рфом.
     За все это время раненый ни разу не открыл глаз, хотя стонал, когда они снимали с него доспехи и перекладывали на импровизированные носилки.
     - У него, должно быть, сломана нога, - сказал Пьер, ощупывая распухшую конечность своими ловкими морщинистыми пальцами.
     Когда они снова двинулись в путь, Катрин отказалась сесть на мула и пошла рядом с носилками. Одна рука рыцаря лежала у него на груди, поверх всех покровов. Эта рука притягивала Катрин как магнит, и ока недолго боролась с искушением взять эту руку. Она была холодной и влажной, и капли крови все еще выступали из глубоких порезов. Катрин осторожно вытерла ее платком. Меж мягких ладоней большая мужская рука скоро потеплела.
     Пни торопились пройти последнюю часть пути, но ночь была темной, как смоль, и к тому времени, как передними вспыхнул свет фонаря, висевшего над дверью гостиницы "Карл Великий", маленький отряд вымок до нитки.
     Часом позже они удобно разместились. Раненого рыцаря уложили на большую постель, занавешенную красной саржей. Гостиница, стоящая на перекрестке важнейших дорог, была, к счастью, одной из лучших в округе.
     Появление раненого рыцаря вызвало в гостинице замешательство, так как едва ли в ней можно было отыскать для него место. Караван купцов, направлявшийся в Брюгге, занял почти все комнаты. В конце концов, однако, комнату рыцарю нашли. Для Катрин приготовили постель в маленькой комнате по соседству. Матье на этот раз пришлось удовлетвориться конюшней и спать на соломе вместе со слугами.
     - Не в первый раз и не в последний, - сказал он философски. Его больше заботило состояние человека, найденного ими на обочине. Тот был все еще без сознания. Рана у него на голове, нанесенная, без сомнения, тем же оружием, которое смяло шлем, все еще кровоточила.
     Их вторжение в гостиницу "Карл Великий" не прошло незамеченным со стороны путешественников, восседавших за трапезой вокруг стола в главной комнате. В результате, не успели Катрин и Матье устроиться, как к ним явился совершенно удивительный посетитель. И в Брюгге, и в других ярмарочных городах суконщику часто случалось встречать мусульман, так что его трудно было удивить тюрбаном. И все же человек, появившийся в дверях комнаты, где лежал раненый рыцарь, оказался необычным во всех отношениях.
     Он был худым и гибким и таким маленьким, что казалось, будто его лицо расположено где-то на полпути между высоченным и объемистым красным тюрбаном и ногами, обутыми в красные туфли и красивые синие чулки. Широкий, пышный халат из дамаста цвета индиго, доходил ему до колен. Он был подпоясан широким кушаком из гонкого полотна, обернутым вокруг талии, в складках которого виднелась богато украшенная резьбой рукоятка кинжала. Но этот наряд, каким бы поразительным он ни был, не мог сравниться с впечатлением от самого человека. Худое моложавое лицо украшала не вяжущаяся с его обликом длинная белая борода, над которой выдавался маленький точеный нос. Он сделал несколько шагов вперед и низко поклонился купцу и его племяннице, держа тонкие руки скрещенными на груди.
     - Да хранит вас Аллах! - произнес он на хорошем, но слегка шепелявом французском. - Мне стало известно, что с вами есть раненый, и вот я перед вами! Меня зовут Абу-аль-Хайр, я родом из Кордовы и являюсь самым лучшим врачом во всем исламском мире.
     Слово "врач" удержало взрыв необузданного смеха, уже готовый сорваться с уст Катрин. Безмерное достоинство, с которым держал себя маленький человек в тюрбане, не отличавшийся, по-видимому, чрезмерной скромностью, заключало в себе что-то неотразимо комическое, в чем он, очевидно, не отдавал себе отчета.
     - Да, с нами действительно есть раненый... - начала она. Но маленький врач, подняв руку, вынудил ее замолчать. Затем он строго сказал:
     - Я обращаюсь к этому пожилому почтенному господину. В нашей стране женщинам не разрешается разговаривать.
     От досады Катрин покраснела до корней волос, в то время как Матье, в свою очередь, еле удержался от смеха. Но минута была не подходящей для того, чтобы отказываться от помощи.
