фона на столе уже не было.

ГЛАВА 20

   Только проснувшись утром  и  обнаружив  себя  спящим  в  роскошной  чужой
квартире, Ионидис отчетливо понял, что  их  побег  действительно  удался.  И
теперь он может, наконец, впервые за последние несколько месяцев валяться  в
постели, не откликаясь на утреннюю  перекличку,  и  ласкать  лежавшую  рядом
молодую женщину, лица которой он, к сожалению, не мог вспомнить. Из соседней
комнаты послышались чьи-то веселые голоса, и он окончательно проснулся.
   - Вставай, вставай, - радостно позвал его  бывший  Большой  Промышленник,
бывший Финансист, бывший Зек, а ныне московский житель Мурад Гасанов.
   Он, уже проснувшийся полчаса назад,  принимал  ванну,  блаженствуя  среди
пены с бокалом коллекционного шампанского в руках.  Развлекавшая  его  ночью
дива теперь устало спала на его огромной двуспальной кровати.
   Ионидис поднялся с постели, накинул на себя  рубашку  и  отправился  мыть
руки в  другую  ванную  комнату,  предназначенную  для  гостей.  В  огромной
пятикомнатной московской квартире Гасанова были две ванные  комнаты,  как  и
полагается в квартирах такого типа.
   "Какой ужас", - подумал грек посмотрев на себя в зеркало.
   В зеркале отразилась опухшая и  заросшая  физиономия.  Он  с  отвращением
покачал головой и начал умываться.
   Уже через полчаса, выпроводив девиц, они завтракали на кухне бутербродами
с колбасой  и  сыром,  оставшимися  от  вчерашнего  пиршества.  Вместо  чая,
которого не оказалось в доме, приходилось пить теплое пиво.
   - Что думаешь делать? - спросил Гасанов.
   - Вернуться на родину, - осторожно ответил Ионидис.
   - Без документов, без денег, без визы, - усмехнулся хозяин дома,  -  тебя
арестуют на первой проверке, как только  ты  выйдешь  из  дома,  и  отправят
обратно в Баку, в нашу родную тюрьму. А повторить свой  номер  тебе  уже  не
удастся. На этот раз за тобой будут следить достаточно серьезно.
   - Понимаю, - согласился опытный Ионидис, - я  об  этом  тоже  думал.  Без
документов мне никак нельзя. Да и тебе нельзя особенно разгуливать по Москве
без паспорта.
   - А кто сказал, что я без  паспорта?  -  засмеялся  Гасанов.  -  Подожди,
сейчас увидишь. - Он  исчез  в  другой  комнате  и  через  минуту  появился,
потрясая красным паспортом.
   - Когда в стране бардак, можно  извлекать  выгоду  из  этого  бардака,  -
торжествующе заявил Гасанов.
   - Каким образом? - не понял Ионидис.
   - У меня штук пять разных паспортов, - охотно пояснил бывший зек, а  ныне
московский житель, - один отобрали при аресте. А  остальные  остались.  Один
лежал здесь. Вот  этот.  Еще  с  гербом  СССР.  По  этому  паспорту  у  меня
московская прописка и вообще я гражданин РСФСР, или, как сейчас  называется,
Российской Федерации. Шиш теперь меня можно арестовать. Нельзя меня выдавать
иностранному государству, тем более  Азербайджану.  Я  теперь  россиянин.  А
штамп в паспорте, да и вообще новый паспорт, раньше можно было  получить  за
два часа. Достаточно заплатить  деньги,  и  все.  В  МИДе  бывшего  СССР,  в
последний год перед развалом, продавали все:  обычные  паспорта,  служебные,
даже дипломатические. А как продавали  паспорта  в  Баку...  Про  это  можно
написать книгу. Впрочем, на Кавказе всегда все продавали. Поэтому история  с
паспортами не редкость.
   - Может, и мне купить паспорт, -  подумав,  сказал  Ионидис,  -  хотя  бы
российского гражданина.
   - Не получится, - вздохнул Гасанов, - у меня была московская прописка. Им
для формальностей нужно за что-то зацепиться.
   - Как тогда быть?
   -  Купи  азербайджанский  паспорт.  Или  узбекский.  Или  грузинский,   -
предложил практичный Гасанов, - хотя можно и российский.
   - Каким образом?
   - У тебя есть деньги? Не обязательно  в  России,  можно  и  в  Греции,  -
вопросом на вопрос ответил хозяин дома.
   - В Греции есть, - подумав, ответил Ионидис, - и в Турции есть, и в  США,
и во Франции.
