- Нищий бродяга, парижанин, который вместе со мной совершал паломничество, чтобы получить отпущение грехов... Он очень мне предан.
     Несмотря на очевидную опасность, несмотря на приближающихся воинов, которые неумолимо замыкали круг, подступая к ним со всех сторон, Арно не смог удержаться от легкого смешка:
     - Ты всегда будешь меня удивлять, Катрин! Если бы ты повстречалась с Сатаной, моя миленькая, ты бы надела на него ошейник и сделала из него послушную собачку! Рад, что ты сумела дотащить сюда эту гору мускулов и нормандского упрямства, которую называют Готье. Попробуй теперь проверить свою власть вот над этими! - добавил он, изменив тон и показывая на тех, кто приближался к ним.
     Две группы людей подходили к Катрин и Арно, стоявшим между бассейном и кустом роз. Во главе одной группы они узнали евнухов Зобейды; они шли впереди, а за ними женщины несли тело принцессы. Человека, который вел другую группу, Катрин узнала по тюрбану из пурпурной парчи: это был великий визирь Абен-Ахмед Бану Сарадж...
     - Ты прав! - прошептала Катрин. - Мы погибли! Этот тебя ненавидит, а меня у него тоже нет причины любить...
     Обе группы соединились, прежде чем дойти до Катрин и Арно. Бану Сарадж долго смотрел на обернутое лазоревыми покрывалами тело, которое женщины положили перед ним, потом спокойно направился к супругам. Смерть, что шла к ним в образе этого человека, молодого и изящного, показалась Катрин еще ужаснее, чем смерть от кобры. Умирать вообще мерзко, когда после стольких трудностей человек вновь обретает любовь и счастье. Инстинктивно Катрин постаралась найти укрытие у Арно, рука которого обнимала ее за плечи. Сад был прекрасен в золотистом свете раннего утра. Освеженные ночной прохладой цветы казались еще более роскошными, а вода отбрасывала великолепные голубые блики.
     Тяжелый, удивительно пустой взгляд Бану Сараджа лег на Арно:
     - Это ты убил принцессу?
     - Да, я! Она хотела подвергнуть пыткам мою жену, и я ее убил.
     - Твою жену?
     - Эта женщина - моя жена, Катрин де Монсальви. Ценой тяжелых испытаний она пришла повидаться со мной.
     Черные зрачки великого визиря на миг скользнули по Катрин с иронией, которая заставила ее покраснеть. Этот человек застал ее в объятиях калифа, и упоминание об опасностях, которые она претерпела, должны были неизбежно его позабавить. Ей стало стыдно, и она упрекнула себя за полуулыбку мавра, потому что именно Арно расплачивался теперь за это.
     - Ты, безусловно, имел на это право, - заметил Бану Сарадж, - но ты пролил кровь самого властелина верующих, и за это преступление ты умрешь...
     - Пусть будет так, бери мою жизнь, но дай уехать моей жене! Она не виновата.
     - Нет! - запротестовала Катрин, цепляясь за мужа. - Не разделяй нас, визирь! Если он умрет, я тоже хочу умереть...
     - Не я решу вашу судьбу, - прервал ее Бану Сарадж. - Калиф подъезжает к городу. Через час он въедет в Аль Хамру. Ты слишком быстро забыла, женщина, что принадлежишь ему. Что касается этого человека...
     Он более не прибавил ничего, кроме властного жеста. Несколько охранников, которые его сопровождали, вышли вперед. Несмотря на ее крики и отчаянное сопротивленце Катрин оторвали от Арно. Ему связали руки за спиной, а молодую женщину отдали на попечение служанок гарема.
     - Отведите ее к ней в покои, - приказал визирь со скукой в голосе, - и охраняйте. Но, главное, пусть замолчит!
     - Я замолчу, - завопила Катрин, выйдя из себя при виде того, что ее супруга связали и окружили охраной, - если ты оставишь меня вместе с ним, если ты меня тоже свяжешь.
     - Будь мужественна, Катрин, - принялся умолять ее Монсальви. - Мне необходимо твое мужество.
     - Заткните ей рот, - приказал Бану Сарадж. - Ее крики невыносимы!
