оставила на огонь.
     Волосы моментально превратились в кучку пепла. Затем еврейка принесла чашу, наполненную чистой, как слеза, водой, и поставила ее на скамейку между собой и Фьорой, села и бросила в чашу пепел. Затем она наклонилась над чашей, в которой отражались три свечи, горевшие на столе. Понимая, что Анна искала ответ на вопрос, который мучил их обеих, Фьора затаив дыхание с любопытством смотрела, как расширялись зрачки молодой женщины, которая напряженно смотрела на воду.
     Фьоре показалось, что на лице Анны промелькнул испуг.
     Внезапно она отвернулась и покачала головой.
     - Ничего не вижу! - произнесла она.
     - Значит, ты можешь видеть будущее?
     - Да, но про тебя я ничего не вижу.
     Казалось, что Анна чем-то озабочена, потому что она встала и принялась нервно расхаживать по комнате.
     - Ты уверена, что ничего не видела? - осторожно спросила Фьора. - Или просто не хочешь говорить? Мне показалось, что ты напугана. Умоляю тебя, что бы там ни было, мне надо знать! Я прошла через разные испытания, и мало что уже сможет меня напугать.
     Через несколько минут Анна прекратила хождение и вернулась на свое место рядом с Фьорой.
     - Возможно, все из-за того, что ты сейчас находишься слишком близко от меня. Ничего определенного не видно, а только какие-то обрывочные картинки - тюрьма, гневная толпа, кровь...
     - Моя? - спросила Фьора и помимо своей воли побледнела.
     - Не думаю. Не спрашивай, откуда мне это известно, просто какой-то таинственный голос.., мне видятся новые невзгоды, через которые тебе придется пройти.
     Она взяла Фьору за руку, сжала ее и прикрыла глаза.
     - Нет. Это будет не твоя кровь, но все же это принесет тебе страдания. Будет дорога... Но я не знаю, куда она ведет...
     Отпустив руку молодой женщины, Анна ободряюще улыбнулась ей и взяла факел, чтобы показать, что ей хотелось бы вернуться к себе.
     - Ты можешь счесть меня за сумасшедшую, - вздохнула она, - но то, что про меня говорят, не совсем верно. Если мне и случается получать ясное прозрение, то все же я никогда не буду обладать той силой, которая была у моей матери.., что и привело ее в конце концов к гибели.
     - Считать тебя сумасшедшей? - удивилась Фьора. - Ни за что на свете! Во Флоренции у меня был один друг, врач из Византии, перед которым иногда приподнималась завеса будущего. Он тоже не мог сказать, почему это происходило. Твоя мать была такой же?
     - Она была одной из величайших пророчиц, и может быть, больше таких не будет... Все евреи Неаполя знали, что Ребекка, жена Натана, богатого раввина, имела откровение от духа, а я с самого детства испытывала к ней и поклонение, и страх. Я с трудом называла ее "мама", эту высокую черноволосую женщину, очень красивую, у которой всегда был такой вид, будто она видела меня насквозь, и с лицом, на котором было невозможно вообразить себе улыбку.
     - Она умерла? - прошептала взволнованная Фьора.
     - Да.., и пламя костра святой инквизиции вместе с жестокостью короля Неаполя, который ее туда послал, создали вокруг нее страшный пылающий ореол, отсвет которого падает и на меня...
     Анна победила свое многолетнее молчание и рассказала этой молодой женщине, в которой она, вероятно, увидела свою сестру по несчастью, всю свою жизнь с того момента, когда она двенадцатилетней девочкой стояла скованной вместе со своим отцом перед пылающим костром, на котором сгорала ее родная мать. Огонь не смог заставить Ребекку издать ни малейшего стона, она замкнулась в презрении к этому миру в своих видениях.
     После казни Ребекки Натан и его дочь, чудом избежавшие печальной участи, были увезены солдатами короля в небольшую бухточку, куда тайком заходили тунисские купцы. Каким образом хрупкая девочка и старик смогли выжить, можно объяснить только действием скрытых в самом слабом человеке природных сил, которые порой позволяют ему одерживать верх даже над самыми сильными. Проданные в рабство, Натан и его дочь должны были бы, по идее, испытывать жуткие страдания, но это, как ни удивительно, спасло им жизни. Недалеко от древнего Карфагена жил один богатый еврей по имени Амос, дальний родственник Ребекки, который пользовался некоторыми милостями тамошнего правителя. Едва судно зашло в порт, Натан сразу же послал к нему. Амос немедленно приехал, сразу выкупил отца и дочь и привез их в свой богатый дом, стоявший на берегу моря. Там оба довольно скоро восстановили силы и здоровье.
