рагона.
     Но это не интересовало молодую женщину, в которой усталость взяла верх над всеми чувствами. В этом пустынном месте стояли сотни маленьких, примитивных деревянных крестиков, оставленных паломниками. Катрин посмотрела на них с ужасом: ей показалось, что она стояла посреди кладбища. Усталость закрывала ей глаза, ноги болели, и вся она дрожала от холода. Да, очень твердо нужно было верить в чудо встречи с Арно, чтобы переносить столько мучений.
     Дорога до перевала, ниже, к Ибаньете, потом до приюта в Ронсевале показалась ей бесконечной. Когда наконец они увидели знаменитый монастырь, построенный несколько веков тому назад епископом Санчо де ла Роса и Альфонсом I Воинственным, королем Арагона и Наварры, взошла луна и потоком холодного света залила группу строений с очень низкими крышами и толстыми стенами, укрепленными мощными наружными подпорными арками. Монастырь расположился у подножия отрогов перевала Ибаньеты. Квадратная башня возвышалась над всем ансамблем строений, и дорога, проходя под сводом арки, пересекла старый монастырь. Иней покрывал землю и строения и мертвенно блестел в лунном свете. Но Катрин осталась к этому вовсе безучастной. Она увидела только фонари. Их несли человеческие руки, и эти фонари означали жизнь, тепло... Стиснув зубы, она сделала последнее усилие, чтобы добраться до приюта; но, дойдя до него, рухнула. Ван Эйк и Жосс Роллар, наконец сообразив, что она в полном изнеможении, отнесли ее внутрь в полубессознательном состоянии. Давно уже не слышно было, как бубнила свои ругательства графиня Эрменгарда.

***

     Сидя на огромном камне очага в зале для паломников, обернув ноги в козью шкуру, а в руках зажав миску с горячим супом, Катрин мало-помалу приходила в себя. Она начинала интересоваться происходящим вокруг. Под низкими сводами, почерневшими от копоти, было много народа: паломники, возвращавшиеся из Галисии, в плащах, к которым были пришиты ракушки в знак их паломничества - глаза у них были полны гордости, как у людей, выполнивших долг, осуществивших заветное желание; погонщики мулов - ночь и ночные опасности, например, волки, медведи, заставили их укрыться в приюте; наваррские крестьяне в черных длинных одеждах, из-под которых торчали ноги, блестевшие от заскорузлой грязи, в меховых "лавакасах" с вылезшими наружу пальцами; случайные солдаты в помятых кирасах. Среди всей этой усталой и молчаливой толпы скользили черные сутаны гостеприимных монахов. У них на груди напротив сердца был выткан красный крест, причем верхушка его загибалась как рукоять посоха, а основание заканчивалось мечом. Отцы-августинцы Ронсеваля слишком часто вынуждены были браться за мечи, чтобы сражаться с бандитами и вырывать из их рук попавших к ним путников.
     Они раздавали хлеб и суп, не делая различия между изящным посланцем Великого Герцога Запада и самым жалким из наваррских крестьян. Катрин подумала, что их суровые лица были под стать их гранитным горам и вовсе не походили на круглолицых и хорошо откормленных монахов из равнинных краев... Сидя рядом с ней, Эрменгарда храпела, опершись спиной о каминный столб. Остальные, сраженные усталостью, ели или уже спали прямо на полу. Вдалеке, в горах, слышно было, как выли волки...
     Вдруг распахнулась дверь и в нее вихрем проник холодный ветер. Вошли два монаха в больших черных шапках, низко надвинутых на короткие мантии с капюшонами. Они несли носилки с телом, обернутым в одеяло. Дверь захлопнулась за ними. Несколько голов поднялись при их появлении, но скоро опять опустились: больной или раненый, может, и мертвый - это так обычно в здешних местах. Монахи проложили себе дорогу к очагу.
     - Он затерялся, сбился с пути! - сказал один из них приору, который подошел к ним. - Мы нашли его у Прохода Роланда.
     - Мертвый?
     - Нет. Но очень слаб! В плачевном состоянии! Видно, он наткнулся на разбойников, они обчистили его и избили. Благодарение Богу, они не убили его.
     Говоря это, монахи поставили носилки перед камином. Чтобы дать им место, Катрин прижалась к Эрменгарде, машинально бросив взгляд на раненого. Вдруг она вздрогнула, встала и наклонилась над бесчувственным человеком, вглядываясь в исхудавшее лицо, провела рукой по своим глазам. Видимо, ей грезится! Но сомневаться не приходилось.
