, гордо, как королева, ушла, Фьора не выдержала и разрыдалась.
     В недоумении Николь Маркез обняла ее за плечи.
     - Простите! - прошептала она. - Я отведу вас в другую комнату!
     - Нет, нет.., умоляю вас... Не обращайте внимания, - Фьора вытерла слезы. - Это ничего... Мне необходимо возвратиться в прошлое, даже если это так тяжело! Ведь меня привело сюда именно паломничество в прошлое!
     - Я никогда не поверю, что и вас привело сюда желание поклониться праху покойного герцога Карла! - покачала головой Николь.
     - Да, это не совсем так. Вы не помните молодого Баттисту Колонна, которому поручили меня охранять?
     - И который так вас полюбил? Я его хорошо помню. Он и не уезжал из нашего города, а ушел в монастырь Пресвятой Богородицы.
     - Он уже успел дать обет? - спросила Фьора.
     - Трудно сказать, что на самом деле происходит в монастыре бенедиктинцев, но, судя по всему, нет. Сейчас, безусловно, монахов гораздо меньше, чем до войны, но если этот мальчик дал обеты, от которых уже нельзя отказаться, то тогда ему было бы невозможно покинуть стены монастыря. Однако он каждое утро приходит сюда молиться вместе с несколькими монахами и следит за могилой Карла Смелого. Священники церкви делать этого не хотят и ужасно довольны, что могут переложить такой тяжелый труд на кого-то другого. Если желаете, то можете пойти взглянуть на него во время утренней мессы. Вы его точно там увидите.
     На другое утро, накинув темную вуаль, Фьора отправилась к ранней мессе. Прежде чем опуститься на колени перед главным алтарем, она поискала глазами могилу герцога и без труда нашла ее там, где ей указала Николь. Вокруг нее, как почетная стража, стояло несколько зажженных свечей, а на самой могильной плите горела красноватым светом масляная лампада. В храме никого не было, но когда по окончании службы Фьора повернулась и посмотрела на могилу еще раз, то заметила коленопреклоненную фигуру человека в белом монашеском плаще, которая, спрятав лицо в ладони, погрузилась в глубокую молитву.
     Фьора бесшумно приблизилась. Она не сомневалась, что это точно Баттиста Колонна.
     Опустив руки, он наклонился, чтобы коснуться губами мраморной плиты, а когда поднялся, Фьора легонько коснулась его плеча.
     - Баттиста! - позвала она. - Не хотите ли поговорить со мной?
     Он вздрогнул и выпрямился так быстро, что наступил на край плаща и чуть не упал. Фьора поддержала его и с замершим сердцем смотрела на его юное лицо, которое привыкла видеть таким веселым и беззаботным. Посты и воздержания оставили на нем свои печальные следы. Даже голос юноши показался ей другим, когда она услышала его:
     - Донна Фьора!.. Что вы здесь делаете?
     - Этот вопрос я хотела бы задать вам, мой друг. Что могло заставить вас похоронить себя здесь заживо, вместо того чтобы вернуться к семье в Рим?
     - Я поклялся посвятить свою жизнь служению герцогу Карлу и исполняю свою клятву.
     - Там, где он сейчас находится, ваши заботы ему не нужны! - возразила Фьора.
     - Откуда вы можете знать... Впрочем, я не один: посмотрите на соседнюю могилу! В ней лежит Жан де Рюбампре, который тогда правил в Нанси, - его тело нашли рядом с телом герцога.
     Милосердному герцогу Рене - настоящему рыцарю - было угодно окружить моего господина после смерти друзьями.
     - Тем более я права. Тени охраняют тень, и ей не нужны живые, а в Риме...
     - Рим - это просто клоака! - резко ответил молодой человек. - А теперь, донна Фьора, я пойду. У меня много дел!
     - Но...
     Она не успела ничего добавить, как Баттиста, придерживая полы плаща, чуть ли не бегом направился к выходу из церкви.
