ь к этому. Ненависть, которую эта женщина ей внушала, сжигала все внутренности Катрин. Высокомерно подняв изящную голову, она смотрела сузившимися от гнева глазами на подходившую принцессу.
     - Из милости... к самой себе и ко мне, встань на колени! - прошептала Морайма в ужасе, но Катрин только пожала плечами.
     Между тем Зобейда подошла к кровати. Ее большие темные глаза изучали женщину, лежавшую в ней, больше с любопытством, чем с гневом.
     - Ты разве не слышишь, что тебе говорят? Ты должна пасть ниц передо мной!
     - Зачем? Я тебя не знаю!
     - Я сестра твоего хозяина, и поэтому твоя госпожа! Ты не должна в моем присутствии подниматься над пылью, которой ты и сама являешься! Встань и упади ниц!
     - Нет! - четко произнесла Катрин. - Мне и здесь хорошо, у меня нет никакого желания вставать. Но я не мешаю тебе сесть.
     Она увидела облако гнева, омрачившее прекрасное матовое лицо, и в какой-то миг испугалась за свою жизнь. Но чет... Зобейда успокоилась. Презрительная улыбка скривила красные губы, и она вздернула плечами.
     - Успех вскружил тебе голову, женщина, и на этот раз буду снисходительна! Но ты узнаешь, что в отсутствие брата властвую здесь я. К тому же, лежа или на коленях ты все равно у моих ног. Берегись, однако, и на будущее постарайся выказывать мне должное уважение, ибо в другой раз я могу быть и менее терпеливой. Сегодня у меня хорошее настроение.
     В свою очередь Катрин вынуждена была сделать усилие, чтобы усмирить клокотавший в ней гнев. У нее хорошее настроение? И правда, Катрин слишком хорошо понимала причины такого благодушия. Достаточно было посмотреть на небрежный вид Зобейды, на ее распущенные волосы, на едва прикрывавшее ее платье, надетое прямо на голое тело, - она только что вышла из кровати! - на синеватые круги под глазами принцессы... Много ли времени прошло с тех пор, как она вышла из объятий Арно?
     Внезапно тяжелое молчание, которое становилось гнетущим, нарушил смех принцессы.
     - Если бы ты сама себя увидела! У тебя вид кошечки, готовой выпустить когти! По правде говоря, мы друг друга не знаем, а то я бы подумала, что ты меня ненавидишь. Откуда ты, женщина с желтыми волосами?
     - Меня захватили корсары-берберы, продали как рабыню в Альмерии, - рассказала Катрин.
     - Это не говорит о твоей стране. Ты из страны франков?
     - Да, так! Я родилась в Париже.
     - Париж!.. Путешественники, которых мой брат принимает с охотой, говорят, что когда-то это был несравненный город науки, богатства, но что война и нищета разрушают его и приводят в упадок, и с каждым днем все больше. Из-за этого его жители уходят в рабство?
     - Боюсь, - сухо произнесла Катрин, - что ты многого не знаешь о моей стране. Впрочем, мне было бы трудно тебе все объяснить.
     - Да пусть! Меня это не интересует! По правде говоря, за исключением кое-кого, вы все только и годитесь, чтобы быть рабами, и я совсем не могу понять страсти мужчин к вашей белой коже и желтым волосам. Все это так бесцветно!
     Зобейда потянулась и, повернувшись спиной к Катрин, направилась к двери. Но, перед тем как переступить порог, обернулась:
     - А! Чуть не забыла! Послушай, что я тебе сейчас скажу, и постарайся помнить об этом, если хочешь жить: каприз моего брата, который продлится недолго, поставил тебя на место султанши. Он поселил тебя по соседству со мной. Но если тебе хочется еще несколько ночей услаждать чувства калифа, не приближайся к моему дому. Только женщины из моей прислуги имеют на это право или те, кого я приглашу, но я не терплю, чтобы чужая, из варваров, входила ко мне. Если увидят, что ты бродишь вокруг моих покоев, ты умрешь!
     Катрин не ответила. Она понимала, что эти строгости тем более касались женщины из той же страны, что и Арно. В какой-то миг у нее возник соблазн бросить в лицо сопернице то, что она о ней думала. Но зачем было возбуждать опасный гнев этой фурии? Не словесная же перепалка с Зобейдой возвратит ей Арно. Между тем она не смогла не прошептать:
     - Ты что, прячешь сокровище у себя в доме?
