зала четырьмя сильными шотландцами.  Успокоенный  Милый  Друг
снова улегся у ног короля. Коммин взял Фьору за руку.
   - Идемте, - сказал он. - Думаю, что здесь не на что больше смотреть.
   Она послушно пошла за ним. Вопли ее  врага  отдавались  в  ее  сердце
песней ликования. Этот монах - живое  напоминание  о  слепой  ненависти,
ввергнувшей ее в ад и идущей по ее  следам,  словно  проклятие,  которая
отныне не будет больше преследовать ее.  Она  не  знала,  где  находится
замок Лоше, но, где бы он ни был, он воздвигал между  ней  и  ее  врагом
толстые стены.
   - Видимо, этот  человек  -  безумец,  -  прокомментировал  Коммин.  -
Прийти, чтобы убить короля в одном из его замков, на глазах охраны, слуг
и друзей?
   На что он рассчитывал и как он мог надеяться убежать в случае удачи?
   - Очень просто. Он считал себя божьим орудием.
   - Неужели папа не смог найти другого посланника?
   Я думал, что он хитрый человек.
   - Он, может быть, даже хитрее, чем вы думаете.
   Смотрите: если бы покушение  удалось,  Сикст  IV  освободился  бы  от
самого могучего союзника Флоренции и, следовательно, от опасного  врага.
А раз брат Игнасио не смог этого  сделать,  то  он,  во  всяком  случае,
освободился от неудобного ему человека, с которым он, возможно, и сам не
знал, что делать. В этих фанатиках есть что-то полезное, если можно  так
сказать, когда ими умело пользуются.
   Коммин посмотрел на Фьору и рассмеялся:
   - Я, считающий себя тонким политиком, получил от  вас  хороший  урок.
Мэтр Оливье, пропустите нас к королю. Эта молодая дама должна  подождать
его в молельне.
   Последние слова  были  обращены  к  человеку  с  сундучком  в  руках,
выходящему из королевских  апартаментов.  Одетый  в  черное,  с  темными
короткими волосами, узким лицом, тонкими губами и  неподвижными  глазами
неопределенного цвета, он поклонился несколько ниже,  чем  следовало,  и
Фьора,  которой  сразу  не  понравилось  его  лицо,  нашла  его  слишком
заискивающим.
   Он сказал сладким голосом:
   -  Монсеньору  де  Тальмону  нет  необходимости  просить  у  простого
цирюльника разрешения пройти к своему хозяину.
   Фьоре показалось, что в его  словах  был  какой-то  желчный  оттенок.
Человек, однако, открыл дверь, поклонившись еще раз.
   - Да бросьте вы, мэтр Оливье! - запротестовал  Коммин,  слегка  пожав
плечами. - Когда вам неугодно, никто не сможет войти сюда.
   - Кто это? - спросила Фьора, когда за  ними  закрылась  дверь  и  они
остались вдвоем.
   - Цирюльник нашего государя Оливье ле Дем. Он фламандец, как и я,  но
на службе у короля уже около двадцати лет, и тот очень ценит его  талант
по ведению дома. Ему поручена подготовка к  поездкам  короля,  благодаря
ему, куда бы он ни поехал, король всегда находит вещи на своем месте.  С
секретарем Альберто Магалотти он составляет  даже  что-то  вроде  узкого
совета, мнение которого небезразлично нашему государю.
   - А по его невзрачной внешности этого не скажешь, - заметила Фьора.
   - Внешность не играет никакой роли  для  короля  Людовика.  Не  знаю,
какое влияние ле Дем  оказывает  на  короля,  но  думаю,  что  его  надо
остерегаться. Многие прозвали его Дьяволом Оливье. Ну вот мы и пришли.
   Пройдя через комнату, очень скромно обставленную, в которой спящие на
ковре  собаки  были  самым  большим  украшением,  Коммин  ввел  Фьору  в
небольшую молельню, богатство которой поразило молодую  женщину:  обивка
из дорогой ткани и разноцветные панно, все  раздвижные,  потому  что  по
обычаям того времени молельню  короля  и  его  мебель  перевозили  в  ту
резиденцию, где он тогда жил. Все это окружало  алтарь,  задрапированный
парчой, на котором стоял  каменный  крест  рядом  с  золотой  статуэткой
богоматери  Клери,  которой  Людовик  XI  особенно  поклонялся,  и   еще
серебряная статуэтка святого Михаила, в честь которого король основал  в
Амбуазе 1 августа 1469 года рыцарский орден.