     Фьора с недоумением проводила его взглядом и уже собралась отправиться за ним следом, но передумала. Вместо этого она встала на колени перед могилой и обратилась к богу с молитвой о даровании мира и покоя душе тому, кого она так ненавидела, но притягательную силу которого ощутила на себе и даже стала его другом и искренне оплакивала его смерть, не оставив на сердце никакого зла. Она всегда будет помнить Карла Смелого таким, каким видела при их последней встрече, утром, перед решающим боем: рыцарь в золотых доспехах, шлем которого венчал грозный лев, медленно уходящий в ледяной туман с поднятой в прощальном жесте рукой. Туман так и не расступился перед ним до самой смерти...
     Часто она спрашивала себя, каким бы было их будущее, если бы герцог Карл остался жив. Нашел бы он способ продолжать свои безумные войны, которые обескровили Бургундию и несли смуту во Фландрию? Конечно же, нет. Но он из последних сил продолжал бы сражаться и гнаться за своей мечтой о создании великой империи до тех пор, пока смерть не забрала бы с собой его самого и всех его верных соратников. В конечном итоге все получилось бы так, как он того хотел, и само гордое величие его смерти утешило бы и его гордость. Но было несправедливо, что этот юноша целиком захвачен уже закончившейся драмой и ослеплен ореолом, который успели создать вокруг его господина.
     Фьора решила, что с Баттистой они еще обязательно встретятся. Из церкви она вышла на рыночную площадь, где остановила прохожего, чтобы узнать, как пройти к монастырю Пресвятой Богородицы. Человек показал ей на виднеющуюся в глубине улицы верхушку колокольни, наполовину срезанную выстрелом пушки.
     Подойдя к воротам, Фьора потянула за веревку колокола, висевшего рядом со старой, но тщательно обитой железными полосами дверью с зарешеченным окошком, которое напоминало тюремное. В окошке показалось полное лицо какого-то человека, которому она объяснила, что просит настоятеля этого святого дома уделить ей немного времени для короткого разговора наедине. Окно вновь закрылось, и ей пришлось довольно долго ждать, пока дверь опять не приоткрылась, давая ей проход. По другую сторону двери привратник с не менее дородной, чем его лицо, фигурой молча сделал ей знак следовать за собой и провел в небольшой, с низким потолком зал, сырой и почти без мебели.
     Но та комната, в которую они спустились по нескольким ступенькам, производила просто гнетущее впечатление. Сердце молодой женщины горестно сжалось. Юный Баттиста, похороненный в этой могиле в течение двух лет, - какая жуткая бессмыслица! Неужели надо было так любить Карла Смелого, чтобы приговорить себя к этому медленному угасанию!
     Бесшумно вошел монах, и Фьора изложила ему свою просьбу: она хотела бы поговорить с молодым послушником, которого в миру звали Баттиста Колонна.
     - Я приехала из Рима, - добавила она, - и у меня для него новости из дома.
     Эта ложь вырвалась у нее вполне естественно по той причине, что она была готова использовать любые средства, чтобы вырвать юношу из этой мрачной, гнетущей обстановки, для которой он, конечно, не был создан. Да и не так уж она и солгала.
     Антония, которая и послала ее сюда, была двоюродной сестрой Баттисты и очень его любила.
     - Вы не могли бы передать ваше послание мне? - промолвил настоятель, бросив на просительницу изучающий взгляд, который очень не понравился Фьоре.
     - Это не письмо, меня просили кое-что передать ему на словах, смысл которых он не поймет, если это передадите ему вы, ваше преподобие. Простите мне мою откровенность.
     Но монах решил не сдаваться так просто.
     - Семья - это очень расплывчатое понятие. Я думаю, что в данном случае речь идет об одном из ее членов. Можете вы мне сказать, кто это? Поймите, дочь моя, я отвечаю за душу этого юноши и не могу позволить вам нарушить мир, который он с таким трудом наконец обрел, - поспешно добавил он, увидев нахмуренные брови молодой женщины.
     - Вы так боитесь, что этот мир легко нарушить? Если это - настоящий мир, то никакие события извне не смогут его коснуться! Я могу вам сказать вот что: никто из семьи Колонна - а семья действительно большая, я с вами вполне согласна - не в состоянии понять, почему пятнадцатилетний мальчик решил остаться здесь, так далеко от своих родных?
     - Нам это давно известно, мадам. Сюда приезжал его отец, и Баттиста отказался с ним встретиться. Вам это должно быть известно.
     - Меня послал не он.
     - Тогда кто?
