ые я выдвинула, - да!
     - Прекрасно. Теперь этого человека отведут в камеру, где он останется до дня свадьбы. Надеюсь, что долго он там не просидит. А сейчас идите за мной!
     - Вы не сделаете этого! - закричал Мортимер, которого палач с помощью слуги держали за руки.
     - У меня нет выбора, - возразила Фьора. - Позволить им замучить тебя было бы глупо, потому что ты еще понадобишься моему сыну и всем остальным. К тому же, возможно, мы когда-нибудь снова увидимся...
     Капитуляция дала Фьоре возможность провести эту ночь в комнатах, предназначенных для лиц из окружения папы, а не в одном из казематов, которых насчитывалось великое множество в тюрьме замка. Обстановка была очень скромной, но все же в ее распоряжении была настоящая постель и туалетные принадлежности. Сломленная усталостью, Фьора просто легла поверх покрывала и, не раздеваясь, постаралась уснуть.
     Но ей это никак не удавалось, потому что последние события прогоняли сон, в котором так нуждалось ее тело. У нее болело раненое плечо, но при ней не было ничего, чтобы сменить повязку, поскольку тот легкий багаж, который ей собрала в дорогу Анна, остался в карете Катарины. В ее распоряжении был лишь мешочек донны Хуаны, который все еще висел у нее на поясе.
     Фьора развязала его, чтобы найти носовой платок, и пальцы сразу наткнулись на миниатюрный флакон, который тайком сунула ей Анна. Она вынула его и некоторое время разглядывала.
     Анна дала ей его для того, чтобы он послужил орудием мести Иерониме, чтобы Фьора могла навечно избавиться от нее. Теперь же Фьора подумала, что эта вещица могла послужить для ее собственного избавления, быть последней надеждой на краю пропасти, в которую ее толкали, чтобы окончательно погубить.
     Спасая Мортимера, она отдалась в руки своих самых ярых врагов, но, с другой стороны, Мортимер рисковал всем, чтобы получить о ней какие-нибудь известия. Неужели она вместо того, чтобы отблагодарить его, позволила бы замучить его на своих собственных глазах? Вместе с тем она теперь знала, что во Франции о ней помнили. Король послал сюда два посольства, а вслед за ними и Мортимера. Это вселяло в нее надежду, но королевская власть была так далеко, а всех его посланников ждала страшная участь. Иногда Людовик XI получал лицемерные письма, в которых ему сообщали о трагических происшествиях на дорогах. Так случится и в тот день, когда она будет насильно выдана за Карло Пацци.
     Единственная вещь удерживала ее от того, чтобы не открыть склянку и не выпить ее содержимое: это был яд не мгновенного действия. Анна говорила, что ее враг умрет через неделю, и никто не будет знать, от какой болезни. С тяжелым вздохом Фьора положила флакон на место. Но не сегодня-завтра у нее под рукой может оказаться нож или кинжал, она также может стоять на верху высокой крепостной стены, или рядом будет река, в которой можно утопиться... Она не была создана для счастья, и то проклятие, которое было произнесено накануне ее рождения, все еще действовало, и было бы лучше для всех, и, особенно для ее ребенка, чтобы оно умерло вместе с нею.
     Странно, но как только она приняла это трудное решение, ей сделалось легче, и она уснула.
     Ее разбудил звон колоколов, который несся ото всех городских церквей. Она увидела, что солнце уже высоко стоит в небе, а затем почувствовала, что рядом кто-то есть, лишь только потом увидела чьи-то черные пальцы, которые держали шарики амбры. Она подняла глаза выше и увидела лицо, которое просияло широкой улыбкой:
     - Ты хорошо спала? Доминго счастлив снова видеть тебя.
     Ему было трудно без тебя...
     - Почему? Потому что мне удалось сбежать от его хозяина?
     - Нет. Даже самые преданные слуги могут испытывать Дружеские чувства к тем, кого им поручено охранять.
     - Как ты оказался здесь?
     - Мне приказали. Доминго должен приготовить тебя к аудиенции у святого отца, который хочет принять тебя во второй половине дня.
     - Не помню, чтобы я просила об аудиенции. Однако скажи мне: что означает этот звон? - спросила Фьора. - У меня от него заложило уши.
