он сказал с вызовом:
     - Ее зовут Катрин де Монсальви! И она... моя сестра! Заминка получилась совсем незаметной, едва уловимой, всего на один удар сердца. Признать Катрин своей женой значило бы обречь ее на смерть. Он хорошо знал, как ревнива Зобейда! Его взгляд поймал взгляд Катрин: он смотрел на нее властно и умоляюще, прося умолчать о его лжи. Поверила ли Зобейда ему? Ее сузившиеся зрачки глаз перебегали от одного к другому. Она даже не пыталась скрыть своего удивления и недоверия.
     - Твоя сестра? Она на тебя не похожа! Арно повел плечами:
     - Калиф Мухаммад блондин со светлыми глазами. Он разве не твой брат?
     - У нас были разные матери...
     - И у нас тоже! Наш отец два раза женился. Хочешь еще что-нибудь узнать?
     Голос его был высокомерным и повелительным. Казалось, он решил воспользоваться преимуществом, которое Давала ему чувственная зависимость и почти рабская любовь Зобейды. Присутствие другой женщины, которую она инстинктивно ненавидела, выводило Зобейду из равновесия. Холодно она ответила:
     - Я еще кое-что хотела бы узнать от тебя. Все женщины из знатных и благородных семей в стране франков имеют привычку носиться по морям и увеличивать собою рынки рабов? Как же твоя сестра попала сюда?
     На сей раз пришла очередь Катрин рассказывать сказки - она надеялась, что Арно не сделал Зобейде неосторожных признаний.
     - Мой брат уехал молиться о своем избавлении от мучившей его болезни к могиле одного великого святого. Но, может быть, ты не знаешь, что такое святой?
     - Следи за своим языком, если хочешь, чтобы я дослушала тебя, - дала ей отпор Зобейда. - Все мавры знают Боанерга, Сына Грома, молния которого на миг привела их в оцепенение7.
     - Так вот, - продолжила Катрин уверенно, - мой брат уехал, и долгие месяцы у нас от него не было никаких известий. Мы в Монсальви надеялись, что он вернется, но он все не возвращался. Тогда я тоже решила пойти к могиле святого, которого ты называешь Сыном Грома. Я надеялась по дороге услышать о брате. Я и услышала о нем: его слуга, который сбежал в тот момент, когда ты взяла в плен Арно, рассказал мне о его судьбе. Я добралась до Гранады, чтобы найти того, кого мы уже оплакивали...
     - Я думала, что тебя схватили корсары и продали в Альмерии.
     - Я и правда была продана, - солгала Катрин, не сморгнув глазом, потому что не хотела, чтобы Абу-аль-Хайр пострадал, - но только меня захватили не пираты, а люди на границе этого королевства. Я не хотела вдаваться в долгие объяснения перед человеком, который меня купил.
     - Какая трогательная история! - заметила Зобейда с сарказмом. - Нежная сестра бросается в путь по большим дорогам вслед за любимым братцем. И чтобы вернее до него добраться, до того самоотверженна, что попадает в постель к калифу Гранады! И там так преуспевает, что становится официальной фавориткой, любимицей всемогущего султана, драгоценной жемчужиной гарема!
     - Замолчи! - грубо прервал ее Арно, побледнев. Когда мавританка заговорила о выборе калифа, Арно, обрадовавшись неожиданной встрече, не сразу обратил внимание на смысл ее слов. И только теперь он понял, что они значили. Катрин с тревогой увидела, как гнев приходит на смену его радости. Он повернулся к ней.
     - Это правда? - спросил Арно с такой жесткостью, что молодая женщина содрогнулась.
     Она слишком хорошо знала, как ревнив Арно, чтобы не пожать при виде того, как сжал он челюсти и как глаза его о запылали темным огнем. Но насмешливая полуулыбка Зобейды вернула ей самообладание. Это было уж слишком! Он видите ли, тоном хозяина задавал ей вопросы перед этой девкой, которая вот уже не один месяц была его любовницей! Она подняла голову и, бросая вызов своему супругу, сказала спокойно:
     - Конечно! Нужно же было как-то добраться до тебя. Все способы были хороши.
     - Вот как? Кажется, ты забываешь...
     - Это ты забываешь, вот что мне кажется! Могу ли я спросить тебя, что ты здесь делаешь?
     - Меня взяли в плен. Ты должна была это знать, если ты встретилась с Фортюна...
