на? Бесспорно. Ее красивое, лукавое лицо, преображенное страстью, показалось Жилю незнакомым. Он чувствовал, что в ней произошла какая-то большая перемена: эта гордая, надменная женщина, владевшая всеми секретами вероломного принца, со слезами на глазах признавалась ему в любви.
     - Хорошо, - вздохнул он, - я верю, что вы меня любите, но мне нужны доказательства...
     Анна прижалась к нему, она благоухала, как букет роз, глаза ее затуманились, сердце бешено билось... Осторожно он отвел ее маленькие руки в белых шелковых перчатках.
     - Нет, не такие! Это было бы слишком просто, - сказал он, отодвигаясь от ее тела, соблазнительность которого хорошо знал. - Я пришел сюда не за этим. Разве вы забыли про письмо?
     Она схватила его за руку.
     - Я ничего не забыла, я готова ответить на все твои вопросы. Но потом.., потом ты придешь ко мне? Ты будешь меня любить, хотя бы время от времени?
     Жиль понял, что это свидание, которое он считал политической западней, на самом деле было западней любовной. Чтобы вернуть его, прекрасная Анна готова изменить графу Прованскому.
     Условия сделки изложены четко...
     - Может быть... - сказал он, не желая обременять себя обещанием. - Все будет зависеть от вашей откровенности.
     Заметив невдалеке поваленное дерево. Жиль усадил на него графиню, сам встал рядом, поставив ногу на ствол.
     - Здесь будет лучше. А теперь, сударыня, я слушаю вас.

СЕТЬ, СОТКАННАЯ ИЗ ЗОЛОТА И СЕРЕБРА

     Если Жиль еще сомневался в искренности Анны де Бальби, то первые же слова ее рассказа заставили его поверить прекрасной графине. Затея была чудовищной, ее породило раздражение принца, вызванное неудачами предыдущих покушений. Мосье узнал, что гондола королевы, двигаясь в сторону Фонтенбло, обязательно должна пройти мимо замка Сент-Ассиз; старый герцог Орлеанский, а вернее, его супруга мадам де Монтессон (их брак не был признан двором), загорелись идеей пригласить королеву на легкий завтрак с концертом и маскарадом и, если позволит погода, устроить праздник в прекрасном парке замка.
     Но Мария-Антуанетта, не желая угождать Орлеанскому семейству и презирая авантюристку мадам де Монтессон, вежливо отклонила их приглашение под предлогом того, что ее ждут в Мелене и она не хочет огорчать добрых жителей верного города, хотя с удовольствием бы посетила знаменитый парк и оранжереи Сент-Ассиза, славящиеся редкими и прекрасными растениями.
     Столь изысканный отказ глубоко ранил толстого Луи-Филиппа, огорченного не столько за себя, сколько за жену: мадам де Монтессон была безутешна. Это двойное отчаянье наделало много шума и послужило на руку принцу, увидевшему, какую выгоду он может извлечь из создавшейся ситуации. Заявив, что такой случай упускают только дураки и что, если королева не хочет остановиться у замка, ее надо заставить, он решил внести свою скромную лепту в эту затею.
     - Сегодня, - продолжала графиня де Бальби, - мадам де Монтессон получит в подарок от неизвестного рыболовную сеть, сплетенную из золотых и серебряных нитей, достаточно широкую, чтобы перегородить Сену. К подарку будет приложено поэтическое послание, текст у меня с собой, - добавила она, вынимая из декольте небольшой листок бумаги и передавая его Жилю. - Сейчас слишком темно, но я помню наизусть. Слушай!

     Хвалю я Монтессон - волшебницу младую,
     Ей посылаю сетку золотую.
     Лишь вы дерзнете сетку натянуть,
     И тотчас попадется что-нибудь...

     - Чудесно! - воскликнул Жиль. - А чьи слова? Графа?
     - От первого до последнего слова. Ты же знаешь, он считает себя великим поэтом.
     - И пускай считает! Но пока я не вижу, как эта фантастическая сеть поможет ему погубить королеву? Конечно, Ее Величество будет недовольна задержкой, ведь она не собиралась причаливать в Сент-Ассизе и спускаться на берег.
     - На берег ей спускаться не придется, просто она будет вынуждена посмотреть спектакль, исполненный танцорами и комедиантами герцога Орлеанского, после чего сеть поднимут и освободят корабль. Если от него что-нибудь останется...