     - У нас действительно раненый, - ответил он, поклонившись в ответ. - Молодой рыцарь, которого мы нашли на берегу реки, похоже, находится в плачевном состоянии.
     - Я осмотрю его.
     Сопровождаемый по пятам двумя черными рабами, один из которых нес большой ярко расписанный кедровый сундучок, а другой - кувшин из чеканного серебра, Абу-аль-Хайр вошел в комнату, где лежал рыцарь. В завешенной красным постели, которая вместе с камином занимала чуть ли не все пространство, он выглядел еще более бледным, чем раньше. Рядом с ним стоял Пьер, вытирая матерчатым тампоном все еще кровоточащую рану.
     - Этот господин - врач, - объяснил Матье Пьеру, вылупившему глаза от изумления.
     - Благословен Господь! Он пришел как раз вовремя! Рана все кровоточит.
     - Я справлюсь с этим мигом, - сказал араб, дав сигнал своим рабам поставить их ношу на стол у кровати. Подняв обе руки, он откинул назад широкие рукава и быстро ощупал голову раненого.
     - Трещины нет, - сказал он наконец. - Просто разорван кровеносный сосуд. Принесите мне горшок с горячими углями.
     Пьер выбежал из комнаты, а Катрин тем временем заняла его место у изголовья. Маленький доктор неодобрительно посмотрел на нее.
     - Вы - жена этого человека?
     - Нет, я с ним даже незнакома. Но я все равно останусь здесь, - решительно сказала девушка. Маленькому арабу, не испытывавшему, очевидно, большой симпатии к женщинам, вряд ли удалось бы прогнать ее.
     Абу-аль-Хайр презрительно фыркнул, но ничего не сказал. Он рылся в своем сундучке, в котором можно было видеть ряды блестящих стальных инструментов, разнообразнейшие пузырьки и склянки, а также многочисленные альборелло, раскрашенные а яркие цвета - черные, зеленые, красные и белые. Он вынул из него предмет, имевший форму крохотной печати, с бронзовой ручкой, великолепно выделанной в форме птиц и листьев. Тщательно вытерев этот инструмент маленькой шерстяной подушечкой, смоченной несколькими каплями какой-то едко пахнущей жидкости, Абу-аль-Хайр опустил его в котелок с раскаленными докрасна углями, только что принесенный Пьером. Катрин широко раскрыла глаза от ужаса.
     - Что вы собираетесь делать?
     Маленький доктор явно не был склонен разговаривать с ней, но в то же время от рождения был неспособен хранить молчание, если от него требовали объяснить какое-либо его действие.
     - О невежественная женщина, разве это не ясно как день? Я собираюсь прижечь рану, чтобы перекрыть вену. Ваши глупцы доктора и те применяют этот способ...
     Твердой рукою он взялся за бронзовую ручку инструмента и прижал раскаленный металл к ране, предварительно очищенной от приставшей к ней смазки шлема. Катрин закрыла глаза и впилась ногтями себе в ладони. Однако она не могла отрешиться ни от вопля, изданного раненым, ни от запаха горелого мяса и паленых волос.
     - Чувствительный малый, однако! - сказал доктор. - Я только коснулся раны, чтобы не оставить большого ожога.
     - Если бы кто-нибудь дотронулся вам до виска куском раскаленного металла, - вскричала Катрин, с ужасом смотревшая широко открытыми глазами на исказившееся лицо юноши, - что бы вы стали делать?
     - Я бы сказал, что это - превосходная идея, если благодаря этому вена закупорится и моя жизнь будет спасена. Как видите, кровь остановилась. Я смажу рану чудодейственной мазью, и через несколько дней останется только небольшой шрам, потому что рана сама по себе невелика...
     Достав из своего сундучка зеленый горшочек, расписанный веселыми фантастическими цветами, он кончиком золотой иглы подцепил немного содержавшейся в нем мази и нанес ее на рану. Затем прижал бальзам к ране небольшим кусочком тонкой ткани, сложенной в несколько раз и, чтобы удержать на месте этот компресс, стал чрезвычайно ловко бинтовать голову молодого человека, соорудив на ней удивительный шлем. Это шлем закрыл волосы раненого и охватил подбородок, точь-в-точь как женский чепец. Катрин следила за работой с искренним интересом. Как только бальзам нанесли на раку; юноша перестал стонать. Острый и в то же время не лишенный приятности запах наполнил комнату.
