лодая женщина чуть не наскочила на него, еще дрожа от переполнявших ее чувств.
     - Ян, я не могу оставаться! Мне надо уехать! Я сейчас же должна покинуть этот город.
     - Он вас узнал, не так ли?
     - Без всякого сомнения, Ян, я вас умоляю, помогите мне! Я не хочу здесь больше оставаться ни минуты! Я предпочту лес, ночь, холод, волков, чем лишний час в Лилле!
     - Как же я вас выведу, друг мой? Ворота закрыты, и, уж поверьте мне, законы здесь строгие. Вы хотите подвергнуть опасности людей лишь только потому, что вы боитесь... чего, в самом деле? Надо еще узнать, где вы проведете ночь.
     Доверьтесь мне и поезжайте к своей подруге Симоне. Спокойно проведите там ночь, столь необходимую и вам, и вашим слугам. В это время после всех церемоний я отправлюсь во дворец отчитаться о моем поручении. А завтра, как только откроются ворота, мы покинем Лилль...
     - Вы не расскажете обо мне? Вы мне клянетесь? Художник так грустно улыбнулся, что это больше было похоже на гримасу.
     - Катрин, я бы мог оскорбиться, но вижу, как вы взволнованы. Я вам клянусь! Он не узнает, что я приехал сюда вместе с вами. А теперь поехали.
     Но судьба не пускала Катрин в великолепный дом Симоны де Морель. Как по волшебству из безликой толпы отделился прекрасный юноша, одетый в шелка и золото. Вежливо поклонившись, он обратился к Ван Эйку:
     - Если это действительно графиня де Монсальви, Ван Эйк, представьте меня ей, пожалуйста.
     Голос молодого человека был мягким, но за его спиной показался отряд стражников. Смущенный и несколько взволнованный, художник нехотя согласился.
     - Если вы так настаиваете! Мой дорогой друг, я вынужден вам представить мессира Роберта де Курселя, конюха монсеньора герцога... Что вы еще хотите, мессир Роберт?
     - Ничего, мессир Ван Эйк, я вас благодарю. Госпожа, - добавил он, обращаясь к Катрин, - мой господин, знатнейший и могущественный сеньор Филипп, герцог волей Божьей...
     - Короче, мой друг, короче! - нетерпеливо прервал его Ван Эйк. - Мы знаем это все наизусть, а на улице не лето!
     - Как вам будет угодно! - с досадой ответил Кур-сель. - Наш господин послал меня к вам с просьбой следовать за мной, он хочет поговорить с вами сразу после окончания церемонии.
     - Следовать куда? с достоинством спросила Катрин.
     - Во дворец, где вас встретят со всеми почестями и, как мне сказали, долго не задержат...
     - Я никуда не пойду, мессир! Передайте вашему господину, что я его приветствую и нижайше благодарю за приглашение, но я всего лишь уставшая женщина, проделавшая длинный путь и не мечтающая сейчас ни о чем другом, как об отдыхе у камина.
     - У вас будет возможность согреться, - раздраженно прервал ее Курсель, - я получил приказ без вас не возвращаться!
     Катрин вздрогнула и нахмурилась.
     - Не значит ли это, что вы меня арестовываете?
     - Никоим образом, я уже сказал, что монсеньер вас долго не задержит, а вы, наверное, знаете, что он не потерпит, чтобы его приказы не выполнялись, тем более приглашения... Госпожа, не заставляйте меня вас больше упрашивать, а если хотите немного отдохнуть перед аудиенцией, Я буду сопровождать вас до места отдыха, а потом доставлю во дворец!
     Лицо Ван Эйка приняло озабоченное выражение, когда взгляд Катрин остановился на нем, спрашивая совета, он покачал головой и прошептал сквозь зубы:
     - Катрин, я боюсь, что вам не удастся ускользнуть, иначе...
     - Иначе я навлеку неприятности на тех, кто окажет мне гостеприимство, не так ли? Я прекрасно поняла. Хорошо, мессир, - со вздохом обратилась она к герцогскому конюху, - мне не остается ничего другого, как следовать за вами, но при двух условиях.
     - Каких?
     - Вы отпустите этот вооруженный эскорт. Он ни к чему, раз я уже решила принять приглашение.
     - Хорошо. Что еще?
     - Мои люди будут сопровождать меня и подождут окончания аудиенции, чтобы проводить меня туда, куда я направлюсь.