     Однако Натан отказался от предложения Амоса остаться жить в его доме. Он хотел вернуться в Италию, чтобы отомстить.
     Там он был известным человеком, а в Риме у него было много друзей среди евреев. Однажды утром он вместе с Анной отплыл из Ля-Марсы с уверенностью, что в конце пути найдет кров, защиту и даже возможность снова обрести свое состояние.
     С тех пор прошло семь лет. Анна занималась эти годы учением, а также постоянно развивала свой природный дар. Она проводила много времени со стариками из гетто, а также с теми, кто мог читать по звездам, значительно обострила и свои способности и научилась искусству приготовления различных настоев и ядов. Клиентов у Анны становилось все больше, а ее имя приобрело известность, и вот однажды к ней привели племянницу самого папы.
     - Тебе уже случалось продавать яд? - спросила Фьора.
     - Да. И без всяких угрызений совести. Каждый раз, когда я передаю кому-нибудь смертельный напиток или порошок, с тайной радостью в сердце думаю, что в этом папском городе, где так много его священников, мое зелье может предназначаться кому-нибудь из них. Я их ненавижу всех, потому что именно они помогли королю отправить мою мать на костер.
     - А ты не боишься, что однажды...
     - Меня сожгут на центральной площади? Нет. Если бы мне удалось убить Ферранта Неаполитанского, то я бы пошла туда с радостью!
     - Я понимаю, что ты испытываешь, потому что и сама искала мщения, но бог опередил меня...
     - И ты теперь удовлетворена? - с любопытством взглянула на нее Анна.
     - И да, и нет. Да, потому что рука господа нанесла удар такой силы, на которую сама бы я была не способна. Нет, потому что желание мщения сохранилось во мне. До тех пор, пока жива убийца моего отца, я не успокоюсь. Эта же женщина грозит и мне самой.
     - Но она здесь, в Риме, а ты хочешь ехать во Флоренцию?
     - Я не могу подвергать себя опасности, поэтому мне необходимо уехать. Но от своего я не откажусь!
     - Хочешь, я тебе помогу?
     Анна задвинула шторы и зажгла свечи в канделябрах.
     - Сегодня ночью я кое-кого жду. Не волнуйся, если услышишь шум, и не двигайся с места.
     - А Хатун?
     - Если она придет, то я ее к тебе пришлю.
     Однако ночь прошла, а молодая татарка так и не появилась, и Фьора все это время провела в страшном волнении. В ближайшие часы Анна, конечно, поможет ей уехать, но мысль о том, что придется снова бежать, так и не увидев Хатун, была ей невыносима. Когда Фьора уезжала во Францию с Деметриосом, Эстебаном и Леонардой, то примирилась с мыслью о расставании с подругой детства, зная, что та была счастлива и сама выбрала свою судьбу. Но оставить ее сейчас на положении полурабыни, служанки, даже пусть и пользующейся какими-то привилегиями, но все-таки служанки, - она не могла! Конечно, Хатун могла бы присоединиться к ней во Флоренции, если бы была свободна, но донна Катарина, без сомнения, этого не позволит. Прежде всего потому, что ее супруг дорого заплатил за нее, и еще потому, что по примеру всех знатных римских дам она гордилась своей экзотической служанкой. Татарки были большой редкостью и поэтому особо ценились.
     Тем не менее приходилось смириться: Анна принесла ей завтрак и попутно надавала множество рекомендаций по поводу еще не зажившей раны. В отдельный мешочек она положила корпию, бинты, флакон спирта и две баночки с мазью. После этого Анна тщательно осмотрела рану, которая уже начала затягиваться, и наложила на нее аккуратную повязку.
     - Стало быть, я уеду этой ночью? - спросила Фьора.