   - Ты же миллионер, - восхищенно зацокал языком Гасанов,  -  тогда  вообще
никаких проблем нет. Любой паспорт купить можно. Только скажи, какой. Я тебе
лично советую азербайджанский паспорт купить. В Баку есть посольство Греции,
они там туристические визы дают даже не в паспорт, а  на  бумажку,  где  все
фамилии написаны и фотографии приклеены. За три дня тебе и паспорт,  и  визу
сделаем. Все будет в порядке.
   - Мне для  этого  нужно  будет  вернуться  в  Баку?  -  спросил  Ионидис.
Международный аферист,  убийца,  контрабандист,  он  знал  жизнь,  о  многом
догадывался, во время своих многочисленных путешествий иногда  встречался  с
фактами вымогательства  государственных  служащих,  но  с  таким  встречался
впервые в  своей  жизни.  Абсолютная  коррупция  была  нормой  в  суверенных
республиках бывшего Союза. Не просто девяносто девять и  девять  десятых,  а
стопроцентная коррупция среди прокуроров, судей, государственных чиновников,
работников полиции, таможенников. Не брали деньги только больные,  с  явными
психическими отклонениями, но такие не могли считаться даже одним процентом,
потому что их сразу изгоняли с государственной службы, как  позорящих  честь
мундира. Ведь когда берешь, нужно и отдавать.  А  не  отдавать  наверх  было
нельзя, нарушалась цепочка. За такое  нарушение  вполне  можно  убрать  и  с
работы. В первое время Ионидис поражался, потом привык,  но  чтобы  покупать
паспорта...
   Последний государственный служащий, который оказался честным человеком  и
не поддался на  его  разнообразные  обещания,  на  беду  Ионидиса,  оказался
следователь Мирза Джафаров, который вел его дело. Но это было исключением из
правил, лишь подтверждающим общее правило беспринципности.
   - Конечно, тебе не нужно никуда ехать, - засмеялся Гасанов, - мы  сделаем
тебе паспорт, прямо сидя здесь. Сначала я  позвоню  домой,  а  потом  своему
другу.
   - К себе домой? - снова удивился грек, кажется, уже научившийся ничему не
удивляться. - Но ведь власти вашей республики сразу поймут, куда вы сбежали.
   - Можно подумать, что они  не  знают,  -  махнул  рукой  Гасанов,  -  они
прекрасно знают, куда именно я сбежал. Можешь в этом не сомневаться. Но  это
входит в правила игры. Пока я в республике, я должен  сидеть  в  тюрьме,  но
если мне удается сбежать, то все. Никто  не  будет  требовать  моей  выдачи,
никто не  будет  присылать  сюда  группы  захвата  для  моей  принудительной
транспортировки домой. Каждый из чиновников, находящихся у власти  в  данный
момент, знает эти правила игры. Не  сумел  вовремя  сбежать,  подставился  -
значит, сидеть тебе в тюрьме. Сумел вовремя сбежать,  уйти  от  наказания  -
значит, ты чист. Никто не захочет копаться в нашем дерьме. Иначе дерьмо  так
завоняет!.. Некоторых выпускают даже специально, чтобы они не возвращались в
республику. Поэтому никто меня здесь уже преследовать не  будет.  Можешь  не
беспокоиться.
   - Но власти будут знать, где мы находимся?
   - А они и без моего звонка узнают, где именно я нахожусь.
   - Как узнают?
   - Половина людей, которые сбежали в Москву из Баку, мечтают вернуться  на
свои теплые места, чтобы снова быть при должности и иметь большие деньги. Но
это нужно заслужить. Поэтому каждый второй из сбежавших  стучит  в  Баку  на
каждого первого. И, соответственно, наоборот. Все надеются вернуться обратно
на хорошее место, заслужив благосклонность нынешних властей. В свою очередь,
в  Баку  почти  каждый  ответственный   государственный   чиновник,   каждый
руководитель ведомства или министерства помнит о  том,  что  ситуация  может
поменяться. И,  соответственно,  работает  сразу  на  два  фронта.  С  одной
стороны, заявляет о своей горячей любви и верности  нынешнему  режиму,  а  с
другой - тайно ищет контакты с оппозицией, изгнанной из республики. И все об
этом знают.
   - Бессовестные люди, -  развел  руками  Ионидис,  -  я  многое  знаю,  но
такого...
   - Какая совесть у негодяев? - подмигнул Гасанов.  -  Она  ведь  не  может
гарантировать спокойную жизнь.  Е„  гарантируют  только  большие  деньги.  А
пребывание на любой значительной должности в нашей республике - это  большие
деньги. Поэтому пачка долларов заменяет любую совесть.
