а оставалась отрешенной от всего, что ее окружало, даже не молилась, не думала, не чувствовала холода. У нее не было слез. В черной и ледяной часовне она оказалась как в могиле и не желала больше из нее выходить. Не способная даже размышлять, она все время повторяла про себя единственную фразу: "он" оставил ее ради другой... После того как он поклялся любить ее до последнего вздоха, он раскрыл объятия женщине - врагу его расы, его Бога... Ведь теперь, конечно, он говорил той, другой, нежные слова, которые Катрин раньше слушала с дрожью... Сможет ли она когда-нибудь вырвать эту мысль, этот образ? Сможет ли она не умереть от этого?
     Она была так удручена, что едва почувствовала, как твердые руки заставили ее подняться, потом накинули ей на вздрагивавшие плечи плащ.
     - Пойдемте, Катрин, - услышала она голос Яна Ван Эйка. - Не оставайтесь здесь! Вы подхватите простуду! Она посмотрела на него бессмысленным взглядом.
     - Ну и что?.. Ян, я уже мертва!.. Меня убили!
     - Не говорите глупостей! Пойдемте!
     Он заставил ее выйти, но, дойдя до старого свода, освещенного факелом, вставленным в кольцо в стене, она вырвалась из рук, которые ее поддерживали, и прислонилась спиной к стене. Бурный поток ветра взметнул ее волосы и привел ее в чувство.
     - Оставьте меня, Ян, мне... мне необходимо дышать!..
     - Дышите! Но слушайте меня!.. Катрин, я догадываюсь, как вы мучаетесь, но запрещаю вам говорить, что вы мертвы, что ваша жизнь кончена! Все мужчины так просто не забывают свою любовь. Есть и такие, что умеют любить больше, чем вы думаете.
     - Если Арно смог меня забыть, кто же сумеет остаться постоянным?
     Не отвечая, художник развязал ворот кафтана, извлек сложенный пергамент с печатью и протянул его молодой женщине.
     - Возьмите! Читайте! Я думаю, час пришел для исполнения моей миссии. Факел освещает вполне достаточно. Ну же, читайте. Это нужно. Вам это необходимо...
     Он просунул пергамент между заледеневшими пальцами молодой женщины. Какой-то момент она повертела его в руках... Письмо было запечатано черным воском, и на нем был отпечаток простого цветка лилии.
     - Откройте! - прошептал Ян.
     Она почти машинально послушалась, наклонилась, чтобы разобрать несколько слов, написанных в послании, на самом деле очень кратком. Как ребенок, она прочла по буквам:
     "Тоска по тебе не дает мне ни отдыха, ни передышки! Вернись, моя нежная любовь, и я попрошу прощения!.. ФИЛИПП..."
     Катрин подняла голову и встретилась с тревожным взглядом художника. Низким голосом, с пылкой убедительностью он прошептал:
     - Этот не забыл, Катрин... Вы оставили его, бросили, обманули и оскорбили! Между тем он только и думает о вас! Если знать его безграничную гордость, можно понять цену этого письма, не так ли? Вернемся вместе со мной, Катрин! Дайте мне отвезти вас к нему. У него столько любви, что он заставит вас забыть все ваши боли и беды! Опять вы будете королевой... и более того! Поедем!
     Он старался увлечь ее, но она сопротивлялась. Мягко она покачала головой:
     - Нет, Ян. Вы говорите, я буду королевой и более того? Неужели вы забыли герцогиню?
     - Монсеньор любит только вас. Герцогиня, дав ему сына, выполнила свой долг. Он более у нее ничего не просит.
     - Моя гордость попросит большего! Каковы бы ни были ошибки мессира Арно, я все еще ношу его имя и не могу тащить это имя ко двору врага.
     - Вы просто не знаете, что происходит в мире. Все устраивается, Катрин. Скоро король Карл VII и герцог Филипп заключат мир, это уже не вызывает ни у кого сомнения!
     - Может быть! Но у меня есть сын. Я должна вырастить его в соответствии с его рангом. Он не увидит свою мать признанной любовницей герцога Филиппа. Я не вовлеку его в это золотое бесчестие!