     - Да. За час до рассвета я провожу тебя до ворот Дель-Пополо, а из города ты выберешься сама. Я нашла для тебя мула и костюм крестьянина. Если тебе хоть чуть-чуть повезет, то ты доедешь до Флоренции безо всякого труда. Завтра возвращается мой отец, и я должна быть дома, чтобы его встретить.
     Но прихотливой судьбе было угодно, чтобы Фьора наутро не смогла продолжить свой прерванный путь и не увидела, как над воротами Дель-Пополо встает солнце. На колокольнях многочисленных церквей и монастырей отзвонили последние колокола, слуги уже зажгли у входных дверей фонари, заключенные в железные клетки, когда на узкую улочку свернула закрытая карета, сопровождаемая четырьмя всадниками, и остановилась как раз у дома.
     Удивленная, поскольку никого не ждала, Анна открыла узкое окно, выходящее на задний двор, и выглянула на улицу. Затем она схватила факел и поспешила вниз по лестнице.
     - Это Хатун! - воскликнула она. - И с ней графиня Риарио. Оставайся у себя! Я узнаю, что ей надо!
     Фьора не успела задать ни одного вопроса. Окутанная морем тафты, мехов и белоснежных кружев, в комнату Фьоры ворвалась донна Катарина и сразу же принялась без умолку говорить.
     Ее беременность подходила к концу и сильно уродовала ее фигуру, но лицо оставалось по-прежнему прекрасным и свежим, как роза, и она при этом ничего не потеряла от своей воинственности.
     - Я приехала за вами! - заявила она, задыхаясь, и тут же опустилась среди множества подушек на один из диванов. - И, слава богу, я приехала вовремя!
     - О чем вы, мадам? - непонимающе смотрела на нее Фьора.
     - Я хотела помешать вам уехать этим утром, еще не полностью выздоровевшей, одной, как мне сказала Анна.
     - У меня нет выбора. Раввин Натан приезжает завтра, и мое присутствие в доме будет для него неприятным. И я не могу его в этом упрекнуть. Он не хочет лишиться покровительства... святого отца!
     Молодая княгиня улыбнулась, отчего ее лицо просто расцвело, а веснушки зашевелились, как живые.
     - Вам было так неприятно это произносить? Не сердитесь на него слишком! Это, в сущности, очень милый человек, но семейное окружение заставляет его делать некоторые вещи... Однако у нас будет достаточно времени, чтобы обо всем поговорить... Собирайтесь, вы поедете со мной!
     - Простите, донна Катарина, но.., куда?
     - Ко мне! И не надо делать такое лицо! Мой муж отправился сегодня после обеда в свое новое владение в Сеньи, которое дядя подарил ему. Прежде всего это даст вам возможность немного отдохнуть. Затем я сделаю все возможное, чтобы помочь вам добраться до Флоренции. Не пугайтесь, мне все рассказала Хатун. Мне известно, что она была воспитана во дворце Бельтрами, и я легко догадалась, кто эта больная подруга, к которой Хатун ходила каждый день.
     - И вы хотите помочь мне добраться до Флоренции, вы, княгиня Риарио?
     - Нет. Я - Катарина Сфорца! Мои родственники поддерживают с Медичи прекрасные отношения, и вы, возможно, помните наш приезд во Флоренцию несколько лет назад со всем двором?
     - Я этого никогда не забуду! Вы были тогда еще совсем ребенком... Кортеж герцога Миланского был просто великолепен!
     - А Джулиано Медичи был еще прекраснее... Признаюсь, что я влюбилась в него прямо тогда... И там я случайно узнала, что князь Риарио, мой супруг, составляет против него заговор вместе с этой отвратительной обезьяной Франческо Пацци и нашим другом Монтесекко!
     - Монтесекко? Вчера я его видела на этой улице! Он как раз выходил из дворца Ченчи и с большим интересом осматривал окружающие дома.
     - В этом нет ничего удивительного. Вполне возможно, что и Ченчи тоже замешаны в заговор. А в каких отношениях вы с Медичи? - поинтересовалась княгиня.
     - Лоренцо спас мне жизнь, помог бежать, и мне также известно, что он постоянно занимается моими денежными делами;
     Поэтому дорога в его город показалась мне единственно подходящей, чтобы вернуться во Францию и увидеть сына.