     Женщины налетели на нее словно стая ос. Одной тряпкой ей заткнули рот, другой завязали глаза, связали руки, ноги, потом, словно сверток, отнесли в покои султанши, из которых она ушла этой ночью. Ярость сжигала ее так сильно, что даже не хотелось плакать. Неужели Бог позволит свершиться несправедливости? Неужели Арно суждено умереть за то, что убил эту кровожадную дикарку, которая хотела заставить ее принять тяжелейшие пытки? Нет... Это невозможно! Этого не может быть!
     Она с трудом повернула голову, чтобы еще раз посмотреть на своего мужа. Среди блестевших кривых сабель она увидела его уходившим в сторону тюрем; несмотря на путы, он шел очень прямо, очень гордо - высокий и благородный. Слезы брызнули из глаз Катрин, горькие и жгучие, полные отчаяния.
     - Я тебя спасу, - пообещала она про себя. - Даже если мне придется ползать в ногах калифа, целовать пыль под его ногами, я вырву у него помилование...
     Она еще раз была готова на любое безумие. Между тем она очень хорошо знала, что на эту цену Арно не согласится. Он ею вновь обладал. И теперь она принадлежала только ему. Пока ее уносили, в голубом утреннем воздухе она услышала пронзительный звук флейт и барабанов, приветственные возгласы толпы. Мухаммад только что въехал в Гранаду...

***

     Когда вечером пришли за Катрин, чтобы отвести ее к калифу, она почувствовала, что в ней ожила надежда. Между тем день был тревожным.
     У входа в ее покои охрана была усилена, но обычный эскадрон служанок и рабынь был заменен немым евнухом, который принес ей к полудню еду на подносе. Ни одна женщина так и не пришла к ней. Даже Морайма! И Катрин беспокоила такая изоляция. Строгости в отношении ее не предвещали ничего хорошего для ее мужа. Может быть, ей гораздо труднее будет добиться его помилования, чем она предполагала...
     После великого шума, вызванного прибытием калифа, весь дворец впал в тишину. Время от времени женский плач о Зобейде проникал в покои Катрин, и это раздражало ее, потому что горе было искусственное. Кто же искренне мог оплакивать эту жестокую, кровожадную женщину? И что теперь ожидает Арно за то, что произошло?
     Катрин нервничала, что Морайма не появлялась. Чего могла бояться эта старая сводница? А ведь Катрин отчаянно нуждалась в ней. Любой ценой нужно было найти способ предупредить Абу-аль-Хайра о смертельной опасности, в которую попал Арно. Не приказал ли в гневе калиф немедленно убить Арно? Катрин беспокоится о спасении Арно, а его, возможно, уже нет в живых!.. Но эту мысль молодая женщина решительно отбросила. Нет! Он не мог умереть. Она бы это почувствовала.
     Катрин была в крайнем напряжении, когда наконец Морайма появилась на пороге ее комнаты.
     - Пойдем! - только и сказала она. - Хозяин хочет тебя видеть!
     - Наконец ты пришла! - воскликнула молодая женщина, живо вставая, чтобы пойти вслед за своей надзирательницей. - Я прождала тебя весь день...
     - Молчи! - сурово прервала ее старая еврейка. - Я не имею права разговаривать с тобой. И не вздумай бежать. Тебе это не удастся.
     И действительно, на пороге десять евнухов с саблями в руках ждали Катрин, чтобы сопровождать ее. Морайма ограничилась тем, что плотно завернула Катрин в покрывало, при этом приговаривая:
     - Будь смиренной, о Свет Зари. Не в Дженан-эль-Ариф я тебя веду, а во дворец, где наш хозяин властвует. Он очень разгневан. Мне жаль тебя, ибо ты должна будешь выдержать его гнев!
     - Я не боюсь! - ответила Катрин гордо. - Иди вперед. Я следую за тобой.
     В сопровождении евнухов Катрин послушно прошла через гарем до дверей дворца, где находился калиф. Любопытные женщины глазели на них. Она услышала смех, шутки, увидела, как засверкали зеленые глаза Зоры, которая плюнула ей под ноги. Выходя со двора Львов, они попали в плотную толпу женщин. Сопровождавшим евнухам пришлось поработать, чтобы освободить проход. Произошла небольшая свалка. Вдруг Катрин услышала голос, который прошептал ей на ухо по-французски:
     - Его отвели в Гафар! Значит, казнить сразу не будут!
