вчерашнего дня, уменьшается.
     Она вдруг обрела надежду на скорое спасение своей подруги. Ее мучила мысль о том, что хрупкая и чувствительная Одетта закована в кандалы и брошена в темницу. Но, благодарение Богу, она будет иметь возможность этим вечером умолять Филиппа о пощаде и освобождении своей подруги. Как только она подумала об этом, головокружение прекратилось, она согрелась. И сегодня ночью она будет с Филиппом.., ощутит его ласковые руки и услышит нежные слова!
     К тому времени, как носилки Эрменгарды доставили ее на улицу Пергаментщиков, Катрин была уже вновь почти весела.
     Юный Ланнуа бдительно нес службу на своем посту, когда Катрин трижды постучала в дверь одного из герцогских особняков. Давно уже затих вечерний звон'.
     Ночь была несколько теплее дня благодаря сильному снегопаду, который начался сразу после вечернего богослужения. После того случая в Марсаннэ Катрин привыкла к этим ночным походам. Она не была испугана на самом деле она находила все это довольно забавным, похожим на прогуливание школьных уроков. Ей не надо было бояться пьяных солдат, головорезов Жако де ла Мера или других опасностей, которые наполняли улицы и аллеи с наступлением темноты, потому что Абу-аль-Хайр заботливо предоставил в ее распоряжение двух нубийских рабов, и их гигантский рост в сочетании с адской чернотой, более черной, чем сама ночь, быстро обращал в бегство негодяев, которые могли бы попытаться напасть на женщину без охраны. Хорошо накормленные и тепло одетые, молчаливые негры вдвоем стоили целой армии вооруженных людей. Зная это, Катрин могла спокойно отправляться на свидание с герцогом.
     Принятые меры были весьма надежны.
     Жан де Ланнуа прыгал на снегу с ноги на ногу и крепко хлопал себя по бедрам, стараясь согреться. Он с готовностью открыл дверь, чтобы впустить посетителя.
     - Это очень любезно с вашей стороны, что вы пришли так быстро, госпожа Катрин! - прошептал он лукаво. - Дьявольски холодно...
     - Из-за вас я и спешила, боялась, что вы простынете.
     - В таком случае у монсеньора есть основание быть мне благодарным! - закончил паж, смеясь. - В самом деле, он едва сдерживает нетерпение от желания видеть вас.
     - Как он?
     Ланнуа скорчил гримасу, обозначающую "так себе", и взял Катрин за руку, чтобы провести ее через сад. Снег был таким густым, что нужно было хорошо знать местность, чтобы не попасть в канаву или не запнуться о камень или другое препятствие. Войдя во дворец, она предоставила своих телохранителей (Омара и Али) заботам пажа и взбежала по винтовой лесенке, которая поднималась вверх внутри башенки без окон и вела прямо в покои герцога. Ароматные восковые свечи освещали эту занавешенную бархатом спираль. Несколько мгновений спустя Катрин упала в объятия Филиппа. Не говоря ни слова, он страстно прижал ее к себе, покрывая ее лицо поцелуями. Прошло много времени, прежде чем он освободил ее из своих объятий. Затем вновь взял в ладони ее лицо, чтобы поцеловать.
     - Как ты прекрасна! - прошептал он голосом, прерывающимся от волнения. - И как я скучал по тебе! Сорок пять дней без тебя, без твоей улыбки и твоих губ. Это была целая вечность, моя милая!
     - Теперь я здесь, - сказала Катрин, улыбаясь и возвращая ему поцелуй. - Ты можешь забыть обо всем.
     - Ты так быстро забываешь тяжелые времена? Я так не могу... Я немного нервничал, подвергая тебя этому ночному путешествию, несмотря на отчаянное желание снова тебя увидеть. Ты выглядела такой бледной в часовне! Я мог бы сказать, что ты больна...
     - Там было так холодно! Ты тоже выглядел бледным!
     Он все еще был бледен. Катрин чувствовала, как дрожит его худое, длинное тело, когда он обнимал ее. Она пока не хотела говорить ему о ребенке, потому что он тогда не решился бы притронуться к ней. А она знала, как он желал ее, как она была ему необходима. Это был физический голод... Его лицо носило следы недавних страданий. Он пролил потоки слез над телом матери, и эмоциональное напряжение истощило его. Но этот трагический вид только делал его дороже для Катрин. Она все еще не понимала природу странных уз, которые привязывали ее к Филиппу. Любила ли она его? Если любовь - это душевное страдание, острое желание, которое она испытывала каждый раз, когда думала об Арно, то было ясно, что она не любила Филиппа. Но если это просто нежность, сильное физическое влечение, то, возможно, Филипп действительно прокрался в уголок ее сердца.