     - Фортюна! - прошептала она сдавленным голосом. - Фортюна, Бог мой!
     Пересилив усталость, бросилась к носилкам. Это был первый луч надежды, появившийся из темной ночи. Ведь этот человек знал, где Арно. А вдруг он вот-вот умрет и так ничего ей и не скажет!
     Один из монахов посмотрел на нее с любопытством.
     - Вы знаете этого человека, сестра моя?
     - Да... О! Господи! Я не могу поверить своим глазам! Он оруженосец моего супруга... и я нахожу его здесь, одного, больного... Что же случилось с его хозяином?
     - Вам нужно обождать немного и потом его расспросить. Мы сначала дадим ему лекарства для поддержки сердца, оживим его, обогреем и дадим поесть... Дайте-ка нам заняться всем этим.
     С сожалением Катрин отошла и опять заняла свое место у очага. Ян Ван Эйк, следивший за развернувшейся сценой, подошел к ней и взял ее за руку. Рука была ледяной... Художник почувствовал, что молодая женщина дрожит.
     - Вам холодно?
     Она знаком ответила, что нет. Впрочем, горевшие от возбуждения глаза и щеки доказывали, что она говорила правду. Она не могла оторвать взгляда от этого худого и неподвижного тела, которое монахи растирали, а в это время приор подносил маленький флакончик к бледным губам несчастного.
     - Боже, пусть он побыстрее очнется! - молила Катрин про себя. - Разве они не видят, что я сейчас умру?
     Но энергичное растирание и питье начинали действовать. Чуть окрасились щеки цвета пепла, губы зашевелились; вскоре он открыл глаза и уставился на тех, кто ухаживал за ним. Приор улыбнулся:
     - Вам лучше?
     - Да... лучше! Я вернулся издалека, так ведь?
     - Да, надо сказать. Наверное, разбойники напали на вас и потом оставили, приняв за мертвого.
     Фортюна сделал ужасную гримасу, пытаясь выпрямиться.
     - Эти скоты избили меня. Думал, кости мои переломаются... О! Меня всего измолотили!
     - Это быстро пройдет. Мы вам дадим хорошего супа, а снадобье успокоит ваши боли...
     Приор выпрямился, и его взгляд встретился со взглядом Катрин. Она подумала, что прочла в нем сигнал к действию, и, не в состоянии более сдерживать себя, устремилась вперед. Приор склонился над Фортюна.
     - Сын мой, здесь есть некто, желающий поговорить с вами.
     - Кто же?
     Повернув голову, гасконец чуть-чуть ее приподнял. Вдруг он узнал Катрин и резко дернулся, а его худое лицо покраснело.
     - Вы!.. Это вы? Это невозможно!
     Молодая женщина разом бросилась на колени у носилок.
     - Фортюна! Вы живы, хвала Господу, но где же мессир Арно?
     Она сжала руку оруженосца, но тот грубым движением вырвал ее, а худое и бородатое лицо его приняло выражение дьявольской иронии.
     - Вам так уж хочется это знать? Что вам до этого?
     - Что... мне до этого? Но...
     - Не все ли равно вам, что случилось с мессиром Арно? Вы предали его, бросили. Что вы здесь делаете? Ваш новый супруг, тот красавец блондин... Вы что, уже ему надоели и вам приходится бегать по дорогам в поисках приключений? В таком случае это как раз для вас!
     Два гневных возгласа раздались над головой Катрин, а она, совсем сраженная, смотрела на исказившееся от ненависти лицо гасконца. Одинаково возмущенные приор и Ян Ван Эйк старались ему возразить.
     - Сын мой, вы забываетесь! Что это за разговор? - воскликнул один.
     - Этот человек обезумел! - произнес другой. - Я заставлю его проглотить наглые слова!
     Быстро встав, Катрин удержала Яна, который уже выхватывал кинжал из-за пояса, и мягко оттолкнула приора.
     - Оставьте, - сказала она твердо. - Это касается только меня! Не вмешивайтесь!
     Но насмешливый взгляд Фортюна остановился на побелевшем от гнева художнике.
     - Вот и еще один услужливый рыцарь, как вижу! Ваш новый любовник, мадам Катрин?