     - С позволения вашего преподобия я скажу это самому Баттисте, - ответила Фьора, которая начинала терять терпение. - Я хочу с ним поговорить, и ему не удастся спрятаться от меня за этими стенами или сбежать, как он это недавно сделал.
     Тогда это совсем не тот человек, которого я когда-то знала, а абсолютно другой: тот, кто потерял мужество и боится посмотреть в лицо правде!
     Ей показалось, что внушительные очертания фигуры настоятеля каким-то странным образом начали раздваиваться, и появилась еще одна тень, одетая тоже в белое: Баттиста вошел так, что она этого не заметила.
     - Вы правы, донна Фьора, я больше не тот, что был прежде. Но не обвиняйте меня понапрасну в отсутствии мужества!
     Несмотря на гнетущую атмосферу этого дома, Фьора едва не рассмеялась. Уже то, что молодой Колонна сохранил здоровую привычку подслушивать у дверей, говорило о том, что не так уж он и изменился, как говорил.
     - Отчего же вы тогда убежали от меня там, в церкви? Когда-то ведь мы были друзьями...
     - Мне кажется, что это было очень-очень давно...
     - Прошло всего два года, Баттиста, - возразила молодая женщина. - Это не так уж много!
     Она замолчала и стала выразительно смотреть на настоятеля.
     Он понял, что в его присутствии она больше ничего не скажет, и решил с достоинством уйти.
     - Вы найдете меня в часовне, сын мой, - тихо проговорил он. - Я буду молиться о том, чтобы господь избавил вас от козней грешного мира.
     - Благодарю вас, отец, но надеюсь, что с божьей помощью найду силы, чтобы самому справиться с ними! - откликнулся Баттиста.
     - Странно слышать это, - резко заметила Фьора, - не помню, чтобы когда-нибудь я вам расставляла ловушки!
     - Знаю, донна Фьора, и прошу прощения, если я вас обидел.., но прежде я никогда не слышал от вас ни слова лжи!
     - А в чем я солгала? Когда?
     - Только что, упомянув в разговоре одно лицо... Разве вы не сказали, что приехали из Рима? Вы - из Рима? Что вы там могли делать?
     - Вам придется еще раз извиняться, Баттиста! Я, правда, еду не прямо из Рима, но мне пришлось там пробыть не по своей воле в течение нескольких месяцев. Иначе где бы я могла встретить вашу кузину Антонию?
     Внезапно прихлынувшая к щекам кровь на какое-то время превратила молодого послушника в прежнего милого юношу, его черные глаза засияли, но это продолжалось недолго.
     - Антония! - вздохнул Баттиста. - Она все еще помнит обо мне?
     - И гораздо сильнее, чем вы предполагаете.
     - В это так трудно поверить! Я узнал, что ее хотят выдать замуж...
     - Ваши сведения сильно устарели. Сейчас Антония носит имя сестры Стефании и находится в монастыре Святого Сикста, где мы встретились и подружились.
     - Антония - в монастыре? Это немыслимо! - воскликнул изумленный юноша.
     - А мыслимо ли видеть вас в этой одежде? Могу добавить, что в монастырь она ушла не по своей воле. Папа римский хотел выдать ее за одного из своих племянников, Леонардо, самого гнусного типа из этой семейки. Она выбрала монастырь. А отец Антонии, для того чтобы смягчить гнев папы, был вынужден расстаться с большей частью ее приданого. Скажу еще, что она до сих пор не приняла монашеский постриг, и только от вас зависит, согласится ли она на это когда-нибудь... Сюда я приехала по ее просьбе!
     Отойдя от Фьоры на несколько шагов, Баттиста прислонился к невысокой ограде вокруг креста, как бы ища защиты под его сенью. Он еще сильнее побледнел, и молодая женщина ощутила безграничную жалость к этому вконец запутавшемуся мальчику.
     - Вы ей писали прежде? - осторожно спросила она. - Отчего же перестали?
     - Я перестал писать, когда узнал, что она собирается замуж!
     Я ее.., очень любил и не захотел, чтобы между нами что-то сохранилось. Мне казалось, что так будет намного легче, и какое-то время так и было. Пока был жив монсеньор Карл, все шло по-другому, рядом с ним все было проще, особенно прекрасные мечты о рыцарстве. Та жизнь была как раз для меня, и я был почти счастлив. Затем появились вы, и наступили совсем прекрасные дни...