     Филипп помог ей снять толстое и тяжелое верхнее платье, поднял ее на руки, понес и положил на огромную кровать, затем встал на колени, чтобы спять с нее обувь. Очень осторожно снял черные кожаные башмачки, потом шелковые чулки, которые доходили ей до колен. Некоторое время он держал в руках ее обнаженную ножку, целуя каждый розовый ноготок.
     - Ты замерзла, - сказал он нежно. - Я сделаю огонь посильнее.
     В камине горели дрова, но, чтобы сделать пламя еще более сильным и яростным, Филипп набрал целую охапку веток из стоящей недалеко корзины и бросил их на поленья. Огонь ярким пламенем взвился вверх. Филипп вернулся к Катрин и стал ее раздевать.
     Он всегда привносил что-то новое и необыкновенное - медленный ритуал ее раздевания. Его руки были нежными и ласкающими, а манеры деликатными. Это был обряд, которым они оба наслаждались и который усиливал желание и разжигал дикую бурю страсти.
     Филипп сдерживал себя только для того, чтобы потом безраздельно властвовать...
     Катрин очнулась от сладостного оцепенения, охватившего ее. Ее голова покоилась на груди Филиппа. Он не спал и, опершись на локоть, играл шелковой гривой своей любовницы. Разбросанные по подушке волосы походили на золотую ткань, отражая пляшущее пламя камина. Когда Филипп увидел, что ее глаза открыты, то улыбнулся, и его длинное лицо приобрело неожиданное очарование. Исчезли суровость и высокомерие.
     - Почему я так сильно тебя люблю, хотел бы я знать?
     Ты разжигаешь мою кровь, как ни одна женщина раньше. В чем твой секрет? Может, ты ведьма?
     - Я - это просто я, - сказала Катрин, смеясь.
     Но Филипп неожиданно стал серьезен. Он задумчиво смотрел на Катрин, а в его глазах светилось благоговение перед прекрасным созданием. Филипп нежно поцеловал Катрин и сказал:
     - Просто ты сама.., и однако именно в этом секрет твоего волшебства. Ты сама.., редкое существо, полуженщина, полубожество.., несравненное, драгоценное существо, за которое могли бы сражаться целые армии. Некогда жила подобная женщина... Две страны вели войну только из-за того, что она покинула своего мужа. Столица одной была сожжена дотла, люди умирали тысячами ради того, чтобы покинутый муж вернул свою жену. Ее звали Еленой.., она была блондинкой, как и ты.., хотя не такая светлая, смею сказать... Какая еще женщина, включая прародительницу Еву, когда-либо имела волосы, подобные твоим?.. Мое золотое руно...
     - Какое прелестное название! - воскликнула Катрин. Что оно означает?
     Филипп обнял Катрин и поцелуями заставил замолчать.
     - Это еще одна легенда античности. Я тебе когда-нибудь ее расскажу...
     - Почему не сейчас?
     - Угадай! - сказал он, смеясь.
     И вновь только потрескивание огня нарушало тишину, а Филипп и Катрин забыли обо всем.
     Когда она сказала ему, что беременна, он на мгновение онемел от изумления. Затем его охватила ликующая радость, и он так благодарил Катрин, как будто она сделала ему редкий подарок.
     - Ты позволяешь мне чувствовать себя виноватым! воскликнул он. - Мне было стыдно, что я послал за тобой сегодня вечером.., в тот самый вечер, когда моя мать.., но теперь новая жизнь прощает мой грех. Дитя-сын, конечно!
     - Я постараюсь родить сына, - сказала Катрин серьезно. - Ты доволен?
     - Ода!
     Филипп встал и заполнил вином два золотых кубка.
     Один он протянул Катрин.
     - Вино из Малвазии! Давай выпьем за здоровье нашего ребенка!
     Он поднял кубок, осушил его одним глотком и затем вновь лег на кровать и смотрел на Катрин, которая пила из своего кубка маленькими глотками.