     Катрин с благодарностью улыбнулась, узнав голос Мари, которая тут же затерялась в толпе. Это могла быть только она! И Катрин почувствовала облегчение. Итак, Арно отвели в башню Альказабы... Ему не грозила немедленная смерть.
     Ударами рукоятей мавританских кривых сабель, кнутами из носорожьей кожи евнухи проложили себе дорогу до двери, через которую сообщались обе части дворца. А там уже охрану несли мавры в шлемах и с копьями в руках. За дверью открывался дворец калифа в мраморном кружеве, в обрамлении зеленой воды, окруженной двойной изгородью благоуханных миртовых деревьев. Там не было ни кустов, ни благотворной тени, как в Дженан-эль-Арифе: только стражники при оружии выстроились до самого вала, видневшегося в глубине, под тяжелой квадратной башней, и мельтешила толпа должностных лиц и слуг в пышных одеждах. Стражники и сама Морайма оставили Катрин у входа в зал Посланников. Из узких окон, украшенных цветными стеклами, приглушенный свет отвесно падал на широкий золотой трон, инкрустированный тонкими драгоценными камнями, на котором сидел калиф и смотрел, как шла к нему молодая женщина.
     Тюрбан из зеленого шелка, заколотый огромным изумрудом, охватывал голову монарха. В руке он держал скипетр-длинный изогнутый бамбук, покрытый золотом. И Катрин отметила со сжавшимся сердцем, что никакого сожаления не выражал этот тяжелый ледяной взгляд.
     Слуги в длинных зеленых халатах взяли ее за плечи, когда она вошла, и принудили встать на колени перед троном. Тогда она потеряла последнюю надежду. Ей нечего было ждать от этого человека, который заранее уже считал ее виновной. Она неподвижно застыла в ожидании того что он заговорит, но неустрашимо посмотрела в его глаза. Когда последний слуга убрался, он спокойно сказал:
     - Сними покрывало. Я хочу видеть твое лицо. К тому же... так одеваться ты не имеешь права. Ты не из наших.
     Она с радостью послушалась. Оставаться на коленях перед лицом этого судьи она не хотела. Если не удастся спасти Арно, она готова разделить его участь. Белое покрывало скользнуло вниз и легло у ног светлым облаком. Она встретила гневный взгляд монарха.
     - Кто позволил тебе встать?
     - Ты. Ты сам сказал: я не из ваших! Я свободная женщина из благородной семьи. В моей стране король разговаривает со мной с уважением.
     Мухаммад наклонился к ней с выражением насмешки и презрения на чувственных губах:
     - Твой король обладал тобой? Нет? А я обладал! Какое уважение может у меня быть к тебе?
     - И для того, чтобы сказать это, о могущественный калиф, ты приказал мне прийти сюда? Какой в этом толк?
     - В самом деле, я мог бы послать тебя на смерть без лишних слов, но мне захотелось тебя увидеть... хотя бы затем, чтобы посмотреть, как ты ловка во лжи.
     - Лжи? Зачем же мне лгать? Спрашивай, господин: я отвечу тебе. Женщина моего положения не лжет!
     Наступило молчание. Привыкнув к услужливым рабам, к праздным и размягченным созданиям, для которых не было большего праздника, чем явиться к нему, Мухаммад с удивлением смотрел на эту женщину, которая осмелилась выпрямиться перед ним без видимого страха, но и без надменности, оставаясь гордой и достойной, несмотря на свое положение.
     Впрочем, тон, который принял их разговор, вдохнул мужество в молодую женщину. Если она сможет продолжить с ним разговор как с равным, может возникнуть шанс на удачу... Внезапно Мухаммад кинулся в наступление:
     - Говорят, что франкский рыцарь... убийца моей возлюбленной сестры - твой супруг? - произнес он с деланным безразличием.
     - Это правда.
     - Значит, ты солгала мне! Ты не пленница берберов, купленная в Альмерии.
     - Тебя обманули, господин! Я ничего не говорила... ибо ты меня ни о чем не спросил. Теперь я говорю тебе: меня зовут Катрин де Монсальви, мадам де Шатеньрэ, и я пришла сюда, чтобы спасти своего супруга, которого твоя сестра у меня украла.
     - Украла? Я сто раз встречался с этим человеком. Казалось, он смирился со своей участью и с безумной любовью Зобейды.
