И,  безусловно,  герцог,  но  она  не  могла  разобраться  в
характере их привязанности. Это было нечто вроде  обоюдного  гипноза,  к
которому примешивались еще жалость и влечение, как  это  бывает  с  теми
людьми, судьба которых отмечена грядущей катастрофой.  Внутренний  голос
говорил молодой женщине, что  над  Карлом  Смелым  витает  черный  ангел
смерти и что именно тени его крыльев пытается избежать герцог, вступая с
этим ангелом в борьбу.
   С самого Нозеруа его здоровье так окончательно и  не  восстановилось.
Он страдал от постоянной лихорадки и болей в желудке,  ему  не  помогали
настойки, которые готовил для него Маттео де Клеричи и  еще  один  врач,
присланный герцогиней Савойской, обеспокоенной состоянием его  здоровья;
но мучили Карла не столько телесные страдания, основная беда заключалась
в больной душе, которая отказывалась верить в постигшую его судьбу.
   Из собора Фьора вместе с Леонардой  направились  в  трактир  "Золотой
лев", в котором Панигарола нашел им комнату. Герцог  не  захотел,  чтобы
она жила  в  лагере,  где  царила  полная  неразбериха  и  отсутствовала
дисциплина, а драки были обычным явлением. Фьоре показалось, что  кто-то
идет за  ними  следом.  Она  ускорила  шаг  и  услышала  за  собой  звук
торопливых шагов. Тогда, внезапно остановившись, она  оглянулась.  Перед
нею стоял в полном вооружении человек, в котором она узнала Кристофа  де
Бревай. Глаза у него были полны слез.
   - Почему, - спросил он с болью и гневом, - вы  скрыли  от  меня  ваше
замужество? При нашей встрече вы обманули меня! Зачем?
   - Разве это важно? Вспомните: вы  сбежали  из  монастыря  и  захотели
стать солдатом. Какое вам дело до того, как я жила прежде?
   - Конечно, никакого.., но, увидев вас, я понял, чего хочу  от  жизни.
Добыть себе славы, богатства, а затем найти вас, чтобы...
   - Не продолжайте! Вы хорошо знаете, что  между  нами  не  может  быть
ничего! Вы - мой дядя, нравится вам это или нет, а я теперь,  когда  все
закончено, хочу поскорее забыть, что в мире существуют люди  по  фамилии
де Бревай.
   - Все закончено? Что вы хотите этим сказать?
   - Что Рено дю Амель умер, умер от страха, когда увидел меня  ночью  у
своего изголовья. А ваш отец...
   В нескольких словах Фьора поведала о возвращении  Маргариты  в  замок
своих предков и о том, что они там обнаружили.
   - С вашей матерью все в порядке, и я надеюсь, что она  обрела  нечто,
похожее на счастье.
   - Ну а вы, - прервала ее Леонарда, которая  пристально  наблюдала  за
молодым человеком, - вы так много ждали от военной службы, так  скажите,
вам сейчас лучше, чем в монастыре?
   - Да, потому что я много страдал в Жито, но охотно признаюсь, что  не
очень люблю свою профессию.
   Когда я расстался с вами, то нанялся в войска графа  де  Шиме,  выдав
себя за сына ремесленника.  Я  довольно  быстро  понял  свою  ошибку:  я
завидовал блестящей жизни кавалеров, но мне под чужим именем не  на  что
было надеяться, мне было позволено чистить сбрую и  ходить  к  девке  из
борделя, если возникало желание. И к  тому  же  война  вызывает  во  мне
отвращение. Я видел столько ужасов...
   - Тогда уходите отсюда, - сказала Фьора. - Возвращайтесь к себе. Ваша
мать будет  счастлива  вас  снова  видеть,  а  бояться  отца  больше  не
придется.
   Кристоф вздернул плечи,  как  бы  пытаясь  сбросить  с  них  тяжесть,
которая давно мучила его:
   - Вы забываете, что я не сдержал своих клятв! Стоит мне  появиться  в
Бургундии, как меня  вернут  в  тот  же  монастырь  и  до  самой  смерти
приговорят к затворничеству. Пусть уж лучше  она  найдет  меня  на  поле
сражения, под открытым небом, а не в одиночной келье.
   - Возможно, мне снова удастся вам помочь, - мягко  сказала  Фьора.  -
Здесь находится папский легат, и я с ним знакома. Если он освободит  вас
от данных обетов, вы вернетесь в Бревай?
   Кристоф отвернулся от своей собеседницы, чтобы она не  смогла  ничего
прочитать по выражению его глаз.