   - И я могу получить паспорт, сидя в Москве? - не поверил Ионидис.
   - Разумеется. Если хочешь грузинский, то его можно сделать вообще за  два
дня. Если азербайджанский - за четыре-пять. Российский  приготовят  примерно
за та кое же время.
   - Вы уверены? - он все-таки не верил до конца.
   - Если бы не был уверен, то не говорил бы. Какой паспорт ты хочешь?
   - Тогда лучше российский, - подумав, ответил Ионидис.
   - С греческой визой? - уточнил Гасанов.
   - Ну, если и это возможно.
   - У тебя деньги на счету?
   - Да.
   - Ты помнишь номер счета?
   - В греческом банке помню. И во французском тоже.
   - Проблем нет. Я позвоню, и  тебе  переведут  деньги  с  твоего  счета  в
Москву. Сколько тебе нужно?
   - А сколько мне понадобится?
   - Думаю, тысяч пятнадцать-двадцать.
   - Так много?
   - Разве это много? - изумился Гасанов. - Мы за наш побег  знаешь  сколько
заплатили? Кроме  надзирателей  и  дежурных  офицеров,  нужно  было  платить
пограничникам с обеих сторон, водителям машин, другим уважаемым людям.
   - Я согласен.
   - Хорошо. А потом поедем в Петровский пассаж или ГУМ. Купим тебе рубашку,
костюм, туфли. В общем все, что нужно. Я тебе деньги дам. У  меня  в  Москве
свое дело открыто, свой ресторан. Нельзя деньги  хранить  в  одном  кармане,
любил говорить мой отец. Нельзя вкладывать в одно дело.  Вот  я  и  открывал
рестораны в Москве и Баку, вкладывал в промышленные  предприятия  Украины  и
Азербайджана, открывал счета в банках Турции и Кипра.
   - Предусмотрительно.
   - А как ты думал? Иначе нельзя.  Тогда  ты  очень  от  властей  зависишь.
Отнимут у тебя все, и тогда  ты  никто.  Нуль.  А  с  деньгами  ты  человек.
Уважаемый человек. Ты думаешь, я с этими прошмандовками,  что  ночь  провел,
еще хоть раз увижусь? Конечно, нет. Просто вчера  уставший,  грязный,  мятый
был. А вот приду в себя и с такими девочками  тебя  познакомлю  -  у  вас  в
Греции таких нет. Будешь меня всю жизнь благодарить.
   - Вы удивительные люди, - сказал грек, - чем больше я с вами сталкиваюсь,
тем больше удивляюсь. Вы не похожи на всех остальных. У  вас  какой-то  свой
способ постижения истины и свой способ развития. Вы движетесь не туда,  куда
все остальные страны, а в какую-то немыслимую, непонятную сторону. В сторону
от всего остального цивилизованного мира. Но, может быть, так и должно быть,
как ты считаешь?
   - Константин, ты становишься моралистом,  -  захохотал  Гасанов,  -  если
учесть, что на тебе висят убийства и контрабанда, то в  роли  священника  ты
смотришься не очень естественно.
   - Я это знаю, - Ионидис-Пападопулос вздохнул, - я  считал  себя  исчадием
ада, а попав к вам  в  тюрьму  и  встретив  такое  количество  предателей  и
взяточников, понял, как я заблуждался. По сравнению  со  многими  из  них  я
просто  девственница.  До  тебя  у  меня  в  камере  сидел  офицер,  который
специально начинал сражение за день до выплаты зарплаты  солдатам,  чтобы  в
его батальоне было как можно больше убитых, чью  зарплату  он  мог  спокойно
прикарманить. Или сержант, который стрелял в спины  своим  товарищам,  чтобы
потом продавать их автоматы. Они ведь даже не  предатели  в  обычном  смысле
этого слова. Они настоящие, как у вас говорят, ограши. <Ограши -  бесчестные
сукины дети>
   - Не нужно об этом, - нахмурился Гасанов, - такие подлецы есть у  каждого
народа.
   Он поднялся и, подойдя к телефону, хмуро спросил:
   - Какой у тебя номер счета в Греции? -  его  все-таки  обидели  последние
слова Ионидиса.
   Уже  позже,  в  такси,  когда  они  ехали  в  банк,  Гасанов,  неожиданно
наклонившись к своему бывшему сокамернику, прошептал:
   -  Я  ведь  сам  знаю,  какие  невероятные  сукины  дети  у  нас   иногда
встречаются. Но ради Бога, ты не думай, что это только у нас.  Бардак  он  и
есть бардак по всей территории бывшего Союза. И никогда не говори мне больше
об этом. Сам я знаю, но  когда  говорят  другие,  это  достаточно  больно  и
неприятно.