     - Я решила помочь вам бежать из Рима. Мне надо послать во Флоренцию надежного человека, но чтобы это не был кто-нибудь из моего окружения: я не хочу, раскрывать себя, иначе моя жизнь не будет стоить и ломаного гроша. К счастью, вы находитесь здесь, и вместе нам, возможно, удастся предупредить большое несчастье!
     - Неужели это так серьезно?
     - Судите сами! Мой супруг и его сообщники хотят убить. всех Медичи. И весьма скоро... Однако мы теряем время.
     Прошу вас, поторопитесь!
     Фьора никак не могла решиться. Ей совершенно не нравилась мысль отправиться во дворец Риарио, словно в пасть волку.
     С другой стороны, все, что вокруг происходило, было так ужасно и так противоречило ее собственным интересам... Если Медичи будут побеждены и восторжествую! Риарио, то все ее надежды рухнут.
     - Если кто-нибудь узнает, что я нахожусь у вас, - сказала она, - то не кажется ли вам, что ваш супруг сможет сопоставить факт провала заговора с моим пребыванием у вас?
     - Говорят же вам, что его нет! Те слуги, которые могут увидеть вас в моем доме, приехали со мной из Милана и все мне полностью преданы. Скорее, прошу вас! Если вы хотите спастись и сохранить жизнь своим друзьям, то у вас нет другого выбора! В карете я вам все расскажу подробнее.
     И Фьора сдалась. Одежда крестьянина, приготовленная для нее Анной, была ей теперь ни к чему, и она остановилась на платье Хуаны, которое привлекало ее своей скромностью. Еврейка добавила к нему черную вуаль и ручную сумочку и, улучив минуту, когда Катарина заинтересовалась стоявшей в нише статуэткой, незаметно вложила ей в ладонь маленький плотно закрытый флакон и прошептала:
     - Если твой враг это выпьет вместе с вином, то умрет через неделю, и никто не догадается, от какой болезни. Да хранит тебя Иегова!
     Фьора не сразу взяла подарок. В ее глазах яд был недостойным оружием, но она не хотела огорчать свою спасительницу.
     Она достала золото и медальон, который принадлежал Хуане, и хотела его отдать Анне, но та запротестовала:
     - Нет. Ты мне ничего не должна. Отдай это тому, кому золото больше понадобится.
     Женщины обнялись, ощущая на себе нетерпеливый взгляд Катарины. Хатун, которой было приказано ждать внизу, поднялась и, полная волнения, хотела узнать, что могло произойти: ведь время шло, и она начала бояться, что Фьору не удалось убедить.
     - Надо быстрее идти, у нас нет времени! Нам ты можешь верить! - горячо сказала она.
     - Я верю и сию минуту последую за вами, - успокоила ее Фьора.
     Карета, которая ожидала донну Катарину, была обита внутри пуховыми подушками, сиденья были мягкими и широкими, на окнах занавески из коричневого бархата, подбитые белым атласом, а от дождя внутренность кареты защищали плотные кожаные ставни с гербами. Женщины заняли свои места. По всему поведению молодой княгини чувствовалось, что она страшно устала. Она сразу же растянулась на подушках, а Хатун в это время достала бутылочку вина и два бокала. Один из них она протянула Фьоре, другой - своей хозяйке, черты лица которой заострились, а глаза были полузакрыты.
     - Вы должны были отпустить меня одну, мадам, - упрекнула ее Хатун, - так было бы гораздо лучше. Вы же знаете, что ваша карета хорошо известна в Риме.
     Катарина открыла глаза, допила остатки вина и слегка приподнялась на подушках.
     - Мне надо было обязательно приехать самой. Если б не моя настойчивость, донна Фьора никогда бы не поехала с тобой.
     А нам с нею надо поговорить.
     - А ваша охрана нас не услышит? - тихо спросила Фьора, которая с удовольствием выпила прекрасного кипрского вина.
     - Дверцы плотно закрыты. Кроме того, голоса заглушают шум колес и стук копыт. А кричать мы не намерены. Мы так близко сидим друг к другу, что даже кучер ничего не услышит.
     - Каждый житель Флоренции может подтвердить, что папе надо только одного: чтобы ваш супруг стал владельцем Флоренции! - сказала Фьора.