     - Вы ей писали в то время и сообщили про меня? - спросила Фьора.
     - Да, - кивнул Баттиста. - Я перестал ей писать почти сразу после вашего появления. От Антонии больше ничего не было, и я решил, что она вышла замуж. Почему же она мне ничего не сообщила?
     - Может быть, потому, что вы слишком горячо воздавали мне похвалы? Какая же это непростительная глупость, мой дорогой!
     - Но я совершенно искренне верил в то, о чем писал! Вы завладели моими помыслами и.., моим сердцем! На какое-то время... - признался юноша.
     - А Антония подумала, что это серьезно, в этом-то и состоит ваша глупость: ведь она вас любит, любит всей душой, а она из тех, кто любит только один раз в жизни!
     Уже не пытаясь скрыть своих чувств, молодой человек зарылся лицом в ладони. По вздрагивающим плечам Баттисты Фьора догадалась, что он плакал, и подошла к нему. У нее появилось желание обнять его и успокоить, как несчастного ребенка, но она не посмела: Баттиста сильно изменился, и такой жест мог его обидеть.
     - Если я правильно поняла, - прошептала она, - вас привело сюда ужасное недоразумение. Ведь вы тоже ее любите?
     - Я уже ничего не понимаю. Знаю только, что в том проклятом январе я потерял моего господина, а сам остался жив, и вас тоже потерял... Для меня это было слишком, а поездка в Рим очень пугала меня.
     - Почему вы не захотели увидеться с вашим отцом?
     - Все из-за того же. Вернуться в этот отвратительный город... А что бы я там стал делать?
     - Вы могли бы сражаться, как и остальные, - напрямую ответила Фьора, решив не щадить чувств юноши. - Вечная война между Колонна и Орсини стала тем более опасной, что Орсини пользуются полной поддержкой папы! Ваш дворец дель Вазо был отдан вопреки всем законам одному из племянников Сикста IV, и я слышала, что сам он решил разделаться с вашим дядей, который чем-то не угодил ему.
     - Боже! - Баттиста был искренне поражен. - Я ничего этого не знал!
     - Вы бы все узнали, если бы согласились принять своего отца. Неужели вы так любите бога, что согласны навечно остаться в этой крысиной норе? Отсюда вам не будет выхода, если вы примете монашество, а когда-нибудь вам придется это сделать. Тогда закончатся ваши романтические молитвы над прахом Карла Смелого! Да и оставят ли его здесь?
     - Вам что-нибудь об этом известно? - пробормотал Баттиста и побледнел как смерть.
     - Мне известно только то, что болтают на улицах и в трактирах Брюгге, откуда я сейчас приехала. Герцогиня Мария делает все возможное, чтобы получить у герцога Рене тело своего отца и похоронить его в монастыре Шапмоль, рядом с Дижоном <На самом деле герцог похоронен в церкви Нотр-Дам в Брюгге, где он лежит и сейчас рядом со своей дочерью.>.
     - Вы были в Брюгге? Значит, донна Фьора, вы много путешествуете?
     - Гораздо больше, чем хотелось бы! Я действительно была в Брюгге, потому что встретила Великого Бастарда Антуана, который сообщил мне, что видел моего супруга в Новый год у герцогини. Я ищу Филиппа уже несколько месяцев! Я была и в Авиньоне, а теперь просто не знаю, что делать, и еду наудачу в Селонже, чтобы попытаться найти хотя бы какой-то след... Но оставим этот разговор! Я приехала поговорить о вас, а не о себе.
     Вы хорошо поняли все, что я вам говорила? Колонна нужны силы, а Антонии нужны вы! И я не перестану повторять, что она вас любит!
     Баттиста поднял на Фьору глаза, в которых застыло страдание, но в молодой женщине опять проснулась надежда, особенно когда он спросил:
     - А она.., все еще поет?
     - Только похвалы господу. Ее голос - это украшение монастырского хора, но мне кажется, что она с большим удовольствием стала бы напевать колыбельные песни вашим детям.
     На этот раз послушник покраснел, как мак, и отвернулся.