     - Прекратите оскорбления! - произнесла она резко. - Отец мой, и вы, мессир Ван Эйк, будьте любезны отойти. Повторяю, это касается только меня одной!
     В ней нарастала ярость, но она унимала ее ценой страшного усилия воли. Вокруг нее собрались паломники, которые могли знать французский язык, но приор попросил их отойти. Она вернулась к носилкам, встав над лежавшим на них человеком, и спокойно скрестила руки.
     - Вы ненавидите меня, Фортюна? Вот уж новость!
     - Вы думаете? - произнес он. - Для меня это вовсе не новость! Вот уже месяцы, как я вас ненавижу! С того самого проклятого дня, когда вы дали ему уйти с монахом, вашему супругу, которого вы любили, как сами же утверждали.
     - Я подчинилась его приказу. Он так хотел.
     - Если бы вы его любили, вы оставили бы его силой! Если бы вы его любили, вы бы увезли его в какое-нибудь имение, ухаживали бы за ним и умерли сами от его болезни...
     - Не вам судить о моем поведении. Бог мне свидетель, что, если бы я действовала по своему усмотрению, я бы больше ничего для себя не желала! Но у меня был сын, и его отец потребовал, чтобы я осталась при нем!
     - Может быть, но тогда чего же вам было бегать ко двору? Это что, тоже из послушания вашему мужу вы утешились в объятиях господина де Брезе и отправили его разбить сердце госпоже Изабелле... и сердце мессира Арно, а потом еще вышли за него замуж?
     - Это же ложь! Я остаюсь госпожой де Монсальви и запрещаю кому бы то ни было в этом сомневаться! Мессир де Брезе принял свои помыслы и желания за реальность. У вас есть еще что-нибудь, в чем вы могли бы меня упрекнуть?
     Оба противника забыли об осторожности, и их голоса звучали все громче. Приор захотел вмешаться:
     - Дочь моя! Может быть, вы предпочтете закончить этот спор в спокойной обстановке? Я прикажу отвести вас в капитульский зал вместе с этим человеком...
     Но она отказалась.
     - Бесполезно, отец мой. Все, что я могу сказать, может слышать весь мир, ибо мне не в чем себя упрекнуть. Ну что, Фортюна, - опять заговорила она, - я жду. У вас еще есть что мне сказать?
     Глухим и тихим голосом, но с непередаваемым выражением сосредоточенной ненависти оруженосец Арно бросил:
     - И что он только не вытерпел из-за вас! Знаете ли вы, какую пытку он вынес со дня, когда вы его бросили? Дни без надежды, ночи без сна, с чудовищной мыслью, что он заживо гниет. Я-то это знаю, потому что любил его. Каждую неделю я ходил к нему. Он был моим хозяином, лучшим, самым смелым и самым покладистым из рыцарей.
     - Кто же станет утверждать обратное? Вы что, собираетесь рассказать мне о добродетелях человека, которого я люблю?
     - Которого вы любите? - усмехнулся Фортюна. - Рассказывайте другим! Вот я его любил! И преданно, набожно, с уважением, со всем, что есть самого лучшего во мне!
     - Так я его не люблю? А почему же я здесь? Вы разве не поняли, что я ищу его?
     Вдруг Фортюна остановился. Он посмотрел Катрин прямо в лицо и внезапно рассмеялся, обидно, жестоко и свирепо. Этот смех был оскорбительнее ругательств, он показал полную меру ненависти, которую питал к ней гасконец.
     - Ну что же, ищите, прекрасная дама! Он потерян для вас... потерян навсегда. Слышите: ПО ТЕРЯН!
     Он прокричал слово, словно боялся, что Катрин не почувствует всей безысходности его значения. Но он зря старался, Катрин поняла. Она отшатнулась от резкой грубости, однако нашла силы, чтобы оттолкнуть руку Яна, которая протянулась для того, чтобы ее поддержать.
     - Он... умер! - произнесла она бесцветным голосом. Но опять Фортюна разразился смехом.
     - Умер? Никогда в жизни! Он счастлив, что избавился от вас, он выздоровел...
     - Выздоровел? Боже правый! Святой Иаков совершил чудо!
     Она прокричала это с таким восторгом, что гасконец поспешил опровергнуть ее мысль. Он пожал плечами так дерзко и непочтительно, что заставил приора нахмурить брови.