     - Что это за бальзам? спросила она.
     - Мы зовем его матарейским бальзамом, - отрывисто пояснил доктор. - Его делают в Египте. Есть ли у молодого человека еще раны?
     - По-моему, у него сломана нога, - сказал Матье, хранивший молчание во время предшествующей процедуры.
     - Давайте посмотрим!
     Не обращая никакого внимания на присутствие молодой девушки, доктор сбросил покрывала и простыни, раскрыв обнаженное тело юноши, которого Матье с Пьером раздели перед тем, как положить в кровать. Увидев его наготу, Матье покраснел до ушей.
     - Выйди из комнаты, Катри! - скомандовал он, взяв свою племянницу под руку и уводя ее к двери. Маленький доктор остановил его свирепым взглядом.
     - Что за смехотворная христианская стыдливость? Тело человека, так же как и лошади, - самое прекрасное из творений Аллаха. Однажды эта женщина даст жизнь такому же человеку. Как же вид его тела может оскорбить ее? Древние греки делали статуи обнаженных мужчин и женщин, украшая ими свои храмы.
     - Моя племянница - девственница, - ответствовал Матье, по-прежнему держа Катрин за запястье.
     - Она недолго ею останется. Для этого она слишком красива! Я не люблю женщин. По мне, они глупы, шумливы и ребячливы. Но я могу признать красоту, когда я ее вижу. Эта молодая женщина - в своем роде шедевр... Так же, как и этот молодой человек. Видели вы когда-нибудь что-либо более совершенное, чем этот поверженный воин?
     Эстетическое благоговение Абу-аль-Хайра, которое Матье, по-видимому, не был склонен разделять, не мешало ему работать, и, продолжая говорить, он с исключительной осторожностью и деликатностью ощупывал сломанную ногу рыцаря. Матье неохотно отпустил Катрин и, стоя, смотрел на смуглое тело, кожа которого завораживающе блестела в пламени свечи. Катрин вновь встала у изголовья кровати. Продолжая свое дело, доктор без устали пел гимны мужской красоте в своем витиевато-лирическом стиле. Впрочем, в данном случае он говорил чистую правду. Раненый рыцарь был сложен великолепно. Длинные, гибкие мускулы под бронзовой кожей были очерчены с анатомической точностью, и на фоне белой простыни его могучие плечи, твердые узкие бедра и плоский живот, а также рука с выпирающими мускулами выделялись поразительно рельефно. Глубоко взволнованная этим зрелищем, Катрин почувствовала, как у нее холодеют руки, в то время как щеки заливаются румянцем.
     С помощью рабов Абу-аль-Хайр взялся за ногу рыцаря, чтобы вытянуть ее и вправить сломанные кости. И вдруг Катрин услышала:
     - Если бы этот изверг не делал мне так больно, я мог бы подумать, что я. в раю, потому что вы, без сомнения, ангел. Впрочем, может быть, вы - сама Роза, сошедшая прямо со страниц старого романа Лорри?
     Она увидела два черных до мрачности глаза, в которых лихорадка зажгла беспокойные искры. Теперь, когда он пришел в сознание и открыл глаза, сходство с Мишелем было просто фантастическим, - настолько, что девушка не смогла воспротивиться искушению спросить его слегка дрожащим голосом:
     - Ради всего святого, сир... Скажите мне ваше имя! Его перекошенное лицо, покрытое потом от боли, скривилось в некое подобие улыбки. Так можно было назвать эту жуткую гримасу только по сверкнувшим блестящим зубам.
     - Мне больше хотелось бы узнать, кто вы, но было бы неблагородно заставлять такую прекрасную даму повторять свой вопрос дважды. Меня зовут Арно де Монсальви, и я - капитан на службе у дофина Карла.
     Чтобы лучше видеть девушку, раненый попытался приподняться на локте, что вызвало яростный протест со стороны маленького доктора.
     - Если вы не будете лежать спокойно, мой господин, то. вы останетесь хромым!
     Черные глаза Арно, взгляд которых был прикован к Катрин, теперь с изумлением остановились на чалме его врача и на двух его странных помощниках. Он быстро перекрестился и попытался вырвать ногу из державших ее рук.