   Ионидис кивнул в знак согласия.
   В банке они были недолго, минут двадцать.  Из  здания  банка  оба  бывших
заключенных вышли уже состоятельными людьми. Теперь можно  было  заняться  и
собственными бытовыми проблемами. По предложению Гасанова они отправились  в
Петровский пассаж.
   За  полгода  вынужденного  отсутствия  Гасанова   этот   торговый   центр
превратился   в   образцово-показательный   центр    достижений    передовой
капиталистической  промышленности.  Своего   рода   ВДНХ   эпохи   развитого
капитализма.  Лучшие  мировые  фирмы  -   технические   новинки   "Сони"   и
"Панасоника", "Филлипса" и JVS,  сумки  от  "Айнберга",  туфли  от  "Балли",
парфюмерия  "Кристиана  Диора",  галстуки  "Нины  Ричи",  одежды   известных
итальянских, французских, немецких фирм делали это заведение привлекательным
местом для расплодившихся миллионеров,  заработавших  свои  деньги  в  массе
своей на воровстве и перепродаже краденого.
   Даже имея в карманах достаточно солидную сумму, они чувствовали  себя  не
совсем приятно, когда покупали туфли "Балли" за пятьсот долларов, рубашки  в
"Боско де Чильедже" за семьдесят и костюмы фирмы "Хельд" За семьсот. Обед  в
ресторане "Бельфиори", расположенном на третьем этаже, обошелся им еще в три
сотни долларов, и только после этого они покинули здание.
   От выпитого вина немного кружилась голова. Держа большие пакеты  в  одной
руке, Гасанов хватал другой рукой своего  товарища,  пытаясь  удержаться  на
ногах. Именно в этот момент около них притормозил  белый  "фиат".  Это  было
прямо напротив здания Государственного банка России.
   От  неожиданности  Гасанов  икнул,  не  понимая,  почему  эта  машина  не
проезжает дальше. Он удивился, когда открылась дверь и  кто-то,  сидевший  в
автомобиле, громко сказал:
   - Садитесь в машину.
   Грек нахмурился. Он не любил неожиданных встреч.
   - Садитесь в машину, - повторил незнакомый голос, - вас ждут.
   Гасанов, моментально протрезвевший, испуганно огляделся по сторонам.
   - Кто ждет? - спросил он, заглядывая внутрь автомобиля.
   И в этот момент увидел направленное на него дуло пистолета.
   - Садитесь, -  в  третий  раз  произнес  незнакомец  тоном,  не  терпящим
возражений.

ГЛАВА 21

   - Как вы сказали? - спросил, заметно волнуясь, Дронго. - Вы сказали,  что
полковник Родионов жив?
   - Почему  вы,  молодые,  почти  все  так  пренебрежительно  относитесь  к
старикам? - спросил Иваницкий. - А ведь мы многое можем.
   Дронго впервые за время разговора захотелось обнять и  расцеловать  этого
мрачного и серьезного старика.
   Родионов был жив. Впрочем, он обязан был догадаться. Или хотя бы до конца
расспросить продавщицу мороженого. Какое непростительное  упущение.  Он  был
так расстроен предполагаемой гибелью своего старого товарища,  что  даже  не
подумал поинтересоваться, кто конкретно был убит рядом  с  издательством.  В
нем начал превалировать грех гордыни. Как сравнительно  молодой  человек  он
решил, что Родионов подставился в силу своего возраста  и  поэтому  не  смог
адекватно прореагировать на прямую угрозу.
   На самом деле Родионов подъехал к зданию издательства и  к  нему  подошел
какой-то парень. Он наклонился к машине и спросил полковника, как  пройти  в
центр города. Уже в этот момент любой профессионал должен опасаться подвоха.
Случайные прохожие на место встречи с агентом так просто не подходят.  Когда
Родионов пытался  объяснить,  где  находится  центр,  он  уже  понимал,  что
произошло нечто серьезное. И когда этот молодой прохожий  вытащил  пистолет,
он успел среагировать мгновенно.  Два  быстрых  выстрела  в  нападавшего,  и
машина стремительно срывается с места, оставив труп на месте происшествия.