     - Ты слишком болтлива и слишком любопытна, женщина с желтыми волосами! А у меня не хватает больше терпения на тебя! Благодари Аллаха, что я не хочу печалить брата, слишком быстро разбивая игрушку, которой он еще не наигрался! Но держи свой язык за зубами и закрывай. глаза, если хочешь сохранить и то, и другое! Слепая и немая, ты как раз будешь впору для паршивых чесоточных из Маристака! Помни: не приближайся к моему дому! Впрочем... Ты долго не пробудешь моей соседкой.
     - Это почему же?
     - Потому что ты меня разочаровала. Про тебя рассказывали чудеса во дворце, и мне захотелось полюбоваться на твою исключительную красоту, но...
     За разговором Зобейда вернулась к Катрин. Ее небрежная походка, вкрадчивая, кошачья, напоминала поступь черной пантеры. Она наклонилась над Катрин, и сердце молодой женщины замерло, так как принцесса выбрала в корзине огромный розовый персик, весь покрытый пушком, в который не медля, с жадностью вонзила острые зубы. Не ведая того, что на самом деле содержала корзина, Катрин задрожала от мысли, что Зобейда обнаружит "это" прежде ее самой. Лежало ли что-то под фруктами... или в каком-то из них. С Абу трудно было знать наверняка. Округлившимися глазами она смотрела, как Зобейда ела персик, как сок обильно тек по ее пальцам. Доев фрукт, принцесса бросила косточку на Катрин, словно та была простым горшком для мусора, и снизошла до того, чтобы закончить свою фразу:
     -...но ты не такая красивая, как я думала. По правде говоря, есть и покрасивее.
     И опять она наклонилась, выбрала на этот раз черную фигу с фиолетовыми отвесами и потом томными шагами наконец удалилась. И вовремя! Обезумев от гнева, Катрин схватила большую и нежную дыню и уже хотела было использовать ее в качестве метательного снаряда, но Зобейда исчезла, и дыня выпала из рук Катрин. Морайма со стоном поднялась с пола. В течение всего разговора она оставалась простертой на полу. И, действительно, Зобейда забыла сказать ей, чтобы она поднялась. В ужасе от смелости Катрин она предпочла, чтобы о ней забыли, и ей удалось затеряться среди толстых шелковых ковров. Но такое продолжительное стояние на коленях натрудило ей суставы.
     - Аллах! - ворчала она. - Кости мои трещат, как ветки на огне! Какая вожжа тебе попала под хвост! Свет Зари, зачем ты спорила с ужасной Зобейдой? Удивляюсь, что ты еще жива! Видно, ночку-то она провела сладкую, наша принцесса. Невероятно, чтобы она была такой милостивой!
     Эти слова переполнили чашу терпения; Катрин уже не смогла вытерпеть.
     - Уходи! - прорычала она сквозь сжатые зубы. - Уходи! Исчезни с глаз моих, если не хочешь, чтобы калиф услышал о тебе, когда вернется...
     - Что тебя забирает? - удивилась старая еврейка. - Я же тебе не сказала ничего обидного.
     - Я хочу покоя, слышишь? Покоя ! Исчезни и не возвращайся, пока я тебя не позову! Я же тебе уже сказала, что хочу спать. Спать! Понятно?
     - Хорошо, хорошо, ухожу...
     Разволновавшись, Морайма посчитала за лучшее убраться с глаз долой. Катрин же, оставшись одна, не стала терять времени зря. Притянув к себе корзину с фруктами, она поторопилась освободить ее, выкладывая плоды прямо себе на кровать. Фруктов было много, и ей пришлось добраться до дна, чтобы отыскать послание Абу. Абу-аль-Хайр был человеком осторожным.
     Под позолоченным плетением корзины она нашла три вещи, из которых, по крайней мере, одна исторгла из нее радостный крик: это был ее дорогой кинжал с ястребом, верный спутник самых трудных дней ее жизни. Два других предмета были ему под стать: маленькая склянка, пузырек в серебряном чехле, и письмо, которое она поспешила прочесть.