   Другие изображения святых стояли на небольших консолях  вдоль  стены,
некоторые из них были древними,  а  одно  почти  новое,  воспроизводящее
святую  Ангадрему,  покровительницу   города   Бове,   которая   помогла
защититься от войск Карла Смелого в 1472 году. Статуэтка  была  подарена
королю местной героиней Жанной Лене, прозванной Жанной-Топорик,  которая
вывела женщин и детей на бой, идущий на земляных  укреплениях.  Все  эти
вещи оживали под мягким светом витража.
   - Как здесь красиво! - сказала со  вздохом  Фьора.  -  Вот,  наконец,
помещение, достойное короля Франции!
   - Именно  потому,  что  это  единственное  место,  где  наш  государь
перестает быть королем. Здесь он всего лишь скромный служитель бога.
   -  Клянусь  святым  Людовиком,  моим  уважаемым  предком,  вы  иногда
говорите весьма  разумные  вещи,  Коммин!  -  сказал  король,  незаметно
вошедший в этот момент. - А  сейчас  оставьте  нас  с  донной  Фьорой  и
подождите меня в моей комнате.
   Он  преклонил  колени  для  короткой  молитвы,  и   молодая   женщина
последовала его примеру. Встав, король увидел ее на коленях  и  протянул
руку, чтобы помочь ей встать. Когда она поднялась, он  немного  задержал
ее пальцы в своих руках, задумчиво посмотрев на молодую женщину.
   - Итак. Этот испанский монах. Откуда вы знаете его?
   - Во Флоренции он пытался  подорвать  власть  монсеньора  Лоренцо  по
приказу папы Сикста IV, который хочет отдать наш город своему племяннику
Джироламо Риарио.
   - Нам хорошо известны планы его святейшества, но речь идет о вас.
   - Это длинная история, сир.
   Король поднял глаза к каменному кресту алтаря:
   - Бог никогда не спешит. Мы тоже,  когда  речь  идет  о  благополучии
государства. Рассказывайте!
   И Фьора  поведала  о  трагической  истории  ее  отношений  с  Игнасио
Ортегой. Она пыталась быть по возможности объективной, не сгущая красок,
и без того достаточно мрачных. Она знала, что человек  такого  ума,  как
Людовик  XI,  лучше  воспримет   четкий,   бесстрастный   рассказ,   чем
эмоциональное повествование.
   - Значит, сеньор Медичи повелел прогнать этого монаха из Флоренции, -
задумчиво сказал король, когда Фьора закончила свой рассказ. -  Конечно,
это очень деликатное дело - убить члена святой церкви, но  нам  кажется,
что была проявлена некоторая беспечность, если этого фанатика до сих пор
не обезвредили. У Игнасио Ортеги будет достаточно времени  подумать  над
тем, какую  опасность  таит  неразборчивость  в  людях:  либо  ты  божий
человек, либо ты шпион, либо убийца.
   -  Возможно,  легко  перейти  из  одной  категории  в  другую,   если
вмешиваешься в политику. А я знаю, что ею занимаются многие священники.
   - А папа более, чем другие! Боюсь, что он скорее  всего  -  временный
суверен, чем духовный отец. И кроме того, он нас  не  любит.  Он  отдает
предпочтение нашему кузену герцогу Карлу.  Папа  дал  это  ясно  понять,
когда бросил своего легата, епископа Форли Алессандро Нанни между Карлом
и императором при осаде Нейса.
   Благодаря ловкости епископа не было ни победителя,  ни  побежденного.
Они, безусловно, помирились скрепя сердце, но Карл Смелый  смог  вывести
свои войска. Для нас же было бы лучше, если бы они находились там, где и
были. А Карл оказался свободным и занялся нами.
   - Но Карл ничего не сделал?
   - Трудно вести войну, когда не хватает денег и  свежих  сил.  А  этот
монах должен был стать  удобным  орудием,  чтобы  навсегда  покончить  с
королем Франции.
   - Уверен ли король, что.., избежит этого?
   Людовик XI прищурил глаза, в которых промелькнула веселая искорка,  и
улыбнулся.
   - Если у нас будет свободное время, мы покажем наш замок в Лоше. Даже
если бы у монаха вдруг выросли крылья, он все равно не смог  бы  улететь
оттуда. Но довольно говорить о наказании! Вы  спасли  нам  жизнь,  и  мы
желаем выразить вам нашу признательность. Чего бы вы пожелали?
   Фьора преклонила колено и сказала, склонив голову:
   - Вероятно, я попрошу у короля слишком много, если  попрошу  даровать
жизнь и свободу графу де Селонже.