     - Я тоже поеду с вами! - воскликнул Ван Эйк.
     - Лучше не надо. Поезжайте к Симоне и узнайте у нее, сможет ли она принять нас на эту ночь. Итак, мессир, вы мне так и не ответили, могут ли меня сопровождать конюх и паж?
     Курсель скорее нетерпеливо, чем любезно, пожал плечами.
     - Мне об этом ничего не было сказано, но правила, существующие при дворе, вам это разрешают, а я тоже ничего не имею против.
     - В таком случае поехали! До скорой встречи, мессир Ян, - добавила Катрин, подчеркнув слово "скорой". Затем, зажав руки, как она делала всегда перед каким-либо сражением или просто в сложной ситуации, госпожа де Монсальви повернула лошадь по направлению к дворцу, и, не ожидая бегущего за ней Роберта де Курселя, направилась к дому своего бывшего любовника с твердой решимостью выйти из этой схватки с честью.

Глава третья. КОРОЛЕВСКАЯ НОЧЬ

     - Так это была ты! Я не ошибся...
     Курсель оставил Катрин в узкой маленькой галерее, освещенной теплым мерцанием свечей. Вошел Филипп Бургундский, и время отступило: герцог не изменился, все тот же голос и обращение на "ты". Прошло семь лет со дня их последней трагической встречи при Компьене, где Катрин пыталась освободить Жанну д'Арк. Филипп был все такой же стройный, светловолосый, с благородной осанкой.
     Может быть, лишь несколько небольших морщинок добавилось вокруг рта. Он не изменился и, казалось, думал, что между ними будет все по-прежнему. Катрин, соблюдая дистанцию, поприветствовала герцога, опустившись на колено, и прошептала: "Монсеньер!"
     Пренебрегая церемониалом, герцог подбежал к ней и поднял с колен. Он удерживал ее на расстоянии вытянутой руки, чтобы лучше рассмотреть. Она удивилась происшедшей в нем перемене. Еще недавно холодный и надменный принц исчез, и перед ней оказался счастливый мужчина.
     - Так чудеса существуют? - горячо воскликнул он. - Катрин, уже столько лет я молю Бога послать тебя мне! Когда я тебя заметил, я понял, что он услышал мои молитвы.
     - Он вас не услышал, монсеньер: я к вам не возвращаюсь.
     Филипп нахмурился:
     - Нет? Что в таком случае делает во Фландрии госпожа де Монсальви, да еще в мужском одеянии?
     - Я уже давно использую для путешествий этот костюм, который во время верховой езды намного удобнее платья со шлейфом. Впрочем, вы об этом знаете...
     - Хорошо! Но это не объясняет ваш приезд в мои владения, поскольку даже из уважения вы не подумали нанести мне визит. Признайтесь откровенно: если бы я за вами не послал, вы бы не пришли?
     - Нет, монсеньер. Я остановилась в Лилле всего на одну ночь.
     Она почувствовала, как Филипп удаляется от нее. Он снова стал величественным и недоверчивым герцогом Бургундским.
     Это так же не устраивало Катрин, как и его недавний порыв. Как объяснить ему цель своего путешествия? Следует ли поведать ему всю правду, еще раз рассказать об ужасах на Мельнице-Пепелище, снова гореть от стыда, признаться, что она едет в Брюгге к повитухе, чтобы освободиться от проклятого бремени? Вдруг она улыбнулась, вспомнив действие этого "оружия" на Филиппа. Ей в голову пришла мысль...
     - Я просто хотела повидать свою подругу! ответила она так естественно, что герцог не заметил ее нерешительности.
     - Как ее имя?
     - Госпожа де Морель-Совгрен, этой осенью я у нее останавливалась ненадолго в Дижоне!
     - Посмотри-ка! Я и не подозревал о такой крепкой дружбе, способной выманить графиню де Монсальви из овернских гор, со двора короля Карла, из объятий любимого супруга, любимого так, как никто еще не был любим под этим солнцем. Возможно, что эта дружба - лишь прикрытие известного любопытства...
     Улыбка исчезла с лица Катрин. Гордо вскинув голову, она прямо посмотрела в холодные глаза принца.
     - Позвольте вас перебить, монсеньер! Сейчас ваше высочество назовет меня шпионкой.