     - Не только у тебя. Сегодня благородная княгиня Риарио родила девочку, которую назвали Бьянка. Святой отец просто счастлив, поэтому в городе праздник. Но радоваться, собственно, нечему, - проговорил нубиец и с важностью покачал головой, увенчанной белым тюрбаном. - Дочь! И столько шуму из-за девочки! Но давай поговорим о тебе. Знаешь, ты неважно выглядишь!
     - В этом нет ничего странного! Меня ранили, и я еще плохо себя чувствую... К тому же мне нечем лечиться!
     - Доминго о тебе позаботится! А пока давай снимем эти черные тряпки, из-за которых ты похожа на какое-то противное насекомое!
     Фьора не стала противиться и позволила себя раздеть. Фьора уже не видела в нем мужчину, а впрочем, он им уже давно и не был. Рана слегка воспалилась. Доминго промыл ее спиртом, от которого так жгло, что на глазах молодой женщины выступили слезы, а затем наложил сверху чистую повязку. Сделав это, Доминго оставил ее за туалетным столиком, а сам пошел принести завтрак. Прежде чем выйти, он положил на сундук, стоящий у входа, красивое вышитое нижнее белье, тонкие чулки, платье из зеленого бархата, тоже вышитое шелком, белоснежные нижние юбки и изящные туфли. Широкая накидка из такого же бархата и позолоченная сетка для волос довершали этот туалет, который с огромным удовольствием надела бы на себя самая избалованная женщина, но Фьора лишь мельком взглянула на все это.
     С каким удовольствием она оказалась бы в простой мужской одежде и отправилась бы по дороге, ведущей во Флоренцию!
     Однако она почувствовала себя намного лучше, когда, полностью одетая и тщательно причесанная, села за роскошный стол, который сервировал для нее Доминго. Так всегда было в самые трудные для нее моменты жизни: у нее появлялся зверский аппетит. Она знала, с каким противником ей предстоит сегодня столкнуться, поэтому надо было набираться сил.
     Вопреки ее ожиданиям церемониймейстер Патризи провел ее не в тот зал, где она в первый раз была принята папой, а в библиотеку. Сикст IV сидел в кресле и читал через увеличительное стекло книгу, написанную по-гречески, которая лежала перед ним на подставке, и водил по строчкам тонкой золотой палочкой. Он не прервал чтения, когда Патризи ввел Фьору, она прошла почти через весь зал и остановилась рядом с подушками, лежащими у подножия папского кресла, на которые ей предстояло склонить колени, как этого требовала церемония приема. Неожиданно Сикст IV стал читать в полный голос:
     - "Бороться с испытаниями, посланными богами, означает доказывать свою храбрость, но одновременно и глупость: никому не удастся избежать наказания, которое послано свыше..."
     После этого он взглянул на молодую женщину и спросил, будто они расстались накануне или несколько часов назад:
     - Что вы можете сказать об этом тексте? Не правда ли, он великолепен?
     - Если так говорит ваше святейшество, стало быть, так оно и есть. Лично мне не слишком нравится Еврипид, а меньше всего его "Разгневанный Геракл". Я предпочитаю ему Эсхила:
     "Печальна судьба человека: счастье похоже на легкую тень: приходит горе - несколько касаний мокрой губки, и его судьба решена..." Уже многие годы линии моей жизни перепутались, а прочертить новые я не в состоянии.
     Удивление папы было совершенно неподдельным. Отложив увеличительное стекло, он с нескрываемым восхищением посмотрел на молодую женщину.
     - Вы читали древнегреческих авторов?
     - Так же, как и латинских, ваше святейшество. Это входит в образование благородных флорентийских женщин. К тому же мой отец был высокообразованным человеком и знал толк в книгах. Его собрание книг было почти таким же обширным, как... знаменитая коллекция книг Медичи.
     - В самом деле? И.., где же они сейчас? - Глаза Сикста IV алчно блеснули.
     - Что происходит с сокровищами после того, как дворец грабят, а затем устраивают пожар?
     - Это действительно жаль... Да, очень жаль! И вы так и не узнали...