   Наступившее вдруг молчание было таким тяжелым,  что  молодая  женщина
похолодела и, не осмеливаясь поднять глаза на короля, тихо добавила:
   - Я не желаю больше ничего другого, сир.
   По-прежнему не говоря ни слова, Людовик XI взял двумя пальцами  Фьору
за подбородок и долго всматривался в ее большие серые глаза,  подернутые
слезой.
   - Бедное дитя! - вздохнул он  тихо.  -  Любовь  держит  вас  в  более
строгой тюрьме, чем темницы Лоше.
   Нет, не продолжайте! Идя в эту  часовню,  мы  были  уверены,  что  вы
попросите помиловать этого человека.  Мы  вам  слишком  многим  обязаны,
чтобы отказать в этом, хотя это и противоречит тем надеждам, которые  мы
возлагали на вас. Встаньте!
   Он отвернулся, взял статуэтку святой Ангадремы.
   - Сир, - начала Фьора - моя признательность...
   - Нет!  Не  благодарите  меня!  Может,  мы  и  не  заслуживаем  такой
благодарности. Приказав вам  приехать  ко  мне,  мы  подумали  в  первую
очередь - и в особенности после того, как  мы  увидели  вас,  -  что  вы
будете для нас.., выгодной заложницей, которая смогла бы убедить сира де
Селонже перейти к нам на службу. Но вы дали нам понять, что наш  пленник
не любил вас до такой степени! И тогда мы замыслили другое  -  добиться,
чтобы вы оказывали  нам  услуги  против  Карла  Смелого,  добившись  его
милости. Но этот проклятый монах с его кинжалом спутал  нам  все  карты.
Словом, - сказал он со вздохом, - завтра вас проводят до Компьеня к...
   - Прошу прощения за то, что прерываю вас, сир, но мне кажется, что мы
прекрасно понимаем друг друга.
   Мысль о смерти человека, которого я считала  своим  супругом,  мучила
меня. Он будет жить, и я благодарю моего короля за его великодушие.  Мне
больше и не надо  ничего  другого.  Разве  несколько  дней  назад  я  не
сказала, что готова служить Вашему Величеству при  условии,  если  смогу
удовлетворить свою ненависть к герцогу Бургундскому? Ничто не изменилось
с того момента.
   Людовик XI с благоговением  поцеловал  статуэтку  и  поставил  ее  на
место. Не оборачиваясь к. Фьоре, он спросил:
   - Не желаете ли вы лично сообщить мессиру  де  Селонже  весть  о  его
освобождении, на которое он уже не надеется? Мне кажется, что  это  была
бы красивая и достойная месть!
   - Нет, мой господин. Я даже не хочу с ним увидеться  еще  раз,  чтобы
вновь не попасть под его  чары,  которыми  он  меня  околдовал.  А  убив
хозяина, которого он  обожает  больше  всего  на  свете,  я  отомщу  ему
наилучшим образом.
   - И чтобы добиться этого, вы готовы на.., все?
   Вплоть до того, чтобы.., отдаться другому?
   - Если мое супружество было  сплошным  обманом,  мне  нечего  бояться
супружеской неверности. Пусть король только прикажет, и я повинуюсь.
   - Что ж, пусть будет так! А пока возвращайтесь к  мессиру  Ласкарису,
Вечером вы оба отужинаете за нашим столом. Позднее мы вам скажем,  какие
дела вам предстоят.
   И снова опустившись на колени перед ярко освещенным алтарем,  Людовик
XI погрузился в молитву.
   Поклонившись богу и королю, Фьора покинула молельню.
   Гроза, собиравшаяся в течение  всего  дня  над  городом  и  соседними
лесами, разразилась к вечеру. Проливной дождь залил  все  вокруг.  Улицы
превратились  в  ручьи,  а  сливные  канавки  -  в  маленькие  водопады.
Раздавались раскаты грома, не переставая  сверкали  молнии.  Улицы  были
пустынны. Лишь солдаты, несшие  вахту  на  крепостной  стене,  стоически
выносили непогоду. После невыносимой жары проливной дождь освежил их.
   Стоя у окна своей спальни, король Людовик XI с удовольствием наблюдал
за грозой: он думал  о  своем  шурине,  короле  Эдуарде  VI  Английском,
который с пустым желудком  и  промокшими  ногами  с  нетерпением  ожидал
заключения тайного договора, ради которого лорд  Ховард  и  Джон  Шейней
приехали  шесть  дней  назад.  Эти  двое,  ставшие  с  общего   согласия
заложниками до того момента, как английская армия покинет Францию,  были
единственными, кто не очень-то страдал  от  голода:  перед  тем  как  их
вернуть хозяину, их досыта накормили и напоили.