   - Наверное... Но не сейчас. Герцог пойдет на швейцарцев,  и  говорят,
что вы будете с ним рядом. Я тоже хочу там быть!
   - Кристоф, - вздохнула Фьора, - выкиньте меня  из  головы.  Поскольку
вам известно, что я была замужем, вам должно быть  также  известно,  что
теперь я овдовела...
   - Вы можете говорить все, что вам угодно, но сердцу не прикажешь!
   - Мне это известно лучше, чем вам, потому что я все еще люблю  только
того человека, которого у меня отняла смерть, и любить его я буду,  пока
жива. Единственное, чего я хочу, -  это  соединиться  с  ним.  А  сейчас
скажем друг другу - прощай!
   - Минутку! - вмешалась в разговор Леонарда. - Не позабудьте  о  своем
обещании поговорить с легатом.
   - Хорошо. Под каким именем вас знают в отряде графа де Шиме?
   - Кристоф Лене - звучное имя, как видите, - с горечью ответил молодой
человек.
   - Все великие имена произошли  от  гораздо  более  мелких,  -  пожала
плечами Фьора. - Даже королевские. Вы  могли  бы  отличиться  и  с  этим
именем, но, поскольку  вы  сожалеете  о  своем,  я  постараюсь  его  вам
вернуть, чтобы вы спокойно могли возвратиться к себе домой.
   - Значит, вы презираете меня? -  прошептал  Кристоф  и  покраснел.  -
Мадам де Селонже пренебрегает такими людьми, как я?
   - Нет, но признаюсь, что вы меня разочаровали.
   Должны же вы когда-нибудь стать мужчиной.
   - Тогда  оставьте  при  себе  вашу  помощь  и  забудьте  обо  мне!  -
воскликнул он в полном отчаянии, и не успел никто и слова  сказать,  как
он повернулся и сломя голову убежал. Фьора попыталась было догнать  его,
но Леонарда ее остановила.
   - В чем дело? - с недоумением посмотрела она  на  Фьору.  -  Вы  что,
собираетесь бегать по городу в платье с треном и в этом эннене,  высотой
со шпиль собора?
   Пусть  он  поступает  как  хочет,  даже  если   не   слишком   хорошо
представляет себе, что с ним происходит, кроме того, что он вас любит  и
хотел бы быть рядом с вами днем и ночью.
   - Как раз этого я и не хочу. Лучше всего мне поговорить с монсеньером
Нанни.
   - Пока не  надо  ничего  предпринимать!  Если  молодой  Бревай  решит
вернуться домой, он сам найдет вас.
   Тем не менее эта встреча взволновала  Фьору.  Мысль  о  том,  что  ее
хороший поступок, который она совершила прошлым летом, может  обернуться
совершенно по-другому, мучила, и она более, чем когда-либо, пожалела  об
отсутствии  Деметриоса,  который  всегда  мог  найти  выход  из   любого
положения, но грек был далеко и, видимо, покинул  ее  ради  этого  юного
герцога  Лотарингского,  на  которого  сыпались  сплошные  неприятности.
Против воли Фьора затаила на него обиду.
   Все следующие дни герцог Карл  сильно  болел,  и  Кристоф  больше  не
занимал мысли Фьоры. С острыми болями в желудке и распухшими  ногами,  с
лицом, искаженным страданием, герцог был срочно доставлен в Лозанну, где
ему приготовили помещение в замке. В течение трех дней и трех ночей  все
серьезно опасались за жизнь Карла, и врачи не отходили от его изголовья.
   Город замер, прислушиваясь к прерывистому дыханию,  которое  в  любую
минуту могло прерваться.
   - Если бы кто-нибудь мог  сообщить  ему  добрую  новость,  -  вздыхал
Панигарола, - это бы поддержало его, но, как назло, все  новости  просто
отвратительны.
   В Лотарингии войска герцога Рене под  предводительством  бастарда  де
Водемона отобрали Эпиналь, а также Везелиз, Тезе и  Пон-Сен-Винцент.  Об
этом ему, конечно, никто не осмеливается сказать. Такое сообщение  могло
отравить его, возможно, последние часы.
   - Дело так плохо? - с сочувствием спросила Фьора.
   - Насколько мне известно.  Все  в  руках  герцогини  Иоланды,  и  она
притворится, что ничего не слышит, если он кого-то из нас двоих позовет.
Но говорят, что он без сознания. К нему пускают только Антуана, и я  сам
вчера видел, как он выходил из комнаты со слезами на глазах.
   - Как жаль! Я знаю искусного врача из Византии, который  мог  творить
чудеса.