     - Что это? - гневно воскликнул он. - Неверный пес, мавр? Как он осмелился прикоснуться к христианскому рыцарю, не боясь, что с него живьем сдерут кожу?
     Абу-аль-Хайр издал вздох, выражавший глубокую усталость от подобного отношения. Он засунул руки поглубже в рукава своей одежды и вежливо поклонился.
     - Благородный рыцарь, разумеется, предпочел бы потерять ногу? Я не думаю, что здесь есть еще один врач. И я глубоко сожалею также, что остановил стремительный поток его драгоценной крови. Такой Презренный пес как я! Я должен был дать ей вытечь до последней капли!
     Этого полурассерженного, полуироничного тона маленького доктора оказалось достаточно, чтобы успокоить юношу. Внезапно он безудержно рассмеялся.
     - Я слышал, что твои соотечественники - умные люди! Кроме того, ты совершенно прав. У меня нет выбора. Работай дальше. Я позабочусь, чтобы ты был по-королевски награжден за это.
     - - Чем же? - пробормотал Абу, снова засучив рукава. - Когда этот почтенный суконщик нашел вас, у вас не было ничего, кроме ваших доспехов.
     Матье, со своей стороны, решил, что раненый слишком уж дерзко смотрит на его племянницу. Он тихо втиснулся между ними и начал рассказывать рыцарю, как они натолкнулись на него на берегу Эско, сняли с него доспехи и доставили в гостиницу "Карл Великий". Затем юноша, вдруг став серьезным и задумчивым, поведал им свою историю. Он был отправлен послом от дофина к герцогу Бургундскому и ехал по проселочной дороге в сопровождении единственного оруженосца, как вдруг на другом берегу реки их окружила и атаковала шайка разбойников, наполовину бургундцев, наполовину англичан, которые сбросили его с лошади, ограбили и ударили по голове перед тем, как скинуть его в реку, где, как они рассчитывали, он, без сомнения, должен был утонуть. Каким-то сверхъестественным образом, несмотря на тяжесть доспехов, он сумел добраться до противоположного берега в основном благодаря удачно подвернувшейся песчаной отмели. Собрав последние силы, он вылез на берег и потерял сознание. Он не имел представления о том, что случилось с его оруженосцем, и предполагал, что его, должно быть убили бандиты.
     - Жаль, если это так, - сказал он печально. - Он был чудным мальчиком.
     Пока он говорил, Абу-аль-Хайр продолжал делать свое дело, время от времени прерываемый криками боли и гнева своего пациента. Терпение явно не относилось к числу тех качеств, которыми обладал Арно де Монсальви.
     Катрин же все это время пожирала его глазами. Похоже было, что Небеса сотворили для нее это чудо, возвратив из могилы человека, которого она никогда не переставала любить. Между ней и Арно ковалась невидимая нить, и с каждым мгновением, с каждым взглядом, которым они обменивались, она крепла и углублялась. Каждый раз, когда она ловила на себе взгляд раненого, что бывало довольно часто, она чувствовала, будто внутри у нее что-то взрывается. Ее щеки горели. Рыцарь, несомненно, желал только одного: быть оставленным хоть на мгновение наедине с девушкой, чья красота, что он и не пытался скрыть, его ошеломила. Поэтому он яростно запротестовал, когда доктор поднес к его губам маленькую золотую чашечку, в которой развел таинственное питье. Юноша попытался оттолкнуть ее.
     - Мой дорогой юный рыцарь, - строго сказал мавр, - если вы хотите быстро восстановить свои силы, вам нужно уснуть. Это поможет.
     - Мои силы? Но я должен завтра ехать! Со мною послание дофина... Я должен отправляться в Брюгге.
     - У вас сломана нога. Вы должны оставаться в постели! - вскрикнул Абу-аль-Хайр.
     - Кроме того, - нежно вставила Катрин, - возможно, вам уже не удастся найти в Брюгге герцога. Он сейчас на пути в Дижон, где у него много дел. А Дижон... это как раз то место, куда мы направляемся.
     К концу ее речи угрюмый взор Арно прояснился. Когда Катрин кончила, юноша протянул ладонь, чтобы взять ее руку в свою, но вместо нее наткнулся на сюртук Матье и снова нахмурился. Затем он вновь пришел в хорошее настроение, улыбнулся и провозгласил, что ничто не может доставить ему большего счастья, чем путешествие вместе с ней.