     "Когда путешественник углубляется в густой лес, где вокруг рычат дикие хищники, ему нужно иметь при себе оружие, чтобы защитить жизнь. Ты совершила большое безумие, уйдя без моего совета, ибо я бы пожелал тебе выбрать что-нибудь менее блистательное, менее видное. Но тот, кто мыслит восстать против желания Аллаха, безумен, и ты только следуешь предначертанному. Твои слуги издали охраняют тебя. Жоссу удалось устроиться в охрану к визирю. Он теперь живет в Альказабе, около дворца. Но Готье трудно сыграть роль немого слуги, которую я требую от него в моем доме. Он следует за мною повсюду, и я намерен сделать множество визитов к властелину верующих, когда он вернется. До этого времени не торопись. Ведь терпение - тоже оружие.
     Что касается флакона, он содержит быстро действующий яд. Мудрец всегда предвидит, что может проиграть, а монгольские палачи принцессы слишком хорошо умеют играть целые симфонии мук на несчастных человеческих арфах..."
     И, конечно, там не было никакой подписи. Катрин поспешила сжечь письмо на углях большой бронзовой курильницы для благовония, стоявшей посередине комнаты. Письмо было написано по-французски, но в этом дворце таилось слишком много неожиданностей, чтобы пытаться сохранить это послание... Катрин посмотрела, как скрючилась бумага, почернела и превратилась в тонкий пепел... Она почувствовала себя уверенней, туман в голове прошел. Теперь, когда она была вооружена, ей показалось, что борьба с Зобейдой пойдет на равных: ведь она теперь могла ударить эту высокомерную Зобейду и окончательно вырвать Арно из ее рук, даже если придется потом умереть и последовать за нею.
     Прижимая к сердцу холодную сталь кинжала, Катрин опять легла на свои подушки. Ей нужно было хорошо поразмыслить над тем, что может произойти дальше!..

Глава двенадцатая. ПАНТЕРА И ЗМЕЯ

     Присев на огромную подушку из вышитой кожи с изяществом молодой кошки, Мари, молодая французская одалискa, смаковала шербет из лепестков роз и молча наблюдала за Катрин, которая, вытянувшись на животе и положив подбородок на ладони, о чем-то задумалась. В этот послеобеденный час весь дворец погружался в тишину. Рабы размеренно махали огромными веерами из перьев над спящими красавицами. Сад тоже, казалось, дремал в полуденной жаре.
     После того, как Зобейда посетила Катрин, прошло три дня. Принцесса приняла строгие меры, чтобы ее опасная соседка ни в коем случае не могла попасть ни в ее сад, ни в павильон.
     Когда молодая женщина захотела выйти из своих покоев и отправиться в сад вместе со служанками, в дверях перед ней скрестились копья и прозвучал приказ вернуться в комнату. Евнух, которому было поручено ее охранять, сказал, что в отсутствие калифа драгоценная фаворитка должна денно и нощно оставаться под охраной, чтобы с ней, чего доброго, не случилось несчастья.
     - Несчастья? В этом саду?
     - Солнце палит, в воде можно утонуть, насекомые кусают, а гадюки приносят смерть, - сказал черный евнух монотонно. - Приказы даны четкие. Ты должна оставаться у себя.
     - До какого времени?
     - Пока не вернется хозяин.
     Катрин не стала настаивать. Странное внимание Зобейды вызывало в ней беспокойство, ибо Катрин не питала иллюзий насчет истинного отношения к себе принцессы. Еще не зная Катрин, Зобейда - конечно, инстинктивно - ненавидела ее так же сильно, как и Зобейду Катрин. Именно поэтому ее так сурово охраняли. Зобейда не могла догадаться, что их с Арно что-то соединяет. Для высочайшей принцессы Катрин была только рабыней, как и прочие, даже если по капризу султана она и возвысилась на миг над себе подобными. Зобейда, видно, боялась, что ее пленник, заметив новенькую, слишком ею заинтересуется. Может быть, Зобейда не хотела, чтобы Арно встретился с француженкой, и это объясняло ее действия? Хотя чувства страха перед ее палачами хватило бы для того, чтобы держать фаворитку подальше от жилища принцессы. Вот уже три дня подряд Катрин усиленно пыталась найти ответы на эти вопросы, но все было напрасно. Катрин спросила Морайму, но та стала на удивление скрытной. Морайма гнула спину, старалась сделаться как можно меньше и даже не поднимала на Катрин глаз, в которых вместе с надеждой угадывалась непреодолимая тревога. И посещения ее были невероятно кратковременными. Она приходила узнать, не нужно ли чего молодой женщине, и с явной поспешностью исчезала. По правде говоря, Катрин ничего не понимала. Живя в вечном опасении, что вот-вот узнает про отъезд Зобейды, а следовательно, и Арно, в далекие земли Магриба, она пришла в крайнее изнеможение от постоянного напряжения. В особенности по ночам, когда расходилось воображение и разжигало ее ревность, жизнь становилась невыносимой, и Катрин сдерживала себя, чтобы не броситься очертя голову в первую же безрассудную авантюру.