     - Вы еще сейчас находитесь в шоке. Пойдите и поспите, Катрин. Утро вечера мудренее, и завтра вы лучше разберетесь в себе. Вы поймете, что самой себе задолжали ту блестящую жизнь, которую вы сами же и оставили. У вас будут независимые земли, герцогство! Ваш сын будет могущественнее, чем вы об этом когда-либо мечтали... Слушайте меня! Верьте мне! Герцог любит вас больше, чем когда-либо!..
     Молодая женщина прижала руки к ушам, с болью тряся головой.
     - Молчите, Ян! Я больше ничего не хочу слышать! Я вернусь... посплю немного, если смогу. Простите меня Вы не можете понять.
     Отбросив его руку, которая опять тянулась к ней, она вернулась в большой зал. Там царила полутьма. Только догоравший огонь в очаге освещал лежавшие повсюду тела, там, где сон захватил путников. Катрин увидела Жосса, свернувшегося калачиком у камина, совсем как кошка... Только Эрменгарда, сидевшая чуть дальше, еще бодрствовала...
     Она встала при виде появившейся Катрин, но молодая женщина сделала ей знак не двигаться. Она не хотела сидеть здесь со всеми этими людьми. Более чем когда-либо она испытывала необходимость побыть одной. Не для того, чтобы думать о письме, которое она только что бросила себе под ноги, и не для того, чтобы еще и еще жаловаться на свою судьбу. На сей раз она хотела поразмышлять, постараться все ясно себе представить... Зов Филиппа, однако, вовсе не вселил в нее веру в себя. В этот поздний час монастырь был пуст... Несмотря на толстые стены, все-таки, хоть и неясно, слышались голоса монахов - они пели в часовне... Запахнув плащ, Катрин толкнула низкую дверь, ведшую в крытую галерею, и устремилась под тяжелые своды, разделенные мощными подпорками. Яркий лунный свет подчеркивал суровую архитектуру монастыря на белесом фоне зимнего сада.
     Она принялась медленно шагать - молчаливая тень среди жестких теней под сводами. Движение оказало благотворное действие. Ей показалось, что она вновь взяла себя в руки, по мере того как обжигающая боль, которую она только что испытала, мало-помалу уступала место гневу...
     Через каких-нибудь четверть часа Катрин обнаружила в себе яростное, требовательное и резкое желание отплатить за себя. Фортюна подумал, что уничтожил ее, разрисовав ей супруга, сгоравшего от любви у ног другой. Он подумал испугать ее, описав, что ждало христианских женщин в мавританской стране. Но он ее не знал. Этот несчастный не знал, что она готова на все для достижения цели, которую себе наметила, на любые опасности, даже на смерть. Если Придется, она может и продать себя, если не представится способа поступить по-другому.
     Нет, она не оставит своего супруга этой женщине. Слишком дорогой ценой она добилась права стать его женой. Чего стоили на весах судьбы улыбки и поцелуи этой неверно по сравнению с ценой ее слез и ее мук? И если Арно думал что отделался от нее навсегда, он ошибался! Он решил, что она вышла замуж, конечно, но это не причина для того, чтобы оставить ее в неизвестности о своем выздоровлении. У него даже и мысли не возникло о матери, о собственном сыне. Он ушел и с легкостью отдал свою любовь первой встречной...
     Даже если мне придется стать рабыней, даже если мне придется выдержать пытку, - бранилась про себя Катрин сквозь зубы, - я отправлюсь туда, найду его!.. Скажу что у меня нет другого хозяина и господина, кроме него. Что я все также его жена. И мы еще посмотрим, кто перетянет его к себе я или эта черномазая!
     По мере того как мысли ее становились более определенными и неистовыми, шаг Катрин убыстрялся. Она носилась по галерее, словно весь предыдущий день ей не пришлось карабкаться по горам. Плащ летал за ней словно черное знамя.
     - Пойду туда! Дойду до Гранады! - бросила она в ночь громким голосом. - И хотела бы знать, кто может мне в этом помешать?
     - Тес! Мадам Катрин! - произнес голос из-за столба. - Если вы хотите туда идти, не нужно об этом кричать со всех крыш... Надо вам поспешить.
     Приложив палец к губам, длинный Жосс Роллар возник рядом с ней. У него под рукой был сверток, он то, и дело поглядывал назад. Катрин посмотрела на него с удивлением.
     - Я думала, вы спите! сказала она.
     - Другие тоже так думали! И графиня Эрменгарда, и ваш друг, господин художник! Они меня не остерегались! Они там шептались между собой, а я вот все слышал.