   - Англичане должны ждать нас как мессию!  -  заявил  король,  потирая
руки. - Столько воды и ни капли пива, чтобы взбодриться!
   - Будем все же надеяться, что дождь завтра кончится.  Если,  конечно,
завтра мы отправимся в Амьен, - ответил Коммин. - Переговоры с  Эдуардом
намечены на 29-е число, а  до  этого  нам  еще  надо  многое  хорошенько
обдумать. Завтра же я прикажу нашему  главному  судье  Тристану  Лермяту
отпустить на свободу сира де Селонже и сопроводить его  под  стражей  до
Вервена.
   Там они его отпустят, сообщив ему, что Карл Смелый  в  Намюре.  Таким
образом, он без труда  доберется  до  него.  Вы  освобождаете  человека,
который хотел вас убить?
   Разумно ли это, сир?
   - Донна Фьора спасла мне жизнь,  а  в  награду  попросила  освободить
своего супруга.
   - Но ведь это же бессмысленно!
   - Она его жена. Вот поэтому я и хотел увидеть ее.
   Да ну же, Коммин, перестаньте дуться! Освобождая этого головореза,  я
думаю, что осуществляю лучшее дело моей жизни. Донна Фьора полагает, что
ее супруг двоеженец. Может, это и правда? Она сама не  знает,  любит  ли
она его или ненавидит. Но одно верно - она больше не хочет видеть его. А
главное, что она ненавидит Карла Бургундского и желает его смерти. Я дам
ей такую возможность.
   - Каким образом?
   - Я отправлю ее к Кампобассо, одному из военачальников Карла Смелого,
который не может понять, с какой стороны его хлеб намазан маслом.
   -  Понимаю:  она  станет  кусочком  масла,  которому  будет  поручено
объяснить  этому  кондотьеру,  что  французские  коровы,  не  в   пример
бургундским, дают самое лучшее молоко!
   Людовик XI рассмеялся и хлопнул по спине своего молодого советника:
   - Просто удовольствие беседовать с вами, Коммин, хотя ваше  сравнение
не совсем подходит  к  такой  красавице.  Говорят,  что  этот  итальянец
Кампобассо имеет слабость к женскому полу, а она - настоящее чудо.
   - Не подвергаем ли мы ее большой опасности?
   Чтобы встретиться с неаполитанцем, ей придется пересечь области,  где
полно солдат. А она слишком молодая и хрупкая  для  таких  испытаний,  -
добавил Коммин с серьезным видом.
   Настолько серьезным, что король Людовик нахмурил брови:
   - Боже, братец мой, уж не влюбился ли ты в нее?
   Не забывай, что твое сердце целиком принадлежит Елене,  твоей  нежной
супруге, а прелестная флорентийка не для тебя.
   - Вы предпочитаете подарить ее этому.., солдафону?
   - Ну да! В моих  руках  редко  бывало  такое  красивое  и  закаленное
оружие. Успокойся, ее будут охранять.
   А теперь отблагодарим бога за его доброту и ляжем  спать.  Завтра  до
моего отъезда я увижусь с донной Фьорой и дам ей указания.
   - Если ей все удастся сделать, чем вы отблагодарите ее?
   - На другой же день после смерти Карла она может просить меня  о  чем
угодно. Сверх того, я намерен подарить ей  небольшой  замок  с  хорошими
землями, находящийся невдалеке от нашего замка Плесси-ле-Тур.
   - Боже мой, сир! - воскликнул Коммин с возмущением. - Не  думаете  ли
вы сделать ее...
   - Нашей любовницей? Хо-хо!  Об  этом  можно  только  мечтать!  Но  мы
поклялись, что не дотронемся больше ни до одной женщины, кроме королевы,
и мы намерены соблюсти  эту  клятву.  Однако  честный  король  не  может
отказать себе в удовольствии иметь по соседству божественно  красивую  и
умную Еву. А край вдоль Луары будет идеальным местом для женщины с такой
грацией и обаянием.
   - Согласен, сир, но.., что  будет  делать  в  таком  случае  Селонже,
неважно, двоеженец он или нет?
   - Остается надеяться на то, что если Карл уйдет в  мир  иной,  у  его
верного рыцаря не будет желания пережить своего хозяина. И вот тогда  мы
сможем выдать его вдову замуж за одного из наших верных слуг.
   - И это, конечно, буду не я! - проворчал Коммин.