     - Ты похожа на кошку, которая получила сливки, сказал он, наклоняясь, чтобы поймать губами каплю вина, катившуюся по груди Катрин. - Теперь скажи мне, как я могу вернуть тебе хоть немного счастья, которое ты дала мне?
     Он вновь прижал ее к своей груди. Катрин слышала, как бьется сердце возлюбленного. Но ее сердце билось вдвое быстрее... Наступил нужный момент... Она упрекала себя за то, что так долго откладывала. В радостях этой ночи любви она почти забыла просьбу Одетты. Она прошептала:
     - Я... Я хочу просить тебя о любезности...
     - Говори быстрее, что это такое. Я заранее согласен.
     Она печально покачала головой.
     - Не делай поспешных обещаний. Тебе не понравится, когда ты услышишь, о чем я собираюсь просить.., ты, вероятно, рассердишься!
     Она подождала, чтобы посмотреть, как Филипп будет на это реагировать, и встревожилась, когда он начал смеяться.
     - Это совсем не смешно, - сказала она, чувствуя себя слегка задетой.
     - Напротив! Я уже знаю, о чем ты собираешься меня просить!
     - Ты не можешь этого знать!
     - В самом деле? Это совсем просто, если знать тебя. У тебя всегда в запасе есть невозможные "одолжения", чтобы просить меня о них. Ты думаешь, я не знаю о твоей дружбе с глупой Одеттой Шандивер? В моей полиции не такие дураки, моя красавица.
     - Ну, что тогда? - с беспокойством спросила Катрин.
     - Как же герцог Бургундский поступит с заговорщиками?
     - Герцог Бургундский намеревается совершенно ничего не делать, чтобы не вызывать слез на твоих прекрасных глазах. Девушка, монах и купец могут искать другого места, где их повесят... Их всех освободят. Но я боюсь, что им придется покинуть Бургундию. Твоя Одетта может отправляться в Саввой и там где-нибудь найдет себе убежище. Монах может убираться в свой Мон Бевре при условии, что он никогда не пересечет наши границы, а купец пусть возвращается в Женеву. Ты удовлетворена?
     - О да! - восхищенно воскликнула Катрин, глаза ее сияли. - О да!
     - Тогда позволь напомнить, что ты в долгу у меня, потому что я угадал правильно, поэтому плати...
     Катрин отплатила столь жарко и с таким энтузиазмом, что любовники вновь забыли, обо всем на свете.
     В монастыре Сен-Этьен давно пробили заутреню, когда Катрин и двое ее немых сопровождающих добрались домой. Ночь была чернильно-черная, и мороз щипал лицо даже под капюшоном, но Катрин была счастлива, чтобы обращать па это внимание. Одетта должна быть освобождена этим утром и проведет с нею двадцать четыре часа, прежде чем отправится с вооруженным эскортом к границе Бургундии. Ссылка Одетты не беспокоила Катрин: она сделает все возможное и обеспечит подругу и монаха всем, чтобы они ни в чем не нуждались.
     Катрин очень устала. Похоронная церемония, а за-" тем ночь любви, этого было достаточно и для более крепкого человека, чем она. Торопясь в свой теплый дом, Катрин отметила, что с удовольствием думает о мягкой, теплой, уютной постели. От сознания выполненного долга ей было хорошо, уже давно она не чувствовала себя такой свободной и счастливой, с самого Рождества.
     Войдя в комнату, Катрин быстро разделась и скользнула в постель, которую Перрина тут же согрела для нее, пока она раздевалась. Дом был тих и спокоен.
     - Не давай мне спать допоздна, - сказала Катрин горничной. - Утром надо идти в тюрьму, чтобы забрать Одетту, а я так устала, что могу проспать до вечера.
     Перрина обещала, сделала реверанс и вышла из комнаты. Через мгновение Катрин уже спала за шелковыми занавесками.
     Ее счастливое забытье было прервано самым странным и грубым образом. Она почувствовала, что чьи-то руки схватили ее и подняли в воздух. Ее опухшие от сна глаза в бледном сумеречном свете смутно различали темные мечущиеся вокруг нее фигуры. Казалось, ее комната, вдруг ставшая неузнаваемой, полна призраков.