   По договоренности с Иваницким,  Родионов  перебрался  на  его  дачу,  где
теперь и скрывался, пока милиция искала его машину  и  неизвестного  убийцу,
застрелившего случайного прохожего. В одном только Родионову не повезло.  Он
прореагировал, как и полагалось профессионалу,  слишком  быстро.  Уже  после
первого выстрела парень отлетел к тротуару, выронив пистолет. Второй выстрел
был уже в падающее тело. Но вся беда была в  том,  что  пистолет  свой  этот
нападавший уронил в салон автомобиля и Родионов обнаружил его, лишь  отъехав
на достаточно приличное расстояние.  Вернуться  и  подбросить  пистолет  его
владельцу  не  было  никакой  возможности.  Вот  и  получалось,  что  бывший
полковник госбезопасности застрелил на месте случайного  прохожего,  который
оказался человеком без определенных занятий, к тому же дважды судимым.
   - Слава Богу, - вырвалось у Дронго, -  я,  честно  говоря,  подумал,  что
его... В общем это здорово.
   - Об этом знают только несколько человек, - строго предупредил Иваницкий.
   - Вы могли бы не предупреждать.
   - Я обязан об этом предупреждать всех, кто будет посвящен  в  эту  тайну.
Нашего коллегу решили убить, и мы  до  сих  пор  не  знаем,  кто  это  хотел
сделать. В данном случае  наша  осторожность  оправданна,  и  вы  не  должны
обижаться.
   - А я и не обижаюсь.
   - Значит, мы договорились.
   - Сколько вас человек? - неожиданно спросил Дронго.
   Иваницкий смутился. Слишком явно, чтобы это скрывать.
   - Почему вы спрашиваете? - поинтересовался полковник.
   - Узок круг этих революционеров,  слишком  далеки  они  от  народа,  -  с
улыбкой вспомнил Дронго,  -  так,  кажется,  звучали  строчки,  которые  нас
заставляли учить.
   - С чего вы взяли? - понял его намек полковник.
   - Знаю Родионова. Он не будет  доверять  каждому  встречному.  Не  в  его
правилах. Сегодня вечером вы мне это косвенно подтвердили, из  чего  я  могу
сделать вывод, насколько  большая  у  вас  группа  ветеранов.  Думаю,  всего
несколько человек. Верно?
   - Мы ищем контакты с "Фениксом",  -  почему-то  перешел  вдруг  на  шепот
Иваницкий, - но не можем их найти. Пока. Думали, что вы сможете нам помочь.
   - Они тоже ищут списки?
   - Мы думаем, да.
   - Это действительно такие важные списки?
   Иваницкий замолчал. Потом наконец спросил:
   - Вы знаете, где я работал в КГБ?
   - Не знаю. Но догадываюсь, что  не  в  разведке.  Вы  слишком  осторожны,
иногда даже чересчур.
   - Это упрек?
   - Это просто констатация. Так где вы работали?
   - В Восьмом главном управлении КГБ. Вы знаете, что это такое?
   - Знаю. Связь и шифровальная служба.
   - Верно.
   - Вы отвечали за какое-то конкретное направление?
   - Я возглавлял специальную группу по расшифровке сообщений  особо  важных
агентов КГБ. Доступ к этим документам могли иметь только  старшие  и  высшие
офицеры КГБ. С личного согласия Председателя КГБ.
   - Значит, - вдруг очень медленно сказал Дронго, - там  списки  не  только
внутренней агентуры.
   Иваницкий, сделав страшное лицо,  огляделся.  Затем,  чуть  успокоившись,
кивнул головой. Но ничего не сказал.
   "Господи, - с ужасом подумал Дронго, - значит, там списки лучших  агентов
КГБ, в том числе  и  зарубежных.  За  этими  списками  будут  охотиться  все
спецслужбы мира. Такая информация стоит не миллион, а миллиард долларов".
   - Я вас понял, - сказал Дронго, - правда, вы не ответили на мой вопрос. У
вас достаточно много единомышленников?
   - Не очень, - весьма неохотно выдавил Иваницкий.
   - Вас уволили не сразу? - понял Дронго, вспоминая рассказ Родионова.
   - А вы как думаете? - нервно дернулся  полковник.  -  Разве  можно  сразу
уволить человека, ответственного за связь  с  самыми  ценными  агентами  КГБ
последнего десятилетия?
   - Вы подали рапорт сразу?
   - В день отставки Шебаршина. Когда Бакатин  понес  схему  в  американское
посольство, я отказался выходить на работу. Меня хотели даже арестовать.
   - И чем это кончилось?
   -  Конечно,  не  уволили.  Я  был  слишком  ценный  специалист   Восьмого
управления. Мне удало