     - Признаюсь, что это слово пришло мне в голову, усмехнувшись, ответил он. - Вы ведь душой и телом преданы моему врагу?
     - Врагу? Герцог Бургундский, кажется, лишь выиграл от этого Аррасского мира, такого жестокого для каждого верноподданного короля Карла! Я слышала, что помыслы врагов вашего высочества теперь направлены на другой берег Ла-Манша и что лилии Франции и Бургундии отныне растут вместе. Может быть, я ошибаюсь?
     - Нет! Договор слишком выгоден, чтобы я им пренебрегал.
     - Ну и прекрасно!
     Тон Катрин был таким напряженным, что Филипп невольно рассмеялся:
     - Графиня, кажется, вы совсем не изменились. Вы по-прежнему в совершенстве владеете женским искусством ставить все с ног на голову и обвинять, чтобы самой избежать обвинения. Но на этот раз вы так легко не отделаетесь. Я хочу знать, зачем вы были в Дижоне, а теперь едете сюда к Симоне.
     - Разве мессир де Руссе, сопровождавший короля Сицилийского, ничего не рассказал вам о том, что произошло однажды вечером несколько недель назад в Новой башне? Он не говорил о покушении на королевскую персону?
     - Да, я знаю. Именно поэтому его и перевезли сюда. Опасность была слишком велика, а в случае удачи последствия были бы драматичны. Но откуда вы об этом знаете?
     - В этот вечер я была во дворце. Высокочтимая госпожа Иоланда, герцогиня Анжу, мать короля Рене, придворной дамой которой я являюсь, поручила мне убедиться в том, что с ее сыном хорошо обращаются и что он страдает лишь от отсутствия свободы. Я как раз направлялась в Бургунднию к постели ушфашфеи матери. Провидение распорядилось так, что я оказалась во дворце как раз вовремя...
     - Почему же он от меня это утаил?
     - Я его об этом попросила. Мы - старые друзья, монсеньер, вы же это знаете. Я не хотела пробуждать некоторые воспоминания у вашего высочества при упоминании обо мне, не ведая, как вы теперь ко мне относитесь. Ян повел себя как достойный слуга своего герцога и как верный друг.
     - Ваша мать умерла? Я этого не знал.
     - Она покоится в Шатовилене, у госпожи Эрменгарды, которая по-дружески приняла ее.
     Катрин умолкла. Наступила тишина, нарушаемая только шагами Филиппа. Заложив руки за спину, герцог медленно прохаживался по галерее. Через несколько минут, показавшихся Катрин вечностью, он прошептал:
     - Это еще один из ваших талантов: во всех испытаниях приобретать друзей! Как вам это удается?
     - Рецепт прост, монсеньер, - надо любить...
     - Громко сказано.
     - Почему же? Я всегда считала, что дружба - это любовь, лишенная крыльев, обычная любовь, тихая, преданная, освобожденная от плоти и ее безумств, она никогда не обманет и не поранит!
     - Вы об этом говорите, как жрица о своем боге, - несколько раздраженно возразил он. - Даю слово - это культ, и этот культ бросил вас на непроходимые зимние тропы, и все для того, чтобы провести одну ночь у подруги? Признаюсь, мне трудно в это поверит".
     - Но это естественно. Должна добавить, что, направляясь к Симоне, я рассчитывала соединить приятное с полезным. Перед тем как вернуться к близким, я хотела убедиться, что могу считать свою миссию выполненной и что король Рене получил у своего кузена Великого Герцога Запада достойный прием и ему не грозит никакая опасность.
     Апломб и спокойствие, с которыми она солгала, удивили ее самое. Это было слишком хорошо придумано, и она испугалась, что сказанное очень похоже на выученный урок. Филипп этого не заметил.
     - Прием, оказанный кузену? Эта болтушка принимает меня за лавочника? Госпожа де Монсальви, не думаете ли вы, что герцогу Бургундскому нужен совет о том, как кого принимать?
     - Я не то имела в виду.
     - Нет? Так что же? Вы хотели удостовериться, что я вызвал вашего драгоценнейшего короля для того, чтобы задушить его где-нибудь в лесу или насыпать яда в его вино? И почему вы так заботитесь о нем? Может быть, вы его любите?
     Лицо Филиппа приняло до смешного обиженное выражение. Катрин позволила себе улыбнуться:
     - - Я его люблю? Это мой друг!