     - Да, но проблема стала еще острее с тех пор, как нам принадлежит Имола, то есть с тех пор, как мы стали соседями. Если Медичи будут уничтожены, то власть моего супруга, Джироламо, распространится до самого моря. А Франческо Пацци...
     - Мне известно и это, - прервала ее Фьора. - После своей ссылки он потерял часть своего состояния, а с тех пор, как он стал папским банкиром, его единственное желание - это обрести прежнюю власть во Флоренции...
     - Где до сих пор живет глава всего рода и некоторые члены семьи.
     - Так старый Джакопо еще жив? - удивилась Фьора.
     - Еще как, и более, чем когда-либо, готов помочь Франческо вернуться и отомстить. Что касается третьего, Монтесекко, то он готов зарезать собственную мать за мешок с деньгами, а ему ведь предложили гораздо больше!
     - Понятно. А какая роль во всем этом у папы?
     - Здесь много неясного. Меня уверяли, что он специально оговорил, чтобы не было лишней крови.
     - Лишней крови? Но ведь так трудно убить кого-нибудь и не пролить при этом крови! Как он понимает свое распоряжение?
     - Дорогая, его святейшество не может приказать убить человека. Он даже не должен знать об этом... - многозначительно сказала Катарина.
     - И первым поднять шум после того, как все случится, и даже пожалеть жертву? Кого-нибудь отлучат от церкви, ведь, насколько я понимаю, ваш супруг не собирается сам все это сделать?
     - Конечно же, нет. Он даже не покинет Рим. Уедут лишь Пацци и Монтесекко.
     - А под каким предлогом? Не думают же они, что Лоренцо их примет?
     Тогда Катарина рассказала, что ей было известно о плане заговорщиков. Папа, который только что дал кардинальскую шапку своему самому молодому племяннику, Рафаэлю Риарио, и для этого вызвал его из университета Пизы, решил одновременно назначить его легатом в Перузе. Катарина считала это назначение абсурдным, потому что новому кардиналу было всего восемнадцать лет, и он не смог бы справиться с трудными обязанностями легата, но папа испытывал к нему поистине отеческую привязанность, и даже более того, чуть ли не терял здравый рассудок. Сразу после этого молодой кардинал собирается посетить свою альма-матер и благословить ее. Оттуда он направится в Перузу через Флоренцию, где Медичи, конечно, не откажутся его принять, поскольку поддерживают со святым престолом видимость дружеских отношений. Вероятно, Рафаэль остановится в доме старого Пацци, и Медичи придется принимать его несколько раз у себя. Их гостеприимство повсюду известно, так что нет сомнения в том, что они примут папского легата. Тогда и представится возможность покончить сразу с обоими братьями.
     - В их собственном доме? - возмутилась Фьора. - Это не только чудовищно, но и глупо. С убийцами расправятся на месте!
     - Для этого решено выбрать какой-нибудь праздник или прием, который произойдет вне дома. На нем будут все Пацци, а Монтесекко приведет с собой наемников. Помочь в этом деле согласился даже архиепископ Пизы, Сальвиати. Ему якобы не понравилось, что Лоренцо воспротивился его назначению епископом во Флоренцию.
     На этот раз Фьора ничего не ответила. Все, что она услышала, было таким страшным и нелепым. Все эти люди, конечно, враждовали между собой, но большинство были священники, и все они только и мечтали наброситься на ее родной город, как стая ворон, убить Джулиано, который когда-то очень нравился ей, и Лоренцо, который сделал для нее так много хорошего. Все эти люди к тому же хотели воспользоваться для этой цели священным законом гостеприимства, дорогим сердцу каждого итальянца.
     - Вы не хотите ничего сказать? - спросила Катарина.
     - Простите меня, мадам, но все это так отвратительно, и я понимаю, что внучка великого Франческо Сфорца отказывается участвовать в таких делах.
     - Это воспоминания не столько о моем деде, как о той женщине, которая меня воспитала, - герцогине Бона, супруге моего отца и сестре королевы Франции, они заставили меня встать на сторону Медичи. А также мысли о моем отце, которого убили меньше года назад. К тому же я вам повторяю: я всегда любила Джулиано. Вы поможете мне?
     - Я готова отправиться во Флоренцию