     - Я полагаю, - добавил он, - что нам удастся найти какие-нибудь носилки.
     - Мы подумаем об этом завтра, - перебил Абу. - Сейчас выпейте это!
     Через несколько минут, благодаря действию сильного снотворного, глаза рыцаря закрылись, и он мирно уснул. В комнате не осталось больше никого, кроме чернокожего слуги, которого доктор оставил ухаживать за больным. Оба раба были немыми, что сильно уменьшало возможность их ссоры с пациентом. Как доверительно поведал доктор Матье, пациент, судя по всему, был так же упрям, как "скорпион, разбуженный в своей норе".
     Катрин, покидая комнату последней, с сожалением вздохнула.
     Компания Абу-аль-Хайра оказалась куда более занимательной, чем могла предположить Катрин, невзирая даже на его упорный отказ примириться с ее присутствием. Он был, по сути, молодым человеком, несмотря на свою длинную белую бороду, которая, как он объяснил Матье, является отличительным признаком врачей, а также прочих выдающихся людей среди мусульман. Люди среднего класса в исламских странах имели право носить бороду, синего или зеленого цвета, но покороче. Сохранение этой белизны, да и вообще уход за бородой были постоянным занятием доктора из Кордовы, уделявшего ей немало внимания, как, впрочем, и всей своей персоне в целом, содержавшейся им в абсолютной чистоте. Он горько жаловался на отсутствие комфорта у христиан и на их пренебрежение к чистоте.
     - Эти ваши бани, - говорил он презрительно, - в Кордове сочли бы пригодными только для рабов.
     Но, несмотря на этот недостаток, он готов был признать, что в христианском мире есть и свои хорошие стороны, что он чрезвычайно интересен и может предоставить врачу огромное поле для изучения, ибо люди в нем рубили друг друга на куски гораздо чаще, чем в странах Ислама. Особенно по сравнению с кордовским халифатом, где все было настолько мирно, что там вряд ли можно было ожидать существенного развития медицины.
     - Здесь на любом перекрестке можно найти труп, - заключил он с видом величайшего удовлетворения. Несмотря на свой возраст, он много путешествовал от Багдада до Каира, от истоков Нила до Александрии, - всегда в поисках одного и того же - знаний. Сейчас его план состоял в том, чтобы прибиться ко двору могущественного герцога Бургундского, чья слава уже разнеслась за моря и горы.
     - Наша встреча означает, что мне не надо будет продолжать свой путь по воде, - сказал он Матье. - Я поеду вместе с раненым и, стало быть, смогу присматривать за ним, пока мы не достигнем Бургундии. Он нуждается в этом. Но мы отправимся не раньше, чем через два-три дня. Эта гостиница, похоже, не такое уж плохое место.
     Как выяснилось, маленький доктор питал слабость к доброй еде. В данный момент он крепко впился зубами в жареного цыпленка с гарниром из трав и пряностей, которого он запивал большими глотками местного вина, пренебрегая заповедями Корана ради урожая прославленных виноградников Сансера.
     - В таком случае мы встретимся в Дижоне, - ответил Матье, также с набитым ртом, - потому что мы с племянницей и со слугами отправляемся завтра. Мы и так уже опаздываем в Дижон.
     Катрин не принимала участие в трапезе. Выпив чашку молока, она рассеянно покусывала медовый пряник. Эти последние слова, однако, вывели ее из состояния задумчивости.
     - Я думаю, что было бы веселей, если бы мы поехали все вместе, - сказала она.
     Тут Матье, без всякой причины, впал в ярость.
     - Нет! - крикнул он, ударив кулаком по столу. - Мы едем завтра! Если хочешь знать, мне совсем не понравилось, как этот рыцарь смотрел на тебя. А что до тебя, так ты ему улыбалась, как будто с ним заигрывала, слово даю! И тебе давно пора рассказать мне, где ты видела его раньше.
     - Не надейтесь узнать что-нибудь интересное, - холодно сказала Катрин. - Мне нечего сказать, кроме того, что я никогда раньше не видела этого рыцаря. Он очень похож на челове