, который привел его к погибели. То, что она рассказывала тогда, было древней тайной семьи Монсальви, так как один из Монсальви во время падения Ордена был его самым почитаемым членом и именно он укрыл все несметное богатство.
     - Это странно, - пробормотала она, - что вы никогда ничего о нем не узнали. Мой муж мне рассказывал, что в те времена, когда король Филипп разрушил Храм, один из его предков должен был спрятать в надежное место сокровища Ордена. И я уверена, что чаша должна находиться там. Я не верю в сокровища, состоящие исключительно из золота и земных богатств. Там должны были находиться священные предметы, архивы...
     - И вы совершенно правы. Это был Гуго де Монсальви, которому вместе с Ришаром де Боже, внучатым племянником Великого Магистра Гийома, была оказана эта иная честь. Он умер при достаточно таинственных обстоятельствах в то время, когда прятался далеко отсюда, пытаясь избежать грозного королевского правосудия. Тайна клада умерла вместе с ним, и мы так и не смогли узнать, находилось ли среди всех сокровищ и наше потерянное состояние. Но кто знает, владел ли Храм еще к тому времени священным кубком? Или же властный жест Великого Магистра, вырвавший кубок из его тайного убежища, чтобы воспользоваться им в своих личных интересах, навлек на Орден проклятие Неба - я не знаю! Известно, что Гийом де Боже был первым из трех последних Великих Магистров, состоявший в родстве с Жаком де Молэ, и что между ночью в Монсальви и ночью ареста в 1307 году прошло только тридцать три года.., ровно столько, сколько продолжалась земная жизнь Христа!
     Здесь было странное совпадение. Катрин кивнула головой, потом, нагнувшись к камину, взяла с камня одну из лепешек, сохранивших тепло, и принялась ее машинально жевать, в то время как аббат наполнял кубки. Тонкий аромат вина заполнил все пространство у очага. Но Катрин не ощущала ни вкуса лепешки, ни запаха вина. Мысленно она еще путешествовала по волнам миражей прошлого, куда погрузилась вслед за священником. И он услышал, как она тихо шепчет:
     - Если бы можно было "его" снова найти.., вернуть сюда...
     Очень осторожно, чтобы не разрушить грезы, дававшие Катрин последние мгновения покоя перед тяжелой дорогой, он ответил:
     - Не было бы человека счастливее меня. Но я давно потерял надежду "его" увидеть! Видите ли, госпожа Катрин, я полагаю, что "он" обитает теперь в тайнике слишком глубоком и слишком чистом, чтобы до "него" могла добраться рука человека.., если только не произойдет чудо. -Пусть "он" там и остается, потому что люди "его" искали и будут продолжать искать, по крайней мере, те, кто предпочитает великие мечты земной реальности. По сути своей эти блуждания, облеченные в поэтическую форму, просто поиск самого Бога и...
     Он замолчал. Снова появилась Сара на пороге, который на этот раз уже не переступила.
     - Пора! - сказала она только. - В аббатстве только что звонили полночь... Вы разве не слышали?
     - Нет, - улыбнулась Катрин. - Потому, что, видишь ли, мы были так далеко.
     - Возможно, но пришел момент вернуть тебя на землю. Пойдем! Твоя одежда готова... Аббат Бернар поднялся:
     - Я вас оставляю. Вы меня еще увидите у маленькой двери в аббатство, которую я оставлю приоткрытой. Я тоже со своей стороны, хочу посмотреть, все ли готово.
     Он исчез как тень в густых сумерках огромного пустого залива. Через полчаса маленькая процессия покидала замок Катрин в черном костюме шла впереди в сопровождении Мари. С ее пояса свешивался довольно туго набитый кошелек и кинжал. Но это был не тот кинжал, с которым она никогда не расставалась. Тот, с серебряной насечкой, исчез во время гранадской драмы, когда Арно поволокли в тюрьму за убийство Зобейды, сестры калифа, пытавшейся казнить Катрин.
     Далее шла Сара с маленькой Изабеллой в большой корзине, ставшей на время колыбелью. Малышка спала в ней так же сладко, как и в маленькой кроватке, которую только что покинула.
     Следующим шел Беранже, он нес на спине в большом мешке из-под зерна маленького Мишеля. Катрин и Мари тоже несли по мешку, в которые были положены вещи первой необходимости.