   - За кого вы меня принимаете, друг мой? Я уже женил  вас..,  и  очень
удачно. Вам ли жаловаться?!
   Тяжело  вздохнув,  сеньор  д'Аржантон  отправился  спать,   попросив,
впрочем, своего слугу принести ему из кухни несколько  ломтиков  паштета
или мяса дичи, а также флягу вина. Сердечные огорчения всегда вызывали в
нем голод.
   На другой день  небо  затянуло  облаками,  временами  моросил  дождь.
Дороги размыло, образовались  рытвины  и  ухабы,  но  король  все  равно
приказал готовиться к отъезду в  Амьен,  куда  командующий  там  большим
войском Таннги дю Шатель выехал раньше.
   Стоя на земляном валу у северных ворот города, Фьора в черной накидке
с  капюшоном,  защищающим  ее  от  дождя,  смотрела,  как  передвигались
королевские войска, восхищаясь мощью этих  войск,  которые  собрал  этот
маленький человек с живыми глазами, правящий своим королевством  твердой
рукой, как хороший кучер лошадьми.
   Фьора увидела только королевскую гвардию,  с  флажками  на  пиках,  в
сверкающих доспехах и с яркими попонами на конях. Сам король в  короткой
кольчуге, набедренниках и  стальных  поножах  скакал  в  центре  отряда.
Только золотая корона указывала на его высокое положение. Одетый  проще,
чем любой из его телохранителей, он  мог  обойтись  и  без  королевского
знака отличия, потому что его гордая посадка в седле не вызывала никаких
сомнений в его титуле - это был король.
   За отрядом следовал обоз с королевским багажом.
   Кроме тележки с его разборной кроватью, креслом, коврами, часовенки и
псарни, в повозках были сундуки с золотом, на других  везли  провизию  и
множество бочек с вином, предназначенным для  утоления  голода  и  жажды
солдат английской армии во главе с Эдуардом. Гулящие девки шли  за  ними
пешком или в повозках,  чтобы  поддержать  боевой  дух  войск,  как  это
практиковалось во всех  армиях  мира.  Так  отправлялся  король  Франции
выдворять англичанина из своего владения, совершенно  не  опасаясь,  что
хотя бы один из его людей может  там  погибнуть.  Однако  за  ним  несли
хоругвь с изображением святого Дени, как это полагалось, когда армия шла
навстречу своему врагу.
   Сердце Фьоры защемило при виде Деметриоса на коне, рядом  с  Филиппом
де Коммином. Людовик XI был  доволен  лечением  греческого  врача  и  не
отпускал его сопровождать свою подругу.
   - Возможно, через какое-то время я разрешу вам приехать к ней,  когда
я окончательно буду здоров, а пока следуйте за мной! - приказал он.
   Просьбы Фьоры и Деметриоса не смогли смягчить его. И не без  причины,
ибо он полагал, что Лоренцо де Медичи направил  к  нему  врача  для  его
лечения, а не для того, чтобы тот сопровождал повсюду красивую женщину.
   - Не волнуйтесь, - добавил  король  в  утешение,  -  зато  вы  будете
присутствовать при потешных боях.
   Я знаю, что вам этого очень хочется!
   Фьоре ничего не оставалось, как подчиниться.  Однако  она  не  хотела
ехать без защиты навстречу своей  судьбе:  Деметриос  приказал  Эстебану
сопровождать ее, и тот воспринял это безо всякого  возражения.  Исполняя
волю короля Людовика, Фьора отправилась к герцогу Бургундскому. Несмотря
на преданность своему хозяину, Эстебан все же с удовольствием  воспринял
приказ сопровождать молодую женщину.
   Полагая, однако, что одного Эстебана недостаточно для  охраны  Фьоры,
Людовик  XI  предоставил  своей  тайной  посланнице  одного  из   лучших
сержантов  своей  шотландской  гвардии  Дугласа  Мортимера,  прозванного
Мортимер-Шквал за его скверный характер. Его отец начал службу  в  армии
как конюший еще во времена битвы при Боже, потом некоторое время состоял
на службе у Орлеанской девы, божьей  посланницы,  храброй  как  мужчина,
прекрасные  голубые  глаза  которой  ранили  его  сердце.  Но  война  не
оставляла времени для любви, и только спустя  двадцать  лет  после  этих
событий Френсис попал под очарование других голубых глаз и светлых волос
Маргариты Лалье, молодой вдовы мелкопоместного  дворянина.  Дуглас  стал
плодом этой любви.
   Твердо решив не продолжать рода М