     - Никакого чуда не было; я чту монсеньора Святого Иакова, но должен признать, что он не внял молитвам мессира Арно. Зачем ему было это делать, впрочем? Мессир Арно не был болен проказой!
     - Не был болен... проказой? - пролепетала Катрин. - Но...
     - Вы просто ошиблись, как и все прочие... В этом никто вас не может упрекнуть. Когда мы ушли из Компостелы, мессир Арно считал себя еще прокаженным. Он был ужасно разочарован... потерял надежду... Хотел умереть, но не хотел умереть просто так. "Мавры все еще не оставили королевства Гранады, и кастильские рыцари все сражаются с ними, - сказал он мне. - Вот туда я и пойду! Бог отказал мне в излечении, но он, конечно, позволит мне умереть в схватке с неверными!" Тогда мы отправились к югу. Мы прошли горы, засушливые земли, пустыни... и прибыли в город, который называется Толедо... Там все и случилось!
     Он подождал немного, словно вспоминал самое приятное, что хранилось у него в памяти. Его восхищенный взгляд довел до крайности Катрин.
     - Все - это что же? - спросила она сухо. - Ну давай! Говори!
     - А, вы торопитесь узнать? Однако, клянусь, с этим вам не стоит спешить. По сути дела... мне тоже хочется поскорее увидеть, как вы это воспримете. Вот и слушайте: когда мы прибыли в город на холме, мы застали там шествие посла Гранады, возвращавшегося к себе в страну после встречи с королем Хуаном Кастильским.
     - Боже мой! Мой супруг попал в руки неверных! И ты смеешь радоваться?
     - Есть разные способы попасть в руки кого-нибудь, - заметил Фортюна с хитрым видом. - Тот, что выпал на долю мессира Арно, не заключает в себе ничего неприятного...
     Вдруг гасконец сел и вскинул на Катрин горящий взгляд, а потом произнес с победным видом:
     - Послом была женщина, принцесса, родная сестра короля Гранады... И она прекраснее светлого дня! Никогда мои глаза не любовались таким ослепительным созданием! Впрочем, и глаза мессира Арно тоже.
     - Что ты, хочешь сказать? Объясни! - приказала Катрин, и внезапно у нее пересохло в горле.
     - Вы не понимаете? Почему же мессиру Арно отказываться от любви самой прекрасной из принцесс, когда его собственная жена бросила его ради другого? Он был свободен, думаю, свободен любить, тем более что благодарность примешивалась у него к восхищению.
     - Благодарность?
     - Мавританскому врачу принцессы понадобилось всего три дня, чтобы вылечить мессира Арно. У него не было проказы, я уже вам сказал, у него была другая болезнь, легко излечимая, дикарское название которой я забыл. Правда, она очень похожа на страшную проказу... Но теперь мессир Арно вылечился, он счастлив... а вы потеряли его навсегда!
     Наступила тишина, ужасная, полная, словно все люди, из которых большая часть ее вовсе не знала, прислушивались к биению сердца Катрин. А она тоже прислушивалась к тому, как медленно и исподволь в ее сердце прокладывали себе дорогу мука и ревность... У нее возникло ощущение, что ее опутали скользкие, омерзительные путы, от которых никак нельзя отделаться. В мозгу возникло невыносимое видение: Арно в объятиях другой!.. Ей вдруг захотелось кричать, выть, чтобы как-то облегчить жестокую рану от укуса ревности. Она оказалась безоружной перед этой новой мукой. Она хотела закрыть глаза, но из гордости удержалась от этого. Вперив в гасконца горящий взгляд, она прорычала:
     - Ты лжешь!.. Не надейся, что я поверю тебе. Мой супруг христианин, рыцарь... Никогда он не отречется от веры, от своей страны, своего короля из-за какой-то неверной. А я просто глупа, что слушаю тебя, гнусный лжец!
     Едва сдерживаясь, она сжала кулаки, спрятанные в складках ее платья. Ей хотелось ударить искаженное ненавистью лицо гасконца, который с презрением и вызовом смотрел на нее. Действительно, Фортюна, казалось, нисколько не обескуражил ее гнев. Он даже наслаждался этим.
     - Я лгу?.. Вы осмеливаетесь говорить, что я лгу?.. - Медленно уставившись маленькими черными глазками, гасконец вытянул вверх руку и торжественно произнес:
     - Клянусь спасением моей бессмертной души, в настоящий час мессир Арно познает любовь и радость во дворце Гранады. Клянусь, что...