     Они двигались беззвучно, и тишина только усиливала кошмар. Катрин пыталась пронзительно закричать - как спящий, который видит плохой сон, - но крик замер на ее губах: огромная рука закрыла ей рот. Катрин поняла, что это вовсе не сон, что ее похищают. Но кто? Все тенеподобные фигуры были в масках... Вот несколько рук быстро завернули ее в одеяло, одним концом закрыв ее лицо, и испуганная Катрин оказалась в душной темноте.
     Она услышала шепот, и затем ее понесли. Вот они двигаются по галерее, а теперь медленно, шаг за шагом, идут вниз по лестнице. Двое мужчин, которые несли ее, бесцеремонно раскачивали свою ношу, как будто она была старой корзиной. Катрин не могла кричать: мешало одеяло. Неожиданно она почувствовала ледяной воздух и поняла, что теперь они во дворе. Все происходящее было реальным, но оставалось ощущение, что ею овладел странный сон. Как она может улетучиться из дома, полного людей? Там были Перрина, Гарэн, Абу и двое немых... Там был также Тьерселин.., и все же ее уносят, как мешок, и нельзя даже подать голос в знак протеста...
     Ее грубо кинули во что-то похожее на телегу и сразу же поехали. Катрин так яростно старалась освободиться, что, несмотря на веревки, обвязанные вокруг одеяла, смогла выпростать руку.
     - Быстро, - прошептал приглушенный голос.
     Катрин восприняла этот совет как предназначенный ей лично и ухитрилась наполовину приоткрыть голову.
     Она лежала на телеге, на соломенной подстилке... Брезжил рассвет. Катрин с трудом различала улицы.., кто-то стоял на углу - мужчина... Ландри Пигасс. Последним неистовым усилием ей удалось освободиться от одеяла и крикнуть:
     - Ландри.., помоги!
     Вырвавшийся из ее горла крик прозвучал на удивление слабо. Должно быть, ее похитители заметили, что ода преуспела в стремлении освободиться. Тяжелый Удар обрушился на ее голову, и она без сознания упала на солому...
     Она не знала, что телега миновала ворота Оша и покатила по дороге на запад.

Глава шестая

КОМНАТА В БАШНЕ

     Катрин пришла в себя и обнаружила, что окоченела от холода, у нее страшно болела голова. Она была так крепко связана, что даже не могла пошевельнуться, но, по крайней мере, лицо ее было открыто. Лучше от этого не становилось, поскольку у нее во рту был кляп. Она была почти полностью закрыта соломой и ничего не видела, кроме неба и двух мужчин, которые сидели рядом.
     Ее голова была как раз на уровне их ног.
     Она никогда их раньше не видела. На них были грубые куртки из овчины и войлочные шляпы, натянутые на глаза. Они сидели, обхватив колени красными руками с квадратными ногтями. Они были похожи на крестьян, и казалось, что в них столько же человеческого, сколько в камне. Они покачивались в такт движению повозки; когда Катрин застонала, они даже не обернулись: их можно было бы принять за деревянные статуи, если бы не пар, идущий у них изо рта. И Катрин вскоре забыла о них, погрузившись в свои грустные мысли. Она всем своим телом чувствовала, как дергается и трясется повозка. Руки и ноги у нее закоченели, волны тошноты подкатывали к горлу. Кляп душил ее, а веревки были стянуты так сильно, что врезались в тело даже через толстое одеяло, в которое она была завернута.
     Вскоре послышался голос:
     - Быстрее, Русто! Подстегни их!
     Она не узнала голоса. Впрочем, Катрин и не пыталась определить, кто это. Боль и отчаяние, в которое она вдруг погрузилась, делали ее прежнее неудобство почти приятным. Жесткая повозка тряслась и подпрыгивала, громыхая по глубоко изрытой дороге, и больное тело Катрин безжалостно ударялось о деревянный настил повозки, на котором было немного соломы. Огненные стрелы вонзались ей в живот, спину и бедро. От каждого толчка ее бросало, как мешок с сушеным горохом. По щекам катились слезы, которые она не могла сдержать.
     Стоны Катрин вызывали у них взрывы грубого хохота.
     Катрин хотелось умереть... Что стояло за этой ужасной пыткой, которой ее подвергли? Кто ответит за то, что она вынуждена так страдать?
     Эти мысли были внезапно прерваны, потому что повозка скользнула по крупному камню и Катрин так сильно ударилась головой о деревянную стенку, что потеряла сознание.
     Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит в каком-то помещении вроде погреба, на соломенной подстилке, но было так темно, что она не могла различить окружающие предметы. Сводчатый каменный потолок исчезал в темноте высоко над головой. Когда она повернула голову, чтобы получше осмотреться, то почувствовала что-то холодное, твердое и давящее, а когда она пошевелилась, послышался металлический звук. Она провела рукой по шее и нащупала железный ошейник, прикрепленный цепью к стене. Цепь была достаточно длинна, и Катрин могла немного двигаться. Крик ужаса вырвался из ее груди, Катрин дергала цепь, тщетно пытаясь освободиться. Послышался злобный смех.
     - Это прочная цепь, и она хорошо закреплена. Думаю, тебе будет трудно снять ее, - произнес холодный голос. - Ну, как тебе твое новое жилище?
     Катрин вскочила на ноги, забыв о боли, разрывающей ее измученное тело. Цепь, звеня, упала к ее ногам. К своему удивлению, она увидела перед собой Гарэна.
     - Вы! Так это вы привезли меня сюда! Но где мы?
     - Не думаю, что это так важно, дорогая. Все, что вам нужно знать об этом месте, это то, что бесполезно кричать или надеяться на спасение: никто тебя не услышит.
     Эта башня высока, прочно построена и неплохо изолирована...
     Пока он говорил, Катрин осмотрела огромную круглую комнату, которая, видимо, была единственной в этом здании. Свет проникал через узкое окно, перекрещенное толстыми железными брусьями. Из мебели стояла только табуретка около огромного камина, в котором мужчина в овчинной куртке пытался разжечь огонь.
     Осмотрев свою тюрьму - ибо это явно была тюрьма, Катрин с удивлением оглядела и себя. На ней были грубая льняная сорочка, платье из какого-то толстого коричневого материала, шерстяные чулки и деревянные башмаки.
     - Что все это значит? - спросила она изумленно. - Зачем вы привезли меня сюда?
     - Чтобы наказать вас!
     Гарэн начал говорить, и его лицо искажалось гневом и дикой ненавистью.
     - Вы поставили меня в дурацкое положение и покрыли меня позором.., вы со своим любовником! Если бы я не догадался по вашему лицу и запавшим глазам, что вы гуляете, как сука, то понял бы это по вашему поведению вчера в часовне. Вы ведь забеременели от своего любовника, так?
     - А от кого же еще? - спросила с удивлением Катрин.
     - Уж, конечно, не от вас! Но почему вы против? Разве вы не этого всегда хотели - бросить меня в объятия герцога? Ну, так вам это удалось. И теперь я ношу его ребенка...
     Голос ее был холоден и полон презрения. Она дрожала в своем толстом платье, поэтому подошла к камину, где мужчина по-прежнему раздувал огонь. Цепь зазвенела позади нее, и эхо гулко отдалось в мрачной комнате.
     Мужчина, склонившийся над огнем, отодвинулся и неприветливо ухмыльнулся ей.
     - Кто это? - спросила она.
     Гарэн ответил:
     - Его зовут Фагот.., я он мой раб во всем. Боюсь, он не отличается очень утонченными манерами. Может быть, тебе покажется, что от него исходит не такой тонкий запах, как от герцога. Но это именно тот человек, какой нужен для моих целей...
     Катрин с трудом узнавала Гарэна. Его единственный глаз не двигался и глядел прямо перед собой, руки конвульсивно дергались. Его хриплый голос срывался на высокую истерическую ноту. Холодок страха пробежал по спине Катрин. Но она еще не все выяснила.
     - Что вам нужно от меня? - спросила она, повернувшись спиной к Фаготу.
     - Я хочу, чтобы вы потеряли ребенка, которого носите. У меня нет никакого желания давать свое имя ублюдку. Мне казалось, что этого маленького путешествия будет вполне достаточно, чтобы вам его выкинуть, но я забыл, что вы сильны, как мул. Возможно, вам не удастся избавиться от него вовремя, и тогда мне придется присутствовать при родах.., и расправиться с назойливым существом, когда оно появится. Тем временем вы останетесь здесь с Фаготом. И поверьте мне, вы увидите, что он более подходит для вас. Я сказал ему, чтобы он поступал с вами так, как захочет