     - Какой пленник не пытается привыкнуть к своей участи? А что до любви, господин, то разве ты не берешь женщин из каприза, когда сердце твое при этом молчит? Кому же, как не тебе, знать, что мужчина относится к любви очень легко?
     Вдруг калиф отбросил свой бамбуковый скипетр, который, возможно, и придавал ему величие, но, вместе с тем, и обременял его, и заерзал на своем троне. Катрин увидела, как в его светлом взгляде промелькнула печаль.
     - И это ты говоришь? - произнес он с горечью. - За несколько дней я дал тебе столько любви, что мог бы ожидать большего тепла с твоей стороны! Я было подумал, что нашел в тебе ту, которую уже отчаялся найти. Значит, со мной ты тоже чувствовала себя только рабыней, как другие?
     - Нет. Ты сделал меня счастливой, - призналась Катрин чистосердечно. - Я не знала тебя и была приятно удивлена, найдя тебя таким, каков ты есть. А ждала чего-то ужасного! Ты же показал себя мягким и добрым. Воспоминание, которое ты вызываешь во мне... Почему бы мне не признаться в этом? Оно мне приятно, и наша ночь была сладкой! Разве я не обещала тебе не лгать?
     Изящным и быстрым движением Мухаммад встал и подошел к Катрин. Кровь волной поднялась к его темным щекам, и глаза заблестели.
     - Тогда, - тихим голосом прошептал он, - почему не продолжить поэму с того места, где мы остановились? Все может идти по-прежнему. Ты мне принадлежишь навсегда, и я могу забыть - охотно! - связь, которая тебя соединяет с этим человеком.
     Любовный жар звучал в словах калифа; он заставил вздрогнуть и Катрин. Любовь была единственной темой, которую она отказывалась с ним обсуждать, потому что больше не могла ответить на его страсть. Она покачала головой и ответила с усталой мягкостью:
     - Но я не смогу его забыть! Он мой супруг, разве я тебе не сказала? Наш брак благословил священник. Я его жена, и только смерть может нас разлучить.
     - И этого ждать недолго! Скоро ты станешь свободна, моя роза, и заживешь так, что прошлая жизнь покажется тебе дурным сном. Я сделаю тебя султаншей, ты будешь властительницей всего, что живет и дышит. У тебя будет все, что ты пожелаешь, и ты будешь царствовать выше меня самого, потому что я - твой раб!
     Мухаммад разом обрел ту страсть, которая захлестнула его в саду с поющей водой. Катрин поняла, что он любил ее на самом деле, что для нее он был готов и впрямь на многие жертвы, кроме, конечно, единственной, той, которую она как раз у него просила. Безусловно, ей будет легко обмануть, заверить его в несуществующей любви, но она чувствовала, что это не спасет Арно и что калиф не простит ей этой измены. Она обещала быть искренней, и она останется честной до конца. Может быть, этот человек, который всегда казался ей добрым и прямым, найдет в своем сердце достаточно благородства, чтобы проявить себя великодушным...
     - Ты не понял меня, господин, - сказала она печально, - или же не захотел меня понять. Чтобы дойти до Аль Хамры за супругом через такие трудности, нужно очень сильно его любить... больше всего на свете!
     - Я сказал тебе, что он недолго будет твоим супругом!
     - Потому что ты поклялся его убить? Но, господин, если ты любишь меня так, как ты говоришь, ты не можешь довести меня до отчаяния. Смогу ли я тебя любить после его смерти, принимать ласки от твоих рук, обагренных его кровью?
     В голову пришла вдруг безумная мысль, но угроза, нависшая над Арно, не оставляла ей выбора. У нее всегда было право пожертвовать собой ради него, а у этого человека хватало любви к ней, чтобы согласиться на то, что она собиралась ему предложить.
     - Слушай! - сказала она поспешно. - Ты не можешь, если любишь меня, положить между нами труп. Отпусти моего супруга, пусть уедет. Пусть его довезут до границ королевства... А я останусь рядом с тобой твоей пленницей до тех пор, пока ты будешь этого желать.
     На этот раз она намеренно исказила ту правду, которую ему обещала, ибо хорошо знала, что, если он согласится на это, она сделает все, чтобы убежать, и что, со своей стороны, Арно положит жизнь, чтобы вырвать ее. Но нужно выиграть время, отвести смертельную опасность от Арно. Потихоньку она приблизилась к Мухаммаду, овевая его своим ароматом и осмелев настолько, что положила руку ему на плечо. Прочь сомнения! Жизнь Арно прежде всего!