     - Пленник всегда старается освободиться... Что ты сделал, чтобы вернуть себе свободу?
     - Теперь не место и не время об этом спорить!
     - Это лазейка, которая слишком удобна, и я...
     - Замолчи! - оборвала Зобейда Катрин. - Ваши семейные дела меня не интересуют! Вы забыли, где вы находитесь?
     Вмешательство оказалось некстати. Арно уже был в руках у демонов гнева:
     - А ты-то сама, кто ты, чтобы ввязываться в наши споры? В ваших обычаях, как и в наших, мужчина имеет полную власть над женщиной, которая принадлежит его родне. Эта - из моей семьи, потому что она одной со мной крови, и я имею право спрашивать у нее, как она себя ведет. Ее честь - моя честь, и если она так низко пала...
     Жест, которым он сопроводил свои слова, был таким угрожающим, что Катрин инстинктивно отпрянула от него. Крылья носа Арно побелели и вздрагивали, взгляд светился жаждой мести. И Катрин охватила безмерная усталость при виде гневного эгоизма обманутого самца. Он не понимал всех ее мучений, тревог, слез и горестей, всего того, что ей пришлось вынести, пока она сюда добралась. Он увидел во всем этом только единственный факт, только то, что она пожертвовала своим телом и отдалась принцу-поэту...
     Скрытая угроза поразила и саму Зобейду. Подобный гнев не мог быть сыгран, и если только что она испытывала некоторые сомнения по поводу этой слишком красивой сестры, свалившейся с неба, то теперь мавританка начинала верить ему и решила оградить себя от гнева любовника. Пусть убьет сестру в порыве смертельной ярости! Калифу останется только смириться перед оскорбленной честью брата. Тонкая улыбка растянула ее прекрасные губы, когда она обернулась к Арно.
     - Ты прав, о мой господин! Честь семьи касается только тебя. Я оставляю за тобой право поступать с ней как пожелаешь. Наказывай ее и не бойся гнева калифа. Он сможет понять такого рода месть. И я тебя буду защищать!
     Жестом она приказала суданцам уйти и повернулась, чтобы уйти самой. Но тут прибежала Морайма. Старуха бросилась ниц перед принцессой и замерла в ожидании, пока ее спросят. Зобейда не заставила ее долго томиться.
     - Что ты хочешь, Морайма? Чем ты так взволнована? Встань!
     Едва встав, хозяйка гарема ткнула в Катрин пальцем.
     - Эта женщина убежала из своих покоев, связав свою подругу и украв у нее одежду. Вижу, что она осмелилась пробраться к тебе, о Величие! Отдай ее мне, чтобы я применила к ней наказание, которого она заслуживает: кнут!
     Злая улыбка исказила губы принцессы:
     - Кнут? Ты обезумела, Морайма? Чтобы калиф по возвращении, а он не задержится, нашел следы на ее теле? Ведь он так нетерпелив и жаждет испить ее сладостей! Нет, оставь ее мне... Отныне она выйдет из этих павильонов только по желанию моего брата. Эта знатная и благородная дама из страны франков, видишь ли, родная сестра моего любимого господина. Она отныне дорога мне. Мои собственные служанки займутся ею, искупают и натрут благовониями, когда хозяин позовет ее, и сделают все, чтобы ее тело стало совершенной поэмой, которой он будет восторгаться под розами Дженан-эль-Арифа...
     Не было сомнений, что Зобейда сознательно подливает масла в огонь. Каждое из произнесенных ею слов раскаленными углями падало в душу Арно. Супруг Катрин вздрагивал, сжав руки и напрягшись, словно струна... Зобейда обратила к нему обворожительную улыбку:
     - Оставляю тебя с ней. Делай, что посчитаешь нужным, но не оставляй меня слишком долго томиться в ожидании тебя! Каждая минута без тебя-это вечность! - Потом, изменив тон, она обратилась к Морайме:
     - Что же касается тебя, Морайма, ты их оставь, но не уходи далеко. Посмотришь, что он будет с ней делать, а затем уведешь ее.
     Катрин кусала губы от ярости. На что надеялась эта кровожадная кошка? Что Арно ее убьет? Уж конечно, жилище, которое она ей приготовила, было ее могилой. Катрин не питала никаких иллюзий по поводу такой заботливости Зобейды. С тех пор как Зобейда поверила в то, что Катрин сестра Арно, она ее возненавидела еще больше, чем раньше, конечно, из-за общих воспоминаний, в которых ей самой не было места. Эта женщина, видимо, ревновала ее даже к прошлому! Беззаботным шагом Зобейда прошла мимо Катрин, и Катрин бросила ей вслед:
     - Не радуйся, Зобейда... Я еще не умерла.
