хотел вернуться.
     Никого не видно, все окна закрыты. Но потом, сам дьявол знает почему, я взобрался сюда. Может быть, из любопытства! Обожаю вмешиваться в то, что меня не касается! - заключил он, тогда как Чернышев по-прежнему продолжал одеваться, не обращая ни малейшего внимания на то, что происходит перед ним.
     Но он был грубо возвращен в действительность. Едва освободившись, пренебрегая болью, Марианна соскочила с кровати. Ринувшись на своего палача, она влепила ему две звонкие оплеухи, затем, схватив драгоценную китайскую вазу с тяжелой бронзовой подставкой, вне себя от ярости, подняла ее вверх и обрушила ему на голову.
     Ваза разлетелась на тысячи осколков, но русский не упал.
     Он только слегка пошатнулся и от изумления вытаращил глаза. Затем он тяжело опустился на край кровати, в то время как Фурнье взорвался звонким смехом, покрывшим поток оскорблений, которым Марианна облила своего противника.
     Однако когда она бросилась к другой вазе, готовя ей ту же участь, гусарский генерал вмешался.
     - Стоп, стоп! Спокойней, юная дама! Такие прекрасные вещи не заслуживают столь печальной доли!
     - А я? Разве я заслужила то, что этот грубый дикарь заставил меня вынести?
     - Верно! Нет никаких оснований лишать вас возможности хоть немного рассчитаться с этим субъектом! Но не лучше ли будет взять кочергу или каминные щипцы?.. Нет, нет! - торопливо добавил он, увидев, как сверкающий взгляд Марианны упал на тяжелую бронзовую кочергу. - Оставьте это!
     Принимая все во внимание, я предпочитаю сам прикончить его.
     С большим трудом, ибо ожог на бедре причинял мучительную боль, Марианне удалось улыбнуться этому неожиданному паладину. Теперь она не понимала, как могла до сих пор находить Франсуа Фурнье несимпатичным.
     - Не знаю, как вас благодарить! - промолвила она.
     - Тогда и не пытайтесь, иначе мы никогда не кончим с взаимными благодарностями. Как позвать вашу горничную?
     Похоже, что она глухая!
     - Нет, нет, именно этого я не хочу!.. Она действительно спит так крепко, что привязывает к пальцу шнурок от звонка на случай, если понадобится мне. Но сейчас она не нужна. Я.., я не вижу причин гордиться тем, что происходит.
     - Не понимаю почему! Это вполне сойдет за ранение на войне! С подобной публикой всегда чувствуешь себя немного на войне. И я навсегда отобью ему охоту снова сунуться сюда. Эй, вы, вы готовы? - крикнул он, обращаясь к русскому.
     - Одну минутку, - ответил тот.
     Он торжественно подошел к стоявшему на столе полному графину с водой и без колебаний вылил его содержимое себе на голову. Вода потекла по красивому зеленому мундиру и закапала на ковер, но глаза Чернышева мгновенно потеряли смущающую неподвижность. Он встряхнулся, словно большая собака, затем, отбросив назад намокшие волосы, обнажил саблю и послал Фурнье злобную улыбку.
     - Когда вам угодно! - сказал он холодно. - Я не люблю, чтобы мешали моим развлечениям.
     - Хорошенькие развлечения! Но если вы действительно согласны, мы уладим это дело в саду. Мне кажется, - добавил он, указывая концом сабли на сорванные занавеси, разбитое окно, осколки вазы и медленно впитывающуюся лужу воды на ковре, - что на эту ночь ущерба достаточно!
     С презрительной улыбкой Марианна холодно заметила:
     - Граф не имеет права драться! Он уже должен быть на пути в свою страну. Он послан с поручением.
     - Я все равно опаздываю, - пробурчал Чернышев, - так что больше или меньше, это не важно... Впрочем, мне не потребуется много времени, чтобы убить этого наглеца.., одного из ваших любовников, без сомнения!
     - Нет, - поправил Фурнье с угрожающей любезностью, - но любовник ее лучшей подруги! Пошли, Черньшев, хватит валять дурака! Вы прекрасно знаете, кто я. Нельзя забыть первого рубаку империи, когда встречался с ним на поле боя, - добавил он с наивной гордостью. - Вспомните Аустерлиц!