     - Еще бы! Почему же в таком случае вы не приехали вместе с ним? Госпожа де Морель сопровождала его...
     - Она предложила мне, но я тогда была больна и не Могла продолжать путь. Я осталась у нее до полного выздоровления, и...
     - ...и теперь вы здесь! На одну ночь? И куда же вы отправитесь завтра?
     - Но, монсеньер, я же уже сказала: я возвращаюсь домой к родным.
     - В Монсальви?
     - В Монсальви!
     - Где вас ждет не дождется ваш супруг? - язвительно поинтересовался герцог. Это была новая ловушка. Катрин спокойно покачала головой.
     - Мой супруг служит королю, а король осаде, видимо, у графа де Фуа.
     - Это значит, что мессир Арно также находится где-то на юге. Так вам незачем так спешить домой, и поскольку вы подвергли себя таким опасностям, потратили столько времени и сил на службу королю Рене д'Анжу, вы должны уделить немного внимания и вашему старому другу. Или в ваших планах не найдется для меня места?
     Катрин присела в реверансе, пытаясь скрыть свое замешательство. Ей не удастся выпутаться так легко, как она надеялась.
     - Первое место всегда принадлежало вашему высочеству!
     - Так докажите мне это!
     - Каким образом?
     - Примите участие в королевском банкете. Вас проводят в апартаменты, где вы сможете привести себя в порядок.
     - Но, монсеньер...
     - Никаких "но"! Я ничего не хочу слышать. Сегодня вечером, может быть, в последний раз вы будете моей гостьей. Если вы настаиваете на тем, чтобы провести ночь у госпожи де Морель, то можете это отложить до завтра. Но эту королевскую ночь я требую для... Бургундии. Вы одновременно сможете встретиться со многими старыми друзьями...
     - Но это невозможно! Герцогиня не потерпит за своим столом...
     - ...бывшую любовницу? Надо, чтобы она с вами познакомилась. К тому же подобные вещи ее уже не волнуют. Она любит лишь сына и Бога!
     - Может быть, потому, что вы не позволяете ей любить никого, кроме сына и Бога?
     - Она слишком знатная для радостей любви. Ее тело подарило мне здорового сына, но, кажется, не расположено повторить это. К тому же, если я вас правильно понял, вы, в некотором смысле, являетесь посланницей королевы Иоланды ? Тогда ваше присутствие вполне естественно. Вы, наверное, заметили, что коннетабль де Ришмон тоже является моим гостем. Вы с ним друзья, не так ли?
     - Большие! - вздохнула Катрин, не представляя, как встретит ее бретонец. - Но я не хотела бы с ним здесь встречаться!
     Филипп насмешливо улыбнулся.
     - Отчего же? Вы опасаетесь, как бы он не поведал сеньору де Монсальви о вашем присутствии при моем дворе? Прочь сомнения! Посланнику не следует ничего бояться. К тому же Ришмон не из болтливых. Вы согласны?
     - Это приказ?
     - Нет, просто просьба.
     Просьба, которую было небезопасно проигнорировать. Катрин прекрасно знала, что скрывается под этой любезностью. Надо было соглашаться или сделать вид...
     Поклонившись, она попросила разрешения отправиться к Симоне, где находились ее вещи, и подготовиться к банкету. Но герцог не разрешил.
     - Катрин, речь не идет о полумерах. Я хочу, чтобы вы стали гостьей дворца на целую ночь. Мне хотелось бы немного обмануться, представив, что время повернуло вспять. Сейчас вас проводят в ваши апартаменты.
     Он ударил в ладони. Поклонившись, вошел мужчина, одетый в серое с черным плотное шелковое платье, расшитое золотом.
     - Отведите госпожу де Монсальви в приготовленные для нее апартаменты. Через некоторое время я пришлю за вами кавалера, и он проводит вас к столу. Успокойтесь, - с улыбкой добавил он, это еще один друг...
     Следуя за провожатым, Катрин попросила его предупредить своих конюха и пажа. Тот ответил ей, что несколько минут назад их проводили к госпоже де Морель-Совгрен, поскольку этим вечером хозяйка обойдется без них. Филипп решительно ничего не забывал.
     Пройдя сквозь множество коридоров, галерей, проходов и лестниц, ее провожатый открыл небольшую массивную дверь. Когда Катрин пересекла порог, она остановилась, словно завороженная, не веря своим глазам...