     - Что они говорили?
     - Что вот-вот, когда все и вся заснет в монастыре и когда вы сами наконец согласитесь отдохнуть, они просто украдут вас и отвезут в Бургундию.
     - Что? - прошептала пораженная Катрин. - Они хотят меня насильно увезти?.. Силой? Но это же чудовищно!
     - Нет, - произнес Жосс со странной улыбкой на сжатых губах. - Если подумать хорошенько, это скорее дружеская услуга. Прежде всего я подумал, что у них плохие намерения... что они хотели, может быть, вас и убить, и чудь не услышал из их разговора гораздо больше, чем там было на самом деле. Но оказалось вовсе не то: они попросту хотят вас выкрасть, чтобы вас же и спасти, от вас самой и помимо вашей воли. Они вас хорошо знают и боятся, что вы решите идти прямо в Гранаду, где, по их мнению, вас ждет только ужасная смерть.
     - Пусть поедут со мной, - сухо отпарировала Катрин. - Опасности будет меньше. Даже какой-нибудь мавританский принц должен семь раз отмерить, прежде чем решиться уничтожить посла Бургундии...
     - Но ведь ему же нечего делать у этого мавританского монарха. Не думаю, что без разрешения своего хозяина ваш друг осмелится рискнуть пойти на такое дело. Нет, мадам Катрин, если не хотите вернуться в Дижон, если не хотите попасть в руки к ним, нужно бежать... и бежать быстро!
     Какой-то миг Катрин рассматривала лицо своего удивительного слуги. В нее проникало недоверие. Ей никак не удавалось поверить в рассказанную им историю. Она так давно знала Эрменгарду и Яна, что не могла допустить такого оборота дела. А этот парень, разве он не был простым нищим, бродягой, да еще и не очень-то надежным? И вообще она ничего о нем не знала, кроме того, что у него слишком ловкие пальцы и крайне гибкая совесть. Она без обиняков открыла ему свои мысли:
     - На каком основании я стану вам верить? Они - мои друзья, старые и верные друзья, тогда как...
     - Тогда как я - не кто иной, как вор с большой дороги, ничтожный парижский нищий, бродяга, который дорого не стоит, не так ли? Послушайте, мадам Катрин. Вы два раза меня спасли: в первый раз - невольно, я это допускаю, но во второй раз уж вполне сознательно. Без вас я бы сейчас гнил на виселице у аббата Фижака. Во Дворце Чудес, у нищих такие вещи не забываются. У нас есть своя честь и совесть...
     Катрин не сразу ответила. Жосс не мог догадаться о тех воспоминаниях, которые его слова разбудили в ней, да и о том, что однажды уже она была обязана жизнью и безопасностью тому же самому Дворцу Чудес, о котором он говорил... Наконец она сказала:
     - Вы хотите уплатить долг и поэтому предлагаете мне поехать с вами в Гранаду? Вы хорошо знаете, что я рискну появиться там.
     - Тогда, - произнес холодно Жосс, - если вам придется умереть, я умру прежде вас. А если нет - я буду конченым человеком... Время не ждет, мадам Катрин, решайтесь! Или вы верите мне, и мы уходим, или вы не верите мне... Вы увидите, я немного знаю Испанию, я уже здесь бывал, я знаю язык. Могу служить вам проводником.
     - Вы могли бы также служить мне в Бургундии? Это, конечно, было бы приятнее.
     - Не думаю. Эти люди, что хотят вас спасти от вас самой, плохо вас знают. Вы же не сможете быть счастливы, оставляя позади себя сожаление, не сделав того, что вы хотели сделать. Я же предпочитаю увидеть, как вы будете подвергать себя опасностям, и делить их с вами, потому что вы такая же, как я сам: вы никогда не отказываетесь, не отрекаетесь. И я считаю вас способной дойти до конца и победить даже самые непреодолимые трудности. Я прекрасно знаю, чем мы с вами будем рисковать: нас, может быть, ждут и кнут для рабов, и смерть, и пытка, а вас еще больше, чем меня, потому что вы - женщина... Но, думаю, приключение стоит того, чтобы мы попытались его осуществить и пережить... Вы же, возможно, обретете вашего супруга, а я, может быть, обрету себе свою фортуну, которая до сих пор мне еще не улыбнулась. О королевстве Гранаде рассказывают, что оно очень богато... Ну как?.. Едем? Лошади уже взнузданы и ждут нас под сводом над дорогой!