     - А вы, - вмешалась Марианна, - вспомните о вашем теперешнем положении! Клянусь памятью моего отца, я отдала бы десять лет жизни, чтобы увидеть этого грубого солдафона мертвым, но вы подумали о том, что произойдет, если вы его убьете? Вы вышли из тюрьмы. Император немедленно снова пошлет вас туда.
     - И с радостью, - подтвердил Фурнье. - Он ненавидит меня.
     - Я не знаю, обрадуется ли он, но он это сделает.., и на какой срок? У этого человека должна быть дипломатическая неприкосновенность. И это станет концом вашей карьеры, а я слишком вам обязана, чтобы позволить это сделать, даже если я умираю от желания, чтобы это произошло.
     Фурнье беззаботно пожал плечами и несколько раз взмахнул обнаженным клинком.
     - Я попытаюсь не убивать его совсем! Надеюсь, что ему достаточно преподать хороший урок, и, поскольку у него тоже рыльце в пушку, я думаю, что он будет держать язык за зубами! Что касается вас, княгиня, настаивать бесполезно: никакая сила в мире не сможет помешать мне скрестить оружие с русским, когда он попадается мне! Поймите же, что это подарок для меня... Вы идете, вы?
     Последние слова, конечно, адресовались Чернышеву, у которого не было даже времени, чтобы ответить. Фурнье с быстротой молнии уже перешагнул перила балкона и спрыгнул в сад. Его противник неторопливо последовал за ним, но остановился возле Марианны, которая, скрестив руки на груди, смотрела на него пылающими ненавистью глазами.
     - Он не убьет меня, - в его голосе еще ощущались следы опьянения, - и я вернусь.
     - Не советую!
     - Все равно я вернусь, и ты покоришься мне! Я тебя заклеймил своей печатью.
     - Ожог устраняется.., при необходимости - другим ожогом! Я лучше срежу кожу, - свирепо бросила Марианна, - чем сохраню хоть малейший след от вас! Убирайтесь!
     Чтоб ноги вашей здесь никогда больше не было! А в случае, если вы рискнете пренебречь моим запретом, император через час узнает о том, что произошло, даже если мне придется показать ему, что вы посмели сделать.
     - А мне-то что? Мой единственный хозяин - царь.
     - Так же, как у меня нет другого хозяина, кроме императора! И возможно, что ваш спасует перед гневом моего.
     Чернышев явно собирался ответить, но из сада раздался нетерпеливый голос Фурнье:
     - Вы спуститесь, или вас надо стащить за шиворот?
     - Идите, сударь, - сказала Марианна, - и запомните следующее: если вы посмеете снова переступить порог этого дома, я пристрелю вас, как собаку!
     Вместо ответа Чернышев пожал плечами, затем устремился на балкон и исчез в саду. Немного позже оба мужчины появились на небольшой круглой лужайке, являющейся центром сада. Запахнув плотнее капот, Марианна вышла на балкон, чтобы наблюдать за дуэлью. Сложные чувства обуревали ее.
     Злоба безоговорочно заставляла ее желать смерти подлого обидчика, однако признательность, которую она испытывала к генералу, оставляла надежду, что ее спасителю не придется бесповоротно погубить свою карьеру, наказав жестокость садиста.
     Свет из комнаты, вновь зажженный Марианной перед выходом, падал на дуэлянтов, отражаясь от высекавших искры скрещивающихся сабель. Оба соперника были примерно одинаковой силы. Русский, более крупный, чем француз, казался мощнее, но под щуплостью южанина Фурнье скрывал грозную силу и необычайную ловкость. Он был одновременно везде, исполняя вокруг противника танец смерти, опутывая его сверкающей паутиной ударов.
     Снова пробудилась мальчишеская склонность к опасным играм с оружием, и зачарованная Марианна с волнением следила за перипетиями дуэли, как вдруг над стеной, выходившей на Университетскую улицу и к которой постепенно приблизились сражающиеся, показалась голова в вызвавшей беспокойство треуголке. За ней вторая, третья...
     "Жандармы! - подумала Марианна. - Только их не хватало!"
     Она уже нагнулась с балкона, чтобы предупредить соперников, но опоздала. Прогремел грубый голос:
     - Дуэли запрещены, господа! Вы должны это знать!
     Именем императора я арестую вас.