     - Судьба в руках Аллаха! Будешь ты жить или умрешь, не все ли равно? Но, если бы я была на твоем месте, я бы избрала смерть, ибо, оставшись живой, ты не уйдешь от судьбы, ты будешь рабыней среди прочих рабынь, тебя, конечно, будут наряжать и ласкать, пока ты будешь нравиться, а когда ты станешь не нужна, твоя участь будет жалкой!
     - Хватит, Зобейда! - жестко оборвал ее Арно. - Я один знаю, что мне делать. Уйди!
     Насмешливый возглас, шорох туфель по мрамору, и принцесса исчезла. Арно и Катрин остались одни, лицом к лицу... Какое-то время они молчали, стоя в нескольких шагах друг от друга, прислушиваясь к тому, что происходит во дворце, и Катрин с горечью подумала, что иначе представляла их первую встречу. Когда он сорвал с нее покрывало, у него было движение ее обнять! Но теперь ядовитые стрелы Зобейды попали Арно прямо в сердце. Теперь им предстояло терзать друг другу душу. Неужели для этого они встретились, пережив столько бурь, страданий, способных сразить самых сильных?
     Катрин едва осмеливалась поднять глаза на своего супруга, который, скрестив руки на груди, смотрел на нее, сдерживая слезы, наполнявшие ему глаза. Перед боем, который, как она чувствовала, приближался, она давала передышку, ожидая, что, может быть, он начнет говорить первым. Он этого не сделал, может быть, рассчитывая уничтожить ее морально этим тягостным молчанием.
     И Катрин вступила в бой первой.
     Подняв голову, она указала на кинжал за поясом Арно.
     - Чего же ты ждешь? Разве тебе не дали понять, что ты должен сделать? Вынь кинжал, Арно, и убей меня! Я признаю себя виновной: так и было, я отдалась Мухамеду, потому что это был единственный способ добраться сюда... потому что я не могла поступить по-другому!
     - А Брезе? Ты тоже не могла поступить по-другому?
     Катрин глубоко вздохнула. Если он далеко зайдет в своих обидах, бой грозит быть жестоким. Но она принудила себя к спокойствию и сказала размеренным тоном:
     - Брезе никогда не был моим любовником, чтобы ты ни думал. Он хотел взять меня в жены. Это было после падения Ла Тремуйля, и я больше не могла терпеть одиночества! Мне необходим, отчаянно необходим был покой, внимание, поддержка. Ты не можешь себе представить, какой была для меня весна прошлого года и чего мне стоила наша победа! Без Брезе я бы погибла!
     Она на время замолкла, вспоминая прошлое:
     - Брезе меня спас, поддержал, помог. Он сражался за тебя и, считая тебя мертвым, не думал, что плохо поступит, если женится на мне, так как он добр и предан...
     - Как ты его защищаешь! - горько прервал ее Арно. - Я себя спрашиваю, почему ты все-таки не последовала за своей нежной склонностью...
     - Прежде всего, потому что мне помешали! - возразила Катрин, которую опять охватывал гнев. Но она честно призналась:
     - Без Бернара-младшего я, может быть, согласилась бы выйти за него замуж, но перед Богом, что слышит меня, клянусь: когда Пьер де Брезе поехал в Монсальви за пергаментом, чтобы отвезти его королю, он никак не думал, что я выйду за него замуж. Впрочем, узнав о его поступке... неслыханном, я окончательно с ним порвала!
     - Прекрасная и трогательная история! - заметил сухо рыцарь. - Что же ты сделала после этого разрыва?
     Катрин вынуждена была собрать все свое терпение, чтобы не рассердиться. Агрессивный, обвинительный тон Арно расстраивал ее больше всего. Он слишком хорошо принялся играть роль брата с оскорбленной честью, требуя отчетов, объяснений и не проявляя при этом ни малейшей нежности, словно и не было за их плечами нескольких лет любви. Даже письмо, которое он ей оставил, уезжая из Монсальви, не содержало столько горечи и озлобления... Оно, напротив, было наполнено нежностью и любовью. Считая свою жизнь конченой или близкой к этому, в упадке духа он нашел в своем мужественном сердце смелость написать слова понимания и прощения. Вновь обретя жизнь и здоровье, Арно одновременно обрел упрямство и ужасный характер, от которого Катрин так страдала...