     Этого Фьора уже не могла вынести. Она пришла сюда не для того, чтобы обсуждать литературные тонкости, но сам тон, который задал папа, казался ей верхом лицемерия. Она вскочила:
     - Куда они делись? Об этом надо бы спросить у Иеронимы Пацци, простите, у госпожи Босколи, у той, которая из желания овладеть нашим состоянием не остановилась перед убийством моего отца и до сих пор преследует меня своей ненавистью!
     - Осторожно, дочь моя, берегитесь поспешных суждений! - строго произнес папа. - Обвинять так легко!
     - Поспешные суждения? - с негодованием переспросила Фьора. - Спросите любого человека, и он вам скажет то же самое! И именно ей вы хотите отдать меня, связанную по рукам и ногам! Заставляя меня выйти замуж за это чудовище, которое она называла своим сыном, она теперь хочет выдать меня за своего племянника, за такого же негодяя, если то, что я слышала о нем, правда... Меня, которая входит в окружение короля Франции!
     - Но ведь вы согласились на этот брак, или меня ввели в заблуждение?
     - Да, потому что не могла видеть, как убивают одного храброго человека, который близок мне и приехал сюда, чтобы хоть что-то узнать о моей судьбе! И эти мерзости совершаются с вашего согласия! Вы наследник апостола, наместник самого бога!
     Она ожидала ответного взрыва гнева, но Сикст оставался спокойным.
     - Подойдите ближе и сядьте. Я позвал вас сюда для того, чтобы мы смогли поговорить без свидетелей. Делайте то, что я вам велел! Сядьте!
     Она послушалась и села рядом с папой, осененная висящим над его головой балдахином.
     - Мое отношение, возможно, удивляет вас, - продолжал он. - Но сегодня я невероятно счастлив из-за того, что господь благословил брачный союз моего племянника. Наверное, по этой причине я сегодня склонен к определенной снисходительности к людям, хотя уже довольно длительное время вы будите мой гнев... Нам пришлось затратить немало трудов, чтобы вы снова оказались здесь.., но за прошедшее время я много думал...
     - Неужели вы отказались от мысли разделаться" со мной? - недоверчиво спросила Фьора.
     - Какая нелепость! Неужели вы бы оказались в этой комнате, если бы так и было? Я могу сказать вам вот что: ваш брак с Карло очень важен для моей будущей политики. Это нужно для моих целей, а не для того, чтобы угодить донне Иерониме! А она испытает даже некоторое разочарование, потому что все пойдет не совсем так, как ей бы хотелось.
     - Как ей хотелось бы? Но я могу предсказать вашему святейшеству, что будет со мной в тот самый момент, когда я войду в ее дом: со мною случится несчастье!
     - Мне это прекрасно известно, поэтому я и говорю о разочаровании: она знает, что я не приму ни несчастного случая, ни болезни, ни чего-либо другого, иначе она сразу будет отдана палачам.
     - Может быть, и так, но я сама не согласна жить с нею под одной крышей! Я никогда не думала, что буду так ненавидеть кого-то, как я ненавижу ее! Я поклялась, что она умрет!
     - Вы проведете с этой дамой под одной крышей только ночь вашей свадьбы. На следующий же день она отправится в... дальнюю поездку вместе со своим зятем, а когда вернется, то вы уже будете жить в собственном дворце в Санта-Мария-ин-Портико <Впоследствии там будет жить Лукреция Борджиа.>, который я дам в приданое Карло. И могу вам обещать, - добавил он с тонкой улыбкой, - что вы сохраните свою голову на плечах, если.., с дамой Босколи что-нибудь случится. Мы... тоже не испытываем по отношению к ней особой симпатии. Это назойливая и алчная женщина...
     - Я тронута, ваше святейшество, вашими словами, но замуж за негодяя выхожу все-таки я! Если он хоть чуть похож на покойного сына Иеронимы, мои дни сочтены, так же, впрочем, как и его...
     - Негодяй? Чудовище? Не надо преувеличивать. Карло некрасив и не слишком умен, но в нем нет ничего от злодея. Он слабоволен, и вы сделаете из него все, что вам будет угодно. Но я уверен, что когда-нибудь вы оцените Рим по достоинству. Вы здесь станете одной из первых дам...