     Фурнье спокойно взял саблю под мышку и подарил жандарму, перебиравшемуся через забор с видимым трудом, улыбку обезоруживающей невинности.
     - Дуэль? Что это вам вздумалось, бригадир? Мы с другом просто отрабатывали некоторые приемы, ничего больше.
     - В четыре часа утра? И перед дамой, которая, судя по ее виду, не находит это таким забавным? - сказал, бригадир, поднимая глаза к растерявшейся Марианне.
     Она очень быстро сообразила, что прибытие жандармов представляет собой подлинную катастрофу: дуэль у нее, ночью, между Чернышевым и Фурнье, после того, что уже произошло в театре, - это обеспеченный скандал, гнев императора, строго следящего за респектабельностью своего окружения с тех пор, как женился на эрцгерцогине, суровое наказание виновных и окончательно испорченная репутация Марианны. Не считая того, что участие русского в этом деле, царского курьера, грозило дипломатическими осложнениями.
     Необходимо попытаться уладить это, и немедленно! И поскольку бригадир, спрыгнув наконец со стены, потребовал от соперников следовать за ним в ближайший комиссариат полиции, она окликнула его:
     - Минутку, бригадир! Я спускаюсь! Нам удобней будет поговорить в салоне.
     - Я не вижу, о чем мы можем говорить, сударыня.
     Дуэли официально запрещены. И к несчастью для этих господ, делая обход, мы услышали звон оружия. Дело ясное!
     - Может быть, меньше, чем вы думаете! Но все-таки окажите любезность выслушать меня. К тому же необходимо открыть выход, если вы не собираетесь увести этих господ, снова перебираясь через стену.
     Спускаясь по лестнице так быстро, как позволял ожог на бедре, Марианна старалась что-нибудь придумать. Очевидно, бригадир не поверил довольно наивному объяснению Фурнье. Надо найти другой выход, но Марианне трудно было изменить ход мыслей, полностью занятых Язоном и угрожавшей ему опасностью. Она сгорала от желания мчаться к нему и предупредить, а эта глупая история с дуэлью задерживала ее и бог знает на сколько времени!
     Когда она вышла в сад, ночь уже не была такой темной, на горизонте появилась светлая полоса, а схватка между жандармами и правонарушителями разгоралась. Фурнье отчаянно вырывался из рук двоих представителей порядка, которые никак не могли с ним справиться, в то время как бригадир прилагал трогательные усилия, пытаясь одолеть стену, что при отсутствии лошади, помогшей в первом случае, оказалось слишком трудным для человека его комплекции, да еще обутого в огромные сапоги... Чернышев исчез, и с улицы доносился затихающий стук копыт...
     Видя бесплодность своих усилий, бригадир вернулся к Фурнье, который продолжал оказывать доблестное сопротивление. Жандарм кипел от ярости.
     - Хватит утруждаться! Ваш сообщник уже далеко! Но мы найдем его, а что касается вас, парень, вы расплатитесь за обоих!
     - Я вам не парень! - взорвался Фурнье. - Я генерал Фурнье-Сарловез и буду вам признателен, если вы запомните это!
     - Извините, мой генерал, я не мог знать! Но, к моему величайшему сожалению, вы все равно остаетесь моим пленником! Я предпочел бы задержать другого и не могу попять, почему вы облегчили ему бегство, внезапно бросившись на моих людей.
     Фурнье насмешливо улыбнулся жандарму:
     - Я же сказал, что это мой друг! Почему вы не хотите мне поверить?
     - Потому что вы не решитесь дать честное слово офицера, что не дрались на дуэли, мой генерал!
     Фурнье промолчал. Марианна решила, что пришла пора вмешаться ей. Она взяла бригадира за руку.
     - А если я попрошу вас, сударь, сделать вид, что ничего не произошло? Я - княгиня Сант'Анна, верный друг императора. Мы в самых лучших отношениях с герцогом де Ровиго, - добавила она, вспомнив приглашение Савари, - к тому же ведь нет ни убитых, ни раненых. Мы могли бы...
     - Тысяча сожалений, госпожа княгиня, но я вынужден исполнить мой долг. Кроме того, что мои люди не поймут и я вынужден буду убеждать их сомнительными доказательствами, я не хотел бы разделить судьбу одного из моих коллег, который в подобной ситуации проявил снисходительность...