     Утром четвертого дня к ней пришла Мари-Айша, плотно завернутая в покрывало.
     - Я подумала, что тебе скучно, - сказала она, отбрасывая покрывало и улыбаясь, - и Морайма не слишком противилась моему приходу.
     - Евнухи тебя пропустили?
     - Почему нет? У них приказ тебя не выпускать, но ты можешь принимать гостей.
     Присутствие Мари отвлекло Катрин от ее мыслей. Они сдружились, да к тому же Мари тоже была француженкой, из Бургундии. Слушая, как та рассказывала о своей жизни, Катрин находила в ней много общего со своей судьбой. Ведь надо же было такому случиться, что эта красивая девица с бонских виноградников привлекла внимание сержанта герцога Филиппа! Этот человек, пользовавшийся милостью хозяина, попросил, чтобы Мари Вермейль была отдана ему в супруги, и вскоре приказ о свадьбе пришел в домик среди бонских виноградников. Мари, возможно, приняла бы такое предложение, так как сержант Кола Леньо был, в общем-то, красивым парнем. Но она с давних пор была влюблена в одного из своих двоюродных братьев, Жана Горио, которому поклялась в верности и любви.
     Жан был шалопаем, денег у него никогда не было, а вот девиц всегда хватало. Он вечно мечтал о сказочных приключениях. У него был хорошо подвешен язык, живое воображение, и рядом с ним Мари видела сны наяву. Она обожала его таким, каким он был, несмотря на его измены. Когда пришел приказ герцога, соединявший ее жизнь с Кола, Мари совсем обезумела, умолила Жана выкрасть ее и бежать с ней в южные солнечные края, о которых он ей прожужжал все уши, с тех пор как бродячий менестрель рассказал ему о них.
     По-своему Жан любил Мари. Она была красивой и благоразумной. Он пылко желал ее, и мысль выкрасть ее, да еще утащить из-под носа другого, ему вполне улыбалась, но нужны были деньги. Вот тогда они и пошли на преступление. Мари позаимствовала у отца половину всех его сбережений, забыв предупредить об этом, а Жан тем временем обокрал дом бальи, который на один день уехал в Мерсо.
     Темной ночью любовники скрылись в сторону Соны и не собирались больше возвращаться. Но Мари, которая верила, что бежала к счастью, очень скоро разочаровалась.
     Конечно, Жан научил ее любви, и она почувствовала к ней вкус, но, отдавшись. Мари потеряла всякую прелесть для своего любовника. И потом, она его слишком любила. Кончилось тем, что она ему надоела. Черные глаза красивых южных девушек манили Жана, у которого в голове засела мысль отделаться от Мари. Жан нашел для этого самый гнусный и грязный способ: он продал свежесть и красоту своей невесты торговцу рабами, греку из Марселя, который, ночью выкрав девушку, увез ее на своем торговом корабле и перепродал торговцу из Александрии, сарацинскому поставщику калифа Гранады.
     - Вот так я попала сюда, - в заключение сказала Мари. - Очень часто я жалею о несостоявшейся бургундской свадьбе... и о родительском доме. Тот Кола, может быть, был неплохим человеком, и я могла бы быть с ним счастлива.
     - А Жан? - спросила Катрин со страстью, которой сама от себя не ожидала.
     В глазах бургундской красотки мелькнула молния смертельной ненависти.
     - Если я когда-нибудь его встречу, я убью его, - заявила она совершенно спокойно, да так, что Катрин ни на минуту не усомнилась, что Мари осуществит свою угрозу.
     Потом, подбодренная доверием, которое Мари только что ей оказала, Катрин, в свою очередь, поведала новой подруге собственную историю.