     - Не понимаю, зачем все это нужно?
     - Причина самая простая: я так хочу. Когда вы станете моей соседкой, то все быстро поймут, что вы находитесь под моим покровительством... Признаюсь, что это мне будет тем более приятно, что мы сможем поговорить о великих древних авторах и об их книгах, которые мы оба так любим.
     От этого любезного предложения Фьора просто онемела.
     Действительно, странно. Все великие мира сего, которых судьбе было угодно поставить на ее жизненном пути, - друзья и недруги - все наперебой старались поселить ее в своей непосредственной близости. Людовик XI подарил ей дом, увитый барвинком, в час откровения Карл Смелый предлагал ей земельные владения, а после войны приглашал ее ко двору, и теперь вот папа намерен поселить ее рядом с собой на Ватиканском холме во дворце Санта-Мария-ин-Портико.
     - Ну, что? - спросил Сикст IV. - Почему вы молчите?
     Что вы думаете о моих предложениях?
     - Вы слишком великодушны, ваше святейшество. Тем не менее я хочу вам напомнить, что у меня во Франции есть маленький сын, с которым меня разлучили против моей воли.
     - А в чем трудности? Он приедет сюда вместе с остальными вашими домочадцами и здесь будет пользоваться нашим особым расположением. Как только брак будет заключен, я направлю к королю Франции посольство, чтобы сообщить ему о вашей судьбе и счастливом завершении всех наших общих дел.
     - Неужели король освободил отца Игнасио и того кардинала, не помню, как его зовут?
     Папа залился веселым смехом, как будто ему удалась отличная шутка:
     - На днях мне вернут кардинала Балю <Его освободят в 1481 году, и он почти сразу умрет в Риме.>. Что касается моего кастеляна, то мне сообщили о его смерти, и нам остается молиться о спасении его души. Они оба были только.., предлогом, чтобы выманить вас из Франции. Однако прошу, оставим в стороне политику и...
     - Тем не менее я хотела бы задать вашему святейшеству еще один вопрос, если, конечно, вы позволите.
     - Задавайте! - снисходительно кивнул Сикст IV.
     - Эта удивительная перемена и милостивое внимание, которое мне оказаны сегодня, как раз когда я ожидала, что на мою голову обрушится вся мощь папского гнева, - почему все это? Неужели исключительно из-за появления на свет маленькой Бьянки?
     - Нет. Конечно, нет. Этому причиной два обстоятельства: во-первых, то, что вы пришли к раскаянию, и это главное; а во-вторых, наша горячо любимая племянница, донна Катарина, все время вас защищала, а нам не хотелось бы огорчать ее. В ее лице вы имеете хорошую подругу, а она постарается заставить вас полюбить Рим.
     На этих словах папа протянул для поцелуя к губам Фьоры свой перстень и позвал Патризи, чтобы тот отвел ее назад, в замок Святого Ангела, где она должна была прожить еще какое-то время. На другой день выходило Вербное воскресенье, в которое не полагалось заключать браки, поэтому венчание отложили до вечера понедельника. Оно должно было состояться в личной папской домашней церкви, обряд обещал совершить сам папа.
     Эти двое суток Фьора провела в компании Доминго, которого к ней приставили для охраны. Учитывая доброе расположение папы, Фьора надеялась, что ей вернут Хатун, однако после рождения ребенка молодая княгиня нуждалась в особом внимании и, конечно же, не пожелала расставаться с ней. Тем не менее эти последние часы ее плена протекли совершенно незаметно благодаря Доминго, который всячески старался развлечь ее: играл с нею в шахматы, водил на прогулки по галереям замка, с высоты которого она могла вволю наслаждаться красотой панорамы Рима. Это были последние часы перед тем, как ее жизнь в корне переменится, что страшно пугало Фьору, несмотря на все уверения папы. Хотела Фьора того или нет, но она становилась одной из Пацци, а при мысли об этом молодая женщина вздрагивала от отвращения и ненависти. Еще она думала о Мортимере, который пока оставался узником замка Святого Ангела и которого ей так и не позволили увидеть, хотя она и настаивала на этом. Сможет ли он когда-нибудь вернуться во Францию? Риарио обещал все устроить, но как можно было верить словам этого человека? Еще одна забота прогоняла сон в последнее время: угроза, которая нависла над Медичи. Фьора отлично догадывалась о том, что это будет за "путешествие", в которое на другой день после свадьбы отправятся Иеронима и Франческо. Они собираются подготовить почву для своей победы и присутствовать во время последнего акта трагедии, в результате которой их семья станет самой богатой и знатной во Флоренции и приберет к своим жадным рукам огромную часть состояния своих поверженных противников и все состояние Бельтрами. Мысль о том, что Лоренцо и Джулиано погибнут, а она не сможет им ничем помочь, не выходила у нее из головы.