     Об этом стало известно, и он был разжалован. Господин герцог де Ровиго проявляет в вопросах дисциплины неумолимую строгость. Но.., ведь это не секрет для госпожи княгини, раз она хорошо знает его! Мой генерал, вы готовы следовать за мной?
     Не желая признать себя побежденной, Марианна хотела продолжить уговоры и, может быть, допустила бы большую глупость, предложив этому человеку деньги, ибо была в отчаянии при мысли, что генерал снова попадет в тюрьму за то, что защитил ее. Фурнье догадался о ее намерении и вмешался.
     - Я следую за вами! - сказал он громко, затем тише, обернувшись к Марианне:
     - Не волнуйтесь, княгиня! Я не первый раз дерусь на дуэли, и император хорошо знает меня.
     Я предпочел позволить убежать казаку. С ним дело приняло бы совсем нежелательную окраску. В худшем случае я отделаюсь несколькими днями тюрьмы и кратким отдыхом в моем милом Сарла.
     Марианна обладала слишком тонким слухом, чтобы не уловить легкое сожаление, звучавшее в голосе гусара. Сарла, может быть, и таил для него прелесть родного края, но это значило также и бездействие, удаление от полей сражений, для которых он был создан и на которые он вот-вот должен был попасть в Испании, если бы не эта глупая история. Конечно, Марианна вспомнила также и о том, что ей рассказывал Жан Ледрю об ужасах безнадежной войны в той стране, но она знала, что никакие испытания не могли охладить пыл первого рубаки империи, а, наоборот, только подогрели бы его непреодолимую страсть к битвам.
     Непроизвольно она протянула ему руки.
     - Я постараюсь увидеть императора" - пообещала она. - Я расскажу ему, что произошло и чем я вам обязана.
     Он поймет. Я также поставлю в известность Фортюнэ. Но я спрашиваю себя: поймет ли она все это правильно?
     - Если бы дело шло о другой женщине - безусловно, нет! - смеясь, сказал Фурнье. - Но в этом случае она не только поймет, но и одобрит мои действия. Благодарю за обещанную вами протекцию. Возможно, я буду в ней нуждаться.
     - Это я должна благодарить вас!..
     Несколько минут спустя Фурнье-Сарловез, засунув руки в карманы, переступил порог особняка д'Ассельна под изумленным и возмущенным взглядом мажордома Жерома, который, еще не совсем очнувшись от сна, с каким-то священным трепетом поглядывал на жандармов. Один из них привел оставленную Фурнье на улице лошадь. Генерал так непринужденно вскочил в седло, словно собирался на парад, затем кончиками пальцев послал воздушный поцелуй наблюдавшей за его отъездом Марианне.
     - До свидания, княгиня! И особенно не огорчайтесь.
     Вы не представляете себе, как опьяняет сознание, что идешь в тюрьму ради такой прекрасной женщины!
     Небольшая группа удалялась навстречу рождающемуся дню. Заря заиграла розовыми бликами на белых камнях дома, а из соседних садов вместе с первым пением птиц распространялась свежесть и легкая дымка. Марианна смертельно устала, и бедро причиняло ей ужасную боль. Позади нее слуги в ночных колпаках и чепчиках хранили благоразумное молчание. Только Гракх, пришедший последним, босой и в одних штанах, осмелился спросить у своей хозяйки:
     - Что с вами случилось, мадему.., госпожа княгиня?
     - Ничего, Гракх! Ступай оденься и закладывай карету.
     Мне надо ехать. Что касается вас, Жером, то, вместо того чтобы смотреть на меня так, словно я собираюсь послать вас на эшафот, поскорей разбудите Агату! На нее может дом обрушиться, а она и не заметит!
     - И.., что я должен ей сказать?
     - Что вы недотепа, Жером, - выйдя из себя, вскричала Марианна, - и что я впредь откажусь от ваших услуг, если через пять минут она не будет в моей комнате!
     Вернувшись к себе, совершенно равнодушная к картине разорения, которую представляла ее комната с оборванными занавесями и усеянным осколками фарфора полом, Марианна смазала ожог перуанским бальзамом, выпила стакан холодной воды и приказала прибежавшей растерявшейся Агате приготовить очень крепкий кофе. Но при виде открывшегося ей зрелища девушка окаменела на пороге.