     Неопределенная надежда вселилась в сердце Катрин! Этот парень, единственный, кто сумел сказать те слова, которые ей необходимо было услышать. Он был смелым, умным, ловким... Он хотел ей помочь. Нет! Она не будет ждать, когда ее выдадут как красивенький, обвязанный золотой ленточкой сверток Филиппу Бургундскому, только потому, что два безумца с добрыми благими намерениями думали, что это - наилучший способ гарантировать ей счастье! Она подняла на Жосса засиявшие глаза:
     - Едем! Я готова... - вскричала она, словно завороженная.
     - Одну минуту! - сказал он, протягивая ей сверток. - Вот мужская одежда, которую я выкрал у одного из солдат. Оденьтесь в нее и заверните вашу. Мы увезем ее. Но действуйте быстрее... Так вас труднее будет преследовать!
     Она схватила одежду и, приказав Жоссу посторожить, не заботясь о холоде, зашла за одну из подпорок и переоделась. Чудесный пыл согрел ее... С того момента, как она решила бороться, кровь побежала быстрее, усталости и уныния как не бывало! Еще будет время поддаваться горестям, если она провалится... но на этой мысли ей не хотелось останавливаться даже на долю секунды.
     И вдруг ей показалось, что она услышала, как из каких-то глубин, со дна ее памяти мелодичный Я шепелявый голос шептал ей:
     - Если в один прекрасный день ты больше не будешь знать, что делать и куда идти, приходи ко мне... В моем маленьком домике на берегу Хениля лимонные и миндальные деревья растут просто так, а розы благоухают большую часть года. Ты будешь моей сестрой, и я научу тебя мудрости ислама...
     Как странно и точно зеркало памяти! Ощущение был(r) столь сильным, что Катрин воочию увидела, как перед ней в белом свете луны встала хрупкая фигура молодого человека в широком голубом одеянии, со смешной белой бородой и огромным оранжевым тюрбаном в форме тыквы... Его имя совершенно естественно возникло у нее на губах:.
     - Абу!.. Абу-аль-Хайр!.. Абу-врачеватель! Да, это был он! Глубоко же она погрузилась в горе, если не вспомнила об этом раньше! Абу. ее старый друг, он же жил в Гранаде! Он был врачом, другом султана! Он-то знает, что нужно делать, поможет ей, она была в этом уверена! Охваченная внезапной радостью, Катрин наскоро закончила переодевание, скатала собственную одежду в сверток, засунула его под мышку, и побежала к Жоссу.
     - Едем! - произнесла она. - Едем быстрее! Он посмотрел на нее с изумлением, заметив, какая с ней произошла перемена. Не удержавшись, с восторгом прошептал:
     - Боже правый! Мадам Катрин, у вас вид настоящего бойцового петушка!
     - Так мы же и сразимся, друг мой, со всеми армиями, со всеми хитростями, которые возникнут на нашем пути. Я хочу вырвать своего мужа у этой женщины или потерять жизнь. По лошадям!
     Словно тени, Катрин и Жосс выскользнули из галереи. Единственное опасное место - это большой зал приюта, но там было темно, огонь почти догорел. С кошачьей осторожностью они пробирались среди лежавших тел. Катрин хорошо скрывал мужской костюм. Она взглянула в сторону камина. Эрменгарда, сидя на камне возле Яна Ван Эйка, который стоял напротив очага, говорила с ним тихо, но оживленно. Видно, они строили планы... Катрин улыбнулась и послала им иронический поклон.
     Медленно оба беглеца дошли до двери. Жосс осторожно ее приоткрыл. Легкий шум, который возник от этого, все равно покрывался звучным храпом наваррцев. Катрин выскользнула наружу, и Жосс прошел вслед за ней...
     - Спасены! - прошептал он. - Пойдем быстрее! Он ухватил ее за руку, увлек из здания приюта. Под сводом на дороге их ждали две лошади, взнузданные и оседланные, а копыта их были обвязаны тряпками. Радостно и весело Жосс протянул pyky, показывая на небо, где собирались облака. Луну уже почти полностью заволокло. Слишком белый свет гас с каждой минутой.
     - Смотрите! Небо и то с нами! Теперь садимся на лошадей, но остерегайтесь: дорога крутая и опасная!