     - Выслушай меня, господин, и сделай то, что я тебя попрошу, - умоляла она. - Прояви милосердие к моему мужу!
     Не глядя на нее, устремив глаза на листву во дворе, он холодно заметил:
     - Я не имею права помиловать его! Ты забываешь, что та, которую он убил, была моей сестрой и что все королевство требует смерти убийцы.
     То, что вся Гранада ждала смерти убийцы Зобейды, этой сладострастной злодейки, было, мягко говоря, преувеличением, но она ничего об этом не сказала. Теперь не время обсуждать популярность умершей. Прикосновение ее руки заставило Мухаммада вздрогнуть, и этого ей было достаточно.
     - Тогда... позволь ему бежать! Никто тебя в этом не упрекнет.
     - Бежать?
     Он взглянул на нее ледяным взглядом.
     - Знаешь ли ты, что великий визирь сам предложил себя ему в тюремщики? Знаешь ли ты, что, кроме двадцати солдат мавров, которые сторожат его прямо в камере, у дверей стоит отряд людей великого кади, - они тоже очень бдительны. Ибо сам Аллах требует крови убийцы гранадской принцессы. Мне нужно будеть удалить всех, а в итоге я потеряю трон!
     По мере того как он говорил, надежда покидала Катрин. Она стала понимать, что сражение проиграно, что он найдет предлог, чтобы отказать в помиловании. Он ненавидел Арно - ее мужа, гораздо более, чем Арно - убийцу Зобейды! Однако она сделала последнюю попытку, чтобы смягчить калифа:
     - Твоя сестра хотела отдать меня рабам, - четко сказала она, - выставить меня голой на крепостной стене, а потом бросить монгольским палачам. Арно нанес удар, чтобы меня спасти, а ты отказываешь в его помиловании!.. И говоришь, что любишь меня?
     - Я говорю тебе, что не могу этого сделать.
     - Ты хозяин здесь. А кем была Зобейда? Только женщиной... одной из женщин, так презираемых вами! И ты хочешь заставить меня поверить, что святой человек, великий кади, лично требует крови моего супруга!
     - В Зобейде текла кровь Пророка! - обрушился на нее Мухаммад. - И тот, кто проливает кровь Пророка, должен умереть! Преступление считается еще более серьезным, если убийца - неверный. Перестань просить меня о невозможном, Свет Зари. Женщины ничего не понимают а мужских делах!
     Презрение, которое звучало в его голосе, оскорбило Катрин.
     - Если бы ты захотел... ведь говорят, что ты такой сильный!
     - Но я не хочу!
     Он резко повернулся к ней, схватил за руки и сжал их в гневе, приблизив к Катрин лицо, залитое краской яростного возбуждения.
     - Разве тебе непонятно, что твои просьбы еще больше растравляют мой гнев? Почему же ты не говоришь всего до конца? Почему ты не говоришь мне: освободи его, потому что я люблю его и никогда не откажусь от него? Освободи его, потому что мне необходимо знать, что он жив, любой ценой... даже ценой моих поцелуев! Безумица! Именно твоя любовь к нему более, чем желание отомстить за сестру, вызывает во мне ненависть. Ибо теперь я его ненавижу, слышишь... я его ненавижу всеми силами, всей моей властью. Ему удалось получить то, чего я желал более всего на свете: быть любимым тобою.
     - Ты думаешь, что добьешься большего, если убьешь его? - холодно спросила Катрин. - У мертвых есть власть, о которой ты, кажется, не догадываешься. Ты мог бы держать в плену супругу Арно де Монсальви, но ты никогда не будешь владеть его вдовой! Прежде всего потому, что я его не переживу. Кроме того, его кровь на тебе будет мне омерзительна, если мне придется еще жить...
     Она отступила на несколько шагов и непримиримо посмотрела ему в глаза. Было странно видеть, насколько гнев делает людей похожими друг на друга. На лице этого человека она находила отсвет других гневных страстей, злости всех мужчин, которые ее любили или с которыми ей пришлось сражаться. И всегда в конце концов она выходила победительницей. Пока он не трогал ее сердца или ее чувств, она оставалась сильна перед лицом мужчины в гневе. Но, думая, что слабость, которую всегда