     - Ну? - теряя терпение, спросила Марианна. - Ты не слышала?
     - Го.., госпожа! - пробормотала Агата, сжимая руки. - Кто приходил сюда этой ночью? Похоже, что.., что сам дьявол был здесь!
     Марианна невесело усмехнулась, затем подошла к гардеробу взять платье.
     - Именно так! - сказала она. - Дьявол собственной персоной! Или скорее.., в трех обличьях! А теперь кофе, и побыстрей.
     Агату как ветром сдуло.

ГЛАВА II

ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ

     Вечер зажег кровавый огонь пожара за холмом Шайо, когда карета Марианны снова проехала по мосту Согласия, направляясь в Пасси. Плотные облака, укрывшие небо Парижа в конце дня, казалось, хотели затмить серым покрывалом лучи заходящего солнца. Гнетущая влажная жара была невыносимой. Воздух едва проникал через опущенные окна кареты, и Марианна, откинувшись на горячий бархат подушек, с трудом дышала, одновременно стараясь найти немного свежести в удушающей атмосфере и хоть как-нибудь успокоить натянутые до предела нервы.
     Второй раз она ехала в Пасси... Когда она приезжала утром, готовая на все, чтобы увидеть хоть на мгновение Язона и предупредить его, она нашла дверь запертой. Появился только привратник-швейцарец в шлепанцах, брюзгливый и сонный, когда Гракх повис на звонке у ворот. На ломаном французском уроженец кантонов сообщил ему, что дома нет никого. Господа Бофоры были в Мортфонтене, куда они отправились после театра. Вид золотой монеты заставил все-таки добряка сказать, что американец должен вернуться вечером. И разочарованной Марианне пришлось возвращаться, сожалея, что она не решилась хоть один раз последовать совету Франсиса. Но правдивость так не вязалась с ним!..
     Несмотря на усталость после бессонной ночи, несмотря на болезненную рану в бедре, вызвавшую легкую лихорадку, молодая женщина не могла найти покоя. Как неприкаянная душа, она бродила по саду, без конца забегая в салон, чтобы взглянуть на сверкающие лаком и бронзой стенные часы.
     Единственным развлечением этого бесконечного дня был визит комиссара полиции, пришедшего задать несколько вопросов, настойчивых и коварных, по поводу предрассветной дуэли.
     Марианна подтвердила версию Фурнье: никакой дуэли не было. Но чиновник ушел явно неудовлетворенный.
     Проехав аллею Королевы, карета теперь быстро катила по обсаженной деревьями Большой Версальской дороге, которая, следуя изгибам Сены, вела к заставе Конферанс. Задержка произошла только в месте больших работ по сооружению Иенского моста - кстати, почти законченного, - из-за перевернувшейся днем повозки с камнями, загородившими часть дороги. Но Гракху, рассыпавшему проклятия, как тамплиер, после головокружительных поворотов удалось преодолеть препятствие и помчаться галопом к заставе.
     Ночь полностью опустилась, когда приехали к первым домам деревни Пасси, ночь, которую несущиеся грозовые тучи делали совершенно непроглядной. Ни один огонек не мелькал среди укрывавшей усадьбы густой зелени, кроме желтого света в привратницкой у железных ворот, указывавшего, что швейцар сахарного завода банкира Бенжамена Дельсера находится на своем посту. Дальше расстилался парк водолечебницы Пасси, обычно полный шума и оживления, но сейчас хранящий полную тишину среди словно окаменевших в неподвижном воздухе деревьев.
     Гракх принял вправо и направил лошадей по плавно поднимающемуся склону между парком и каменным забором большого владения. В конце этой улицы висящие на черных железных кронштейнах изящные позолоченные фонари освещали высокие решетчатые ворота и две сторожевые будки, охранявшие вход в особняк Ламбаль. Марианна, однако, приказала Гракху остановить карету на спуске, не доезжая, и поставить ее таким образом, чтобы ее было меньше видно. И когда юный кучер выразил удивление, она добавила:
     - Я хочу войти в этот дом незаметно.
     - Однако утром...
     - Утром было светло, и сохранить тайну не представлялось возможности. Теперь же темная ночь, и я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о моем присутствии здесь... Это не могло бы принести ничего, кро