     - Довольно! - прервал его громкий голос Эрменгарды. - Бог не любит, когда клятва приносит страдания людям! Однако скажи мне еще одну вещь: как же это получилось, что ты вот здесь, ты, верный слуга? Что же ты тогда бродишь по дорогам, рискуя жизнью, тогда как мог тоже узнать счастье, связавшись с какой-нибудь мавританочкой? У твоей принцессы разве не было красивенькой служанки, которая могла бы заняться тобой? Почему же ты не остался рядом с хозяином и не разделил его радостей?
     Внушительный силуэт вдовствующей дамы, ее властная манера говорить зажгли некий свет опасения в глазах оруженосца. Эта дама походила на скалу... Гасконец словно съежился. РН опустил голову.
     - Мессир Арно так захотел... Он отправил меня к его матери, так как знал, что она страдает. Я должен известить ее о его выздоровлении, сказать ей...
     - Что ее сын, капитан короля, христианин, забыл свой долг и свою клятву ради прекрасных глаз какой-то гурии? Отличная новость для благородной дамы! Если мадам де Монсальви такая, какой я себе ее представляю, этим-то и можно ее сразу убить.
     - Госпожа Изабелла умерла, - хмуро произнесла Катрин. - Ничто более не может ее огорчить! А миссия твоя выполнена, Фортюна!.. Ты можешь вернуться во Францию, а можешь поехать к своему хозяину...
     Выражение жестокого любопытства появилось на худом лице гасконца.
     - А вы-то, мадам Катрин, - спросил он со злорадством, - что вы теперь будете делать? Думаю, у вас не возникнет мысли идти и требовать супруга? Вам даже не добраться до него... Женщины-христианки там считаются рабынями и трудятся под кнутом, или же их бросают солдатам, чтобы те поразвлекались... если только их не подвергают страшным пыткам. Для вас, поверьте, лучшее - это хороший монастырь и...
     Фраза прервалась ужасным хрипом: мощная рука Эрменгарды схватила его за горло.
     Я велела тебе замолчать! - взревела вдовствующая дама. - А я никогда не повторяю два раза одно и то же.
     Катрин не удостоила его ответом, словно ничего из всего им сказанного более ее не касалось. Она отвернулась, обвела мутным взглядом тревожные лица, обернувшиеся к ней, потом медленно направилась к двери, а черные складки ее платья подметали солому, рассыпанную по плитам. Ян Ван Эйк захотел пойти за ней и позвал:
     - Катрин! Куда же вы? Она обернулась к нему и слабо улыбнулась.
     - Мне необходимо побыть одной, друг мой... Думаю, вы можете понять это? Я просто иду в часовню... Оставьте меня!
     Она вышла из зала, прошла двор, главные ворота и вышла под свод, который нависал над дорогой. Она хотела направиться в маленькую часовню Святого Иакова, что высилась с другой стороны. Совсем недавно, перед ужином, ей показали большую монастырскую церковь, но она нашла, что там слишком много золота и драгоценных камней на величественных статуях Пресвятой Девы, слишком много причудливых предметов у каменного изваяния, лежавшего на надгробии могилы Санчо II Сильного, короля Кастилии, столь огромном, что оно занимало всю внутренность церкви. Ей хотелось побыть в спокойном месте, оказаться наедине со своей болью и Богом. Часовня с низким склепом, где хоронили умиравших в дороге путников, показалась ей подходящим местом.
     Кроме статуи Святого Путника, перед которой горела лампада с растительным маслом, не было ничего, только каменный алтарь и истертые плиты. Там было холодно, сыро, но Катрин лишилась телесных ощущений. Вдруг у нее возникло впечатление, что она умерла... Раз Арно изменил ей, ее сердцу более не оставалось надобности биться!.. Ради чужой женщины человек, которого она любила больше жизни, одним ударом разорвал нити, которые их связывали друг с другом. И Катрин почувствовала, что умерла ее частичка, главная, которая вела ее по жизни. Она одинока среди бесконечной пустыни. Руки ее были пусты, сердце пусто, жизнь кончена! Она тяжело опустилась на холодный камень, закрыла лицо дрожавшими руками.
     - Почему? - пролепетала она. - Почему?.. Долго он