     Комната, освещенная светом камина и множеством розовых свечей, воскресла из прошлого. Это была специально убранная для нее в Брюгге комната, где она с Филиппом провела столько ночей любви и откуда уехала восемь лет назад к постели умирающего сына, чтобы больше не вернуться.
     Как во сне прошлась она по толстому белому меху, устилающему пол, с изумлением разглядывая стены, обитые чудесным розовым генуэзским бархатом, мебель, отделанную серебром, массивные канделябры, большие лилии в вазах, зеркала и герб, выбранный ею во время своего царствования: голубая химера на серебристом фоне.
     Убранство комнаты осталось прежним вплоть до белого шелкового платья, расшитого жемчугом, которое лежало на серебристо-розовом стеганом одеяле. Все, что Катрин оставила в Брюгге, она нашла в Лилле...
     Воспоминания были так живы, что Катрин непроизвольно повернулась к маленькой двери, наполовину скрытой альковом. Эта дверь вела в ванную, и Катрин показалась, что она откроется и на пороге появится Сара-.. Чтобы избавиться от галлюцинации, она прикрыла глаза и попыталась хоть немного успокоиться.
     Когда она вновь открыла глаза, ничего не изменилось.
     Вдруг в венецианском зеркале она заметила отражение юноши с бледным лицом в забрызганных грязью сапогах. Он выглядел нелепо в этой роскошной комнате и, казалось, не решался переступить ее порог. Катрин не успела произнести ни слова, как появились две темнокожие женщины в белой одежде, скорее всего рабыни, купленные в Венеции или Генуе. Она давно знала, что Филипп ценил их внимание и безмолвную покорность.
     Они низко поклонились, улыбнувшись, овладели Катрин и в мгновение ока освободили ее от мужского платья. Сапоги, облегающие штаны, камзол, капюшон, рубашка - все исчезло, как по волшебству.
     На этот раз в зеркале появилось другое отражение: обнаженное чувственное тело было покрыто сказочным плащом золотых распущенных волос.
     Потом наступила очередь чудесной ванны с вербеной-давно забытое наслаждение. Катрин, сладостно вздохнув, отдалась во власть пьянящих благовоний, позволяя зеленой воде проникать в ее кожу, смывая пыль, пот и усталость... Она давно не видела такой изысканной роскоши, даже в своем прекрасном замке Монсальви.
     Ей вдруг стало так хорошо и спокойно, что она потеряла всякий счет времени. Закрыв глаза, женщина погрузила свое ставшее невесомым тело в ласкающую воду.
     Это была поистине чудесная ванна. Катрин на какое-то время оставила все заботы, страх о будущем, к ней вернулось желание нравиться и быть счастливой.
     Она чуть было не заснула, когда заботливые руки вынули ее из ванны, завернули в тонкое покрывало, вытерли. Затем черные руки, напомнившие ей Гранаду и ласковую заботу Фатимы, принялись растирать и массировать кожу, ставшую необыкновенно гладкой и нежной. Ее надушили духами, привезенными из далеких стран, которыми она пользовалась раньше. Тщательно расчесали волосы, ставшие необыкновенно блестящими. Катрин очень удивилась, что женщины не заплели их как обычно, чтобы укрепить, хеннен. Служанки лишь чуть подняли золотистые пряди и накинули крупную сетку из небольших жемчужин...
     К тому же ей ие надели рубашку; белое шелковое платье заскользило по телу, подобно струе свежей воды. Это было длинное платье, затянутое под грудью жемчужным поясом, с широкими рукавами, легко скользящими по рукам. Декольте было таким большим, что скорее подчеркивало грудь молодой женщины, чем скрывало ее. Шелковые чулки, завязанные выше колена кружевной тесемкой, и маленькие туфельки из белого шелка дополнили этот странный наряд.
     Когда темнокожие служанки, взяв Катрин за руки, снова привели ее в розовую комнату и подвели к зеркалу, она, взволнованная и очарованная, увидела перед собой принцессу из сказки: время, страдания и превратности судьбы были не властны над ее красотой - она была великолепна как никогда!
     Пораженная, она невольно залюбовалась собой. Из глубины дворца доносилась радостная музыка. По-видимому, праздник уже начался, и за ней скоро придут...
     Вдруг у нее тревожно сжалось сердце. Это платье скорее обнажало, чем скрывало ее тело, и в не