     - Менее опасная, чем люди вообще и друзья в частности, - возразила Катрин.
     Мгновением позже под легкий стук копыт Катрин и ее спутник осторожно рысью устремились по дороге на Памплону. Жестом, в котором заключался вызов, молодая женщина приветствовала на ходу гигантскую скалу, которую, по легенде, рассек сверху донизу мечом Доблестный Роланд. Он разрубил гору. А Катрин сделает еще больше!..

Часть вторая. ТЕНЬ ПРОШЛОГО

Глава пятая. КЛЕТКА

     Жосс Роллар придержал коня и протянул руку.
     - Вот и Бургос! - сказал он. - И ночь близится. Ну что, остановимся?
     Нахмурив брови, Катрин изучала распластавшийся у ее ног город. После бесконечного пустынного неуютного и обледенелого плато, выметенного ветрами, после огромных пространств линяло-желтого цвета столица кастильских королей ее разочаровала. Большой серо-желтый город, огороженный крепостными стенами того же цвета, над которыми угрожающе возвышался замок-крепость. Ничего примечательного... А, однако, не совсем так: какая-то гигантская постройка, вся в гирляндах лесов, выглядевших кружевом, вся в резьбе, как драгоценное украшение, в сумрачном вечернем свете казавшаяся янтарной, рыжей, будто наседка, прятала под себя город. Это был собор. У подножия крепостных стен, под двойным стрельчатым сводом моста, река медленно несла свои грязные воды. Все это создавало мрачное впечатление, было холодно и сыро. Катрин поглубже запахнулась в тяжелый плащ, удобный для верховой езды, пожала плечами и вздохнула:
     - Нужно же где-то остановиться. Едем. В молчании оба всадника поехали дальше, спустились по отлогому склону холма, добрались до места, в конце которого между двумя круглыми зубчатыми башнями открывались ворота Санта Мария. В этот рыночный день по мосту было столпотворение: крестьяне с лицами кирпичного цвета, заросшими черными бородами, с толстыми щеками и низкими лбами, одетые в козий и овечий мех; женщины в шерстяных красных или серых платьях, многие из них несли на покрытых шалью головах глиняные кувшины или ивовые корзины; нищие в лохмотьях; босоногие дети с горящими глазами... Над толпой возвышались всадники, ослы, мулы, грубые телеги и повозки, среди которых иногда попадался благородный посыльный какого-нибудь идальго.
     Катрин со своим спутником смело влились в эту толпу и пустили лошадей шагом. Живописное мельтешение крикливой и пестрой массы не привлекло внимания Катрин, ее не заинтересовали и те женщины, которые, стоя на коленях у берега реки, занимались стиркой. Оттуда слышались громкие крики и плеск воды. Они мыли привезенную с высокого плато овечью шерсть, полоская ее в желтой воде Арлансона... Со времени своего бегства глубокой ночью из богадельни в Ронсевале молодая женщина не интересовалась дорогой, по которой проезжала, ее занимало только количество лье, которое все еще отделяло, ее от Гранады. Ей хотелось, чтобы у ее лошади выросли крылья, чтобы она стала стальной, как и она сама, Катрин, и чтобы не возникало надобности в остановках. Но как-никак, а ей приходилось считаться с усталостью лошади, с изнеможением своего тела, хотя каждый истекший час простоя казался ей нестерпимой пыткой.
     Ревность, разбуженная в ней рассказом Фортюна об измене Арно, не давала ей ни сна ни отдыха. Катрин поочередно приходила то в ярость, то в отчаяние, и это удваивало усталость от дороги, изнуряло. Даже ночью, за те несколько часов, которые она вынуждена была посвящать отдыху, она не раз просыпалась вся в поту, слыша слова любви, издалека, эхом долетавшие до ее слуха. Тогда она вставала, выходила на свежий воздух и ходила до тех пор, пока ее вскипевшая кровь не охлаждалась. Наутро с сухими глазами и сжатыми губами она опять ехала вперед и никогда не оборачивалась...
     Ни разу она не вспомнила о тех, кого оставила за собой, или о возможном преследовании. Разве ее интересовали Ян Ван Эйк, герцог Филипп Бургундский или даже эта нескладная и мужественная Эрменгарда де Шатовилен? Ее мир отныне ограничился словом "Гранада", и Жосс Роллар, странный оруженосец, которого она