     - Как если от него что-нибудь останется?..
     Графиня взволнованно зашептала:
     - Потому что корабль должен взорваться.
     - Взорваться! - повторил Жиль, словно печальное эхо. - Но.., но ведь герцог не станет салютовать из пушек по кораблю королевы... И на потешной гондоле не может быть порохового склада, это же не военный корабль...
     - И тем не менее на борту есть порох, где, клянусь тебе, я не знаю. Зато я знаю, как все произойдет: лодки с певцами и музыкантами подплывут к остановленной гондоле. На одной лодке будет человек, знающий, где среди позолоченных скульптур и других пышных украшений корабля спрятан позолоченный фитиль. Он подожжет его.
     - Чудовищно! - глухо пробормотал Жиль. - Такая ненависть к женщине и детям чудовищна!
     - Это не ненависть, а скорей, доведенные до крайности амбиции. Но я тоже считаю, что это чудовищно, тем более что в трагедии обвинят ни в чем не повинного Луи-Филиппа, ведь взрыв произойдет у дверей его дома. Гнев короля будет страшным, он велит четвертовать несчастную семью. Но каков принц! Только подумай: чтобы подозрение не пало на него, он одним взрывом уничтожает королевскую семью и шумных родственников, чья растущая популярность начинает его раздражать. Казнь герцога Орлеанского взбунтует Париж, народный гнев сметет короля... Знаешь, я ненавижу королеву, но эта бойня вселяет в меня ужас.
     - А если бы я не пришел?
     Анна растерянно поглядела на него.
     - Но ты же пришел. Клянусь, и без тебя я попыталась бы что-нибудь предпринять. Я никого не искала, потому что знала: ты придешь, я так хотела тебя увидеть. Куда ты?
     Но Жиль уже бежал к лошади, снедаемый беспокойством за семью своего повелителя. Анна бросилась за ним, подхватив многочисленные шуршащие юбки, и нагнала его только тогда, когда он уже поставил ногу в стремя. Она схватила коня за узду.
     - Останься! - закричала она. - Ты не смеешь бросить меня, словно старое письмо или выжатый лимон! Ты должен остаться! Я достаточно уже рисковала своей жизнью и теперь жду, чтобы ты заплатил мне за риск!
     Ее глаза яростно сверкали, лицо исказилось, она была на грани помешательства.
     - Любовь? Она может подождать. Как можно заниматься любовью, когда королева спит на пороховой бочке! Я должен ехать, но. Бог свидетель, мне еще о многом надо вас расспросить, но только не сейчас...
     - Что ты задумал? Попасть на корабль? У тебя еще есть время: она ночует в Корбей и в Сент-Ассизе будет только утром. Впрочем, на корабль ты все равно не попадешь: он хорошо охраняется, а ты мертв... Пойдем лучше со мной, недалеко, в охотничий павильон. Всего лишь на час...
     - Ни на час, ни на минуту! Но, клянусь тебе, как только закончу то, что должен сделать, я обязательно к тебе приду...
     - Лжешь! Если ты сейчас уйдешь, ты больше не вернешься! Зачем я тебе все рассказала? - добавила она с горечью.
     - Нет, я вернусь, клянусь честью, я приду в охотничий павильон, только не знаю когда... Подождите немного.
     Но она не слушала его, быстро достала свисток и поднесла к губам. Резкий свист прокатился по спящему лесу. Тут же из-за кустов и деревьев показались вооруженные люди.
     - Только час, - повторила она удивительно спокойным голосом, - через час ты будешь свободен, но не раньше. Лучше подчинись добровольно, а то вдруг я раздумаю отпускать тебя.
     Ей ответом было презрительное молчание.
     - И это вы называете любовью?
     Она невесело рассмеялась.
     - Не знаю, я еще не разобралась. Но я страшно изголодалась по тебе, разве можно требовать разумных поступков от умирающего с голода. Не серди меня, сделай то, что я прошу, если не хочешь, чтобы мои люди силой отвели тебя в охотничий павильон.
     Резко оттолкнув графиню. Жиль вскочил в седло, решив с оружием в руках пробиваться сквозь строй ее слуг, как вдруг спокойный, немного гнусавый голос, без труда заглушая визг графини, проговорил по-английски:
     - Кажется, здесь нужна моя помощь?
     Жиль расхохотался: Анна де Бальби яростно билась в руках гиганта в бобровой шапке.