     Она сделала над собой усилие. Ей удалось улыбнуться бесконечно усталой и печальной улыбкой, полной нежности. Она протянула ему руку:
     - Пойдем со мной! Не будем стоять под этим портиком, где все могут нас слышать. Пойдем, смотри, в конце того бассейна, у того каменного льва, который словно олицетворяет всю мудрость мира...
     Ночь скрыла от нее тень улыбки, которая смягчила на мгновение суровые черты Арно.
     - Так уж тебе нужна мудрость? - спросил он.
     И по звуку его голоса она почувствовала, что его гнев поубавился. У нее появилась надежда. Он послушно пошел за ней. Они шли в молчании вдоль сиявшего обрамления бассейна. Катрин села, опершись спиной о мраморного льва. Арно остался стоять. Портик и башня сияли на фоне синего ночного неба, нереальные, словно мираж, и легкие, как сновидение. Шумы дворца почти затихли. Только ночные птицы изредка кричали в саду да журчала вода в фонтане. Легкий ветерок заставлял дрожать в зеркале воды отражение дворца, и, как только что во дворе Львов, магическая красота Аль Хамры поразила Катрин.
     - Это место - для счастья и любви, зачем мы мучаем друг друга? Не для того, чтобы причинить тебе боль, и не для того, чтобы ты причинил мне боль, я прошла столько лье...
     Но Арно все еще отказывался верить. Поставив ногу на мраморный край бассейна, он сказал:
     - Не надейся увести мою мысль на цветущие дорожки поэзии, Катрин! Я жду от тебя точного рассказа о том, что произошло с тех пор, как ты уехала из Карлата.
     - Это длинная история, - вздохнула молодая женщина, - надеюсь, ты мне дашь время рассказать тебе об этом на Досуге, позже. Ты разве забыл, что здесь мы в опасности, если не ты, так, по крайней мере, я?
     - Почему ты? Разве ты не любимая фаворитка калифа? - с сарказмом отпарировал он. - Если Зобейда мной дорожит, подозреваю, что тебя никто не посмеет тронуть...
     Катрин отвернулась.
     - Ты всегда знаешь, что сказать, чтобы доставить боль, не так ли? - горько и печально прошептала она. - Слушай ее, раз ты этого хочешь... Но ты уже не тот, каким был раньше. И ты мне не доверяешь...
     Рука Арно опустилась на плечо Катрин и сжала его так, Что ей стало больно.
     - Не иди окольными путями, Катрин! Постарайся понять, что мне нужно знать! Нужно! Нужно, чтобы я узнал, каким образом моя жена, которую я любил больше всего на свете, сначала поискав утешения у моего соратника по оружию, пришла теперь продавать свое тело неверному!
     - А ты-то что делал? Разве что-то другое? - вскричала Катрин в ярости. - Как ты называешь то, что вот уже месяцы делаешь в кровати у Зобейды? Я сама видела, слышишь, своими глазами, однажды ночью, через окно из внутреннего двора!
     - Что же ты видела? - высокомерно спросил Арно.
     - Я вас видела, тебя и ее, как вы покатились по земле сплетясь в объятиях. Я видела, как ты ее хлестнул, а потом утолил свое желание. Я слышала ваше хриплое, дыхание, слышала, как ты ее ласкал! Вы были как два зверя в лесу! Это непристойно! Ты, правда, был пьян, но я думала, что умру!
     - Замолчи! Я не знал, что ты была там! - бросил он ей с великолепной мужской логикой. - Но ты, ты сама, Катрин, что же ты-то делала в Дженан-эль-Арифе? А ведь ты знала, что я рядом, около тебя...
     - Около меня? - возразила Катрин в гневе. - Ты был рядом со мной в постели Зобейды? И ты думал обо мне, только обо мне?
     - Ты попала в точку! Конечно, нужно было как-то топить ярость, которая охватывала меня при мысли о том, что ты пребываешь в объятиях де Брезе, что ты разговариваешь с ним, улыбаешься ему, протягиваешь ему губы... Тело женщины похоже на бутылку с вином: оно дает миг забытья!