     Замыкал шествие Жосс. Он должен был проводить их до аббатства, чтобы убедиться в том, что они пройдут незамеченными. К счастью, расстояние было коротким, но, тем не менее, они предпочитали жаться к стенам.
     Ночь была темной и относительно теплой. С плоскогорья дул легкий ветер, донося запахи весны, которые при других обстоятельствах каждый бы встретил с радостью. Но у всех на сердце было слишком тревожно, чтобы оставалось место малейшему радостному чувству. Катрин, укутанная до носа в плащ, шла прямо, не глядя по сторонам, снова и снова переживая мучительное ощущение того, что покидает город тайно, почти как преступница.
     Когда они были уже в аббатстве, Жосс, не произнеся ни единого слова, крепко сжал в объятиях жену, пожал руки другим и, круто развернувшись, пошел обратно в замок, не бросив назад ни единого взгляда. У своего плеча Катри почувствовала, как жмется и сопит Мари. Она поняла, что та плачет.
     - Мы скоро вернемся, - прошептала она, чтобы ее утешить.
     - Я знаю.., но боюсь! Мне бы так хотелось остаться с ним...
     - Он противится этому. Ты бы его стеснила, Мари. Ему необходимо чувствовать себя холостым. И клянусь что я за него совершенно спокойна. Этот человек умеет защищаться. Давай пойдем! Карлат не так далеко, и ты, может быть даже сможешь вернуться со мной.
     Обвив рукой ее плечи, она толкнула ногой дверь, которая без шума открылась. Их встретили только что подошедшие аббат и брат Анфим.
     Все углубились во двор и проникли в монастырь, где их уже ждала приоткрытая над лестницей плита. В монастыре было тихо. Нигде не было ни малейшего света, и церковная колокольня почти не выделялась на фоне темного непроницаемого неба.
     Аббат поднял фонарь и поочередно осветил лица всех присутствующих.
     - Спускайтесь, - прошептал он. - Брат Анфим пойдет впереди. Да хранит вас Бог во все время этого пути! Чтобы добраться до Карлата, вам надо проделать восемь лье, а вам, госпожа Катрин, гораздо больше. Не будем долго прощаться, это ослабит ваше мужество. Я буду молить Господа, чтобы нам поскорее вновь увидеться...
     Он поднял два пальца в благословляющем жесте, длившемся до тех пор, пока последний из беглецов не скрылся в подземной лестнице. Удостоверившись, что все достигли первой площадки, он закрыл плиту и вернулся в часовню, где провел всю ночь с молитвой о тех, кто ушел, за тех, кого предали земле этим вечером.., а также и о Жерве Мальфра, которого повесили перед похоронами и чье тело тихо раскачивал ветер на виселице, сооруженной на графской башне, чтобы враг не оставался в неведении.
     Этот последний особенно нуждался в молитвах. Он умер так же, как жил: как трус, плача, умоляя, чтобы ему сохранили жизнь, и вырываясь так сильно, что Николя Баралю пришлось его оглушить, чтобы продеть голову в петлю.
     Наконец, Бернар молился еще за одного человека, за Ратапеннаду, старую колдунью-злодейку, укрывшуюся в своем лесном убежище и продолжавшую строить козни против жителей города. Не для того, чтобы на нее снизошла благодать, - это было почти невозможно, так как Дьявол не так просто отпускает своих слуг, но чтобы смерть наконец вспомнила о ней и взяла бы ее в свою дыру до того, как Арно де Монсальви вернется домой. Поскольку тогда, аббат Бернар хорошо это знал, никто и ничто не сможет спасти старуху от костра...
     Все это время путники продвигались по подземному пути, откуда они вынырнули через полчаса. Когда они достигли грота, Катрин глубоко вздохнула, наполняя легкие свежим воздухом, а уши - радостным шумом гула, мчавшего свои стремительные воды в расщелине долины Брат Анфим наклонился к ней:
     - Вы себя хорошо чувствуете? Отец аббат беспокоился по поводу вашей раны...
     - Я давно так хорошо себя не чувствовала, брат мой! Я могу бороться, мне надо только найти моего мужа или хотя бы Гонне д'Апшье, который ему угрожает, и, верьте мне, я это сделаю!
     Решительно взяв одну из палок, приготовленных аббатом у выхода из подземного хода, она начала спускаться по тропинке, которая вела к руслу речного потока.
     Было бесполезно оборачиваться для последнего прощания: скалистые выступы долины совершенно закрыли от нее уснувший город и лагерь противника.

Часть вторая

УЗНИК БАСТИЛИИ

Г