     - Привет тебе, брат мой! - добавил Тим с легким юмором. - Теперь скажи малышке, чтобы она убрала этих олухов, если ей, конечно, своя голова дорога.
     Жиль увидел дуло пистолета, прижатое к виску мадам де Бальби. Для укрощения женского гнева Тиму хватило и одной руки.
     - Не нужно! - отрезала Анна. - Я тоже понимаю по-английски.
     Громким голосом она приказала слугам уходить и ждать "в доме".
     - Хорошо сказано, - заметил Жиль. Нагнувшись, он приподнял Анну и закрыл ей рот жадным поцелуем. - Жди меня, моя красавица, - добавил он, опустив ее на землю, - и не бойся.
     Прежде чем луна поднимется снова, я вернусь к тебе и мы рассчитаемся. Тим, у тебя есть лошадь?
     - Черт возьми, - только и ответил Тим, выводя из леса спрятанную там лошадь.
     Оставив графиню; похожую на одинокое белое облако или печальное привидение, оплакивать его отъезд на круглой террасе Пти-Кавалье, Жиль в сопровождении Тима Токера быстро скрылся за темными колоннами деревьев, осыпавших их мертвой листвой...
     - Как ты здесь оказался? - спросил Жиль, когда они уже спустились к реке. - Это словно наваждение...
     - Все очень просто. Когда я услышал свое имя, я посмотрел, конечно, кто меня зовет, и увидел совершенно мне незнакомого бородача. Я решил узнать, откуда этот тип знает мое имя, но он внезапно исчез. Потом я снова его увидел, он следил за каким-то придворным франтом так внимательно, словно тот продал ему испорченные шкурки выдры. Я потерял его из виду, потому что толпа все время двигалась, но, когда он собрался домой, я пошел за ним следом. Очень скоро я догадался, что это ты.
     - Но почему ты ко мне не подошел?
     Тим сдвинул на затылок свою замечательную шапку, потер лоб, подумал, сплюнул на землю и сказал:
     - Ты же знаешь, какими "делишками" я занимаюсь по поручению Вашингтона, а он мне постоянно повторяет: "Если кто-то сменил кожу, это для того, чтобы его не узнали". Даже самый близкий друг с самыми лучшими намерениями может только помешать. И я решил просто пойти за тобой. Вот как я здесь очутился.
     - Думаешь, я ничего не заметил? Я все время чувствовал, что за мной следят, - обиженно пробормотал Жиль. - Ты такой длинный, тебя далеко видно. Ладно, не спорю, я тоже длинный. Помнишь, как мы пробирались по берегам Сускеаны?
     - Не знаю, должен ли я тебя спросить, а ты мне ответить... Но все-таки скажи, в какую игру ты играешь?
     Они доехали до перекрестка и остановились у большого каменного креста, откуда была уже видна колокольня Сен-Порта и крыши деревенских домов.
     - У нас мало времени. Послушай, раз уж ты два дня за мной следишь, то, конечно, знаешь большой замок ниже по реке?
     Тим кивнул. Тогда Жиль вынул из кармана записную книжку, в которую землемер Жан Мартин заносил результаты своих измерений, и при свете лампадки, горевшей у основания креста, написал короткую записку маркизе де Монтессон.
     "Сударыня, - говорилось в записке, - вчера вам была доставлена сеть, сплетенная из золотых и серебряных нитей. Друг Орлеанского дома, озабоченный спокойствием своего сюзерена, умоляет вас не натягивать ее и не останавливать корабль королевы. Только забота о счастье и благополучии вашего сиятельства заставляет его обратиться к той, чьи достоинства, несомненно, вскоре будут признаны всеми. С большим почтением..."
     Подпись была неразборчивой, а несколько льстивый тон, по мнению Жиля, скорей всего мог понравиться этой тщеславной женщине.
     - Слушай, - сказал он Тиму, вручая ему тщательно сложенную записку, - иди в замок, делай что хочешь, но добейся, чтобы записка была вручена немедленно супруге герцога Орлеанского, маркизе де Монтессон. Мое имя не называй, вполне достаточно твоего: ты американец, друг Джорджа Вашингтона. Это будет пропуском в замок. Скажи только, что ты пришел по поручению Ложи Новых Сестер (масонская ложа, великим магистром которой был герцог де Шартр).
     - Договорились, а что дальше?