     - Твои миги длятся долго! Может быть; были и другие, более достойные тебя способы действовать? - бросила Катрин, забывая о возможной опасности. - Разве ты не мог попытался бежать? Вернуться в Монсальви, к своим, домой?
     - Чтобы тебя обвинили в том, что имеешь двух мужей, и сожгли на костре? Ревность не так бы меня мучила, если бы я тебя меньше любил... Я вовсе не хотел видеть, как ты умираешь!
     - И ты, - прервала его Катрин, нарочно не замечая признания в любви, - предпочел забыть меня, проводя сладостные часы в этом дворце и в объятиях твоей любовницы. Забыл, что ты-христианский рыцарь! Ты крутишь любовь с неверной, тратишь время на охоту, вино и любовь.. Это вовсе не то, о чем ты писал мне в письме. Если бы я не встретила Фортюна, я дошла бы до Земли Обетованной. Я ведь думала, что, вылеченный или больной, ты найдешм смерть на службе у Бога, если уж не у нашего короля!
     - Ты что же, упрекаешь меня в том, что я еще жив?
     - Почему ты не делал попыток к побегу?
     - Я тысячу раз пытался, но из Аль Хамры не убежишь! Этот утопающий в розах и апельсиновых деревьях дворец лучше охраняется, чем самая надежная наша королевская крепость... За каждым цветком прячется глаз или ухо, каждый куст - это шпион. Впрочем, раз ты встретила Фортюна, он должен был сказать тебе, какое я ему дал поручение, помогая ему скрыться, когда мы выезжали из Толедо...
     - Вот именно: он сказал мне, что ты отправил его к твоей матери, чтобы объявить ей о твоем счастливом выздоровлении!
     - ...и о моем плене в Гранаде. Он должен был тайно - я ведь думал, что ты опять вышла замуж, - сообщить ей настоящее положение вещей, просить ее отправиться к коннетаблю де Ришмону и признаться ему в случившемся, умолять сохранить тайну и взять с него слово рыцаря, что он сделал бы без колебаний, отправить посольство к султану Гранады, чтобы Мухаммад назвал сумму выкупа и вернул мне свободу. Затем под вымышленным именем отправился бы в Землю Обетованную или в папские земли, и никто больше не услышал бы обо мне, по крайней мере, я мог бы вести достойный образ жизни.
     - Фортюна ничего мне не сказал об этом! Все, что он смог сделать, это выплюнуть мне в лицо свою ненависть и радость, что ты наконец стал счастливым в объятиях мавританской принцессы, в которую страстно влюбился.
     - Болван! И, думая так, ты все же продолжила путь?
     - Ты принадлежишь мне, как я тебе, что бы ты там себе ни вообразил. Я от всего отказалась ради тебя, не стала бы я отказываться от тебя из-за другой женщины...
     - Что, видимо, придало твоим объятиям с калифом приятное чувство мести, так, что ли? - упрямо бросил Арно.
     - Может быть! - допустила Катрин. - Моих терзаний действительно поубавилось, так как, прошу тебя, поверь, Дорога между приютом в Ронсевале, где я увиделась с Фортюна, и этим проклятым городом очень длинная и опасная! Мне хватило времени все передумать, все представить. Моя злая судьба дала мне возможность полюбоваться тобой..
     - Не возвращайся все время к одному и тому же! Напоминаю тебе, я все еще жду твоего рассказа!
     - Теперь-то зачем? Ты ничего не хочешь слышать, ничeгo не хочешь понять! Я в твоих глазах все равно буду виноватой, так ведь? Хочешь унять угрызения совести? Видно, просто ты больше меня не любишь, Арно! Ты увлечен этой девицей, забыл, что я твоя жена... и что у нас есть сын!
     - Я ничего не забыл! - крикнул Арно. - Как же я забуду своего ребенка? Он - часть моего тела, как я - часть моей матери.
     Катрин встала, и супруги оказались лицом друг к другу, как два бойцовых петуха. Каждый выискивал слабое место в броне другого, чтобы ранить вернее, но так же, как мысль о Мишеле наполовину обезоружила Арно, упоминание об Изабелле де Монсальви смягчило сердце Катрин. Ей предстояло сообщить сыну о смерти матери. Опустив голову, она прошептала:
     - Ее больше нет, Арно... На следующий день после дня Святого Михаила она тихо угасла. Накануне у нее была большая радость: все твои вассалы, собравшись, провозгласили нашего маленького Мишеля господином де Монсальви...