   - Флоренция? Сейчас ваш родной город в трауре, дорогая Фьора.
   - В трауре? Это.., не монсеньор Лоренцо?
   - Нет. Умерла молодая женщина исключительной  красоты,  как  говорят,
может быть, вы ее знаете? Ее звали Звезда Генуи.
   - Симонетта! - прошептала потрясенная Фьора. - Симонетта умерла?
   - Несколько дней назад на вилле Медичи в Пьомбино, куда ее привезли в
надежде, что морской воздух сможет вылечить ее, но напрасно.
   Предсказание Деметриоса сбывалось!  Ей  показалось,  что  она  слышит
низкий голос грека вечером во время бала,  когда  они  оба  смотрели  на
Симонетту и Джулиано, которые, улыбаясь, вполголоса разговаривали.
   "Ей осталось жить чуть больше года. Вся Флоренция будет скорбеть,  но
вас здесь уже не будет..." Искренне расстроенная,  Фьора  подумала,  как
несчастен, должно быть, Джулиано Медичи. А также о том, что прекрасный и
хрупкий  мир  молодости  постепенно  рушится  и,  должно  быть,  однажды
исчезнет навсегда. Флоренция пережила свои самые прекрасные праздники  и
свое самое прекрасное время, потому что их вдохновляла улыбка Симонетты.
Ей вспоминалась пророческая песенка:

   Хочешь быть счастливым - поспеши,
   Потому что никогда не знаешь, что случится...

   Фьора подумала, что счастье прошло дважды рядом с нею, и она два раза
не смогла его удержать. Третьего раза не будет...
   Вопреки общим страхам Карл Смелый выздоровел, сбрил бороду и вернулся
к делам. 6 мая, еще слабый после болезни, он подписал  в  своей  комнате
вместе с Хесслером и в присутствии монсеньора Нанни договор о заключении
брака между сыном  императора  Максимилианом  и  своей  дочерью  Марией.
Свадьба должна будет состояться либо в Кельне, либо в Экс-ла-Шапелле.
   Это была единственная добрая новость.
   А плохих становилось все  больше.  Швейцарцы  продолжали  завоевывать
Савойю. Солдаты  из  Вале  овладели  долиной  Роны,  а  в  Валь  д'Аосте
венецианцы и ломбардцы,  шедшие  на  помощь  к  Карлу,  никак  не  могли
преодолеть  перевал  Сен-Бернар.  Посланный  против  жителей  Вале  зять
герцогини Иоланды храбрый  граф  де  Ромон  вынужден  был  отступить,  и
швейцарцы захватили восточный и южный берег Женевского озера. Из Лозанны
можно было видеть подожженные ими деревни и города. К  тому  же  герцогу
были вынуждены рассказать о том, что случилось в Лотарингии.
   Карл был еще очень слаб для того, чтобы разразиться обычным для  себя
приступом гнева, но он все же решил  ускорить  подготовительные  работы.
Через три дня после подписания договора о заключении брака он уже сел  в
седло, одетый в короткий шелковый  плащ,  расшитый  золотом  и  подбитый
мехом куницы - тяжесть оружия была еще  непосильна  для  его  ослабевших
плеч, - и в течение четырех часов проводил смотр своих  войск  и  нового
вооружения. Так, солдатам были выданы пики  такой  же  длины,  как  и  у
швейцарцев, стало значительно меньше кавалерии.  Всего  набралось  около
двадцати тысяч человек, из которых одну  треть  составляли  малонадежные
наемники, и примерно столько же - жители Савойи, полные решимости биться
до последнего человека.
   Было решено, что 27 мая армия двинется в  направлении  Верна.  Начать
движение она должна  была  из  Морранса,  расположенного  на  расстоянии
одного лье к северу от Лозанны.  Накануне  Фьора,  которая  должна  была
присоединиться вместе с Панигаролой к герцогу, пришла  в  "Золотой  лев"
проститься с Леонардой, которая в компании с Баттистой оставалась в этом
трактире.
   Было безрассудно брать пожилую даму в военную экспедицию.
   Прощались без  лишних  слов.  Зная,  что  уговоры  бессильны  сломить
решимость молодой женщины, Леонарда  молча  обняла  Фьору  и  как  можно
теснее прижалась к ней. По ее лицу катились слезы.
   - Не надо так переживать, донна  Леонарда,  -  пытался  успокоить  ее
Панигарола, который зашел к ней проститься вслед за  Фьорой.  -  Я  буду
присматривать за нею. Послов редко убивают...
   - Но я слышала, что швейцарцы поклялись не брать пленных...