     - Возвращайся в ту харчевню, где я остановился. Спроси комнату Жана Мартина и располагайся в ней. Ешь, спи, занимайся чем хочешь.
     Возможно, я не скоро вернусь.
     Озорная улыбка заиграла на загорелом лице Тима.
     - Не теряй время, сын мой. Нужно выполнять обещания, которые даешь дамам... Ну, а мне для компании достаточно бутылочки доброго вина. До скорого!
     - До скорого!
     Друзья пожали друг другу руки и разъехались в разные стороны: Тим направился к замку Сент-Ассиз, Жиль поскакал в Корбей, чтобы попытаться пробраться на корабль королевы. У него не было никакого плана, он надеялся лишь на свою счастливую звезду. Стояла глубокая ночь, и, скорей всего, на корабле все, кроме часовых, уже спали, если, конечно, не засиделись за карточной игрой. Мария-Антуанетта, обожавшая подобные развлечения, могла ночь напролет просидеть за партией в безик, вист или фараон, что очень не нравилось королю, неоднократно делавшему ей замечания по поводу сомнительных личностей, посещавших ее игры.
     Лучше всего было бы предупредить чтицу королевы, госпожу де Кампан, которая помогла ему разоблачить Жанну де Ла Мотт. Но даже эта здравомыслящая и хладнокровная женщина вряд ли поверит сбежавшему покойнику...
     Вскоре Жиль увидел гондолу, причалившую возле холма, покрытого виноградниками, за которыми, словно крылья гигантских чаек, виднелись крылья мельниц, вот уже многие века кормивших Париж.
     Бледный свет луны идеализировал судно-каприз, оно казалось сделанным из того же сверкающего материала, что и река, напоминая собой огромный серебряный ларь, поставленный на настил из того же металла. Часовые, скорей всего королевские гвардейцы, - форму на таком расстоянии невозможно было разглядеть, - стояли на корме и на носу, а огни костров на берегу говорили о присутствии дополнительного полка, охранявшего королевский корабль. За занавесками мелькали силуэты дежурных дам, но Жиль не любовался этим сказочным театром теней, он с огорчением увидел, что корабль пришвартован к противоположному берегу Сены. Если он не наймет лодку, ему придется добираться вплавь.
     Привязав лошадь к дереву. Жиль спустился к реке в надежде отыскать в камышах какую-нибудь лодку. Приглядевшись, он действительно увидел лодку, привязанную цепью за ствол наклонившейся над водой ивы. Лодка как будто ждала его, даже весла были на месте. Молодой человек принялся ее отвязывать..
     - Это не ваша лодка, - сказал сверху мужской голос с легким акцентом. - Оставьте ее в покое и убирайтесь отсюда.
     Подняв голову. Жиль увидел на фоне светлеющего неба черный силуэт. Человек стоял на тропе, шедшей вдоль реки.
     - Если она ваша, сударь, я прошу одолжить ее мне на время. Мне она очень нужна.
     - Мне она тоже нужна, так что уходите, не то я вас пристрелю. Вы видите, я вооружен!
     Партия была явно неравной: свои пистолеты Жиль оставил в переметной сумке.
     - Но лодка мне все равно нужна, - прошептал Жиль.
     Он спокойно положил уже отвязанную цепь, выпрыгнул на берег и по склону поднялся к своему противнику, решив, если потребуется, даже убить его, чтобы завладеть лодкой. Неизвестный был невысокого роста, черный плащ скрывал его лицо и фигуру.
     - Освободи дорогу! - приказал он, увидев приближающегося Турнемина.
     - Будьте благоразумны, сударь, пистолет тут не поможет. Я не бандит с большой дороги и хочу только поговорить с вами...
     Жиль вышел на тропинку и только тут увидел женщину, стоявшую рядом с мужчиной: с ног до головы она была закутана в темную накидку, капюшон со сборками закрывал лицо.
     - Мне нечего вам сказать, кроме того, что я уже сказал, - воскликнул мужчина. - Прочь с дороги и не вынуждайте меня стрелять!
     Жиль остановился. Он узнал и голос, и странную манеру акцентировать согласные. Человек, чуть было не застреливший его, на самом деле был послан ему самим Провидением. Эта ночь дарила Турнемину неожиданные встречи.
     - Аксель, - сказал он сурово, - я должен с тобой поговорить. Убери пистолет, друга не убивают из-за лодки...