     - Благодарю вас, донна Фьора, за то, что вы взяли на себя труд приехать сюда. А сейчас не могли бы вы оставить меня одного? Я хотел бы помолиться, подумать.
     - Это так естественно, а я буду тоже молиться, чтобы господь вразумил вас и направил на верный путь. Может так случиться, что мы больше никогда не увидимся, и я хочу сказать, что очень люблю вас, Баттиста Колонна!
     - Я начинаю в это верить. Чуть не забыл! А где вы остановились в этом городе?
     - Все там же. В доме Жоржа Маркеза. И собираюсь пробыть там еще пару дней.
     - Хорошо.
     Ничего не добавив, Баттиста опустился на колени перед распятием и, спрятав лицо в ладонях, погрузился в глубокую молитву. Фьора смотрела на него несколько секунд, а затем бесшумно вышла из мрачной комнаты.
     Вечером, когда все обитатели дома Маркеза сидели за столом и ужинали, слуга принес Фьоре записку.
     "Сегодня утром вы были на мессе, - писал Баттиста. - Не будете ли вы так добры прийти на то же место и поговорить со мной? Я буду вам бесконечно признателен..."
     Ничего больше, но Фьора в эту ночь так и не смогла заснуть из-за того, что боялась пропустить свидание со своим юным другом. Небо едва начало светлеть на востоке, а Фьора уже спешила по пустым городским улицам в сопровождении Флорана, который не согласился отпустить ее одну в такое раннее время. Скоро она поднималась по ступенькам лестницы, ведущей в церковь Святого Георгия. В воздухе было свежо, под мелким и частым дождем мостовая блестела в свете фонаря. Ей пришлось ждать, пока заспанный служка, ворча что-то себе под нос, откроет входные двери.
     Войдя в храм, Фьора сразу посмотрела на могилу герцога Карла. Свечи были потушены, и ее освещала лишь негасимая лампада.
     - Что теперь? - прошептал Флоран, на которого вопреки его воле сильно подействовало величие этого места.
     - Мы пришли на мессу, - так же тихо ответила Фьора, - и вы не стронетесь со своего места до тех пор, пока я вас не позову. Понятно?
     - Что тут непонятного? - отозвался он. - Не двигаться с места, пока не позовете...
     Легкий звук серебряного колокольчика возвестил о приходе священника, который направился в слабо освещенный алтарь, где на престоле лежали Святые дары, накрытые расшитым золотом покровом. Не сговариваясь, Фьора и Флоран одновременно встали на колени, и месса началась.
     К середине службы Фьора почувствовала чье-то присутствие позади себя. Слегка повернув голову, она увидела Баттисту, которого с трудом узнала, потому что на нем больше не было белого плаща, а вместе с ним исчез и его облик послушника. Сзади нее стоял просто одетый молодой человек, в сером коротком плаще, подпоясанный кожаным ремнем, но ей в этой скромной одежде он показался сказочным принцем, поскольку и на самом деле был принцем по рождению. Фьора была вынуждена собрать все свое самообладание, чтобы тут же не броситься ему на шею. Она победила! Баттиста ушел из монастыря, и, возможно, скоро двери монастыря Святого Сикста откроются перед сияющей от счастья юной Антонией. И их счастье будет делом ее рук.
     После мессы Фьора, как будто это было для них обычным делом, взяла молодого человека под руку и пошла с ним к выходу.
     - Вы принесли мне огромную радость, Баттиста, но мне кажется, что вы недостаточно хорошо подготовились к трудной дороге. Надеюсь, вы позволите вашей старшей сестре заняться этим? Затем я хочу проехать с вами вместе часть пути, по крайней мере, до Бургундии.
     - Я охотно на это соглашусь, донна Фьора, потому что пока у меня нет денег, но я никак не могу поверить, что вы поедете в Бургундию.
     - Почему же?
     - Сейчас скажу. А пока согласитесь, пожалуйста, помолиться вместе со мной в последний раз на могиле монсеньора Карла.
     Она охотно согласилась, и они в сопровождении все того же Флорана направились к часовне. Свечи уже горели, начищенная лампада сияла, а рядом стоял другой послушник как раз на том же самом месте, где Фьора встретилась с Баттистой. Это был уже взрослый сильный мужчина. Грубый плащ обтягивал широкие его плечи, волосы были коротко