   - Монсеньор сказал то же самое. Но в плен меня  тоже  не  возьмут,  а
донна Фьора все время будет рядом со мной. Знамя Милана знакомо каждому.
Змея на нем будет для нас надежной защитой.
   - Я знаю, что вы добрый человек и хорошо  к  ней  относитесь,  мессир
посол.., но она сама хочет смерти, а она - мое любимое дитя...
   Миланец крепко сжал руки старой женщины:
   - Я смогу ей в этом помешать. К тому же... Фьора понимает, что значит
оказаться в гуще сражения.  Какой  бы  храброй  она  ни  была,  инстинкт
самосохранения очень силен.
   - Я ее совсем не понимаю. Неужели она так любит Филиппа  де  Селонже,
чтобы дойти до этого...
   - Все случается только по воле божией! Молитесь за нее.., и не мучьте
себя слишком сильно...
   Однако сам Панигарола не был так спокоен, каким хотел  казаться.  Эта
кампания была еще большим безумством, чем поход на Грандсон. Победа  над
швейцарцами, по существу, ничего не давала Карлу или  давала,  но  очень
мало, тогда как поражение было непоправимо.
   Было бы куда проще заняться переговорами, но  как  заставить  принять
разумное решение человека, руководимого лишь уязвленной гордыней? "Лучше
умереть,  чем  принять  позор!"  Он  все  время  повторял  это  себе,  и
единственное,  чего  добился  от  него  Панигарола,  так   это   разумно
медленного продвижения армии. Зато его нельзя было убедить  в  том,  что
надо направляться прямо на Берн, в то время как он  решил  приступить  к
осаде небольшого городка-крепости Мора, расположенного на берегу озера с
тем же названием.
   - И как он не понимает, - сокрушенно  сетовал  посол  в  разговоре  с
Фьорой, - что будет расходовать свои силы на эту нору, вместо того чтобы
прямо идти на противника? Карл хочет сейчас  остановиться,  а  это  даст
возможность швейцарцам обойти его с тыла!
   Но доводы логики не действовали на герцога. Он хотел громить все, что
окажется на его дороге, все, что имеет швейцарское название. 11 июня  он
осадил Мора и стал  лагерем  на  берегу  небольшого  озера,  которое  от
Нешателя отделяли только низкие холмы.
   В субботу утром, 22 июня, Панигарола и Фьора отправились на  верховую
прогулку за пределы лагеря. Погода была не очень хорошая, шел дождь,  но
ни миланец, ни Фьора не хотели хоть ненадолго покинуть лагерь.
   В ночь с 20-го на 21-е прошла  небольшая  стычка,  но  она  не  имела
серьезных  последствий.  Окрестности  поросли  небольшим  леском,   было
зелено, свежо и красиво, и, повернувшись спиной к  лагерю,  трудно  было
представить себе, что находишься на войне. Фьора даже сняла легкий шлем,
который носила по приказанию герцога. Она охотно поступила бы так же и с
кольчугой, которой он же  ее  снабдил,  но  Панигарола  не  позволил  ей
сделать этого.
   Всадники проехали через весь лагерь, отвечая на приветствия и  улыбки
встречных. Молодую женщину хорошо знали в лагере.  Не  потому,  что  она
была единственной женщиной - Карл Смелый прогнал всех проституток, перед
тем как покинуть Лозанну, - а потому, что все восхищались ее  мужеством,
добротой и ее клятвой сражаться под знаменем своего  погибшего  супруга,
чтобы серебряные орлы Селонже участвовали в битве.
   Фьора и ее попутчик, не обращая внимания на возгласы часовых, выехали
за  пределы  лагеря  на  маленькую  лужайку,  когда   неожиданно   дождь
прекратился и  небо  прояснилось.  Фьора  встряхнула  мокрыми  волосами,
улыбнулась и хотела что-то сказать, но в это время посол крикнул:
   - Смотрите! Бог мой, нас же сейчас сметут!
   Из  ближайших  перелесков  появились  швейцарцы,  тысячи   воинов   с
аркебузами и копьями. Все они бежали в сторону вражеского лагеря, где их
совсем не ожидали.
   Одновременно оба всадника повернули лошадей также в сторону лагеря  и
стали во весь голос кричать:
   - Тревога! Тревога, нас атакуют!
   Ворота лагеря закрылись  сразу  за  ними,  и,  даже  прежде  чем  они
добрались до герцогской палатки, раздался грохот выстрелов из аркебуз  и
пушек, заглушая мертвящий душу грохот горских труб.
   Карл разговаривал с врачами, когда в его палатку  ворвались  Фьора  и
Панигарола.