     Граф де Ферсен опустил пистолет.
     - Кто вы такой? - спросил он.
     Жиль стоял против света, и как ни приглядывался Ферсен, он не мог рассмотреть своего собеседника.
     - Жиль де Турнемин. Ты должен помочь мне спасти королеву и ее детей.
     Ему ответило удивленное восклицание, повторенное спутницей Ферсена.
     Женщина, на которую Жиль старался не смотреть, чтобы случайно не узнать, несомненно слышала прежде его имя.
     Швед не поверил.
     - Шевалье де Турнемин мертв, - сказал он грустно.
     Ну надо же! Весть о его смерти разнеслась по всей Европе, события развиваются слишком быстро и скоро, наверное, вся Франция будет знать о его воскрешении.
     - Да я жив, подойди и посмотри на меня.
     Жиль подставил свое лицо лунному свету, и Ферсен наконец смог разглядеть нос хищной птицы, мощный подбородок, высокий лоб шевалье де Турнемина.
     - Ну как? - спросил Жиль.
     - Должен признать, - ответил Ферсен, - это действительно ты, наш несносный бретонец, вернувшийся из ада.
     - Ты не мог сказать лучше. Тем не менее, прошу тебя дать мне слово.., и за даму тоже, сохранить в тайне мое возвращение. Это секрет не мой, а короля.
     - Хорошо, я дам тебе слово и ручаюсь за эту даму. Но тебе лучше уйти, я не люблю сообщников кардинала де Рогана.
     - Вы, мой дорогой граф, или глупы, или глухи. Я думал, что мы друзья, видимо, я ошибался. Повторяю еще раз: вы мне нужны, чтобы спасти королеву и ее детей.
     Не отвечая, Ферсен подошел к своей спутнице, сказал ей шепотом несколько слов и вернулся к Турнемину.
     - Прошу прощения. Я слушаю вас.
     Не раскрывая, от кого он узнал о готовящемся покушении и кем оно задумано. Жиль в нескольких словах рассказал об ужасной опасности, угрожающей королевской гондоле, об отправке сети в Сен-Ассиз и о миссии Тима Токера в поместье герцога Орлеанского.
     Вскрикнув при слове "порох", Ферсен слушал его не перебивая. Лишь когда Жиль умолк, только тогда он спросил его дружеским, доверительным тоном:
     - Кто это сделал? Ты его знаешь?
     - Да, и ты его узнаешь, если хорошенько подумаешь. Но его имя произнести невозможно, равно как невозможно уличить его в покушении. Теперь, я полагаю, мы достаточно поговорили и пора начинать действовать...
     - Ты прав. Пошли! Мы подплывем к кораблю, куда я должен отвезти эту даму, она одна из немецких фрейлин королевы. Говорить тебе с ней бесполезно, она не понимает по-французски.
     Шевалье серьезно посмотрел в светлые глаза шведа, он лучше, чем кто-либо, знал, какие отношения связывают его с королевой Франции.
     - С тобой дама? Я никого не вижу... Иди, я за тобой!
     Молча они спустились к лодке; Жиль сел на весла, дама устроилась на носу, а Ферсен, отвязав цепь, оттолкнул лодку от берега и сел возле своей молчаливой спутницы. Кроме капюшона, опущенного на глаза, на ней была венецианская маска, кружевная черная борода которой скрывала нижнюю часть лица и спускалась до шелковых завязок накидки. Она могла показаться эбеновой статуей, если бы расходящиеся полы накидки не открывали полоску светлой юбки. Жиль старался не смотреть на нее, но не мог подавить желание склониться перед этой прямой черной статуей и назвать ее "Ваше Величество"...
     Молодой человек усиленно греб до середины реки, но по мере приближения к кораблю начал грести осторожней, стараясь без всплеска опускать весла в воду. Это был час, когда ночь, уступая дню, заставляет умолкнуть последние отголоски жизни, - это час ужаса и отчаянья, в этот час к кроватям больных бесшумно подходит смерть...
     Пение петуха разорвало тишину и прогнало мрачные мысли Турнемина. Первому петуху ответил второй, потом третий...
     Лодка коснулась корпуса корабля. Дама встала, опираясь на руку, предложенную Ферсеном.
     Какая-то женщина выглянула в приоткрытое окно, потом вышла на палубу, опустила короткую веревочную лестницу и, наклонясь, протянула руку, помогая страннице вернут