     На это ушло много времени, но Мари прослушала ее от начала до конца, не прерывая. Когда молодая женщина закончила свой рассказ. Мари вздохнула:
     - Какая сказочная история! Так, значит, таинственный франк и есть ваш муж? А я-то думала, что ты... вы бедная девушка, как и я сама! Я теперь знаю, где я вас видела: это было в Дижоне, куда мой отец взял меня на ярмарку. Я тогда была еще совсем молоденькая, но запомнила ослепительное видение прекрасной и сиявшей как солнце дамы.
     - Ну вот, теперь ты видишь, как я изменилась! - заметила Катрин с некоторой горечью. - И незачем тебе называть меня на "вы". Мы с тобой теперь равны!
     - Изменилась? - серьезно спросила Мари. - Конечно, вы изменились, но тогда одежда мешала оценить вашу красоту. Теперь она больше видна! Вы просто другая, вот и все!
     - Умоляю, - мило попросила Катрин, - не относись ко мне как к высокопоставленной даме! Просто будем друзьями, я в этом так нуждаюсь.
     Мари весело согласилась оставить это официальное "вы", и, так как лед окончательно был растоплен, женщины стали своего рода заговорщицами, сообщницами, связавшись так же крепко, как бывают связанными только узами кровного родства. Мари, которая пришла поболтать просто от нечего делать, да еще из любопытства, теперь стала ее союзницей, душой связала себя с Катрин.
     - Обещай мне, что если надумаешь бежать, возьмешь и меня с собой - я все сделаю для того, чтобы тебе помочь. Ты же так, наверное, страдаешь из-за этой Зобейды!
     - Если я выйду из этого дворца и этого города, ты последуешь за мной, клянусь.
     Тогда Мари сообщила своей новой подруге несколько интересных подробностей.
     - Ты - в опасности, - сказала она ей. - Если калиф не вернется, тебе и часа не продержаться.
     - Почему он может не вернуться?
     - Потому что Абен-Ахмед Бану Сарадж, великий визирь, ненавидит его и желает Зобейду, любовником которой он был до приезда франкского рыцаря. Он также хочет захватить трон и возвести на него принцессу вместе с собой, и эта так называемая вылазка Юсуфа, бывшего калифа, отца Мухаммада, против своего сына - мне кажется чистой воды выдумкой. Сын и отец не любят друг друга, но Юсуф устал от власти. Нужно быть очень наивным, как Мухаммад, чтобы поверить, что Юсуф собирается опять отобрать у сына трон, который оставил ему по собственной воле. Наивность со стороны Мухаммада и лживость Бану Сараджа! Я очень опасаюсь, что наш хозяин угодит в хорошо подготовленную ловушку.
     - И тогда? - бледнея, спросила Катрин. - Я погибла?
     - Еще нет! Мухаммад - наивный, но мужественный человек. Это воин, и он может выйти из положения. Поэтому-то Зобейда и приказала тебя охранять. Если брат вернется, получится, что она только сторожила, может быть, немного переусердствовав, фаворитку своего любимого братца. А если прибудет сообщение о смерти калифа, тебе и часа не прожить!
     - Почему? Что я ей сделала?
     - Ты - ничего. Но египтянка Зора тобой уже занялась. Принцесса к ней хорошо относится, а Зора ползает у ее ног. И, так как Зора любой ценой жаждет твоей смерти, она проявила дьявольскую прозорливость, я бы сказала, почти финальную, потому что, не ведая ни о чем, она раскрыла правду.
     - Что ты хочешь сказать?
     - Я хочу сказать, что Зобейда - единственная, кто может возражать калифу. Зоре нужно было сделать ее твоим врагом. А для этого есть единственный способ: использовать ревность Зобейды ко всему, что касается франкского капитана. Зора, сыграв на том, что ты из той же страны, наговорила принцессе, что ты влюблена в ее пленника и норовишь быть к нему поближе.
     У Катрин вырвался крик ужаса, который она не сдержала.
     - Она сказала, что... Господи! Но я же пропала! Как же получилось что меня еще до сих пор не отдали палачам?
     - Монгольским палачам ! Об этом и мечтала Зора, зная темперамент Зобейды. Но принцесса не сумасшедшая: убить тебя, в которую калиф так страстно влюбился с первого же взгляда? Нет, этого она не сделает, пока он в отъезде. Это значило бы признать свое участие в заговоре Бану Сараджа, показать всем, что она не надеется увидеть калифа живым. Если он вернется, то на