   - Скорее! Где мое оружие? - крикнул герцог.
   Пока конюх седлал его лошадь, посол и Маттео Клеричи надели  на  него
доспехи. Затем все вместе вышли из палатки, вскочили в седла и помчались
прямо на противника, следом за герцогским штандартом, который  сжимал  в
руке Жак ван дер Масс. Битва уже была в полном разгаре, укрепления  были
снесены, а защитные линии бургундцев прорваны. И сразу  же  перепуганная
Фьора оказалась в самом центре беспощадной схватки и увидела, как падает
знамя Бургундии вместе с тем, кто его держал. Она осадила  свою  лошадь,
чтобы не оказаться в самой гуще, и даже не вспомнила об оружии.
   Перепуганное животное бросилось к озеру,  куда  толпами  устремлялись
ломбардцы. Наемники понимали, что сражение проиграно, и  теперь  спасали
свои  жизни.  Золотого  орла  герцога  тоже  нигде  не  было  видно,   а
Панигаролу, по всей видимости, унесло течением реки...
   В лошадь Фьоры попала стрела из арбалета, и она пала. Фьора  как  раз
пыталась выбраться из-под нее, как увидела  огромного  роста  швейцарца,
который направлял на нее тяжелую пику. Смерть была совсем рядом, и Фьору
охватил ужас.  Она  зажмурилась,  но  неожиданно  почувствовала  сильный
толчок и оказалась распростертой на земле. Сверху на  нее  упало  чье-то
тело, и она с дрожью отталкивала его,  крича  от  страха.  Фьора  успела
увидеть, что швейцарец выбрал себе  другую  жертву  и  бросился  к  ней,
потрясая своей окровавленной пикой, и узнала того, кто умрет вместо нее.
   - Кристоф! Боже мой, Кристоф!
   Грудь молодого человека была в крови, а изо рта тоже  стекала  тонкая
струйка крови, но все же он открыл глаза и слабо улыбнулся:
   - Вы теперь сами видите, что.., надо было не препятствовать мне, -  с
трудом произнес он. - Спасайтесь, Фьора! Армия бежит, но палатка герцога
совсем рядом. Спрячьтесь в ней, а если вас найдут, не скрывайте, что  вы
- женщина... Вам надо выиграть время...
   - Не говорите ничего! Я перенесу  вас  туда  и  посмотрю,  чем  можно
помочь. Кажется, швейцарцы уходят!
   - Они.., преследуют герцога, а мне.., больше ничего не нужно...  Я..,
люблю вас...
   Это были его последние слова.  Голова  Кристофа  бессильно  упала  на
плечо. Потрясенная Фьора осторожно закрыла его глаза, такого  же  цвета,
как  и  ее  собственные,  затем  запечатлела  легкий  поцелуй   на   его
полуоткрытых губах.
   Слезы застилали глаза и мешали рассмотреть, что же происходит вокруг.
Она вытерла их тыльной  стороной  ладони  и  заметила  на  траве  шпагу,
которую машинально подобрала. Огромная красная палатка - герцог приказал
сделать ее для себя вместо потерянной под Грандсоном - и почти такая  же
роскошная стояла действительно неподалеку, и путь к ней был  практически
свободен. Она поднялась  с  колен  и  уже  направилась  к  палатке,  как
внезапно появился человек и, подняв оружие, пошел  на  нее.  Ей  удалось
уклониться от первого удара, а потом, действуя под  влиянием  инстинкта,
она выбросила вперед шпагу, вложив в удар  все  силы,  которые  страх  и
ненависть удесятерили. Шпага вошла солдату  в  живот,  и  он  со  стоном
рухнул на землю. Оставив оружие в теле врага, Фьора помчалась к  красной
палатке, закрылась в ней и упала на постель, сотрясаясь от рыданий.
   Она не знала, сколько времени продолжалась эта  истерика  -  час  или
всего несколько минут? Фьора не смогла бы этого сказать, и она рыдала бы
и дальше, но тут чья-то рука легла ей на  плечо  и  грубо  встряхнула  и
чей-то голос произнес:
   - Прекратите это и скажите, кто вы!
   При звуке этого голоса она рывком встала и оказалась лицом к  лицу  с
Деметриосом, который смотрел на нее совершенно пораженный.
   - Нет, - выдохнула она, с трудом узнавая  грека  в  военном  шлеме  и
полном вооружении. - Не может быть...
   - Почему бы и нет? - ответил он жестко. - Не более  удивительно,  чем
обнаружить тебя в этой палатке.
   Стало быть, те