     Поэтому она была мрачной и несчастной, когда однажды к вечеру Доминго приготовил ей ванну и одновременно с этим запросто объявил, что скоро надо будет облачаться в свадебный туалет.
     - Ты бледна, как смерть, - заметил он. - Доминго постарается, чтобы ты выглядела повеселее.
     - Никто и не ждет, что я пойду к алтарю со счастливым видом. Мой вид не будет иметь никакого значения, поэтому я не Добираюсь прихорашиваться.
     - Святой отец будет недоволен...
     - Ошибаешься, - оборвала его Фьора. - Единственное, что для него важно, это мое согласие на этот брак. Выйти замуж! Что я делаю? В то время как Филипп...
     Она так горько разрыдалась, что испуганный нубиец побежал за уксусом, чтобы смочить ей виски и лоб.
     - . Ради бога, успокойся! Доминго накажут, если люди увидят что ты так несчастна. Тебе надо быть мужественной.
     - . Он прав, - произнес тихий голос, который Фьора сразу же узнала. - Мне кажется, что ты почувствуешь себя намного сильнее, если прочтешь письмо, которое я тебе принесла!
     Хатун двумя руками взяла свою хозяйку за плечи и повернула к себе, чтобы посмотреть прямо в глаза.
     - Ты пришла? Тебе позволили!
     - Да, но прошу тебя, прочитай это письмо! А ты, - продолжала она, обращаясь к нубийцу, - спустись вниз и принеси сюда сундук, который доставили лакеи княгини Риарио.
     Письмо, естественно, было от Катарины. "В этот тяжелый для вас момент, - писала она, - я хотела бы помочь вам тем, что в моих силах. Я хочу сказать: умная женщина способна сделать для себя удобным любой самый худший брак, если только у нее есть друзья, которые могут ей оказать помощь, а у вас есть я. Хатун, которую я к вам посылаю, будет моим свадебным подарком, и она расскажет все, что я не осмелилась написать в этом письме. И еще примите платье, которое я отправила вместе с нею. Чем вы будете прекраснее и увереннее, тем больше выиграете в глазах моего дяди. Скоро мы с вами увидимся, потому что я уже потребовала, чтобы завтра же вы пришли ко мне с визитом, что вполне естественно, потому что мне необходимо оставаться в постели. Желаю вам сохранить всю вашу отвагу, и верьте мне! Целую, Катарина".
     Это было как глоток живительного воздуха. Фьора в последний раз всплакнула на груди Хатун, которую она с искренней радостью прижала к своему сердцу.
     - По крайней мере, ты снова со мною! Я и не думала, что сегодня вечером меня ждет такая радость.
     Теперь она испытывала такое ощущение, что старые времена возвращаются вновь, и позволила татарке одеть себя в изумительное золотистое платье, которое успел принести Доминго, но от прикосновения к коже золотого шитья она вздрогнула, и Хатун подумала тотчас, что причиной тому были скрываемые ею переживания.
     - Брось эти мысли! - стала она уговаривать ее. - Не надо думать о прошлом! Представь себе, что все это дурной сон и завтра ты проснешься.
     - Ты так думаешь?
     - Я в этом совершенно уверена. Завтра ты увидишь княгиню Катарину, - добавила она чуть слышно. - Ей надо много сказать тебе.
     Через час Фьора в сопровождении Хатун входила в папскую часовню и была спокойна и величественна, как настоящая придворная дама. Ей показалось, что она попала на страницу старинной иллюстрации молитвенника. Повсюду горели желтые восковые свечи, кото